Ростъ Выгорѣціи.

Нынѣшніе Каргопольскій, Пудожскій, Повенѣцкій, а отчасти и Олонецкій уѣзды Олонецкой губерніи въ концѣ XVII столѣтія были крайне мало заселены; погосты отстояли другъ отъ друга на громадное разстояніе и между ними лишь изрѣдка попадались деревни. Сѣверная часть губерніи была даже совсѣмъ не заселена. Усиленіе раскольничьей колонизаціи начала XVIII вѣка сильно измѣнило здѣсь положеніе вещей, собравъ сюда громадное количество бѣглыхъ со всѣхъ концовъ Россіи. Бѣжали сюда изъ заселенныхъ мѣстностей Архангельской губерніи, изъ южныхъ частей Олонецкой, изъ Нижегородской, изъ Новгорода, Великаго Устюга, Брянска, Москвы и т. д. Селились эти бѣглые и въ погостахъ и деревняхъ Олонецкой губерніи, и въ пустынныхъ, не занятыхъ мѣстахъ. Образовали:ь скиты въ Пудожскомъ уѣздѣ по рѣкамъ Шалѣ и Водлѣ, въ Каргопольскомъ уѣздѣ и въ западной части Повѣнецкаго. Въ самыхъ погостахъ и деревняхъ отъ притока бѣглыхъ населеніе увеличилось въ нѣсколько разъ. Какъ великъ былъ этотъ притокъ бѣглыхъ, можно видѣть изъ слѣдующихъ данныхъ: въ Водлозерскомъ погостѣ при генеральной переписи было 119 человѣкъ, а черезъ два десятка лѣтъ -- уже 799; въ Поморскомъ общежитіи при записи въ окладъ было 33 человѣка, а черезъ нѣсколько лѣтъ -- уже до 200, и т. п. Тутъ были бѣглые солдаты и матросы, раскольники, попавшіе внутри Россіи подъ слѣдствіе и бѣжавшіе изъ-подъ караула, бѣглые крѣпостные и т. д. Они жили или безъ всякаго вида и паспорта, платя православнымъ попамъ взятки, а въ лицѣ мѣстныхъ деревенскихъ и волостныхъ властей имѣя друзей и защитниковъ какъ единовѣрцевъ, или легализировались. Для достиженія послѣдняго существовало много различныхъ средствъ: пришельцы записывались вмѣсто умершихъ, принимались зятьями въ семью, при помощи взятокъ олонецкимъ и петрозаводскимъ приказнымъ записывались въ двойной раскольничій окладъ и т. д.

Стала населяться въ это время и Выговская пустыня. Повсюду по рѣкамъ и по берегамъ озеръ появились отдѣльныя избы, въ которыхъ жили одинокіе пустынники или цѣлыя семьи. Образовалось также много отдѣльныхъ небольшихъ общинъ или скитовъ. Такъ возникъ скитъ Тихвиноборскій, Березовскій, Солотозерскій и много другихъ. Всѣ эти поселенія находились въ тѣсной связи между собою и всѣ они тянули къ Даниловскому монастырю, какъ своему естественному центру. Сюда же тянули и раскольничьи поселенія другихъ частей Олонецкой губерніи. Связь между Даниловымъ и раскольничьими деревнями и скитами выражалась какъ матеріально, въ видѣ взаимопомощи, такъ и въ духоввой зависимости раскольничьихъ поселеній отъ Данилова. Собственно почти всѣ вновь возникшія въ Выговской пустыни поселенія составляли съ Даниловымъ одно цѣлое, одну общину, имѣвшую общее хозяйство и дѣйствовавшую во всемъ и всегда сообща. Остальныя раскольничьи поселенія, такъ называемый Суземокъ, представляя собою совокупность отдѣльныхъ, самостоятельныхъ въ хозяйственномъ отношеніи деревень и селъ, были тѣсно связаны съ Выгорѣціею постоянными матеріальными и религіозными отношеніями и во всѣхъ важныхъ случаяхъ поступали не иначе, какъ съ общаго совѣта съ представителями Выгорѣціи.

