Усиленіе раскольничьей колонизаціи при Петрѣ I-мъ.

Роль и значеніе Петра І-го въ исторіи русскаго народа давно стали интересовать изслѣдователей народной жизни. Петръ І-й произвелъ такую радикальную ломку во всѣхъ областяхъ народной жизни, что какое бы явленіе послѣдней мы ни стали изучать, намъ ненремѣнно придется коснуться вліянія на это явленіе реформъ Петра І-го. Однако, до сихъ поръ вопросъ о томъ, вреда или пользы болѣе принесли Россіи реформы Петра, остается не настолько очевидно и окончательно рѣшеннымъ, чтобы это рѣшеніе стало объективной истинной. И такое рѣшеніе долго еще будетъ невозможно, такъ какъ пока дѣятельность Петра изучена и изслѣдована, главнымъ образомъ, въ ея наиболѣе эффектныхъ, внѣшнихъ проявленіяхъ; вліяніе же петровскій ломки на наиболѣе существенные пункты народной жизни, на формы землевладѣнія, на обычное право, на размѣры крестьянскаго землевладѣнія и т. д., доселѣ почти не затронуто нашею литературою. Но если вопросъ о значеніи реформъ Петра для русскаго народа, какъ совокупности цѣлаго ряда поколѣній, до сихъ поръ остается открытымъ, то не можетъ возбуждать никакихъ сомнѣній то обстоятельство, что современное Петру поколѣніе народа не получило отъ произведенной имъ ломки ничего, кромѣ цѣлаго ряда тяжелыхъ страданій. Какъ бы ни были благодѣтельны реформы Петра, ихъ благодѣтельное дѣйствіе могло проявиться только въ послѣдствіи; современному же поколѣнію выпала тяжелая доля окупить эти реформы и поддержать ихъ собственнымъ трудомъ.

Законодательная дѣятельность Петра І-го была крайне разнообразна и касалась рѣшительно всѣхъ областей народной жизни. Съ 1700 по 1725 годъ Петромъ было издано (или, по крайней мѣрѣ, дошло до насъ) 28 регламентовъ, уставовъ и инструкціи и 2,902 указа. Для насъ, въ виду массы законоположеній, ежедневно выходящихъ въ современныхъ государствахъ, приведенныя цифры могутъ казаться незначительными; но для данной эпохи эти цифры страшно громадны, особенно если принять во вниманіе, что большая часть указовъ Петра имѣла общее значеніе и носила крайне серьезный характеръ, и почти всѣ они сопровождались угрозами жестокихъ наказаній -- смертной казня, битья батогами и ссылки -- въ случаѣ неисполненія. Указами этими регламентировалась вся жизнь народа, закабалялась въ опредѣленныя формы. До чего была тягостна эта регламентація, лучше всего показываетъ цѣлый рядъ находившихся въ связи между собою указовъ о платьѣ, бородѣ, сѣдлахъ, гвоздяхъ и т. п.

