Внутреннія порядки Выгорѣціи.
Прежде, нѣмъ перейти къ описанію общественнаго строя, сложившагося въ Выгорѣціи, мы остановимся нѣсколько на личностяхъ братьевъ Денисовыхъ, Андрея и Семена, такъ какъ они оказали большое вліяніе на слагавшуюся здѣсь жизнь.
Семенъ Денисовъ уступалъ брату, какъ въ умственномъ развитіи, такъ и въ силѣ характера. Оставшись послѣ смерти брата управителемъ Выгорѣціи, онъ всецѣло и во всемъ подражалъ ему. Поэтому, мы обратимъ главное вниманіе на Андрея.
Преданный расколу до фанатизма и задавшійся цѣлію поднять его и поставить на ноги, Андрей Денисовъ высоко стоялъ надъ массою тогдашнихъ раскольниковъ своимъ широкимъ умомъ и чрезвычайною любознательностью. Качества эти онъ выказалъ еще въ раннемъ дѣтствѣ. Не получивъ никакого систематическаго образованія, какого тогда, впрочемъ, почти и не было возможности получить, Андрей никогда не упускалъ случая, когда представлялась возможность что-либо узнать. Первымъ его учителемъ, какъ уже было сказано, былъ Игнатій Соловецкій, передавшій ему всю раскольническую мудрость того времени. Этимъ, однако, Андрей не удовольствовался и, странствуя неоднократно по Россіи, всячески старался пополнить свои познанія. Въ Кіевѣ и Москвѣ ему удалось прослушать курсы грамматики, реторики, піитики и философіи. Кромѣ того, при своихъ сношеніяхъ съ многочисленными и разнообразными лицами, онъ пріобрѣлъ массу практическихъ, хозяйственныхъ, торговыхъ и общественныхъ свѣдѣній. Знатями своими онъ не хотѣлъ пользоваться исключительно одинъ, а старался внести эти знанія во всю раскольничью среду и тѣмъ поднять ея умственный уровень. Съ этого цѣлью онъ передалъ свои теоретическія знанія брату своему Семену и нѣкоторымъ наиболѣе виднымъ членамъ общины -- Мануилу Петровичу, Трифону Петрову, иконописцу Даніилу, Никифору Семенову и другимъ. Съ тою же цѣлью Андрей устроилъ въ Даниловскомъ и Лексинскомъ монастыряхъ школы и заботился объ увеличеніи среди раскольниковъ книгъ. Въ тѣхъ же видахъ онъ написалъ множество учительныхъ сочиненій, въ которыхъ передавалъ какъ богословскія свѣдѣнія, такъ и чисто-житейскія наставленія. Кромѣ того, Андрей заботился о томъ, чтобы среди раскольниковъ сохранилась память о людяхъ и фактахъ первоначальной исторіи раскола и съ этою цѣлью написалъ рядъ историческихъ сочиненій. Всего Андреемъ написано, по катологу раскольничьяго библіографа Любопытнаго, 115 сочиненій, а братомъ его Семеномъ -- болѣе 50-ти.
Обладая чрезвычайно обширнымъ, по тогдашнему, образованіемъ, Андрей отличался и необыкновеннымъ даромъ слова. Его краснорѣчіе проявлялось и въ сочиненіяхъ, и въ устной проповѣди. О краснорѣчіи Андрея Иванъ Филипповъ, лично знавшій его и слышавшій его много разъ, отзывается такъ: "языкъ его пресладкій, чуднѣйшій орфеовы баснословимыя цѣвницы показася, не бо горы и каменіе привлачаша къ себѣ, но каменосердечныя человѣки отъ земли на небо славно влечаше". И дѣйствительно, слово Андрея имѣло громадное вліяніе на его паству. Силою своего краснорѣчія онъ остановилъ распаденіе общины во время перваго голода и убѣдилъ братію претерпѣть все, а монастыря не оставлять. Его же краснорѣчіе подняло упавшій духъ даниловцевъ послѣ лексинскаго пожара. Тоже дѣйствіе оказывало слово Андрея всегда и вездѣ, въ ежедневныхъ сношеніяхъ его съ братіею, въ повседневныхъ дѣлахъ. Еще большее вліяніе оказывалъ примѣръ Андрея въ работѣ и образѣ жизни. Скромный въ своихъ потребностяхъ, нетребовательный, трудолюбивый, Андрей былъ всегда впереди всѣхъ въ трудахъ, какъ мы это видѣли при вторичной постройкѣ Лексинскаго монастыря. Миролюбивый, онъ всячески заботился о томъ, чтобы миръ и согласіе царили въ Выговской пустыни и вообще въ раскольничьемъ мірѣ. Терпимость его къ несогласнымъ не знала границъ. Уваженіе, которымъ пользовался Андрей среди раскольниковъ, было чрезвычайное. Въ стихахъ, вышедшихъ по поводу его смерти, Андрей разсматривается, какъ слава всей Европы. Смерть его вызвала страшный взрывъ горя во всемъ раскольничьемъ мірѣ и привлекла въ Даниловъ несметныя толпы народа, пожелавшаго поклониться новому "праведнику".
