На этомъ и заканчивается послѣдняя страница той длинной, неисписанной книги, въ которой память моя (а она у меня чертовская: я ничего не забываю) хранить негативы послѣднихъ пяти-шести лѣтъ моего вчера. Я вырвалъ эту страницу, и думаю, что для того, чтобы не такъ уже рѣзко и сразу подойти къ моему сегодня, хватитъ и этого. Правда, я могъ бы начать и болѣе издалека, т.-е. могъ бы вырвать и еще двѣ-три страницы (ихъ бы хватило), и, правду сказать, вначалѣ меня и подмывало такъ сдѣлать, но я во-время передумалъ. Зачѣмъ? Вѣдь, это значило бы бередить еще незажившія раны, а это больно; да и, наконецъ, что за радость возиться въ этомъ гною? Зачѣмъ вызывать этотъ сплошной бредъ, эту судорогу, эту толпу скверныхъ мыслей и не менѣе скверныхъ, больныхъ чувствъ?-- "Я захлебнулся бъ въ моихъ подвалахъ"... Я просто струсилъ и вырвалъ изъ этой неписанной книги одну только страницу, послѣднюю, этотъ почти post scriptum книги, рѣшивъ, что для моей цѣли -- сыграть интродукцію -- за-глаза хватитъ и этого. Это какъ бы двѣ-три ступени, ведущія къ двери...

-- Ага! о входящихъ хлопочете...

Нѣтъ. Это -- просто привычка къ началу,-- началу всякой веревки.

Только. Писать этакъ легче, затѣмъ... Повторяю: я пишу для себя, внѣ всякихъ претензій на публику. Вотъ, "если бъ голосъ мой умѣлъ сердца тревожить".... ну, тогда -- такъ. Тогда бы я искалъ аудиторію: "я бъ Александра пѣлъ"... Но, такъ какъ "лиры Пиндара мнѣ не дано въ удѣлъ" (и слава Богу, конечно: Бальзакъ вотъ говоритъ, что "великій писатель, это просто мученикъ, котораго не удалось замучить"... Что ужъ за радость!),-- въ виду всего этого, и прежде всего, конечно, потому, что судьба (о, добрая!) забыла снабдить меня "лирой", я скромно уступаю эту почтенную миссію -- пѣть Александра -- достойнѣйшему ("по Сенькѣ и шапка"!); а мы, памятуя завѣтъ мудраго Соломона, станемъ "вычерпывать" свои "воды". И если я, -- какъ вотъ и сейчасъ,-- завожу рѣчь съ моимъ предполагаемымъ читателемъ, такъ это ровно ни въ чемъ не уличаетъ меня: это -- просто пріемъ, такъ какъ читатель мой -- призракъ. Идеалъ мой, это -- тотъ мудрый писатель, который не идетъ на шумное торжище (памятуя, что -- "и погромче насъ были витіи"...), а если и пишетъ, то --

...эти странныя творенья

Читаетъ дома онъ одинъ,

И ими послѣ, безъ зазрѣнья,

Онъ затопляетъ свой каминъ...