Прошла недѣля, другая -- и Голощаповъ, мало по-малу, научился владѣть собой. Онъ уже не робѣлъ и не терялся въ присутствіи барышень. Онъ запросто бесѣдовалъ съ старшей, Катей, и научился даже парировать остроумные и неожиданные по своей эксцентричности выпады той, голубые глаза и золотистые волосы которой заставляли его трепетать отъ счастья одного уже созерцанія...
Онъ каждый день катался съ ними въ коляскѣ и лодкѣ, сопровождалъ ихъ во время прогулокъ и цѣлыми часами просиживалъ съ ними въ саду или на открытой террасѣ, исполняя всѣ ихъ капризы и прихоти, и не рѣшался только сопровождать ихъ верхомъ, не умѣя ѣздить и не желая казаться смѣшнымъ. Онъ только издали любовался красотой амазонокъ; помогалъ имъ садиться и сходить съ лошади; и долго потомъ переживалъ эти блаженныя минуты мимолетныхъ прикосновеній стройныхъ ножекъ -- что всякій разъ волновало его и заставляло дрожать его губы...
Сестры относились къ нему тепло и предупредительно. Онъ нравился имъ. Онъ забавлялъ ихъ угловатою искренностью своихъ сужденій и взглядовъ, своей непосредственностью, отъ которой вѣяло чѣмъ-то дикимъ и дѣвственнымъ...
-- Онъ ни на кого не похожъ,-- говорила, смѣясь, Елена.-- Онъ какъ степь, до которой не касалась еще сталь плуга. Отъ него такъ и вѣетъ прохладой оврага и этимъ красивымъ запахомъ полыни. Знаешь, Васнецовъ нарисовалъ-бы съ него Ивана-Царевича, верхомъ на сѣромъ волкѣ (не даромъ-же онъ и не хочетъ садиться на лошадь); и я только очень боюсь, что мнѣ пришлось-бы тогда явиться въ роли Жаръ-Птицы...
-- Тише!-- смѣясь, сказала ей Катя.-- Я слышу шаги...
-- Царевича?
-- Да.
Бѣдный Царевичъ! Робкая тайна его преклоненія передъ золотистой косой была ужъ разгадана. И часто въ глазахъ Елены искрился лукавый смѣшокъ -- и она возьметъ вдругъ и спроситъ:
-- Павелъ Гавриловичъ, скажите: кто красивѣй -- я или Катя?
Или:
-- Вы могли бы мною увлечься -- да? Я вамъ нравлюсь?
И онъ терялся, блѣднѣлъ и растерянно смотрѣлъ на своего прекраснаго мучителя. Старшая сестра всегда старалась сдерживать эти шаловливыя выходки младшей. Но та умѣла вносить въ свои шутки такъ много юмора, наивности и остроумія, что въ концѣ-концовъ увлекалась и Катя. И тогда -- подъ перекрестнымъ огнемъ этихъ лукавыхъ намековъ -- бѣдный малый спасался бѣгствомъ, и, оставаясь одинъ, переживалъ въ первый разъ острыя наслажденія вынесенной пытки...
Это была красивая жестокость колющихъ розъ...
А извѣстно: кто хочетъ любить ихъ, тотъ долженъ умѣть выносить и уколы шиповъ ихъ. Вѣдь, если терновый вѣнецъ мученика намъ несетъ рука палача, то -- обратно -- язвящій шипами вѣнокъ изъ благоухающихъ розъ на наше чело надѣваютъ лилейныя ручки милой намъ женщины...