Какъ восторженно-религіозный человѣкъ, Андрей смотрѣлъ на земную жизнь лишь какъ на переходную ступень къ будущей, загробной жизни. Настоящая жизнь въ его представленіяхъ являлась лишь средствомъ, которымъ человѣкъ приготовлялъ себѣ ту или иную будущую жизнь. Исходя изъ этого положенія, Андрей идеаломъ человѣческой жизни считалъ жизнь монашескую, строго подвижническую. Онъ и въ Выговскую пустыню бѣжалъ потому, что здѣсь въ то время процвѣтало самое суровое подвижничество. Первые послѣдователи Андрея были тоже люди религіозно-экзальтированные, заботившіеся только о томъ, какъ бы спастись. Идеи Андрея о монастырской, подвижнической жизни пришлись имъ вполнѣ по вкусу, и потому первоначально Даниловъ, а также и первые скиты представляли собою настоящіе монастыри и притомъ, по характеру сложившейся въ нихъ жизни, монастыри первыхъ вѣковъ христіанства. Но по мѣрѣ увеличенія числа колонистовъ Выговской пустыни, положеніе дѣлъ начало измѣняться. Находилось все болѣе и болѣе людей, которые бѣжали изъ внутренней Россіи не потому только, что имъ тамъ мѣшали спасаться, но и, главнымъ образомъ, потому, что имъ плохо жилось; они хотѣли нетолько спасаться, но и хорошенько пожить. Завязалась борьба. Андрей и его помощники укоряли грѣшниковъ, убѣждали ихъ принять узы монашества, читали имъ проповѣди, писали посланія; грѣшники вполнѣ сознавали свою грѣховность и со слезами выслушивали наставленія и обличенія, но тѣмъ не менѣе оказывали упорное пассивное сопротивленіе и продолжали грѣшить. Борьба, главнымъ образомъ, сосредоточилась на вопросѣ о бракѣ. Исходя изъ того, что со смертію чиновъ духовенства, посвященныхъ до Никоновыхъ новинъ, въ православной церкви перевелось священство и, стало быть, стало некому вѣнчать вступающихъ въ бракъ, Андрей и другіе ревнители благочестія, разсматривали брачное сожительство просто какъ блудъ и проповѣдывали, что для спасенія необходимо воздерживаться отъ половыхъ сношеній. Но такъ какъ, несмотря на проповѣди, половыя потребности давали себя знать, то принимался цѣлый рядъ мѣръ, чтобы "раздѣлить сѣно отъ огня". Тамъ, гдѣ мужчинамъ и женщинамъ приходилось быть вмѣстѣ, въ часовнѣ, въ общей столовой и т. д., они отдѣлялись другъ отъ друга особою занавѣсью. Когда мужчины и женщины были поселены по различнымъ монастырямъ, имъ запрещены были всякія сношенія. Для свиданій же родственниковъ были устроены кельи въ воротахъ монастырей и здѣсь свиданія происходили подъ надзоромъ старицъ. Большинство, однако, вовсе не хотѣло подчиниться такимъ порядкамъ и вести безбрачную жизнь, особенно тѣ, кто являлся въ Выгорѣцію съ семьей. Кончилось тѣмъ, что "могшіе вмѣсти" остались въ монастыряхъ, гдѣ жизнь шла по уставу монастырскому -- съ безбрачіемъ, смиреніемъ, безпрерывными церковными службами и т. д., а семейные и "новожены" разселилисъ по скитамъ и вели обыкновенную, "мірскую" жизнь. Остатокъ первоначальнаго взгляда на бракъ сохранился лишь въ томъ, что брачущихся заставляли искупать свой грѣхъ поклонами, и этимъ дѣло ограничивалось. Да, повидимому, и въ монастыряхъ не особенно строго соблюдались монастырскія правила, судя по тому, что ихъ слишкомъ часто приходилось повторять, напоминать и подтверждать, и потому, что даже въ самыхъ экстраординарныхъ случаяхъ принимались искуственныя мѣры для охраненія цѣломудрія монастырскихъ жителей, какъ напримѣръ, при похоронахъ Андрея, когда въ самой похоронной процессіи мужчины были отдѣлены отъ женщинъ занавѣсою изъ рогожъ и парусовъ...
