Но не одни только уколы розъ, бывало и такъ, что разговоръ ихъ принималъ иногда неожиданный вдругъ оборотъ -- и звучалъ драмой. Разъ въ лодкѣ они опоздали до-темна. Барышнямъ хотѣлось дождаться восхода луны -- и онѣ медлили вернуться домой. Голощаповъ (какъ и всегда) сидѣлъ на веслахъ. Катя -- у руля. А Елена, которая любила быть совершенно свободной, сидѣла на средней лавочкѣ -- лицомъ къ нему. Тихо было. Лодка неслышно скользила впередъ, и бугристыя волны отъ нея заставляли плясать въ водѣ отраженныя звѣзды...
-- Смотрите,-- сказала вдругъ Катя: -- луна уже всходитъ... Нѣтъ! Это -- не съ той стороны...
-- Это -- зарево пожара,-- сказалъ Голощаповъ.
Онъ бросилъ весла -- и они приковались къ красивому эффекту дышущаго огнемъ неба...
-- Какъ это красиво!-- сказала Елена.
Зарево разгоралось все больше и больше.
Розоватые блики легли на стройныхъ фигурахъ дѣвушекъ; ихъ бѣлыя платья порозовѣли, а на блѣдныхъ ихъ лицахъ легъ нѣжный румянецъ.
-- Три года назадъ,--сказалъ Голощаповъ,-- здѣсь каждую ночь небо свѣтилось пожарами...
-- Это -- въ революціонные годы?-- спросила Катя.
-- Да. Выйдешь, бывало, посмотришь -- мѣстахъ въ двухъ, трехъ (а то и больше) отливаютъ пожары. Я былъ тогда учителемъ, верстахъ въ двадцати отсюда. И при мнѣ громили одно большое княжеское имѣніе. Все сожжено было. Одинъ только каменный домъ оставался цѣлымъ. Но и его разгромили. Стекла оконъ были повыбиты. Мебель, картины, рояль -- все это было разбито и поломано... Князь съ семьей едва успѣлъ убѣжать. Настала ночь -- и на усадьбѣ курились остатки пожара, а въ пустомъ домѣ выла забытая княземъ собака. Она осталась одна...
-- Это ужасно!-- содрогнулась Елена.
-- Да. Нехорошо на душѣ было...
-- Скажите: вы-бы хотѣли, чтобы опять была революція?-- неожиданно спросила она.
-- Да, Елена Васильевна, хотѣлъ бы. Я -- мужикъ. И мои интересы съ ними...
-- И вы бы хотѣли, чтобы у насъ все было сожжено и разгромлено -- да? И вамъ было бъ не жаль нашей усадьбы?
Онъ не отвѣтилъ.
-- Но, слушайте. Я знаю такой случай. Въ одной изъ богатыхъ помѣщичьихъ усадьбъ начинался погромъ. Они уже шли... И надо было послать гонца за ротой солдатъ (она была близко). Но никто изъ бывшихъ въ усадьбѣ не хотѣлъ ѣхать и звать... Скажите (ну, предположимъ, что это было бъ у насъ): вы... не поѣхали бы -- да?
-- Нѣтъ! Я не могъ-бы быть предателемъ (даже если бы я и не сочувствовалъ). Я умеръ бы, защищая васъ... вашу жизнь,-- оговорился онъ.-- Но звать солдатъ я не поѣхалъ бы...
-- Знаете,-- не сразу отвѣтила ему Елена: -- это очень хорошо, что вы сказали сейчасъ. Но, въ то же время... какой вы чужой намъ!-- и она отвернулась.
Въ груди у него захолонуло...
-- Такъ вотъ вы какой!-- добродушно сказала, смѣясь, Катя, стараясь смягчить сухость только-что сказаннаго.-- Вы нашей смерти хотите!
-- Не смерти, нѣтъ! -- запротестовалъ онъ:-- а вотъ... Это не моя мысль, это -- мысль Гейне (я только запомнилъ ее): "Лиліи, которыя не занимались никакой пряжей и никакой работой и однакоже были одѣты такъ великолѣпно, какъ царь Соломонъ во всемъ своемъ блескѣ, будутъ вырваны изъ почвы общества, развѣ только онѣ захотятъ взять веретено"... Вотъ! И я... я не хочу вашей смерти (я умеръ бы у вашихъ ногъ, защищая васъ),-- я бы только хотѣлъ видѣть въ вашихъ рукахъ "веретено"...
-- Браво!-- захлопала въ ладоши Елена.-- Это вамъ -- за красоту и находчивость вашего отвѣта. Откуда эта цитата? Я не помню ее. А она прелестна!
-- Не знаю. Я не читалъ Гейне. Эта фраза случайно попалась въ глаза мнѣ -- и я запомнилъ ее.
-- Это изъ "Лютеціи",-- отвѣтила сестрѣ Катя.
-- Я вотъ не знаю даже, что значитъ "Лютеція". Собственное имя?-- съ горькой усмѣшкой надъ своимъ невѣжествомъ, спросилъ Голощаповъ.
-- Да,-- отозвалась Катя.-- Это римское названіе Парижа.
-- Такъ вы, значитъ,-- засмѣялась Елена,-- хотите насъ превратить въ Гретхенъ? Остроумно! Катѣ -- нѣтъ, а мнѣ-бы шло это: я блондинка...
-- Я не знаю, Елена Васильевна, кто это -- Гретхенъ...
-- Та, которую любилъ Фаустъ...
-- А, знаю! Это -- Маргарита?
-- Да. Вы больше читайте, Павелъ Гавриловичъ. И тогда...
-- Что? Я не буду такимъ чужимъ вамъ?-- тихо спросилъ онъ, и голосъ его дрогнулъ...
-- Чужимъ вы будете всегда намъ. Вы вотъ -- хотите сжечь нашу прекрасную усадьбу (и какъ вамъ не жаль!); а наши руки -- огрубить "веретеномъ"...-- беззаботно смѣялась Елена, скользнувъ по вопросу, и вся розовѣя подъ яркимъ пламенемъ пожара...
Голощаповъ, молча, взялъ весла.
Лодка пошла быстрѣй, и на всколыхнутыхъ волнахъ отъ нея легли кровавые блики...
-- Смотрите: какъ кровь!-- содрогнулась Елена.
Ей никто не отвѣтилъ.
Угрюмо стучали весла и липко хлюпала волна о носъ лодки...