4-го января 1700 года съ барабаннымъ боемъ на всѣхъ площадяхъ, улицахъ и перекресткахъ былъ прочитанъ указъ, которымъ предписывалось всѣмъ служилымъ и городскимъ людямъ скинуть русское платье, а надѣть нѣмецкое и венгерское, причемъ была опредѣлена и самая форма этого законнаго платья: "венгерскіе кафтаны, верхніе длиною по подвязку, а исподніе короче верхнихъ, тѣмъ же подобіемъ". Крайнимъ срокомъ перемѣны стараго платья на новое была назначена маслянница того же года. Такимъ образомъ, въ какой нибудь мѣсяцъ вся служилая и городская Россія должна была переодѣться на новый образецъ. Очевидно, что исполнить этотъ указъ не было простой физической возможности, такъ какъ портные не успѣли бы къ сроку нашить нужное количество новаго платья. И дѣйствительно указъ исполнялся плохо, такъ что 20-го августа того же года вышло подтвержденіе его, причемъ было опредѣленно выясненно, что указъ обязателенъ для всѣхъ подданныхъ россійскаго государства, кромѣ духовенства и крестьянъ. Но, повидимому, и это подтвержденіе имѣло мало дѣйствія, и въ 1701 году вышелъ новый указъ, болѣе подробный. Въ немъ пересчитывается, что запрещено носить: русское платье, черкесскіе тулупы, азямы, штаны, сапоги, башмаки и шапки; вмѣсто того приказано носить верхнее платье саксонское и французское, а исподніе камзолы, штаны, сапоги, башмаки и шапки -- нѣмецкіе; женскому полу всѣхъ чиновъ, въ томъ числѣ и женамъ духовенства и солдаткамъ, и ихъ дѣтямъ, носить платье, шапки, кунтуши, бастроги, юбки и башмаки -- тоже нѣмецкіе. Кромѣ того, этимъ указомъ запрещено ѣздить на русскихъ сѣдлахъ, а приказано ѣздить на сѣдлахъ нѣмецкихъ. Портнымъ и сѣдельникамъ запрещено дѣлать русское платье и русскія сѣдла и торговать этими вещами въ рядахъ. Указъ 1701 года былъ распространенъ и на крестьянъ, проживавшихъ въ Москвѣ для промысловъ. Ослушники указа подвергались наказанію; для этого вездѣ" у городскихъ воротъ были поставлены цѣловальники, которые задерживали всѣхъ, носившихъ русское платье и взыскивали съ нихъ: съ пѣшаго 13 алтынъ 2 деньги, а съ коннаго по 2 рубля. Мастеровымъ же, портнымъ и сѣдельникамъ, было объявлено, что если они станутъ шить русское платье и дѣлать русскія сѣдла, то имъ будетъ учинено жестокое наказаніе. Указъ этотъ подѣйствовалъ, но не совсѣмъ: больно ужь противно было русскому человѣку наряжаться въ нѣмецкое платье, и онъ придумалъ въ немъ разныя измѣненія, стараясь повернуть дѣло на старый ладъ. И вотъ въ 1707 году обнародывается указъ, которымъ нѣмецкое платье и шапки приказано дѣлать противъ нѣ мецкаго образца. Въ Китай-городѣ, въ вѣтошныхъ и шапошныхъ рядахъ были назначены выборные изъ знатныхъ и добрыхъ людей и имъ было поставлено въ обязанность свидѣтельствовать сшито ли платье противъ образца -- и правильно сшитые кафтаны и шапки клеймитъ. Казалось бы, что клейменіе одежды представляетъ въ данномъ случаѣ настоящіе геркулесовы столбы, дальше которыхъ идти совершенно невозможно. Но вотъ 29-го октября 1714 года вышелъ указъ, которымъ за торгъ русскимъ платьемъ опредѣлялись битье кнутомъ, ссылка на каторгу и конфискація движимаго и недвижимаго имущества. Угрозы эти отнюдь не оставались пустымъ звукомъ: изъ того же указа видно, что въ 1714 году въ Петербургѣ были пойманы торгующіе руе сеймъ платьемъ, биты кнутомъ и сосланы въ Сибирь. Волею-неволрю приходилось носить нѣмецкое платье и сапоги. Послѣдніе особенно много горя доставили русскому человѣку: шитые за рантѣ, безъ гвоздей, они отъ русской грязи скоро рвались и разваливались. Сапожники, поэтому, продолжали и нѣмецкіе саноги подбивать гвоздями; но такъ какъ это было не по-нѣмецки, то 1-го сентября 1715 года вышелъ указъ о томъ, чтобы впредь скобами и гвоздями, чѣмъ сапоги и башмаки подбиваютъ, никто не торговалъ и у себя не имѣлъ, и чтобы никто съ такимъ подбоемъ сапоговъ и башмаковъ не носилъ; а у кого найдутся такіе сапоги и башмаки съ подбоемъ, тѣ будутъ штрафованы, а купецкіе люди, которые будутъ держать у себя такія скобы и гвозди, будутъ сосланы на каторгу, съ конфискаціей ихъ имѣній. Можно себѣ представить положеніе русскаго человѣка, которому грозила каторга за имѣніе у себя гвоздей! Мало того, простое выраженіе неудовольствія на подобный порядокъ вещей влекло за собою тяжелую казнь. Приведемъ для примѣра одинъ случай. Дмитровскій посадскій человѣкъ Большаковъ заказалъ себѣ саксонскую шубу; когда шуба была сшита, Большаковъ, примѣривая ее, пожалѣлъ старое русское платье, а о нѣмецкомъ отозвался: "кто это платье завелъ, того бы я повѣсилъ!" За эти слова Большакова занытали до смерти.

Таже грустная исторія повторилась и съ бородами. Воротившись въ 1698 году изъ-за границы въ Москву, Петръ собственноручно остригъ бороды у своихъ ближнихъ бояръ и затѣмъ издалъ цѣлый рядъ указовъ о бритьѣ бороды. Изъ нихъ указъ 16 то января 1705 года подробно опредѣляетъ штрафы за ношеніе бороды: бояре, служилые люди и приказные платили за право носить бороду по 60 рублей; гости первой статьи -- по 100 руб., средней и меньшей статьи -- меньше ста рублей; торговые и посадскіе люди, ямщики и извощики, церковные причетники и всякихъ чиновъ московскіе жители -- по 30 руб.; наконецъ, крестьяне, при всякомъ въѣздѣ въ городъ и при выходѣ изъ него, платили по 2 деньги съ бороды. Право носить бороды безпошлинно было оставлено только за попами, дьяконами и высшимъ духовенствомъ и крестьянами, когда послѣдніе находились внѣ городовъ. Кто носилъ бороду, а пошлины не платилъ, тому указъ 1714 года грозилъ битьемъ кнутомъ и ссылкою на каторгу. Въ 1722 году было опредѣлено вообще, чтобы бородачи, кромѣ духовенства и крестьянъ, платили по 50 рублей и носили старое платье -- зипунъ съ стоячимъ клеенымъ козыремъ, ферези и одпорядку съ лежачимъ ожерельемъ. Чтобы отличить православныхъ бородачей отъ раскольниковъ, которые тоже ходили съ бородами, послѣднимъ приказано носить козыри изъ краснаго сукна, а платья краснаго цвѣта не носить. Если бородачи приходили въ присутственныя мѣста не въ указномъ платьѣ, то отъ нихъ предписывалось не принимать никакихъ просьбъ, а задерживать ихъ и не выпускать до тѣхъ поръ, пока не заплатятъ 50-тирублевой пошлины. Кто встрѣчалъ бородача безъ козыря, тотъ долженъ хватать такого ослушника закона и вести его къ коменданту или воеводѣ; съ бородача взыскивался штрафъ и половина его отдавалась приводчику. Кто не могъ уплатить 50-ти рублей за бороду, а съ бородой разстаться не хотѣлъ, того отсылали въ Рогервикъ на каторжныя работы, чтобы тамъ онъ отработывалъ штрафъ. Наконецъ, въ 1724 году начались притѣсненія даже противъ бородачевыхъ женъ: именно имъ велѣно носить платья, опашни и шапки съ рогами.