Общественное устройство Выгорѣціи представляло любопытный образчикъ сохранившагося стариннаго русскаго самоуправленія. Первую роль въ управленіи Выгорѣціи играли представители Данилова, какъ наиболѣе крупнаго населенія, представлявшаго къ тому же духовно-религіозный центръ. Роль предста вителей Данилова была, однако, исключительно исполнительная. Даниловскіе главари могли предпринимать дѣйствія, касавшіяся всей Выгорѣціи, только въ такомъ случаѣ, если они были приняты и одобрены общими собраніями представителей всѣхъ Выгорѣцкихъ скитовъ. Такія собранія собирались въ Даниловѣ во всѣхъ мало-мальски важныхъ случаяхъ и на нихъ являлись выборные всей Выгорѣціи, а если дѣло касалось не однихъ мѣстныхъ интересовъ, но имѣло болѣе общій характеръ, то на собраніе приглашались и выборные, и старосты сосѣднихъ волостей и погостовъ. Рѣшенія этихъ собраній, всегда резонныя и сообразныя съ обстоятельствами, очень уважались въ Выгорѣціи и Суземкѣ и свято исполнялись.
Во внутреннемъ управленіи каждое поселеніе Выгорѣціи обладало полною самостоятельностью. Всѣ дѣла, касавшіяся какого либо, скита рѣшались общими, мірскими собраніями всѣхъ скитниковъ. Въ нѣкоторыхъ скитахъ, напримѣръ, Шелтопорожскомъ, существовали даже особыя мірскія избы, спеціально предназначенныя для общественныхъ собраній. Исполненіе постановленій общихъ собраній возлагалось на особыхъ выборныхъ лицъ.
Особенно подробно разработана была организація управленія въ Даниловѣ. Андрей написалъ даже "Уложеніе", въ которомъ обстоятельно описаны даниловскіе и лексинскіе порядки управленія. Изъ этого "Уложенія", а также изъ фактовъ, сообщае мыхъ Иваномъ Филипповымъ, можно составить самое полное представленіе о ходѣ дѣлъ въ Даниловѣ. Во главѣ общины стоялъ киновіархъ или, выражаясь но просту, большакъ. Ему принадлежало верховное руководство всѣми дѣлами общины и ему же были подчинены всѣ ея выборные чины и должностныя лица. Такимъ большакомъ сначала былъ Данило Викулови, затѣмъ, Андрей Денисовъ, а послѣ его смерти его братъ Семенъ. Большакъ пользовался громаднымъ значеніемъ и большимъ вліяніемъ, тѣмъ болѣе, что въ эту должность выбирались наиболѣе уважаемые члены общины. Должность эта требовала соединенія въ избираемомъ лицѣ многихъ выдающихся качествъ и способностей, и потому нерѣдко избранные отказывались отъ нея, несмотря на весь почетъ, соединенный съ этою должностью. Однако, какъ ни велико было значеніе киновіарха, онъ вполнѣ подчинялся "собору", т. е. общему собранію, на которомъ присутствовали какъ "отцы" и "братіи" даниловскіе, такъ и представительницы лексинской обители. На этихъ собраніяхъ обсуждались всѣ хозяйственные и общественные вопросы и съ ихъ рѣшеніями долженъ былъ всецѣло сообразоваться въ своихъ дѣйствіяхъ киновіархъ. Иванъ Филипповъ разсказываетъ любопытные случаи, какъ собранія даниловцевъ не соглашались даже съ такимъ уважаемымъ большакомъ, какъ Андрей Денисовъ, и заставляли его поступать по своему. Такъ, напримѣръ, еще до лексинскаго пожара Андрей задумалъ перенесть женскую обитель на новое мѣсто, находя старое тѣснымъ и неудобнымъ. Много стараній потратилъ онъ, чтобы убѣдить "соборъ" въ необходимости этого перенесенія. Неоднократно онъ даже водилъ "соборныхъ" къ женскому монастырю и на вновь избранное имъ мѣсто, чтобы наглядно показать всѣ неудобства мѣстности, на которой былъ расположенъ монастырь, и всѣ преимущества новой мѣстности. Однако, собраніе не согласилось съ большакомъ, находя, что братіи и безъ того много дѣла, что можно жить и въ старомъ монастырѣ и что нѣтъ резоновъ взваливать на братію новую тяготу и даромъ тратить монастырскую казну. Андрею пришлось подчиниться, и только въ послѣдствіи, послѣ пожара, монастырь былъ построенъ на новомъ мѣстѣ.