Самое Данилово общежитіе сильно выросло въ царствованіе Петра I. Въ общежитіе, какъ и вообще въ выгорѣцкія поселевія, принимали рѣшительно всѣхъ, кто ни приходилъ. Сюда бѣжали нетолько тѣ, кому плохо было жить внутри Россіи, но даже изъ сосѣдней Швеціи являлись финны и шведы изъ "простыхъ пашенныхъ людей". Принимали всѣхъ, не справляясь о прошломъ. Спрашивали только, помнитъ ли приходящій патріарха Никона, и если кто говорилъ, что помнить, того принимали просто. Кто родился послѣ Никона, по крестился двуперстнымъ крестомъ, того исповѣдывали и перекрещивали. Лицамъ, крестившимся троеперстно, объявляли, что примутъ его только въ томъ случаѣ, если онъ будетъ креститься двумя перстами. Наконецъ, иноземцевъ крестили тѣмъ же чиномъ, какъ и младенцевъ. Этимъ и ограничивались всѣ формальности пріема, и затѣмъ принятый дѣлался членомъ общины.

Неудивительно, что при такомъ легкомъ пріемѣ на Выгъ устремилась масса народу. Скоро въ самомъ Даниловомъ общежитіи собралось столько братіи, что явилась потребность раздѣлить монастырь на двѣ части. Съ этою цѣлью было выбрано верстахъ въ тридцати отъ Данилова удобное мѣсто на рѣкѣ Лексѣ и здѣсь былъ основанъ женскій монастырь, куда и перевели даниловскихъ женщинъ. Были выстроены келья, столовая, больница и часовня и все это обнесено было оградой. Кромѣ того, были поставлены коровій дворъ и мельница съ мелеей и толчеей. Въ Лексинскомъ общежитіи были установлены тѣ же порядки, что и въ Даниловскомъ, и оба общежитія оставались попрежнему въ связи и въ хозяйственномъ единствѣ. Для наиболѣе трудныхъ полевыхъ работъ Лексинской обители были даны работники изъ даниловской братіи, которые жили недалеко отъ женскаго монастыря, въ особыхъ избахъ за оградой. Въ тоже время возлѣ мужского монастыря были поставлены коровій дворъ, маслобойня и "молошница", портомойная и челядня -- все это было обнесено оградою и здѣсь были поселены женщины.

Вскорѣ послѣ основанія Лексинскаго общежитія, въ 1706--1709 годахъ, Выгорѣцію снова постигъ рядъ неурожаевъ. Въ иные года хлѣба родилось такъ мало, что его, по выраженію Ивана Филиппова, не хватало даже на квасъ. Снова повторились прежнія сцены голода: пошелъ въ ходъ соломенный и сосновый хлѣбъ, начались болѣзни и повальная смертность, начали разбѣгаться поселенцы. Снова пришлось отправиться на "Низъ" и привозить оттуда хлѣба. И снова, благодаря энергіи Андрея Денисова и его брата Семена, общежительства остались цѣлы и невредимы.

Устранивъ бѣдствія голода, Андрей этимъ не удовольствовался, а рѣшился разъ навсегда уничтожить самую возможность голодовокъ въ Выгорѣціи. Съ этою цѣлью онъ разослалъ въ разныя мѣста людей искать удобныхъ для пашни мѣстъ. Посланные ходили въ Мезенскій уѣздъ и другіе поморскіе края, на "Низъ" и въ Сибирь. Въ первой мѣстности удобныхъ земель не оказалось; на Низу и въ Сибири хорошихъ мѣстъ найдено обиліе, да слишкомъ далеко. Наконецъ, нашли удобную пустую землю на рѣкѣ Чаженкѣ, въ Каргопольскомъ уѣздѣ. Земля эта была казенная и ея было много -- по 16 верстъ во всѣ стороны. Андрей съ товарищами рѣшился арендовать ее. Была послана челобитная новгородскому губернатору Корсакову. Послѣдній предписалъ каргопольскому воеводѣ произвести торги на Чаженскую пустошь, и такъ какъ всѣ окрестныя волости отъ аренды пустоши отказались, то она и осталась за выговцами. При первыхъ же работахъ на арендованной землѣ даниловскіе работники убѣдились, что она несравненно плодороднѣе земли по Выгу. Явилась мысль перевести общежитіе на Чаженку. Для рѣшенія этого вопроса собрались "всѣ отцы и братія" и съ общаго совѣта послали въ Новгородъ Семена Денисова хлопотать о дозволеніи поселиться на Чаженской землѣ. Переселеніе это, однако, не состоялось, такъ какъ Семенъ, немедленно же по пріѣздѣ въ Новгородъ, былъ арестованъ и посаженъ въ тюрьму за расколъ. Волею-неволею даниловцамъ пришлось остаться на старыхъ мѣстахъ и ограничиться обработкою чаженской земли. На ней были выстроены избы для рабочихъ и скотскіе дворы и заведены обширныя пашни. Рабочіе пріѣзжали сюда изъ Данилова весною и затѣмъ, проработавъ все лѣто, на зиму возвращались домой. На мѣстѣ же оставалась только небольшая часть рабочихъ для молотьбы хлѣба. Вымолоченный хлѣбъ отправлялся въ общежитіе, для чего на всемъ пространствѣ отъ Чаженки до Данилова, въ Каргопольскомъ и нынѣшнихъ Пудожскомъ и Повѣнецкомъ уѣздахъ были ностроены постоялые дворы съ запасомъ корма для лошадей и съѣсгныхъ припасовъ для "возаковъ".