Эти стѣснительные указы о бородѣ, о фасонѣ платья, о сѣдлахъ проч., положительно отравляли существованіе городского населенія. Не говоря уже о томъ, что приходилось разставаться съ привычною обстановкою и привычными обычаями, которые искони блюлись и хранились какъ нѣчто священное, приходилось рядиться въ нѣмецкое платье, которое съ непривычки казалось безообразнымъ, кургузымъ, и совершенно несоотвѣтствовало климатическимъ условіямъ страны, приходилось бриться, т. е. по тогдашнимъ понятіямъ, лишиться образа и подобія Божія и, стало быть, прямо угодить въ геенну вѣчную; не говоря уже обо всемъ этомъ, перечисленные указы открывали широкое поле доносу и ябедѣ, вымогательствамъ и взяточничеству. Чтобы не платить постоянныхъ и притомъ громадныхъ штрафовъ, волею-неволею приходилось всячески задобривать всѣхъ тѣхъ, кто могъ и у кого была охота притягивать къ отвѣтственности за сѣдло "противъ нѣмецкаго образца", за слишкомъ длинный камзолъ, за гвозди на сапогахъ, и т. д. Идти на каторгу никому не хотѣлось, и поневолѣ приходилось "давать" направо и налѣво, всякому встрѣчному, желавшему "сорвать". Личной мести и ненависти дано было въ руки могучее средство для причиненія вреда ближнимъ. Преображенскій приказъ, тайная канцелярія и раскольничья контора были буквально завалены доносами о неправильномъ ношеніи платья и бороды, и по этимъ доносамъ хватали тысячи людей, пытали и ссылали. Достаточно было положенія вещей, созданнаго одними этими указами, чтобы заставить посадскихъ людей и другихъ городскихъ жителей бѣжать куда-нибудь въ керженскіе лѣса, въ Вѣтку или на Выгъ, гдѣ, подъ прикрытіемъ болотъ и лѣсовъ, можно было свободно носить бороду и русское платье, ходить въ сапогахъ, подбитыхъ гвоздями, ѣздить на русскомъ сѣдлѣ, не платя за это штрафовъ и не рискуя пыткой, плетьми и каторгой.

Узаконенія о платьѣ, бородѣ и проч. касались собственно городскихъ жителей. Крестьяне подходили подъ дѣйствіе этихъ узаконеній по стольку, по скольку они имѣли дѣло съ городомъ; у себя же въ деревнѣ крестьянамъ позволялось невозбранно щеголять въ зипунахъ, лаптяхъ и съ бородами. Поэтому, крестьяне страдали отъ этихъ "реформъ" сравнительно мало. Но за то ихъ непосредственно и еще сильнѣе били другія реформы, которыя, будучи до крайности радикальными и появляясь чуть не сотнями ежегодно, предпринимались безъ всякаго ознакомленія съ сущностью дѣла, на глазомѣръ, и потому причиняли жестокія страданія массѣ населенія. Разительнымъ образчикомъ подобныхъ мѣропріятій служитъ лѣсная реформа Петра. Радѣя о сохраненіи лѣсовъ, исключительно, впрочемъ, въ интересахъ кораблестроенія и мореходнаго дѣла, Петръ І и принялъ крайне рѣшительную мѣру, объявивъ заповѣдными всѣ казенные и владѣльческіе лѣса отъ большихъ рѣкъ въ сторону на 50 верстъ и отъ малыхъ, сплавныхъ, на 20 верстъ. Такъ какъ въ лѣсныхъ мѣстностяхъ -- всегда обиліе рѣкъ и разстояніе между ними почти никогда не достигаетъ ста и сорокаверстной нормы, то всѣ лѣса превратились въ заповѣдные и населеніе было лишено возможности имѣть какіе бы то ни было лѣсные матеріалы, а въ мѣстностяхъ съ подсѣчнымъ хозяйствомъ -- и вести послѣднее. За порубку заповѣднаго лѣса, назначеннаго исключительно "для самыхъ нужныхъ государевыхъ дѣлъ", были опредѣлены большой денежный штрафъ и смертная казнь. Для охраны лѣсовъ били назначены вальдмейстеры и надсмотрщики, которые получала жалованье изъ штрафовъ за порубки и потому до того ревновали объ охраненіи казенныхъ интересовъ, что ловили крестьянъ, обутыхъ въ лапти, и представляли ихъ въ города къ воеводамъ, какъ самовольныхъ порубщиковъ. Эти порядки были отмѣнены черезъ два года послѣ смерти Петра, причемъ въ указѣ, изданномъ по этому поводу, мы читаемъ: "въ народѣ отъ вальдмейстеровъ и лѣсныхъ надзирателей великая тягость состоитъ въ томъ, "что едва можетъ ли гдѣ сыскаться свободное мѣсто, гдѣбъ было не заповѣдано "; къ тому же вальдмейстеры и надзиратели, "для своей пользы примѣтываясь къ народу, чинятъ обиды и кладутъ и правятъ великіе штрафы и затѣмъ крестьянъ держатъ въ тюрьмахъ и за карауломъ".