За большакомъ слѣдовалъ цѣлый рядъ выборныхъ должностныхъ лицъ съ меньшимъ объемомъ власти. Одни изъ нихъ вѣдали религіозныя дѣла общины, въ рукахъ другихъ были хозяйство и управленіе общиною.(Мы будемъ говорить только о послѣднихъ. Такими лицами были нарядникъ или урядникъ, городничій, казначеи, келарь, старосты, приказчики, стряпчіе, десятскіе, сторожа, стольникъ, гостинщикъ, больничный, писарь и др.
Нарядникъ былъ главнымъ распорядителемъ по хозяйственной части. Въ его вѣдѣніи находились хлѣбопашество, извозъ, морскіе промыслы, общинная касса и прочее. Онъ завѣдывалъ постройками, распредѣлялъ рабочихъ по полевымъ работамъ, принималъ отчеты у торговыхъ прикащиковъ, велъ приходорасходныя книги по хозяйству, смотрѣлъ за цѣлостью сельско-хозяйственнаго и ремесленнаго инвентаря, составлялъ ежегодныя сметы всего того, что нужно для общины и т. д. Вмѣстѣ съ тѣмъ нарядникъ былъ высшимъ надзирателемъ за внѣшнимъ порядкомъ и благочиніемъ въ монастырѣ, его отдѣленіяхъ и на работахъ. Во всѣхъ важныхъ случаяхъ нарядникъ долженъ былъ совѣтываться съ наиболѣе почетными старцами и другими выборными лицами и поступать согласно съ ихъ указаніями; тѣже лица контролировали дѣятельность нарядника. На Лексѣ былъ свой нарядникъ, на Пурнозерѣ тоже свой. Порядокъ полевыхъ работъ рѣшался на совѣтѣ всѣхъ трехъ нарядниковъ.
Казначеевъ было нѣсколько. На главномъ изъ нихъ лежало общее попеченіе за цѣлостью общиннаго имущества, чтобъ ничто не пропало, не затерялось, не было украдено посторонними, приходящими въ монастырь. Онъ долженъ былъ заботиться о томъ, чтобы всѣ общинныя мастерскія не имѣли никогда нужды въ матеріалахъ. Въ его же вѣдѣніи находились всѣ общинныя кладовыя и чуланы съ запасами, которые онъ и выдавалъ братіи, сколько кому слѣдовало. Былъ особый "платяной" казначей, который хранилъ и выдавалъ одежду и обувь. Особый казначей собиралъ грязное бѣлье, сдавалъ его въ портомойную и бучею и принималъ оттуда. На Лексѣ были соотвѣтствующія казначейши. Когда братія надолго уѣзжала куда-нибудь, напримѣръ, на полевыя работы на Чаженку, къ ней приставлялись также особые казначеи -- для припасовъ и платья.
Въ вѣдѣніи келаря находилось внутреннее хозяйство общины. Онъ распоряжался въ хлѣбенной, поварнѣ, столовой и больницѣ. Подъ его началомъ находились больничные смотритель и служки, пекари и повара, и стольники, накрывавшіе столы въ трапезной, подававшіе обѣдъ и убиравшіе столовую.