Въ тоже время для увеличенія средствъ къ существованію даниловцы закортомили рыбныя ловли на Выгозерѣ, Водлозерѣ и на многихъ другихъ озерахъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ стали ѣздить на вольные лова на Мурманскій берегъ Ледовитаго океана. Рыба шла на пищу братіи и служила хорошимъ подспорьемъ при неурожаѣ.

Постоянныя сношенія между Даниловымъ и другими поселеніями Выговской пустыни и Суземка вызвали необходимость устройства дорогъ и мостовъ. Дорожный и мостовой вопросы имѣютъ въ Олонецкой губерніи важное значеніе. Непроходимые лѣса, болота, безчисленное множество рѣкъ и озеръ дѣлаютъ эту губернію, особенно въ сѣверныхъ частяхъ, совершенно непроѣздною. Чтобы добраться до клочка нашни, отстоящаго отъ деревни на какой-нибудь десятокъ верстъ, крестьянину приходится переѣзжать вплавь и въ бродъ множество рѣчекъ и озеръ, тонуть и мокнуть въ болотѣ, плутать въ лѣсу, или дѣлать пятидесятиверстные объѣзды. Многія же мѣста, при отсутствіи дорогъ и мостовъ, совсѣмъ недоступны. Отсюда видно, какое важное культурное значеніе имѣетъ здѣсь продолженіе дорогъ и устройства мостовъ. И дѣйствительно, здѣсь народъ всегда съ благодарностью вспоминаетъ о строителяхъ мостовъ, какъ о своихъ благодѣтеляхъ. Здѣсь ничто такъ не увѣковѣчиваетъ въ народѣ память о человѣкѣ, какъ построенный имъ на свой счетъ мостъ. Поэтому нѣкоторые благотворители избираютъ своего спеціальностью постройку мостовъ. Даниловцы, прокладывая дороги и устраивая мосты, тѣмъ самымъ оказывали громадную культурпую услугу всему краю. Такъ они проложили дороги изъ Данилова на Чаженку, на Лексу, на Волозеро, Пурнозеро, къ Онежскому озеру въ Пигматку, къ Бѣлому морю въ Сороку и много другихъ. На дорогахъ вездѣ они ставили постоялые дворы, гдѣ путники могли находить помѣщеніе и продовольствіе, а для лошадей кормъ, причемъ все это было даровое. Самыя дороги были обставлены крестами и верстовыми столбами. По рѣкамъ были устроены мосты: такъ были мосты черезъ Онегу, черезъ Вигъ черезъ Сосновку и др. Въ Даниловкѣ были даже особые спеціалисты дорожныхъ и мостовыхъ дѣлъ, исключительно этими дѣлами занимавшіеся. Между ними особенно замѣчателенъ нѣкто Аверкій, который, еще до своего переселенія въ Даниловъ монастырь, посвятилъ себя постройкѣ на свой счетъ мостовъ: "Вездѣ на путехъ чрезъ рѣки и блата, мосты мостя же своею силою и мостъ сдѣлавъ чрезъ Ѳоймогубскую губу своимъ имѣніемъ, сперва на воды нловучей, а послѣди на столпахъ и на слѣгахъ и на срубахъ"...

Въ тоже время самый Даниловъ все болѣе и болѣе обстроивался. Такъ какъ братство все увеличивалось, то пришлось выстроитъ много новыхъ построекъ, а старыя перестроивать. Выстроили новую большую столовую съ кухней для печенія хлѣбовъ, а также большую избу для извощиковъ. Затѣмъ выстроили новыя большія мастерскія: кожевню, портную, чеботную, мастерскую для живописцевъ, кузню, мѣдно-литейную и др. Выстроили большую конюшню съ сараями, сарай для экипажей, амбаровъ нѣсколько, рабочую избу большую и др. Наконецъ, выстроили большую избу для Андрея и наиболѣе близкихъ къ нему лицъ, а другую -- торговому прикащику Никитѣ Филиппову съ товарищами "для пріѣзда" и "для счету".