Но какъ ни велики были стѣсненія и какъ ни сильна тяжесть, возложенныя на народъ подобными "реформами", отъ нихъ до извѣстной степени можно было откупиться взятками и подачками. Совсѣмъ другое представляла тягость повинностей, денежныхъ и натуральныхъ, которыя неизбѣжно нужно было уплачивать и исполнять. Великія дѣла Петра, какъ военныя, такъ и мирныя, требовали много денегъ и много рабочей силы, и то, и другое ему долженъ былъ дать русскій народъ. Петръ постоянно нуждался въ деньгахъ и постоянно изыскивалъ новые источники дохода. Мы уже видѣли, какъ онъ обратилъ бороду въ особый предметъ податного обложенія. Ниже будетъ показано, какъ Петръ извлекалъ доходъ изъ раскола. Вообще надо сказать, что во время Петра почти не было предмета, который не составлялъ бы особой финансовой статьи. Кромѣ того, онъ придумалъ заставить платить населеніе, помимо всякихъ другихъ налоговъ, уплачиваемыхъ имъ, еще, такъ сказать, за самый фактъ существованія. Эта была знаменитая, отмѣняющаяся только нынѣ, подушная податъ. А чтобы имѣть возможность получить подать рѣшительно со всѣхъ душъ, чтобы ни одна изъ нихъ не могла избѣжать обложенія, Петръ прибѣгъ даже къ статистикѣ и произвелъ всенародную перепись, ревизію. Эти оригинальныя статистическія изслѣдованія, долженствовавшія служить также и для цѣлей рекрутской повинности, производились не только при посредствѣ чиновниковъ, но и съ помощью военныхъ командъ, нарочно посылаемыхъ въ разные концы Россіи для статистическихъ работъ. Всего оказалось до 6 милліоновъ лицъ мужескаго пола податныхъ сословій и до 2 мил. неподатныхъ, а всего съ женщинами не много менѣе 20 милліоновъ человѣкъ. Подушная подать была установлена въ размѣрѣ 8 гривенъ съ крестьянской души и 40 алтынъ съ посадской. Для сбора податей были выбраны земскіе комиссары изъ помѣщиковъ, а къ нимъ приставлены "для новости дѣла" полковники, штабъ-офицеры и гренадеры. Начались страшныя злоупотребленія. Въ городахъ, при раскладкѣ налоговъ и податей, всѣ тягости сваливались на бѣднѣйшихъ. По деревнямъ и селамъ разъѣзжали сборщики и "чинили несносные правежа", какъ это удостовѣряетъ самъ Петръ въ своихъ указахъ. И земскіе комиссары съ подъячими, и приставленные къ нимъ военные чины собирали больше на себя, чѣмъ въ казну. Такъ, напр., въ обонежской пятинѣ, въ 1724 г. комиссары Арцыбашевъ и Баронъ и подъячій Волоцкій, у сбору денежной казны, какъ сказано въ указѣ отъ 24 января 1725 г., "явились въ презрѣніи указовъ и въ похищеніи казны и въ излишнихъ сборахъ и во взяткахъ": имъ велѣно было брать на первыя двѣ трети 1724 года по 38 коп. съ души, а они брали по 54 коп. Такимъ образомъ, Арцыбашевъ набралъ себѣ подушныхъ денегъ 2,039 рублей, Баронъ 670 и Волоцкій 132; по тогдашнему это были очень большія деньги. Кромѣ того, они насильно брали у крестьянъ подводы для разъѣздовъ. Практиковавшіеся тогда пріемы собиранія податей, предъ которыми современные "энергическіе" способы выколачиванія являются жалкою тѣнью, отличались невѣроятною безцеремонностью. Воеводы и камериры посылали въ уѣзды солдатъ для правежа недоимокъ, причемъ солдаты поступали съ крестьянами такъ "грубо", по выраженію одного изъ указовъ, что они разбѣгались изъ селъ. Крестьянъ ставили голыми ногами на снѣгъ, били палками по пятамъ, истязали пытками...

