Доблестные воины въ теченіе 60-ти-лѣтней Кавказской войны постоянно дѣлили съ русскими войсками труды и славу военныхъ подвиговъ; многіе изъ этихъ подвиговъ займутъ почетное мѣсто въ исторіи. Такъ отзывался о донскомъ войскѣ въ приказѣ по кавказскому корпусу Великій Князь Михаилъ Николаевичъ.
Дѣйствительно, послѣ долгой и упорной борьбы съ татарами, своими ближайшими сосѣдями, донцы, какъ сподвижники нашей арміи, являются борцами въ горахъ и ущельяхъ Кавказа. Ихъ тамъ перебывало болѣе чѣмъ 200 тысячъ, но изъ десяти лишь одинъ узрѣлъ родимую сторону. Кромѣ того, со временъ Императрицы Екатерины донцы выселились, частью по охотѣ, частью по неволѣ, на берега Кубани, Лабы, Терека, -- гдѣ рядомъ станицъ, укрѣпленій, а больше своею грудью отражали первые набѣги горскихъ народовъ; въ то же прошли сопровождали наши транспорты, развозили приказанія, однимъ словомъ, несли трудную линейную службу. Такъ вотъ на помощь этимъ переселенцамъ, равно какъ и прочимъ линейнымъ казакамъ, поселившимся еще раньше, высылались поочередно полки съ Дона. Тяжела была ихъ служба! Линейцы тамъ родились, свыклись съ непріятелемъ, знали его сноровки, наконецъ, притерпѣлись ко всѣмъ невзгодамъ походной и домашней жизни; донцы же попадали прямо въ лазареты, гдѣ умирали сотнями. Они были здѣсь какъ чужіе, даже получили особую кличку: "Кaмышъ". И на Дону прошла не добрая слава про "Линію, Линеюшку, кавказскую сторонушку": ее проклинали въ пѣсняхъ, какъ "горькую недолюшку". Зачастую являлись сюда малолѣтки на плохихъ лошаденкахъ, не умѣвшіе стрѣлять по горскому обычаю, на всемъ скаку, и такимъ-то воинамъ приходилось каждодневно встрѣчаться съ чеченцемъ! Послѣдніе имѣли во всемъ перевѣсъ: сами они гибки и увертливы какъ змѣи, шашки ихъ тяжелы и остры, удары мѣтки, неотразимы. Боевая служба донцовъ еще много страдала оттого, что полки дѣйствовали не въ полномъ составѣ, а малыми частями, разсѣянными по всей Линіи, то при отрядахъ, то въ дальныхъ командировкахъ или просто на посылкахъ. Но дѣло сразу измѣнялось, когда во главѣ полка становился начальникъ, умѣвшій ихъ собрать, сплотить и вдохнуть отвагу отцовъ. Тогда и донцы являлись сильными, даже грозными чеченцамъ; тогда они ни въ чемъ не уступали своимъ соратникамъ-линейцамъ. Къ числу такихъ вождей принадлежалъ Яковъ Петровичъ Баклановъ. Самъ уроженецъ тихаго Дона, бѣдной семьи, Яковъ Петровичъ въ дѣтствѣ пахалъ землю, косилъ сѣно, пасъ табуны. Еще мальчишкой онъ скакалъ верхомъ на дикихъ степныхъ лошадяхъ, ловко стрѣлялъ изъ ружья и первенствовалъ во всѣхъ ребяческихъ играхъ. Онъ росъ на свободѣ, какъ росла большая часть его сверстниковъ; заслушивался разсказами о старинѣ, какъ нѣкогда казаки гуляли по Синему морю, какъ отсидѣли отъ "турскаго султана" Азовъ.
И выросъ изъ мальчугана богатырь-казакъ, силы необычайной, воли желѣзной. Изъ-подъ густыхъ нависшихъ бровей горѣли его сѣрые, глубокіе глаза, метавшіе искры; густая борода покрывала его могучую грудь. Одѣвался онъ просто, по-казацки, въ шелковую красную рубаху, прикрытую бешметомъ, широкія шаровары и черкесскіе чевяки; на головѣ носилъ папаху. Прямодушный и безкорыстный, Баклановъ не многому учился, но твердо помнилъ, что безъ вѣры въ Бога не прожить христіанину, что для побѣды надъ врагомъ нужно скрытно къ нему подойти, быстро и смѣло напасть. Его называли Ермакомъ Тимофеевичемъ и, правда, что въ Баклановѣ какъ бы воскресъ этотъ любимый атаманъ казачій. Врагамъ онъ былъ страшенъ, какъ только появился на Кавказѣ; у чеченцевъ онъ слылъ подъ именемъ "даджалъ", что значитъ по-нашему чортъ, и только въ видѣ ласки называли "Боклю".