Заботясь о развитіи благосостоянія Данилова и всей Выгорѣціи путемъ увеличенія производительности населенія, земледѣльческой и промысловой, Андрей не пренебрегалъ и другими средствами для добыванія братіи средствъ къ жизни. Въ этихъ видахъ онъ убѣдилъ братію заняться, въ лицѣ выборныхъ приказчиковъ, торговлею. Именно, ѣздя на "Низъ" въ неурожайные годы за хлѣбомъ, Андрей напалъ на мысль -- открыть торговлю послѣднимъ.. Теперь онъ обратился къ нѣкоторымъ богачамъ-раскольникамъ, съ просьбою ссудить общежитіе капиталами на торговлю, съ тѣмъ, что барыши будутъ дѣлиться пополамъ. На полученныя такимъ образомъ деньги были посланы въ низовые города прикащики, которые накупили здѣсь хлѣба, доставили его въ Петербургъ и здѣсь продали. Петербургъ, тогда только-что заводившійся, очень нуждался въ хлѣбѣ и платилъ за него хорошо. Даниловцы получили хорошіе барыши. Теперь нашлось не мало охотниковъ вступить съ ними въ долю по торговлѣ и послѣдняя приняла такіе широкіе размѣры, что пришлось построить на Вытегрѣ пристань, склады и подворье. Хлѣбъ доставлялся нетолько въ Петербургъ, но и въ нѣкоторые другіе, тоже вновь возникщіе пункты, какъ напр., на Петровскіе заводы (нынѣ Петрозаводскъ). Скоро для перевозки и доставки хлѣба даниловцы завели свои суда. Сперва эти суда были старинной русской конструкціи, а потомъ, когда Петръ велѣлъ, подъ строгимъ наказаніемъ, строить суда только по иностраннымъ образцамъ, даниловцы передѣлали свои суда на "новоманерныя". Суда эти ходили между Вытегрою, Пигматкою, Даниловскою пристанью, и Петровскими заводами. Кромѣ того, чрезъ Ладожское озеро они ходили въ Петербургъ. Всѣ барыши, получавшіеся отъ этой торговли, обращались въ хлѣбъ, который чрезъ Пигматку доставлялся въ Даниловъ. Этимъ путемъ нетолько пополнялся недостатокъ хлѣба для пропитанія жителей Выгорѣціи, но и образовались громадные хлѣбные запасы, вполнѣ гарантировавшіе Выгъ отъ возможности повторенія голодовокъ.

Благодаря такой разнообразной дѣятельности, направленной на земледѣліе, рыбные и звѣриные промыслы, разнообразныя мастерства и ремесла и, наконецъ, торговлю, Даниловъ и его филіальное отдѣленіе, Лекса, стали представлять очень зажиточныя и даже богатыя поселенія. Даниловъ обладалъ обширными пашнями и множествомъ пашенныхъ и постойныхъ дворовъ; на "кониныхъ" и коровьихъ дворахъ его стояло множество лошадей и коровъ; на Онежскомъ озерѣ была цѣлая флотилія и свои пристани. Братія нетолько не нуждалась, какъ прежде, но и пользовалась всѣмъ въ изобиліи, какъ пищею, такъ и одеждою и обувью. Часовня не была уже прежняя, жалкая, а огромная, съ множествомъ иконъ, украшенныхъ ризами. Имѣлись постоянные запасы хлѣба; былъ, наконецъ, капиталъ. Богатство, однако, нисколько не измѣнило характера выговскихъ піонеровъ: они попрежнему оставались скромными, умѣренными и трудолюбивыми пустынниками и попрежнему проводили время въ трудахъ и молитвѣ. Всѣ появившіеся избытки они обратили на дѣла благотворенія. Именно, какъ только сдѣлалось яснымъ что благосостояніе общежитія стало на прочную ногу, даниловцы, съ общаго совѣта, положили всѣхъ приходящихъ къ нимъ, проѣзжихъ, нищихъ и странныхъ кормить безъ разбору и бѣднымъ и нищимъ помогать во всякой нуждѣ. Особенно много дѣлалъ Даниловъ во время неурожаевъ, такъ частыхъ на сѣверѣ. Въ такіе годы изъ всѣхъ концовъ Олонецкой губерніи, изъ сѣверныхъ частей Новгородской и значительной части Архангельской устремлялись на Выгъ цѣлыя массы крестьянъ, пѣшкомъ и на лошадяхъ, одиночками и съ семьями. Здѣсь они жили цѣлую зиму, переходя изъ Данилова въ Лексу и обратно, и странствуя но выговскимъ екитамъ и дворамъ. Всю зиму ихъ кор милъ Выгъ, а весною они, нагрузившись съѣстными припасами и сѣменами для посѣва, возвращались на родину. Кромѣ такой экстраординарной благотворительности, Даниловъ проявлялъ постоянную заботливость о бѣдныхъ я несчастныхъ. Особенно этимъ дѣломъ занимался любвеобильный Даніилъ Викулови, который частію покупалъ, а частію выпрашивалъ у богатыхъ раскольниковъ хлѣбъ и затѣмъ развозилъ его по всему Суземку, раздавая бѣднымъ и сиротамъ. Самый Даниловъ и прилегавшіе къ нему скиты были постоянно открыты для всѣхъ несчастныхъ. Сюда шли дряхлые старики и старухи, вдовы, женщины, у которыхъ мужья пропали безъ вѣсти, оставивъ имъ на шею кучу дѣтей и т. д. Всѣхъ ихъ принимали и всѣхъ устраивали. Въ Даниловѣ и на Лексѣ, какъ уже было говорено, были выстроены больницы, которыя служили богадѣльнями, открытыми для всѣхъ дряхлыхъ и немощныхъ жителей, какъ Выговской пустыни, такъ и окрестныхъ мѣстностей.