Еще болѣе тяжело было населенію нести натуральныя повинности. Самою страшною изъ нихъ была рекрутская повинность. Петръ завелъ постоянное регулярное войско и для пополненія его устроилъ рекрутскіе наборы. Продолжительныя войны сильно сокращали ряды войска, и для пополненія убыли Петру пришлось сдѣлать до 40 наборовъ, изъ которыхъ 5 было общихъ, по всему государству, а остальные -- мѣстные. Страшная тягость рекрутской повинности увеличивалась еще ужасными условіями военной службы. Вотъ что мы читаемъ по этому поводу въ указѣ отъ 20 октября 1719 года: "когда въ губерніяхъ рекрутовъ сберутъ, то сначала изъ домовъ ихъ ведутъ скованныхъ, а приведчи въ городъ, держатъ въ великой тѣснотѣ и но тюрьмамъ и острогамъ не по малу времени, и такимъ образомъ еще на мѣстѣ изнуривъ, и потомъ отправятъ, не разсуждая по числу людей и по далекости пути, и съ нужнымъ (т. е. скуднымъ) пропитаніемъ, къ тому-жь поведутъ, упуская удобное время, жестокою распутицею, отчего въ дорогѣ приключаются многія болѣзни, и помираютъ безвременно, а всего злѣе, что многіе безъ покаянія; другіе же, не стерся такой великой нужды, бѣгутъ, и боясь явиться въ домахъ, пристаютъ къ воровскимъ компаніямъ?... Бѣгство отъ рекрутчины сдѣлалось самымъ обычнымъ явленіемъ.

Противъ этого зла принимались самыя суровыя мѣры: бѣглыхъ солдатъ и рекрутовъ били кнутомъ и ссылали на каторгу; бѣглымъ рекрутамъ накалывали на дѣвой рукѣ крестъ съ порохомъ; наконецъ, ихъ просто вѣшали при полкахъ. Были выбраны особые сотскіе, пятидесятскіе и десятскіе для разысканія и ловли бѣглыхъ рекрутовъ и солдатъ. Ничто не помогало: бѣгство отъ рекрутчины и со службы продолжалось, и къ 1719 году, какъ видно изъ только что цитированнаго указа, "но многимъ мѣстамъ явились многолюдныя и вооруженныя станицы бѣглыхъ драгунъ, солдатъ, матросовъ и рекрутъ, которые разбойничали вмѣстѣ съ ворами и разбойниками и съ отправленными противъ нихъ полевыхъ и гарнизонныхъ командъ офицерами вступали въ бой".

Въ связи съ рекрутскою повинностью стояла повинность постойная. О тяжести ея могутъ дать понятіе слѣдующія слова современника Петра, Посошкова: "На квартирахъ солдаты и драгуны такъ не смирно стоятъ и обиды страшныя чинятъ, что исчислить ихъ невозможно, а гдѣ офицеры ихъ стоятъ, такъ того горше чинятъ... И того ради многіе и домамъ своимъ не рады, а во обидахъ ихъ суда никакъ сыскать негдѣ: военный судъ аще и жестокъ учиненъ, да и жестоко поступать его; понеже далекъ онъ отъ простыхъ людей"...

Однимъ поставленіемъ людей на военную службу и содержаніемъ войска на постояхъ дѣло не ограничивалось. Кромѣ рекрутскаго набора, постоянно происходили еще наборы рабочихъ. Всѣ гигантскія сооруженія Петра I -- постройка флота, Петербурга, крѣпостей Кронштадтской, Азовской и др., соединеніе Каспійскаго моря съ Балтійскимъ при посредствѣ Вышневолоцкой системы, проведеніе Ладожскаго канала и многое другое, все это совершено при посредствѣ натуральной повинности. Для постройки Петербурга, напр., приходили ежегодно, въ теченіе многихъ лѣтъ сряду, изъ самыхъ дальнихъ областей, до 40,000 работниковъ, изъ которыхъ многіе погибли отъ трудовъ и болѣзней. Для постройки крѣпости на островѣ Котлинѣ собирались также тысячи народа. Въ Азовъ требовались каменьщики со всѣхъ концовъ Россіи. На прорытіе Ладожскаго канала рабочіе собирались со всего государства, даже съ своими инструментами и своимъ провіантомъ. Эти безплатныя, обязательныя работы, носившія, характеръ вполнѣ каторжныхъ, ложились страшнымъ бременемъ на населеніе, раззоряя и раздражая его. Къ тому же народъ не понималъ ни цѣли, ни смысла этихъ работъ, въ которыхъ онъ нисколько не нуждался и которыя, однако, стоили ему слишкомъ дорого, губя людей тысячами и милліоны доводя до нищеты.