Получивши донской No 20-й полкъ, Бакланомъ заданій поставить его такъ, чтобы онъ ни въ чемъ не уступалъ полкамъ линейнымъ. Прежде всего онъ завелъ въ полку особую, седьмую сотню и назвалъ со учебною; эта сотня ходила у него то въ головѣ, то составляла резервъ, смотря по надобности. Кромѣ того, были составлены еще двѣ команды: пластунская, имъ лучшихъ стрѣлковъ и наѣздниковъ, а другая -- ракетная; наконецъ въ каждой сотнѣ одинъ заводъ, снабженный шанцевымъ инструментомъ, обучался саперному дѣлу. Въ частыхъ набѣгахъ и стычкахъ казаки Бакланова одѣлись и вооружились на счетъ непріятеля. Вмѣсто форменныхъ донскихъ чекменей, они носили азіятскія черкески; вмѣсто казенныхъ шашекъ, раздобыли чеченскія; но пики, какъ наслѣдіе отцомъ, казаки сохранили. По нимъ чеченцы отличали донцовъ отъ линейцевъ. Обученіе полка велось не на плацу, а вдоль чеченской границы, гдѣ стояли казачьи посты. Баклановъ не спалъ по ночамъ, рыскалъ съ пластунами по такимъ трущобамъ, гдѣ не бывала нога человѣка, и въ это-то время пріучалъ казаковъ глядѣть въ оба. "Все замѣть, училъ Баклановъ: ничего не прогляди, а тебя чтобы никто не видѣлъ".-- Въ мелкихъ схваткахъ донцы изучали сноровки непріятеля, пріучались спѣшиваться, стрѣлять на всемъ скаку, скрываться въ засаду и т. п. Во время же боя никто не смѣлъ покинуть рядовъ, даже легко раненые; тѣ же, которые лишились лошадей, бились пѣшіе, пока не раздобудутъ новыхъ. "Покажи врагамъ, говорилъ Баклановъ, что думка твоя не о жизни, но о славѣ и чести донскаго казачества".-- Трусливымъ не было мѣста въ его полку; храбрыхъ онъ осыпалъ деньгами безъ мѣры, безъ счета.
Полкъ Бакланова стоялъ по укрѣпленіямъ передовой Кумыкской линіи, отъ Умаханъ-юрта до стараго Чиръ-юрта, верстъ на 60 по р. Сулаку. Въ самое Крещенье 1847 года въ укрѣпленіе Куринское, гдѣ помѣщался штабъ полка, прибѣжалъ лазутчикъ съ извѣстіемъ, что горцы хотятъ напасть на Старогладковскую станицу на Терекѣ. Начальство сейчасъ же оповѣстило всю Линію, а на Терекѣ въ скрытомъ мѣстѣ быль расположенъ отрядъ, съ приказаніемъ не трогаться, пока чеченцы не начнутъ переправку. Два для куринскій гарнизонъ, состоявшій изъ полка кабардинцевъ и одного линейнаго баталіона, провелъ подъ ружьемъ въ ожиданіи, не загремитъ ли гдѣ сигнальный выстрѣлъ. На разсвѣтѣ 8-го дня прискакали пластуны Бакланова: они видѣли, что скопище прошло возлѣ крѣпости и направилось къ Тереку. Въ укрѣпленіи всѣ были на-чеку; отрядъ немедленно выступилъ: впереди Баклановъ съ полкомъ, сзади Майдель съ кабардинцами. Вскорѣ послышались со стороны Терека глухіе раскаты пушечныхъ выстрѣловъ -- донцы пошли рысью. Погода стояла сырая, пасмурная; густой туманъ ходилъ волнами, скрывая окрестности. Между тѣмъ, чеченцы подъѣхали къ переправѣ: ихъ велъ наибъ Бат а, нѣкогда служившій русскимъ. Онъ объѣхалъ ряды, посулилъ богатую добычу и вдругъ крикнулъ: "Медаль и десять рублей тому, кто первый перескочитъ Терекъ!" -- Только чеченцы успѣли спуститься къ рѣкѣ, какъ на другомъ берегу блеснулъ огонекъ, потомъ бухнуло ядро, прорѣзавшее толпу какъ разъ по серединѣ. Это былъ только сигналъ. Разомъ грянули картечью скрытыя до сихъ поръ пушки, затрещали ружейные выстрѣлы; дрогнули горцы. Поздно замѣтилъ опасность Бата. "Назадъ, назадъ!" кричалъ онъ во все горло. Въ это время съ боку длинной лавой неслись казаки, сотня за сотней, молча, безъ обычнаго казачьяго гика. Удары пикъ въ густую толпу были смертоносны. Обезумѣли чеченцы: они покинули раненыхъ, убитыхъ и пошли на проломъ. Окруживъ скопище, казаки гнали его какъ стадо дикихъ козъ до самыхъ горъ, гдѣ, благодаря ночи, чеченцамъ удалось разсѣяться въ лѣсныхъ ущельяхъ. Измѣнникъ потерпѣлъ неудачу; казаки же Бакланова показали себя достойными своего учителя. Имъ тогда досталось много богатаго оружія, въ чемъ они пока сильно нуждались.-- "Казакъ долженъ вооружаться на счетъ непріятеля", говорилъ часто Баклановъ, выслушивая жалобы, что наши шашки много хуже чеченскихъ.