Благотворительность Данилова, увеличивая его славу въ раскольничьемъ и нераскольничьемъ мірѣ, въ тоже время служила одною изъ причинъ увеличенія наплыва въ Выговскую пустыню колонистовъ, которые шли сюда съ увѣренностью, что здѣсь они ни въ какомъ случаѣ не пропадутъ и при всякомъ несчастій встрѣтятъ помощь и поддержку. А съ увеличеніемъ населенія Выгорѣціи, увеличивались и ея рабочія силы, а стало-быть росло и богатство.

Къ концу жизни Андрея Денисова, умершаго въ 1730 году, Даниловъ такъ твердо стоялъ на ногахъ, что его уже не могло потрясти никакое физическое бѣдствіе. Это ясно обнаружилось въ 1727 году, когда страшнымъ двукратнымъ пожаромъ были сожжены буквально до тла Лексинское общежитіе и женская часть Даниловскаго: сгорѣли нетолько всѣ зданія, но и одежда, съѣстные припасы, громадное количество хлѣба въ зернѣ, льну и т. п. Едва успѣли спасти старухъ и больныхъ изъ больницы. Пожаръ этотъ сильно смутилъ даниловцевъ; но затѣмъ они, подъ вліяніемъ краснорѣчія Андрея, энергично принялись за постройку женскаго монастыря. Работали всѣ члены общины, мужчины и женщины, а также множество наемныхъ рабочихъ. Впереди всѣхъ на работѣ шелъ Андрей и, несмотря на то, что въ это время онъ былъ уже довольно почтенныхъ дѣть, а отъ постоянныхъ заботъ и умственнаго напряженія былъ совсѣмъ ветхимъ старикомъ, онъ на ряду съ другими рубилъ деревья, возилъ ихъ на лошадяхъ къ рѣкѣ, сплавлялъ, залѣзая въ воду по поясъ и по шею и т. д. Подъ вліяніемъ такого примѣра работы велись дружно. Работали лѣто и зиму, день и ночь, причемъ днемъ работали, главнымъ образомъ, наемные рабочіе, а ночью -- братія. Черезъ два года такой энергической работы выросъ новый Лексинскій монастырь, гораздо обширнѣе и богаче прежняго, сообразно съ увеличившимся числомъ членовъ женской общины.

