По отношенію Голощапова Кравцевъ былъ изысканно вѣжливъ. Особенно -- послѣ того, какъ разъ за обѣдомъ, непринужденно болтая съ барышнями и привычно пересыпая свою рѣчь французскими фразами, а потомъ и совсѣмъ перейдя на французскій языкъ, онъ обратился съ какимъ-то вопросомъ и къ генералу...
Генералъ отвѣтилъ по русски, и -- не мѣняя интонаціи -- пояснилъ:
-- Мы здѣсь не всѣ говоримъ по французски, Юрій.
-- Виноватъ, господа! -- спохватился тотъ.-- А вы, Павелъ Гавриловичъ, великодушно простите мнѣ мою безтактность. Это -- въѣвшаяся въ плоть и кровь привычка, очень дурная и вредная, и отъ которой надо стараться отвыкнуть. Мы, русскіе, и вообще хорошо говорить не умѣемъ; а тутъ еще и -- это. Прибѣгая въ затруднительныхъ случаяхъ къ рессурсамъ чужого языка, мы, мало-по-малу, и совсѣмъ теряемъ ритмъ фразы и ту утонченную гибкость ея, которая и оттѣняетъ: всѣ нюансы и полутоны мысли...
-- А тебѣ то,-- вставилъ генералъ,-- какъ будущему лектору, это и особенно надо имѣть въ виду...
-- Да, если я только когда-нибудь рѣшусь на этотъ рискованный шагъ!-- отозвался, смѣясь, Юрій.-- Безъ ужаса и трепета сердечнаго, я не могу и представить себя на каѳедрѣ, передъ шумной аудиторіей бородатыхъ юношей!-- поежился онъ -- и выразительное лицо его, съ красивыми синими глазами, страдальчески сморщилось...
-- Ну, это -- дѣло привычки,-- сказалъ генералъ.
И разговоръ вошелъ въ обычное русло...
А Голощаповъ, какъ очарованный, напряженно всматривался и словно изучалъ это подвижное лицо, которое такъ своеобразно мѣнялось, и то казалось совсѣмъ юнымъ, то -- наоборотъ -- старѣло на нѣсколько лѣтъ, осѣнялось мыслью, и въ такія минуты -- ничего уже не было страннаго въ томъ, что Кравцевъ будетъ профессоромъ и заговоритъ съ каѳедры...
Не разъ и не два подмѣчалъ Голощаповъ въ близорукихъ глазахъ Кравцева и ту бережливую нѣжность, съ которой онъ иногда слѣдилъ за Еленой. Не ускользнуло отъ него такъ же и то, что и глаза Елены, смотря на него, часто свѣтились тою лучистою кротостью, съ которой на него, Голощапова, съ легкимъ оттѣнкомъ грусти, смотрѣли темные глаза Даши...
И онъ содрогался и ненавидѣлъ этого будущаго профессора въ нарядномъ кителѣ. Ненавидѣлъ его свѣтскую непринужденность; его красивые глаза и бритый ротъ; его женственныя, отточенныя, холенныя руки; его манеру курить, улыбаться; его изысканную вѣжливость; его неизсякаемую находчивость, съ которой онъ, шутя, отражалъ остроумныя выходки Елены, и особенно -- ту завидную способность его, съ которой онъ умѣлъ умно, ясно и образно говорить на серьезныя темы...