Недѣль черезъ 5, не то 6, нашъ часовой замѣтилъ партію хищниковъ, спускавшихся съ горъ, по направленію къ "Горячимъ ключамъ". По тревогѣ двѣ сотни подъ начальствомъ Бакланова вынеслись наперерѣзъ, но на 3-й верстѣ были атакованы громаднымъ скопищемъ, сидѣвшимъ въ засадѣ. Это былъ самъ Бат а, вздумавшій посчитаться. Однако Баклановъ зналъ чеченскія сноровки. Вслѣдъ за собой онъ приказалъ двигаться учебной сотнѣ съ двумя конными орудіями; еще сзади бѣжали 4 роты кабардинцевъ. Лихая артиллерія за 500 шаговъ снялась съ передковъ, вслѣдъ затѣмъ брызнула картечью въ середину конной толпы. Тутъ самъ Бат а попалъ въ ловушку, которую готовили русскимъ. Онъ кинулся было впередъ -- попалъ на штыки кабардинцевъ; круто повернувъ назадъ, пронесся подъ перекрестнымъ огнемъ и исчезъ въ лѣсу. Казаки потеряли въ этомъ короткомъ дѣлѣ только одного раненаго. Слава Баты, какъ наѣздника, пропала: онъ былъ смѣненъ; на его мѣсто назначенъ молодой наѣздникъ Гехо. Новому наибу надо было показать свою удаль, и вотъ въ концѣ октября съ угловой башни дали знать, что партіи чеченцевъ проскакали къ аулу Энгель-юртъ, Дѣйствительно, вскорѣ посыпались оттуда частью выстрѣлы -- знакъ, что чеченцы встрѣтили отпоръ. По сигнальной пушкѣ двѣ сотни промчались въ карьеръ, съ Баклаловымъ по главѣ. Путь пролегалъ по отлогой покатости между брошенныхъ ауловъ. Возлѣ одной изъ такихъ развалинъ казаки замѣтили стоявшую партію, посреди которой колыхался по вѣтру вышитый золотомъ разноцвѣтный значокъ. Значитъ, здѣсь находился самъ Гехо съ тремя или четырьмя сотнями чеченцевъ, обыкновенно сопровождавшихъ своего наиба. Гехо видимо поджидалъ партію, бывшую въ набѣгѣ. Замѣтивъ казаковъ, чеченцы съ мѣста бросились въ шашки. Чуть было не пошатнулись донцы на своихъ притомленныхъ коняхъ; но Баклановъ самъ врубился въ толпу, выхватилъ значокъ и высоко поднялъ его ладъ головой. Въ это время чеченецъ ударилъ его по рукѣ шашкой; тѣмъ не менѣе, приподнятый значокъ уже возвѣстилъ побѣду: чеченцы быстро повернули въ лѣсъ, покинувъ убитыхъ. Потерю "аляма" горцы приняли какъ дурной знакъ для молодого наиба.
Въ одной пустой схваткѣ пуля раздробила Бакланову ключицу и засѣла гдѣ-то въ груди, кровь забила горячимъ ключемъ. Два казака тутъ же, на мѣстѣ схватки, перевязали ему на-скоро рану, послѣ чего онъ опять сѣлъ на коня. Лѣчилъ Бакланова одинъ изъ "хакимовъ", въ родѣ нашихъ знахарей, но уже на 4-й день Яковъ Петровичъ выѣхалъ въ разъѣздъ. Между казаками давно ходилъ слухъ, что онъ заколдованъ, что его убить-то можно, но только особой, серебряной пулей, Когда же Баклановъ былъ раненъ, казаки объяснили это тѣмъ, что онъ не поладилъ съ "самимъ", однако ему нисколько не больно, такъ какъ "силу отъ Бога имѣетъ страшную". Во время затишья на Линіи, что случалось, впрочемъ, не часто, Баклановъ пропадалъ изъ Куринскаго по нѣсколькимъ днямъ. Выѣдетъ, бывало, съ двумя, тремя пластунами рано, до зари, а вернется поздно вечеромъ, не то ночью. Куда и зачѣмъ онъ ѣздилъ -- никто не вѣдалъ. Послѣ уже стало извѣстно, что Баклановъ объѣхалъ самыя дальнія мѣста нашихъ владѣній, побывалъ въ горахъ, посѣтилъ Чечню и, такимъ образомъ, изучилъ всѣ ходы, всѣ тропинки. Эти свѣдѣнія пригодились казакамъ. Однажды Баклановъ велъ свои 3 сотни въ набѣгъ. Ночь выпала темная, вѣтеръ бушевалъ, крутилъ какую-то мятелицу. Яковъ Петровичъ все время ѣхалъ впереди, вдругъ остановился, осмотрѣлся и замѣтилъ, что отрядъ идетъ не туда, куда слѣдуетъ. Проводникъ разсердился, сталъ показывать, что дорога та самая. "А гдѣ сухое дерево, которое должно быть вправо отъ дороги?" спросилъ Баклановъ. Тутъ проводникъ припомнилъ, что дѣйствительно надо быть сухому дереву. Пластуны разыскали настоящую дорогу, а казаки рѣшили между собой, что, значитъ, Бакланову "такъ ужь дано знать дороги, гдѣ онъ никогда и не бывалъ".