Даниловъ и Лекса въ это время представляли собою небольшіе городки, съ населеніемъ по нѣскольку сотъ человѣкъ въ каждомъ. Особенно походилъ на городъ Даниловъ. Онъ занималъ пространство отъ шести до восьми квадратныхъ верстъ, считая въ томъ числѣ и женскую половину монастыря. Все это пространство было обведено глубокимъ рвомъ и заключено въ двѣ огромныя ограды. Здѣсь было двѣ часовни съ колокольней, 51 "келія", причемъ келіи были настолько велики, что въ нихъ помѣщалось по десятку и болѣе человѣкъ, 16 избъ, 15 амбаровъ, громадный погребъ и двѣ не менѣе громадныя поварни, 12 сараевъ, 4 лошадиныхъ двора и столько же коровьихъ, гостиный дворъ и 5 постойныхъ избъ, 5 ригъ, двѣ кузни, мѣднолитейная, столярная, портняжеская, сапожная, иконописная, рукодѣльная и другія мастерскія, двѣ школы, мастерская переписчиковъ, двѣ больницы и т. д. Большинство зданій были двухъэтажныя, но были и трехъ-этажныя и даже четырехъ-этажныя. Особенно большія зданія представляли собою часовни, школы, больницы, общія столовыя и "гостинная". Зданія строились просто, безъ всякихъ хитрыхъ украшеній, но за то настолько прочно, что многія изъ нихъ стояли по столѣтію и болѣе. Единственнымъ украшеніемъ являлись кресты, которые ставились на зданіяхъ въ изобиліи. Лексинское общежитіе было менѣе и бѣднѣе Данилова, но и оно отличалось обиліемъ и разнообразіемъ состроенъ. Затѣмъ непосредственно къ Данилову и Лексѣ тянули пашенные дворы, раскиданные по всей Олонецкой губерніи куда ежегодно являлись весною рабочіе изъ монастырей для производства полевыхъ работъ и гдѣ на зимовку оставались лишь но нѣскольку грудниковъ. Кромѣ того, непосредственную монастырскую собственность составляли двѣ мельницы, кирпичный заводъ, пристань и подворья въ Пигматкѣ, Шуйскомъ и Толвуйскомъ погостахъ, на Петровскихъ заводахъ, на Вытегрѣ, въ Олонцѣ и Сумѣ -- на Бѣломъ морѣ.

Скитовъ въ Выговской пустыни въ это время было чрезвычайно много. Изъ нихъ до насъ дошли извѣстія о Сергіевскомъ, Тихвиноборскомъ, Габсельгѣ, Водлозерскомъ, Волозерскомъ, Тагозерскомъ, Шелтопорожскомъ, Березовскомъ, Огорѣлышскомъ, Корелоборскомъ, Евотозерскомъ, Тервозерскомъ, Купосозерскомъ, Тамбичезерскомъ, "по Выгу рѣкѣ", Велихозерскомъ, Кодозерскомъ, Кукомосозерскомъ, Янгозерскомъ, Уншезерскомъ, Немозерскомъ, Паезерскомъ, Свѣтлозерскомъ, Егозерскомъ, Сулотозерскомъ, Лонскомъ и Пельякскомъ -- всего о 27 скитахъ. Кромѣ того, были небольшія поселенія, которыя не считались "скитами" -- Пигматка, Негомозеро, Половинное, Тогма, Пурнозеро, Марково, Соломаньино, Верхнелексинское, Линдозеро, Вожмо. Аеро и Пелозеро. Всѣ эти поселенія тянули непосредственно къ Данилову и Лексѣ. Но были и такія поселенія, которыя нетолько были независимы отъ Данилова, но даже до извѣстной степени враждовали съ нимъ, не сходясь съ нимъ въ религіозномъ, а часто и въ общественномъ ученіи. Таковы были скиты -- Николаево-Ладожскій, скитъ, основанный Петромъ Ошмарою, скитъ Солецкій и другіе, основанные впослѣдствіи на границѣ съ Финляндіей филипповцами, отдѣлившимися отъ даниловцевъ, и др.

На мѣстѣ почти всѣхъ этихъ поселеній существуютъ доселѣ погосты и деревни, но они представляютъ только тѣнь прежняго. Деревня Шелтопорогъ, напр., имѣетъ въ настоящее время десять дворовъ; между тѣмъ, какъ Шелтопорожскій скитъ въ первой половинѣ XVIII столѣтія имѣлъ 57 дворовъ, 62 избы, 75 анбаровъ, 57 сараевъ, 45 хлѣвовъ, 22 риги, часовню и колокольню. Такъ же велики были и другіе скиты. Общее количество зданій во всѣхъ поселеніяхъ, составлявшихъ Выгорѣцію, доходило до нѣсколькихъ тыся.

Таковы были внѣшніе результаты, достигнутые раскольничьею колонизаціей" въ Выговской пустыни. Посмотримъ теперь на внутреннюю жизнь, которая сложилась во вновь образовавшейся общинѣ.