Городничій представлялъ собою полицейскую власть въ общинѣ. Онъ смотрѣлъ за тѣмъ, чтобы у воротъ монастыря стояли постоянно сторожа; заботился, чтобы въ мірской гостинницѣ, гдѣ принимались всѣ приходящіе и проѣзжіе, былъ порядокъ, не было ссоръ и дракъ; онъ же наблюдалъ за поведеніемъ братіи и прекращалъ возникающіе среди нея раздоры. Онъ же имѣлъ дѣло со всѣми вновь приходящими, разспрашивалъ, кто они, откуда и зачѣмъ пришли, оставлялъ ихъ въ монастырѣ или отправлялъ далѣе. На обязанности же городничаго лежали пріемъ и угощеніе почетныхъ гостей изъ раскольниковъ и властей. На немъ же лежала забота о поддержаніи постояннаго сообщенія съ Повѣнцемъ, чтобы узнавать оттуда о времени наѣздовъ начальства и принимать нужныя мѣры.
Старосты, были по всѣмъ мастерствамъ: былъ староста сапожный, кузнечный, иконописный и т. д. У извозчиковъ былъ тоже староста. Наконецъ, былъ еще торговый староста. Онъ велъ всю торговлю. Для отчета онъ долженъ былъ тщательно вести всѣ торговыя книги. Жилъ онъ больше въ Вытегрѣ -- центрѣ даниловскихъ торговыхъ предпріятій. Для пріѣзда въ монастырь ему была устроена особая изба, служившая и счетною конторою. Торговому старостѣ были подчинены приказчики, дѣйствовавшіе по его указаніямъ и исполнявшіе его порученія. Кромѣ торговыхъ приказчиковъ, были еще приказчики, вѣдавшіе общинное имущество въ мѣстахъ, удаленныхъ отъ монастыря, въ Сумѣ, на Бѣломъ морѣ, въ Пигматкѣ, на Онежскомъ озерѣ, на Петровскихъ заводахъ, въ Москвѣ и Петербургѣ и др.
Для сношеній съ оффиціальнымъ міромъ были избраны особыя лица, такъ называемые стряпчіе. Выбирались они изъ лицъ, болѣе или менѣе знакомыхъ съ законами и опытныхъ по приказной части. Они большею частью жили въ мѣстахъ пребыванія ближайшаго и отдаленнаго начальства, на Петровскихъ заводахъ, въ Олонцѣ, въ Новгородѣ, Москвѣ и Петербургѣ. Черезъ стряпчихъ предъявлялись Выгорѣціи требованія правительства и объявлялись всѣ его распоряженія. Стряпчіе же являлись ходатаями передъ властями за выговцевъ и первыми отвѣтчиками за нихъ.
Были, наконецъ, особыя должностныя лица, староста и "выборные" по раскладкѣ между скитами и сбору "раскольничьяго окладу", подати, которую, какъ увидимъ ниже, выговцы платили "за расколъ".
Всѣ перечисленныя должности замѣщались по выбору на общихъ собраніяхъ. Выборы совершались очень разумно и такъ какъ всѣ должности не были сопряжены съ какими-либо личными выгодами, то на нихъ попадали люди вполнѣ достойные, обыкновенно прошедшіе суровую школу общиннаго труда, побывавшіе предварительно и пахарями, и извощиками, и рабочими на кирпичномъ заводѣ и рыбныхъ промыслахъ и т. д., и стало быть близко знавшіе дѣло, которымъ имъ приходилось завѣдывать. Не гнушались эти люди чернымъ трудомъ и по избраніи на должность, и въ свободное отъ своихъ спеціальныхъ занятій время, на ряду съ прочею братіею, рубили дрова, чистили коровьи и конные дворы и проч. Не удивительно, что при такомъ примѣрѣ наиболѣе почетныхъ лицъ общины братія не тяготилась приходившеюся на ея долго работою и трудъ вообще высоко цѣнился въ Выгорѣціи и ни въ какомъ случаѣ не могъ быть въ презрѣніи.