А сколько разъ случалось, что только беззавѣтная храбрость Бакланова могла выручить его донцовъ, уже достаточно обстрѣлянныхъ и обвыкшихъ въ Кавказской войнѣ! Въ концѣ 1850 года отрядъ, подъ начальствомъ отважнаго Майделя, выступилъ въ ауховскіе аулы. Въ отрядѣ находилось 5 батальоновъ пѣхоты, 8 орудій, донцы Бакланова и гребенскіе казаки.
Шли сначала шибко по ровной открытой дорогѣ между рѣчками Ярыкъ-су и Ямань-су. Дальше пришлось взбираться по извилистой тропинкѣ на высокую крутую гору; наверху горы торчали толстыя бревенчатыя ворота съ желѣзными запорами; вправо и влѣво отъ воротъ тянулись глубокія канавы, обнесенныя колючимъ плетнемъ и спускавшіяся въ мрачныя разсѣлины, обойти которыя нельзя было никакъ. Лихіе кабардинцы перескочили черезъ плетни, а въ это время казаки разнесли ворота. Однако убѣжавшіе горцы успѣли поднять тревогу, прежде чѣмъ явился Баклановъ. Аулы оказались пусты, жители убрались сами и угнали стада въ лѣсныя трущобы; остались защищать свои гнѣзда только самые отчаянные. Три аула были выжжены, отрядъ сталъ отступать, но тутъ-то и начиналось дѣло. Горцы имѣли обыкновеніе всегда провожать отступавшіе отряды, и такое отступленіе считалось самымъ опаснымъ. Когда пришлось проходить той же узкой долиной между двухъ рѣчекъ, чеченцы засѣли въ лѣсистыхъ оврагахъ, справа и слѣва, откуда стрѣляли въ перекрестъ; конница насѣдала сзади. Баклановъ скомандовалъ казакамъ "стой!" Но конные чеченцы, знавшіе хорошо, чего надо ожидать, мигомъ исчезли. Тогда онъ перемѣнилъ фронтъ налѣво въ карьеръ, выхватилъ у ординарца значокъ и, крикнувши: "съ Богомъ, за мной!" ринулся съ кручи прямо въ лѣсистый оврагъ, гдѣ протекала Ямынъ-су. Не только горцы, но даже наши кабардинцы, ко всему привыкшіе, остолбенѣли при видѣ такой отваги. У всѣхъ захватило, что называется, духъ. Когда горцы опомнились, то стали сбѣгаться, чтобы взять казакомъ въ шашки. Баклановъ уже приказалъ спѣшиться: въ темномъ оврагѣ завязалась рукопашная на жизнь и смерть. Во время этой ожесточенной борьбы Баклановъ замѣчаетъ, что около сотни горцевъ засѣли въ сторонкѣ, на высокомъ курганѣ, откуда безнаказанно разстрѣливали его сотни. Онъ сейчасъ же отдѣлилъ 50 казаковъ съ приказаніемъ сбить чеченцевъ. Подбѣжали донцы къ кургану и залегли: никто не рѣшался подняться первымъ на вѣрную смерть. Гнѣвъ, негодованіе исказили лицо Бакланова: какъ тигръ, бросился онъ къ нимъ, поднялъ съ земли и, выхвативъ шашку, самъ вскочилъ наверхъ съ крикомъ: "Впередъ!" Курганъ былъ очищенъ, послѣ чего всѣ горцы, бывшіе въ дѣлѣ, шибко отступали. За эти дѣла Яковъ Петровичъ получимъ чинъ полковника. Еще болѣе высокою наградою можно считать, что когда на смѣну 20-му прибылъ съ Дона 17-й полкъ, то Баклановъ былъ оставленъ на Кавказѣ, съ назначеніемъ командовать этимъ новымъ полкомъ.