Къ общей тягости податей и натуральныхъ повинностей, которая была наложена на населеніе въ интересахъ государства, присоединялись еще тягости, налагаемыя чиновниками въ своихъ собственныхъ интересахъ. Выше мы видѣли, что дѣлали чиновники, приставленные къ сбору податей; отъ нихъ не отставали и чиновники другихъ вѣдомствъ. Отъ притѣсненій и поборовъ чиновниковъ страдали какъ посадскіе, торговые и промышленные люди, такъ и крестьянская масса. Самъ Петръ свидѣтельствуетъ въ одномъ изъ своихъ указовъ, что гости, купецкіе и -промышленные люди отъ приказной волокиты терпятъ "большіе убытки и раззореніе", а многіе и совсѣмъ "торговъ и промысловъ своихъ отбыли и оскудали". Если такъ плохо приходилось торговымъ людямъ, то простой массѣ народа и совсѣмъ житья не было. Примѣръ притѣсненій показывали воеводы, а затѣмъ смѣнившіе ихъ губернаторы. Имъ подражали чиновники помельче, напр., ландраты, которые, какъ свидѣтельствуетъ указъ 1 іюля 1715 года, "ѣздили но уѣздамъ, и ставились въ селахъ и деревняхъ на крестьянскихъ дворахъ, и брали подводы, также и себѣ и при нихъ общимъ людямъ кормъ, а лошадямъ фуражъ, и жили въ тѣхъ селахъ и деревняхъ по недѣлѣ и больше, отъ чего крестьянамъ чинились раззоревіе и убытки великіе".

Но чье положеніе было совсѣмъ невыносимо, такъ это положеніе крѣпостныхъ того времени. При Петрѣ произошло окончательное закрѣпощеніе крестьянъ. Благодаря ревизіямъ, прикрѣпившимъ навсегда крестьянъ къ опредѣленному мѣсту и опредѣленнымъ лицамъ, крестьяне лишились послѣднихъ остатковъ вольности. Неся наравнѣ съ другими видами крестьянъ всѣ государственныя повинности, крѣпостные должны были платить оброкъ помѣщикамъ, отправлять разныя работы и исполнять всякія требованія помѣщиковъ, которыя, какъ свидѣтельствуютъ многіе указы того времени, не имѣли рѣшительно границъ. Самъ Петръ неоднократно жаловался на "непотребныхъ людей, которые своимъ деревнямъ сами безпутные раззорители суть, что ради пьянства, или иного какого непостояннаго житія, вотчины свои не токмо не снабдѣваютъ и не защищаютъ ни въ чемъ, но раззоряютъ, налагая на крестьянъ всякія несносныя тягости, и въ томъ ихъ бьютъ и мучатъ"... Посошковъ также свидѣтельствуетъ о "безчеловѣчныхъ дворянахъ", которые "въ работную нору не даютъ крестьянамъ своимъ единаго дня, чтобы ему на себя что сработать. И тако пахатную и сѣнокосную пору всю и потеряютъ у нихъ; или что наложено на ихъ крестьянъ оброку или столовыхъ запасовъ, и то положенное забравъ, и еще требуютъ съ нихъ излишнюю побору, и тѣмъ излишествомъ крестьянство въ нищету повергаютъ и многіе дворяне говорятъ: крестьянину де не давай обрости, но стриги его яко овцу до году". И стригли такъ аккуратно, что помѣщичьи крестьяне страшно бѣдствовали и во множествѣ бродили но міру. Пашни крестьянскія оставались не засѣянными, за неимѣніемъ сѣмянъ, а сами крестьяне, добывали себѣ пропитаніе нищенствомъ и воровствомъ. Къ этому нужно присоединить еще безчеловѣчное обращеніе помѣщиковъ съ крестьянами, "блудныя дѣла", которыя помѣщики "творили надъ подданными своими крестьянскими женами и дочерьми", распродажу крестьянъ по одиночкѣ, дѣтей отдѣльно отъ родителей, женъ отъ мужей, и т. д. Неудивительно, поэтому, что крестьяне нерѣдко "учинялись владѣльцамъ своимъ ослушны и отъ нихъ отлагались", за что ихъ и постигали самыя кровавыя расправы.