Вообще надо замѣтить, что въ Выгорѣціи трудъ былъ обставленъ такими условіями, чтобы онъ былъ возможно менѣе тяжелымъ. Такъ, здѣсь никогда не было такого порядка, чтобы какія-либо опредѣленныя работы исполнялись одними и тѣми же лицами. Напротивъ, здѣсь постоянно стремились къ возможно большему разнообразію въ трудѣ. Одинъ и тотъ же человѣкъ то землю пахало., то извозничалъ, то ѣздилъ на мурманскіе рыбные промыслы, то въ качествѣ судового рабочаго отправлялся въ Петербургъ, то занимался торговлею, то, наконецъ, попадалъ въ старосты или казначеи. Даже спеціалисты-мастеровые, портные, сапожники, кожевники и проч., работали, большею частью по своему мастерству только зимою, а лѣтомъ отправляли полевыя и т. п. работы. Вслѣдствіе такого порядка, съ одной стороны, трудъ не такъ скоро надоѣдалъ, какъ это бываетъ при его однообразіи, а съ другой -- не могло быть поводовъ у членовъ общины считаться работами -- кто больше сдѣлалъ и чей трудъ болѣе нуженъ и полезенъ. Затѣмъ, при распредѣленіи работъ, въ Выгорѣціи стремились давать каждому трудъ по способностямъ и силамъ. Кто приносилъ въ общину знаніе какого-либо дѣла и привычку къ нему, тотъ на такое дѣло и становился: кова -- ковалъ; живописецъ -- писалъ иконы; пѣвецъ -- пѣлъ въ часовнѣ; мостовщикъ -- мостилъ мосты. Плотникъ, мельникъ, рыболовъ, кожевникъ, портной -- всѣ становились на свое дѣло. Въ общинѣ было много дѣла и дѣла разнообразнаго; здѣсь ни одинъ талантъ не пропадалъ. Даже приказные -- и тѣ пригодились въ качествѣ стряпчихъ. Наконецъ, каждому давалась возможность изучать всякое дѣло и заниматься чѣмъ ему угодно. Такъ, взрослые пахари изучали ремесла, ремесленники практиковались въ иконописномъ и письменномъ дѣлѣ и т. д. Случалось, что какой-нибудь хлѣбникъ былъ въ тоже время искуснымъ калиграфомъ и даже самъ писалъ сочиненія по исторіи или догматикѣ раскола.
Обставленный такими условіями трудъ, а равно свобода и самостоятельность подъ управленіемъ "лучшихъ" людей дѣлали жизнь выговцевъ совсѣмъ не дурною. Матеріальная сторона этой жизни была тоже прекрасно обставлена. Питаніе, напримѣръ, способно было вызвать зависть немалой части населенія внутренней Россіи. Сохранившееся росписаніе еженедѣльныхъ обѣдовъ подробно описываетъ, что кушали выговцы: "въ недѣлю (воскресенье) къ обѣду три пищи: рыбники, шти и каша съ масломъ по обычаю. Аще ли когда случится о сѣнокосѣ млеко подовольнѣе, да поставляютъ въ недѣлю къ обѣду въ прибавокъ млека. Къ ужинѣ двѣ пищи: шти и млеко. Аще гдѣ ловится рыба и довольно, да предлагаютъ рыбы по малу. Въ понедѣльникъ къ обѣду три пищи: рыбники, шти и каша съ масломъ постнымъ или съ саломъ рыбьимъ, тако и въ среду, и въ пятокъ въ недѣльницы (не рабочее время). Егда трезвонъ бываетъ: къ ужинѣ двѣ пиніи -- шти и капуста, или ино что капусты вмѣсто. Во вторникъ, четвертокъ и субботу къ обѣду три пищи -- рыбники, шти и каша молочна безъ масла... Въ храмовые праздники и господскіе къ обѣду четыре пищи, а къ ужинѣ три. Масла же, егда полагаютъ въ каши въ братствѣ, полагаютъ въ четыре чаши по единому фунту; на службахъ же за труды въ три чаши по единому фунту полагати". Какъ ни жирно было это братское питаніе. нѣкоторые братіи, особенно женщины, не прочь были полакомиться особенно вкусными кушаньями отдѣльно отъ другихъ. Это, однако, очень не нравилось массѣ выговцевъ, и потому въ "Уложеніе" Андрея Денисова было внесено постановленіе, чтобы никто не стряпалъ "пристроекъ стряпчихъ, какъ пирожныхъ, такъ и палитушныхъ, и прочихъ таковыхъ", а также, чтобы "никто не имѣлъ особыхъ какихъ пищей, какъ прежде бывало, что всякая, въ своемъ сосудѣ свое масло или смѣтану и ягоды принося, одна безстудно ястъ другимъ смотрящимъ". Повидимому, однако, это постановленіе исполнялось не очень строго и лакомокъ въ общинѣ было не мало. По крайней мѣрѣ, Иванъ Филипповъ ставитъ въ особую заслугу нѣкоторымъ выговскимъ женщинамъ, біографіи которыхъ онъ приводитъ, то обстоятельство, что онѣ "братскою пищею питалися, не занимаясь "особьяденіемъ" и не искаше прибавочныхъ пищей".
