Эта незримо набѣгающая волна изъ синѣющей дали, залегшей надъ безконечной равниной волнующейся ржи,-- волна, которая на своемъ вспѣненномъ хребтѣ несла двухъ молоденькихъ дѣвушекъ,-- волновала и радовала все населеніе усадьбы. Съ пріѣздомъ барышень монотонная и однообразная жизнь генеральской усадьбы должна была вдругъ изломаться подъ напоромъ двухъ молодыхъ жизней -- зазвенѣть радостнымъ смѣхомъ, закипѣть и запѣниться... По молчаливымъ террасамъ и скучающимъ окнамъ дома опять замелькаютъ силуэты граціозныхъ фигуръ; молодые голоса и звуки рояля разбудятъ уснувшее эхо сада и парка, которому, поди, давно уже надоѣло отзываться на старческій кашель генерала и монотонные звуки усадьбы. Въ пруду заплещутся снова русалки, и подъ взмахомъ весла ихъ опять заскользитъ по водѣ остроносая лодка. По влажнымъ песчанымъ дорожкамъ сада и парка оттиснутся слѣды крохотныхъ ножекъ. А у подъѣзда крыльца, на гладкой и ровной площадкѣ, лягутъ кривыя слѣдовъ экипажныхъ колесъ, и сутулый садовникъ Семенъ Евстратьевъ каждое утро будетъ ровнять ихъ граблями. Въ каретныхъ сараяхъ по гулкимъ настиламъ половъ зазвучатъ конскія ноги, которымъ теперь не придется ужъ даромъ ронять своихъ слѣдовъ по тѣснымъ манежамъ, -- онѣ уже больше не будутъ застаиваться...

Огромная бригада служащихъ генеральской усадьбы: кучера, садовники, поваръ и цѣлая фаланга молоденькихъ служанокъ въ бѣлыхъ, какъ снѣгъ, передникахъ,-- всѣ они знали, что имъ теперь хватитъ работы; и, несмотря на это, всѣ были довольны и рады. Щедрыя ручки барышень, не считая, платили всѣмъ за услугу; а ихъ крохотные кошельки обладали чудной способностью -- они никогда не бывали пустыми...

Одинъ только 90-лѣтній старецъ, пасѣчникъ Макаровичъ, который съ своимъ омшаникомъ и ульями ютился въ самомъ дальнемъ уголкѣ сада, какъ разъ у самой плотины пруда,-- только онъ одинъ и былъ недоволенъ и мрачно настроенъ. Ему не нравилось то обстоятельство, что каждый вечеръ ("какъ тѣ-то, скажи, принесли его окаяннаго!"), надъ старой, разрушенной мельницей, уныло кричалъ сычъ...

-- Тянетъ и тянетъ за душу. Какъ на-пропасть, пусто ему будь, окаянному!-- ворчалъ недовольно старикъ, видя въ этомъ дурную примѣту...