Таково было положеніе массы городского и сельскаго населенія при Петрѣ. Масса страдала и страдала страшно; но самое ужасное было то, что она не понимала, ради чего страдаетъ, не видѣла никакихъ разумныхъ основаній, въ силу которыхъ на ея жизнь навалена страшная тягость. Нѣкоторые думали, что Петръ не понимаетъ, что дѣлаетъ, не сознаетъ всего причиняемаго имъ зла. И вотъ явились обличители, дерзавшіе обличать самого Петра, несмотря на то, что всѣ знали, какъ не церемонится Петръ съ своими противниками, несмотря на всѣ пытки и ужасы Преображенскаго приказа и Тайной канцеляріи. Такими обличителями были напр., подъячій Докукинъ и нижегородскій посадскій человѣкъ Андрей Ивановъ. Первый въ воскресенье православія 1718 года поднесъ Петру въ церкви во время богослуженія письменное обличеніе. Въ обличеніи этомъ Докукинъ, между прочимъ, жалуется на то, что русскіе люди "свободной жизни лишаеми, гоними изъ дому въ домъ, изъ мѣста въ мѣсто, изъ града въ градъ, оскорбляемы, озлобляемы, домовъ и торговъ, земледѣльства такожде и рукодѣльства и всѣхъ своихъ прежнихъ промысловъ... и грацкихъ издревле установленныхъ законовъ лишились... обычай свой измѣнили, слова и званіи нашего словянскаго языка и платья перемѣнили, и брады обрили и персоны свои ругательски обезчестили"... "Древеса самыя нужныя въ дѣлехъ нашихъ повсюду заповѣданы быша, рыбныя ловли и торговыя и завоцкія промыслы отняты, многія и вездѣ бѣдами погружаемы, на правежехъ стоя отъ великихъ и несносныхъ податей и оброковъ... и многія отъ того умерщвляеми... а пришлецовъ иновѣрныхъ Языкову щедро и благоутробно за сыновленіе себѣ воспріяли и всѣми благами ихъ наградили, а христіанъ бѣдныхъ бьючи на правежехъ и съ податей своихъ гладомъ поморили и до основанія всѣхъ раззорили"... Докукинъ, повидимому, много думалъ о тогдашнемъ положеніи Россіи; для своего времени это былъ очень начитанный человѣкъ, какъ это видно изъ его бумагъ. Его "возмутительное письмо" очень любопытный документъ: это перечень всего того, отъ чего страдалъ тогда народъ. Петръ могъ бы многое узнать отъ Докукина объ истинномъ положеніи Россіи и ея нуждахъ. Вмѣсто того, Докукинъ былъ колесованъ. Андрей Ивановъ былъ совсѣмъ иной человѣкъ. Онъ дѣйствовалъ просто подъ вліяніемъ чувства. Объявивъ за собою "слово и дѣло", онъ, приведенный въ Преображенскій приказъ, заявилъ протестъ противъ брадобритія, нѣмецкаго платья и табаку -- и только. За это онъ былъ пытанъ и послѣ пытки умеръ.

Однако, наивныхъ людей, подобныхъ Докукину, было немного. Прямолинейность дѣйствій Петра слишкомъ ясно показывала, что онъ прекрасно знаетъ, что дѣлаетъ. Поэтому большинство нашло иное объясненіе дѣятельности Петра. "Благочестивый царь Петръ Алексѣеви поѣхалъ въ Стеклянное царство (Швецію) и тамъ пропалъ безъ вѣсти ", толковали русскіе люди; а вмѣсто него пріѣхалъ "шведъ, человѣкъ не простъ", или "жидовинъ отъ колѣна Данова", а по просту -- антихристъ. Въ этомъ былъ весь секретъ, и теперь становилось яснымъ все. Притѣсняетъ Петръ народъ, чтобы обратить его въ свою антихристову вѣру. Подать съ души и народная перепись ему нужны въ тѣхъ же цѣляхъ: кто записанъ въ ревизію и положенъ въ подушный окладъ, тотъ уже отданъ во власть антихристу. Бритье бороды -- видимый знавъ принадлежности къ антихристову сообщничеству. Кромѣ того, изъ-за моря привезены особыя клейма, которыми будутъ всѣхъ клеймить, чтобы окончательно закрѣпить антихристу. Это нелѣпое ученіе объ антихристѣ было совершенно подъ стать тогдашней нелѣпой дѣйствительности и потому быстро распространилось по всей Россіи. Правительство дѣятельно боролось съ этимъ ученіемъ: проповѣдники его предавались самой безпощадной казни {Такъ, напр., Григорій Талицкій и его послѣдователь Савинъ были приговорены къ смертной казни чрезъ копченіе. }; малѣйшее упоминаніе о немъ влекло за собою пытки; Стефаномъ Яворскимъ, по приказанію Петра, была написана даже особая книга "О знаменіяхъ пришествія антихриста" въ опроверженіе распространявшагося ученія. Ничто, однако, не помогало. Учевіе о пришествіи антихриста въ лицѣ Петра сдѣлалось господствующимъ по всей Россіи. Особенно обстоятельно это ученіе было разработано въ раскольничьей средѣ.

Раскольничье ученіе потерпѣло значительныя измѣненія въ царствованіе Петра. Въ предшествующій періодъ это ученіе было почти исключительно догматическимъ; общественный элементъ проявлялся въ немъ крайне слабо и притомъ лишь въ самыхъ общихъ положеніяхъ о братствѣ, о любви къ ближнему и т. п. Теперь же религіозное ученіе раскольниковъ совершенно перепуталось съ общественнымъ; догматическая сторона стала обосновываться на самыхъ конкретныхъ явленіяхъ русской жизни. Усвоивъ ученіе объ "антихристѣ, еже есть императоръ Петръ I", расколъ соединилъ въ этомъ ученіи все то, чѣмъ страдалъ русскій человѣкъ, противъ чего онъ протестовалъ и чѣмъ возмущался. "Петръ, говорили раскольники, исчисляя вся мужеска пола и женска, старыхъ и младенцевъ, живыхъ и мертвыхъ, и облагая ихъ даньми веліями, не точію на живыхъ, но и на мертвыхъ, тако тиранство учини, и съ мертвыхъ дани востребова... Говоритъ: отдай подушное съ новаго года, и еще нѣтъ ли иныхъ недоимокъ: ибо на моей землѣ сидишь. О, яма глубока погибели рода человѣча! удалятися и бѣгати намъ подобаетъ во антихристово время". "Онъ (Петръ I) уничтожилъ до конца древніе остатки благочестивыхъ обычаевъ, заявляли далѣе раскольники, возобновилъ, на мѣсто ихъ, языческіе поганскихъ вѣръ обычаи, какъ-то: бритье бороды, народныя переписи, раздѣленіе человѣкъ на разные чины, размежеваніе земель, рѣкъ и усадебъ, завѣщая каждому наблюдать свою часть, а другому не давъ ничего; учрежденіе цеховъ и гильдій и введеніе разныхъ богопротивныхъ изъ латинскихъ и нѣмецкихъ странъ установленій, чѣмъ установилъ онъ междуусобную брань, сваръ и бой"...