-- "Что, каковъ нашъ командиръ?" спрашивали молодые у старыхъ сподвижниковъ Бакланова.-- "Такой, что при немъ отца родного не надо. Если есть нужда, иди прямо къ нему; поможетъ и добрымъ словомъ, и совѣтомъ, и деньгами. Простота такая, что ничего не пожалѣетъ, послѣднюю рубашку сниметъ, а тебя выручитъ. Но на службѣ, братцы мои, держите ухо востро: вы не бойтесь чеченцевъ, а бойтесь своего асмодея: шагъ назадъ -- въ куски изрубитъ!"...
Съ любовью, съ отеческою нѣжностью провожалъ Яковъ Петровичъ старыхъ станичниковъ, вѣрныхъ боевыхъ товарищей на родину. Съ праваго до лѣваго фланга всѣ плакали, когда онъ объѣзжалъ ихъ на прощанье. Многіе просились остаться въ 17-мъ полку, и просьбу ихъ уважили; они дали хорошую закваску молодымъ станичникамъ, такъ что обученіе полка по новому пошло гораздо скорѣе, чѣмъ въ первый разъ. Да и дѣла Шамиля въ ту пору были плохи. Наши рубили широкія просѣки въ лѣсахъ, мало-въ-малу, углублялись въ лѣсистыя, доселѣ недоступныя горы.
Въ Куринскомъ ежедневно, начиная съ Новаго 1852 года, барабаны поднимали раннимъ утромъ все укрѣпленіе на ноги. Очередныя роты на-легкѣ, безъ обозовъ, выступали въ лѣсъ, на то мѣсто, гдѣ кончилась вчерашняя рубка. Баклановъ уѣзжалъ впередъ съ пластунами, осматривалъ мѣстность, еще закрытую предразсвѣтнымъ туманомъ, разставлялъ аванпостную цѣпь и самъ же указывалъ мѣста для работы. Затѣмъ онъ поднимался на высокій курганъ, откуда наблюдалъ въ подзорную трубу, что дѣлаютъ въ своихъ завалахъ горцы. Они уже привыкли узнавать его фигуру въ косматой папахѣ, съ накинутымъ на плечи бараньимъ тулупомъ. Вотъ выѣзжаютъ съ ихъ стороны конные: лица у нихъ укутаны бѣлыми башлыками, сами они статны, одѣты по-ухарски, оружіе богато: это абреки. Они навѣрно засядутъ въ кусты и будутъ палить; другіе станутъ задорно кружиться возлѣ кургана, выкликая: "Боклю, такой-сякой, чего стоишь? Пошелъ домой!" Если нашимъ удастся снять такого молодца, у нихъ начнется суматоха: бросятся поднимать убитаго, послышится ругань, проклятія; случались схватки, но чаще всего дѣло кончалось перестрѣлкой. Вечеромъ отрядъ возвращался въ Куринское. Уже наши готовились къ переходу черезъ р. Мичикъ, какъ тутъ вышелъ наружу коварный умыселъ имама.
Однажды вечеромъ явился къ Бакланову лазутчикъ и разсказалъ, что Шамиль вызвалъ изъ горъ стрѣлка, родомъ таминца, и взялъ съ него клятву на святой книгѣ, что онъ убьетъ Боклю; но что старики-чеченцы мало довѣряютъ искусству тавлинца, считаютъ его хвастуномъ, проходимцемъ. Когда онъ не въ мѣру расхвастался, старики ему сказали: "Ты говоришь, что разбиваешь яйцо на лету за 50 шаговъ; можетъ быть, это и правда, мы не знаемъ; но тотъ человѣкъ, въ котораго ты будешь стрѣлять, при насъ разбивалъ муху на полтораста шаговъ... Смотри же, если промахнешься, Боклю положитъ тебя на мѣстѣ".-- "Я, отвѣтилъ имъ тавлинецъ, за всю свою жизнь сдѣлалъ одинъ промахъ, да и то, когда былъ семилѣтнимъ ребенкомъ".-- Такъ передавалъ этотъ разговоръ вѣрный лазутчикъ Али-бей.
