Гдѣ нотаріусъ съ большимъ успѣхомъ защищаетъ свою шкуру.
Кто былъ вполнѣ счастливъ, такъ извощикъ Айвазъ-Бея. Этотъ состарившійся уличный мальчишка, быть можетъ, не столько былъ доволенъ полученіемъ двадцати пяти франковъ на водку, сколько тѣмъ, что побѣдителемъ остался его сѣдокъ.
-- Э! -- сказалъ онъ доброму Айвазу,-- такъ вотъ вы какъ расправляетесь. Не дурно это и запомнить. Если мнѣ случится наступить вамъ на ногу, я поскорѣй попрошу прощенія. А этому несчастному господину теперь не до понюшки табаку! Нѣтъ! если теперь при мнѣ станутъ говорить, что турки увальни, такъ я съумѣю отвѣтить. А не говорилъ я вамъ, что принесу счастье? А есть у насъ старикъ, служитъ у Бріона, и я его знаю, такъ онъ какъ разъ наоборотъ. Всѣмъ своимъ сѣдокамъ приноситъ несчастье. Еого онъ ни повезетъ, всѣ прогораютъ... Ну, кокотка! впередъ по пути славы! тебѣ ныньче нѣтъ лошадокъ подстать.
Эта нѣсколько жестокая болтовня не веселила турокъ, и извощикъ забавлялъ одного себя.
Въ каретѣ безконечно болѣе блестящей и съ безконечно лучшей упряжной, нотаріусъ сѣтовалъ на судьбу въ присутствіи двухъ своихъ друзей.
-- Конечно,-- говорилъ онъ,-- я все равно что убитъ. Мнѣ остается только застрѣлиться. Теперь мнѣ нельзя показаться ни въ свѣтъ, ни въ оперу, ни въ какой театръ. Или вы мнѣ прикажете выставлять напоказъ передъ всей вселенной свое уродливое и жалкое лицо, которое въ однихъ возбудитъ смѣхъ, а въ другихъ жалость?
-- Полноте,-- возразилъ маркизъ,-- свѣтъ привыкаетъ ко всему. При томъ, въ самомъ крайнемъ случаѣ, когда боишься выѣзжать, стоитъ только сидѣть дома.
-- Сидѣть дома! что за дивная перспектива! Неужто вы думаете, что при такомъ положеніи вещей женщины станутъ бѣгать ко мнѣ на домъ.
-- Женитесь. Я зналъ кирасирскаго поручика, который лишился руки, ноги и глаза. Согласенъ, женщины за нимъ не гонялись; но онъ женился на славной дѣвушкѣ, ни дурной, ни хорошенькой, которая любила его ото всего сердца, и былъ вполнѣ счастливъ.
Г. Л'Амберъ вѣроятно не считалъ такой будущности особенно утѣшительной, потому что съ отчаяніемъ воскликнулъ:
-- О, женщины! женщины! женщины!
-- Боже мой! -- сказалъ маркизъ,-- что это у васъ всѣ мысли направлены на женщинъ! Но вѣдь женщины не все; кромѣ нихъ, есть много вещей на свѣтѣ. Надо, чортъ возьми, подумать и о спасеніи души! Можно заботиться о душевномъ самоусовершенствованіи, о развитіи своего ума, оказывать услуги ближнимъ, исполнять обязанности своего званія. И вовсе нѣтъ надобности въ длинномъ носѣ, чтобъ быть хорошимъ христіаниномъ, добрымъ гражданиномъ, прекраснымъ нотаріусомъ.
-- Нотаріусомъ! -- возразилъ онъ съ мало скрытой горечью.-- Дѣйствительно, пока я еще нотаріусъ. Вчера я былъ еще человѣкомъ, свѣтскимъ человѣкомъ, джентльменомъ и даже -- я могу сказать это безъ ложной скромности -- кавалеромъ, которымъ не пренебрегали въ лучшемъ обществѣ. Сегодня же я только нотаріусъ. А кто знаетъ, чѣмъ я стану завтра? Стоитъ только проговориться лакею, и эта глупая исторія получитъ огласку. Стоитъ какой нибудь газетѣ сболтнуть о ней два слова, и судъ будетъ принужденъ преслѣдовать моего противника и его свидѣтелей и даже васъ, господа. И вотъ мы предъ судомъ исправительной полиціи, и разъясняемъ, гдѣ и почему я преслѣдовалъ дѣвицу Викторину Томпэнъ! Вообразите себѣ такой скандалъ, и подумайте, можно ли нотаріусу пережить его?