Возставая, такимъ образомъ, противъ всѣхъ стѣсненій, наложенныхъ Петромъ на народъ, противъ всѣхъ соціальныхъ бѣдствій, обрушившихся тогда на Россію, расколъ являлся защитникомъ самыхъ существенныхъ народныхъ интересовъ я потому становился дорогимъ всему народу.

Положеніе народа было именно таково, что волею-неволею толкало его въ расколъ. Примириться съ тѣмъ невыносимымъ положеніемъ, которое кратко очерчено выше, могъ далеко не всякій. Къ тому же, для многихъ не было простой физической возможности существовать при тѣхъ условіяхъ, которыми была обставлена тогдашняя русская жизнь. Бороться прямо и открыто съ Петромъ находилось не особенно много охотниковъ, въ виду ужасовъ Преображенскаго приказа и Тайной канцеляріи. Астраханскій бунтъ изъ-за бороды 1707 года кончился, напримѣръ, казнью 365 человѣкъ, изъ которыхъ 45 умерло отъ пытокъ, 6 колесовано, 72 обезглавлено и 242 перевѣшано но дорогамъ около Москвы. Такіе примѣры отбивали всякую охоту къ открытой борьбѣ. Несомнѣнно, однако, что безъисходное положеніе должно было необходимо вызывать возстанія. Но у населенія былъ другой исходъ. Исходъ этотъ представлялъ ему расколъ. Народъ чутко прислушивался къ проповѣди раскола и приглашенію бѣжать отъ антихриста и вводимыхъ имъ порядковъ въ лѣса и пустыни. Проповѣдь эта не могла не быть симпатична народу, такъ какъ въ ней говорилось именно объ его горестяхъ, печаляхъ и страданіяхъ и указывалось средство для уврачеванія этихъ страданій. Приглашеніе бѣжать въ лѣса и пустыни было тѣмъ соблазнительнѣе, что въ то время пустыни были далеко уже не безусловно пустынны, такъ какъ повсюду были уже большихъ или меньшихъ размѣровъ раскольничьи поселенія, принимавшія съ распростертыми объятіями всѣхъ убѣгавшихъ отъ антихриста. И вотъ всѣ тѣ, кому было невыносимо жить подъ новыми порядками, бѣжали и увеличивали собою число колонистовъ-раскольниковъ.

Крѣпостные, монастырскіе и другіе крестьяне, солдаты и рекрута, посадскіе люди, всѣ обиженные и угнетенные устремились въ раскольничьи скиты и поселенія. Здѣсь ихъ охотно принимали, устраивали и нерѣдко, какъ мы увидимъ ниже, легализировали. Оттого, какъ видно изъ указовъ того времени, въ старообрядческихъ селеніяхъ, скитахъ и обителяхъ раскольники большею частью были пришлые дворовые, синодальные и помѣщичьи крестьяне и бѣглые рекруты. Такъ было на Вѣткѣ, какъ видно изъ указа 4-го сентября 1735 года. Въ Стародубскихъ слободахъ, какъ доносилъ управитель черниговскаго полка Халкидонскій, крестьяне, "никогда раскольниками не бывшіе, только для единой вольности, укрываясь отъ помѣщиковъ, въ раскольническія слободы записывались". Тоже было на Вигу. Какъ велико было число бѣжавшихъ, можно судить по тому, что только съ 1719 по 1736 годъ, какъ это видно изъ сенатскаго указа 17-го сентября 1742 года, бѣжало около 442,000 человѣкъ, причемъ указъ добавляетъ: "уповательно и больше того оной убыли имѣется". Въ это-то время и населились такія пустынныя мѣстности, какъ керженскіе лѣса, гдѣ еще къ 1717 году было однихъ извѣстныхъ правительству скитовъ -- 70, Двинскій и Мезенскій уѣзды, гдѣ наполнились раскольничьими селеніями морскіе берега, рѣки и лзера и глухіе лѣса, демидовскія и строгановскія имѣнія на Уралѣ, гдѣ бѣглые крестьяне и солдаты скрывались тысячами и т. д. Въ это же время населился раскольниками Олонецкій край и поднялся и выросъ Даниловскій монастырь.