На другой день, какъ ни въ чемъ не бывало, Баклановъ стоялъ на своемъ мѣстѣ. Онъ сейчасъ же замѣтилъ, что впереди, за гребнемъ старой батареи, мелькнула сначала черная шапка, потомъ блестящій стволъ, наконецъ раздался выстрѣлъ. Когда тавлинецъ поднялся до пояса, то съ ужасомъ увидѣлъ, что его врагъ сидитъ на конѣ, цѣлъ-невредимъ. Тавлинецъ быстро опустился, чтобы снова зарядить ружье. Тогда ужъ Баклановъ совершенно спокойно вынулъ ногу изъ стремени, положилъ ее на гриву, оперся локтемъ и приготовилъ штуцерь; онъ былъ теперь увѣренъ, что тавлинецъ промахнется. Дѣйствительно, вслѣдъ за его выстрѣломъ Баклановъ послалъ свою пулю; татаринъ только взмахнулъ руками: пуля прошла у него межъ бровей. Баклановъ спокойно съѣхалъ съ кургана. Обѣ стороны, затая духъ, ждали, чѣмъ кончится этотъ поединокь. У насъ грянуло "ура!" Чеченцы замахали шашками, вскочили на завалы: "Якши, Боклю! Молодецъ, якши, Боклю!" -- Послѣ того они, если захотятъ, бывало, осадить хвастуна, говорятъ ему: "Не хочешь ли ты убить Боклю?"
Уже широкая просѣка открывала свободный проходъ къ Мичику, гдѣ горцы укрѣпили переправу редутами и длинными рядами заваловъ. Баклановъ съ часу на часъ ожидать прибытія князя Барятинскаго, который долженъ былъ пройти поперекъ всей Чечни отъ крѣпости Воздвиженской и выйти къ Куринскому. Наступали времена, когда волей-неволей чеченцамъ приходилось поступиться, признать силу русскаго оружія, невозможность продолжать дальнѣйшую борьбу: угрюмые лѣса и мрачныя ущелья ихъ родины уже не страшили русскихъ и не могли служить защитой насиженныхъ очаговъ.
16 февраля 1852 года съ башни, одиноко стоявшей у подножія горы, раздался пушечный выстрѣлъ. Баклановъ вынесся на просѣку и увидѣлъ, что густой лѣсъ за р. Мичикомъ весь окутанъ сильнымъ дымомъ: шло жаркое дѣло. Въ ту же ночь явился отъ князя лазутчикъ съ приказаніемъ захватить переправу черезъ р. Гонзолку, у Маіортунскаго орѣшника. Бакланову надо было сначала переправиться черезъ Мичикъ, по прямой путь, просѣкой, стерегли горцы съ имамомъ во главѣ. Разсказываютъ, что старики-чеченцы предупреждали Шамиля: "Напрасно ты стережешь здѣсь эту старую лисицу; Боклю не пойдетъ тебѣ въ зубы. Ты ихъ сторожи тамъ, гдѣ мышь не пролѣзетъ". -- "Но гдѣ же онъ пройдетъ со своими пушками?" спрашивалъ имамъ, оглядывая страшные лѣса вправо и влѣво отъ просѣки.-- "Гдѣ пролетитъ птица, гдѣ проползетъ змѣй". Шамиль разсердился: "Если бы вы боялись такъ Аллаха, какъ боитесь этого чорта, то навѣрно всѣ были бы въ раю!" -- Однако на всякій случай приказалъ разставить вдоль рѣки сторожевые пикеты.
Опытные чеченцы не ошиблись. Войска выступили въ и же ночь, свернули въ дремучій лѣсъ, гдѣ и скрылись. Они шли безъ всякихъ путей. Вѣтеръ шевелилъ столѣтніе чинары окутанные снѣгомъ; кругомъ глушь и тьма непроглядная. На конецъ, уперлись въ какой-то крутой, бездонный оврагъ, на днѣ котораго клокотала вода: это и былъ Мичикъ. Солдаты перекрестились и стали сползать. Съ горемъ пополамъ перебрались на другую сторону, а куда итти дальше -- вправо ли влѣво, -- никто не зналъ, даже самъ Баклановъ, какъ тутъ вылѣзъ изъ-подъ куста старый знакомый Али-бей, со словами: "Я стерегъ тебя цѣлую ночь; знаю, что не пойдешь на просѣку!" Отрядъ по его указанію передвинулся влѣво и занялъ позицію въ углу между двухъ рѣчекъ, Мичикомъ и Гонзолкой, берега которыхъ прикрыли его съ фронта. Уже восходящее солнце озарило вершины лѣсовъ; вдали темнѣли такъ называемыя Черныя горы. Прошелъ часъ, другой, о Барятинскомъ -- ни слуху. Между тѣмъ, чеченскіе разъѣзды уже открыли присутствіе русскихъ; она могли по тревогѣ собрать скопище, тогда пришлось бы отступать тѣмъ же страшнымъ лѣсомъ. Наконецъ, только въ полдень послышались выстрѣлы, вскорѣ заиграли сигнальные рожки: оба отряда благополучно сошлись. Теперь, чтобы