Не бѣдствовали выговцы и по части одѣянія. По "Уложенію" Андрея Денисова полагалось: новыя шубы раздавать братіи и трудникамъ на пять лѣтъ, кафтаны на три года, крашенные балахоны на четыре года, кожанъ на десять годовъ, штаны -- на три года, шапки -- на три года, преобувки -- на четыре года; на носку бѣлья срока не полагалось. Кромѣ этой "казенной" одежды члены общины имѣли еще свою, пріобрѣтаемую на сред ства, вынесенныя изъ "міра" или заработываемыя въ свободное отъ урочныхъ занятій время. Костюмы нѣкоторыхъ отличались даже франтовствомъ; особенно повинны въ этомъ были опять-таки женщины. Франтовство это, однако, не нравилось выговскимъ ригористамъ и въ "Уложеніи" мы находимъ запрещеніе носить одежды "китайчатыя, киндачныя, бомбарековыя и иныя одпорядочныя и яренковыя", а также "пуха бобровые, выдряные и иные"; вмѣсто нихъ рекомендовались одежды изъ простого чернаго сукна или крашенины и овчинныя шубы.
Носильное платье составляло единственную личную собственность членовъ общины; все остальное было общее. Что же касается имущества, приносимаго въ общину изъ міра, то вопросъ о томъ, чью собственность оно должно было составлять -- общины или отдѣльныхъ лицъ -- совсѣмъ не поднимался въ Выгорѣціи. Дѣло въ томъ, что огромное большинство приходившихъ сюда являлось совершенно безъ всякаго имущества. Тѣ же, которые являлись съ имуществомъ, иногда значительнымъ, бѣжали въ пустыню не отъ плохого житья, а исключительно ради спасенія души, а потому немедленно, при вступленіи въ общину, слагали на нее распоряженіе своимъ имуществомъ, чтобы тѣмъ свободнѣе преслѣдовать главную цѣль своего переселенія въ Выгорѣцію. Наконецъ, тѣ немногіе, которые, и вступивъ въ общину, сохраняли принесенное съ собою имущество въ своемъ личномъ распоряженіи, всегда отказывали его общинѣ передъ смертью.
Въ случаѣ выхода какого-либо члена изъ общины, ему возвращался полностью вкладъ, сдѣланный имъ въ общинную казну и въ общинное хозяйство, и, кромѣ того, уплачивалось особое вознагражденіе за время, которое онъ проработалъ на пользу общины. При этомъ писалось особое полюбовное письмо, въ которомъ обозначалось, на какихъ условіяхъ произведенъ разсчетъ общины съ выходящимъ изъ нея членомъ. Выходъ былъ вообще свободенъ и зависѣлъ вполнѣ отъ желанія каждаго. Община, впрочемъ, сохраняла за собою право удалять изъ своей среды лицъ, не желавшихъ подчиняться ея установленіямъ, а также порочныхъ членовъ. Удаленіе производилось по постановленію общаго собранія и къ нему прибѣгали крайне рѣдко. Но разъ такая мѣра принималась, она приводилась въ исполненіе послѣдовательно и безъ всякихъ церемоній. Удаленнаго изъ монастыря или какого-нибудь скита не принимаютъ нигдѣ -- ни въ Выговской пустыни, ни въ Суземкѣ, и волею-неволею ему приходилось уходить куда-нибудь подальше. Если изгоняемый не хотѣлъ уходить, то къ нему примѣнялись самыя энергическія мѣры, Иванъ Филипповъ разсказываетъ, напримѣръ, объ одномъ старцѣ, котораго жители одного скита рѣшили удалить изъ своей среды: сначала его стали "добромъ вонъ высылати", а когда онъ не хотѣлъ уходить, "выборной кѣльишко его разрыша сверху и его и съ посестріей выгнаша изъ скита вонъ"...
Такова была жизнь, сложившаяся въ Выгорѣціи. Разсмотримъ теперь отношенія этой раскольничьей колоніи къ остальному раскольничьему міру и къ государству.