попасть въ Куринское, имъ пришлось наступать силой на переправу черезъ Мичинъ, въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ укрѣпились чеченцы. Распоряженія сдѣланы. Баклановъ съ двумя сотнями линейцевъ и своимъ полкомъ пошелъ на рысяхъ впередъ, колонна Чавчавадзе, изъ четырехъ эскадроновъ нижегородцовъ и 5 сотенъ линейцевъ, стала забирать вправо, чтобы обойти главный редутъ. Скоро онъ показался на опушкѣ лѣса; въ обѣ стороны отъ редута тянулись завалы, охватывая широкимъ полукружіемъ мѣсто переправы. Болѣе тысячи горцевъ тамъ засѣли съ клятвой умереть или отстоять переправу. Въ ту минуту, когда сверху съ лѣсистыхъ высотъ загремѣли 4 непріятельскія пушки, Баклановъ развернулъ свой полкъ; линейцы стали у него по флангамъ. Вотъ Баклановъ вынулъ шашку, скомандовалъ: "съ Богомъ, впередъ!" и вся лава ринулась вслѣдъ за его чернымъ значкомъ, съ изображеніемъ мертвой головы. Окопы разомъ освѣтились дымками, загрохотали ружейные залпы. Лошадь Бакланова, сдѣлавъ скачокъ, споткнулась и грянулась оземъ.-- "Станичники, командиръ убитъ!" разнеслось по фронту. Послѣ втораго залпа свалился войсковой старшина Банниковъ, скакавшій впереди. Какъ буря неслись донцы: никакая, казалось, сила не могла остановить или задержать ихъ страшный порывъ. Бросимъ коней, она полѣзли на завалы. Горцы по началу было отшатнулись, но потомъ, оправившись, съ гикомъ кинулись въ шашки. По всей линіи загорѣлся жаркій бой, уже вечерѣло, а казаки никакъ не могли осилить; одно время мюриды, получивъ подкрѣпленіе, даже брали верхъ. Въ эту опасную минуту Баклановъ очнулся. Онъ поднялся на ноги, увидѣлъ предсмертную борьбу казаковъ и сталъ искать глазами помощи. Завидя, что изъ лѣса выѣзжаетъ артиллерія, Баклановъ подхватываетъ 4 орудія съ ракетными станками несется съ ними къ своему полку и открываетъ огонь вдоль окоповъ. Теперь чеченцы смѣшались. Казаки понатужились -- и окопы наши. Вскорѣ, когда драгунамъ удалось занять редутъ, войска начали переправляться.
Прошли послѣднія повозки, отрядъ Барятинскаго стали подниматься въ гору, а Баклановъ остановился по сю сторону: онъ получилъ приказаніе принять начальство надъ арріегардомъ. Хотя ему прибавили 6 баталіоновъ пѣхоты и 24 орудія, но все-таки переправа въ виду шеститысячнаго скопища, занимавшаго лѣсъ, становилась дѣломъ труднымъ. Гонцы стерегли каждое движеніе, а тутъ еще солдаты Барятинскаго зажгли по пути береговыя батареи; плетни ярко разгорались отчего всѣ наши силы очутились какъ на ладони. Баклановъ собралъ къ себѣ ротныхъ командировъ всего отряда и предупредилъ ихъ, что, какъ только онъ скомандуетъ: "Всѣ, налѣво кругомъ!" каждый, не ожидая сигнала, долженъ бѣжать къ переправѣ, не взирая на то, будетъ ли преслѣдованіе, или нѣтъ.-- Когда пожаръ былъ, наконецъ, потушенъ, казаки съ четырьмя орудіями перешли на правый берегъ, гдѣ заняли позицію на высокомъ холмѣ; остальная артиллерія выстроилась надъ самымъ спускомъ, послѣ чего открыла огонь; пѣхота залегла въ кустарникахъ. Болѣе двухъ часовъ гремѣла канонада. Вдругъ, въ лѣсу раздались звуки предсмертной боевой пѣсни: то запѣли мюриды, прежде чѣмъ броситься въ бой. Медлить больше было нельзя. Баклановъ перевелъ всю кавалерію въ карьеръ; орудія снялись на той сторонѣ съ передкомъ: ихъ зарядили картечью. Когда доложили, что "готово", Баклановъ скомандовалъ: "Всѣ, налѣво кругомъ!" -- Огонь прократился, пѣхота хлынула къ берегу.
Наступившая сразу тишина удивила горцевъ, но скоро они догадались, въ чемъ дѣло. Съ пронзительнымъ гикомъ вырвалась изъ лѣса бѣшеная толпа вдогонку. Они уже приближалась къ берегу, гдѣ столпились наши солдаты, перебѣгавшіе рѣчку, какъ страшный залпъ незамѣченныхъ ими орудій потрясъ окрестные горы и лѣса; второй залпъ раздался уже вслѣдъ бѣгущимъ горцамъ. Лишь груды труповъ обозначали ихъ близость.
Съ пѣснями, съ барабаннымъ боемъ, отрядъ возвращался въ Куринское; Баклановъ ускакалъ впередъ.-- "Дѣдъ, гдѣ, отрядъ?" спросилъ его Барятинскій, расхаживая по комнатъ въ сильномъ волненіи.-- "Идетъ въ Куринское".-- Князь перекрестился.-- "А потеря большая?" -- "Ни одного человѣка." Барятинскій подошелъ и обнялъ Бакланова.
Еще болѣе славное дѣло предстояло совершить донцамъ въ слѣдующемъ году, подъ начальствомъ того же князя Барятинскаго и на виду всѣхъ войскъ лѣваго фланга. Это было на Хоби-Шавдонскихъ высотахъ, гдѣ въ февралѣ мѣсяцѣ сосредоточился сильный русскій отрядъ. Мичикъ протекаетъ здѣсь въ обрывистыхъ берегахъ высотою до 10 саж.; на противоположномъ берегу засѣло не менѣе 10 тыс. горцевъ, среди которыхъ находился самъ Шамиль и его лучшіе сподвижники: сынъ Кази-Магома, султанъ Даніэль-Бекъ и много другихъ.
Штурмовать отвѣсный берегъ подъ огнемъ артиллеріи оказывалось невозможнымъ. Князь позвалъ Бакланова: "Дѣдъ, ты хорошо знаешь мѣстность; нельзя ли сдѣлать обходъ, чтобы атаковать позицію съ лѣваго фланга?" Баклановъ просилъ два дня сроку, но Барятинскій требовалъ, чтобы онъ выступилъ черезъ ночь. Оставалось повиноваться.
Немедленно были выряжены два пластуна: урядникъ Скопинъ и Шапошниковъ, которые, сдѣлавъ въ оба конца до 30 верстъ, вернулись къ свѣту съ важнымъ извѣстіемъ, что переправить отрядъ можно, невдалекѣ отъ чеченскихъ окоповъ. Баклановъ тотчасъ же выступилъ изъ лагеря съ двумя казачьими полками, съ драгунами и тремя батальонами пѣхоты, при 8 орудіяхъ. Прикрытый густымъ туманомъ, отрядъ прошелъ по склону Качалыковскаго хребта, миновалъ Куринское, потомъ втянулся въ дремучіе лѣса.
Шли молча, наблюдая глубокую тишину. Когда туманъ, пригрѣтый солнышкомъ, немного приподнялся, наши увидѣли Мичикъ, за которымъ синѣли далекія горы. Казаки живо срыли крутой подъемъ, вырубили орѣшникъ и черный значокъ Бакланова пронесся черезъ рѣку. Немного дальше, въ болотистомъ ручьѣ, увязла пушка. Баклановъ слѣзъ съ коня, самъ прподнялъ хоботъ, а солдаты, дружно подхватя, разомъ вынесли пушку на-земь. Отсюда Баклановъ двинулъ уже рысью.
Было 12 часовъ, когда туманъ открылъ непріятельскіе завалы. Барятинскій и окружавшіе его увидѣли съ высоты, какъ за Мимикомъ развернулся длинный фронтъ нашей конницы, охватившей всю поляну. Тогда 24 орудія дали залпъ, барабаны забили къ атакѣ, загремѣло "ура!" и крики: "Баклановъ! Баклановъ!" У непріятеля, напротивъ, вырвался вопль отчаянія; ужасные крики: "Боклю! Боклю!" были заглушены общимъ воемъ, какого давно не слыхали старые кавказцы. Огромнымъ стадомъ въ 10 тысячъ чеченцы бросились сломя голову къ лѣсу, преслѣдуемые съ этого берега ядрами, гранатами; рядомъ съ ними, но другую сторону оврага, неслись казаки стремительной лавой. Только на 10-й верстѣ Баклановъ могъ перескочить оврагъ, сдѣлалъ заѣздъ и отхватилъ арріергардъ: онъ быть уничтоженъ, но орудія успѣли проскочить.
Всѣ труды Шамиля пропали даромъ, всѣ его разсчеты рухнули. Тутъ онъ потерялъ много людей, лучшихъ своихъ наибовъ, потерялъ надежду отстоять Чечню...
Черезъ 4 мѣсяца Баклановъ сдавалъ 17-й полкъ войсковому старшинѣ Полякову, старому своему соратнику, а самъ уѣзжать въ Тифлисъ, получивъ другое назначеніе. Скоро открылась Турецкая война. Въ Малой Азіи, за Арначаемъ, а особенно подъ стѣнами осажденнаго Карса, имя "Боклю" приводило въ трепетъ турокъ, которые пытались прорваться сквозь желѣзное кольцо, окружавшее крѣпость. Тамъ, гдѣ стерегъ Баклановъ, имъ это никогда не удавалось {См. "Блокада Карса". Отечественныя героическіе разсказы, стр. 33".}. Таковъ былъ богатырь, воскресившій боевую славу первыхъ временъ казачества.