-- Милый мой,-- сказалъ маркизъ,-- вы себя пугаете воображаемыми опасностями. Люди нашего круга, а вы нѣсколько принадлежите въ нему, имѣютъ право безнаказанно рѣзать другъ другу горло. Прокуратура смотритъ сквозь пальцы на наши дуэли, и это справедливо. Я понимаю, что слѣдуетъ нѣсколько потревожить журналистовъ, художниковъ и тому подобныя личности низшихъ сословій, когда они осмѣлваются браться за шпагу: этимъ господамъ слѣдуетъ напоминать, что у нихъ для драки есть кулаки и что этого оружія вполнѣ достаточно для защиты той чести, какая выпала на ихъ долю. Но когда дворянинъ поступаетъ, какъ подобаетъ дворянину, тутъ суду не къ чему вмѣшиваться и онъ безмолвствуетъ. Выйдя въ отставку, я дрался пятнадцать или двадцать разъ, и порой исходъ дуэли былъ несчастливъ для моихъ противниковъ, а видѣли ли вы мое имя въ Судебномъ Вѣстникѣ?
Г. Стеймбуръ былъ не на столько близокъ къ г. Л'Амберу, какъ маркизъ де-Вилльморенъ; у него не было, какъ у нотаріуса, собственности въ видѣ конторы въ улицѣ Вернель, переходившей по наслѣдству уже въ четвертомъ поколѣніи. Онъ зналъ обоихъ этихъ господъ только по клубу и по партіи въ вистъ; быть можетъ, также благодаря нѣкоторымъ куртажнымъ дѣламъ, которыя ему доставлялъ нотаріусъ. Но онъ былъ добрый малый и человѣкъ здравомыслящій; поэтому онъ также не поскупился на нѣсколько словъ, чтобы образумить и утѣшить несчастнаго. Г. де-Вилльморенъ, по своему обычаю, глядѣлъ на вещи съ худшей стороны; тутъ онъ былъ силенъ. Но сказать, что г. Л'Амберъ останется обезображеннымъ на всю жизнь, значило не питать довѣрія къ наукѣ.
-- Но чтобы значило родиться въ ХІХ-мъ вѣкѣ, еслибъ и для васъ, какъ въ старину, малѣйшая случайность являлась неисправимымъ зломъ? Какимъ бы ни преимуществомъ пользовались передъ людьми золотого вѣка? Не станемъ кощунствовать надъ священнымъ именемъ прогресса. Оперативная хирургія, слава Богу, процвѣтаетъ теперь болѣе, чѣмъ когда либо, въ отечествѣ Амбруаза Паре. Партенэйскій лѣкаръ указалъ намъ на нѣсколькихъ мастеровъ, умѣющихъ побѣдоносно возстановлять человѣческіе члены. Вотъ мы у воротъ Парижа, пошлемъ же въ первую аптеку, тамъ намъ дадутъ адресъ Вельно или Южье; вашъ лакей побѣжитъ къ великому человѣку и приведетъ его къ вамъ на домъ. Я слышалъ за вѣрное, что хирурги придѣлываютъ губы, вѣки, кончики ушей; неужто имъ труднѣе придѣлать кончикъ носа?
Надежда была довольно туманная, но она оживила бѣднаго нотаріуса, у котораго уже съ полчаса какъ перестала идти кровь. Мысль, что онъ вновь станетъ тѣмъ чѣмъ былъ, что онъ будетъ вести прежній образъ жизни, привела его въ опьяненіе. До того-то справедливо, что мы не цѣнимъ счастья быть цѣлыми и невредимыми, пока не лишимся его.
-- Ахъ! друзья мои,-- вскричалъ онъ ломая руки,-- мое состояніе тому, кто меня вылѣчитъ! Какія бы мученія мнѣ ни пришлось претерпѣть, я охотно соглашусь на нихъ, только бы меня удостовѣрили, что дѣло увѣнчается успѣхомъ; я ни во что не считаю страданіе, равно какъ и издержекъ.
Съ такими чувствами онъ доѣхалъ до улицы Вернель, между тѣмъ какъ его выѣздной лакей отправился за адресомъ великихъ хирурговъ. Маркизъ и г. Стеймбуръ проводили его до его комнаты и простились; одинъ отправился успокоить жену и дочерей, которыхъ не видалъ со вчерашняго вечера, а другой побѣжалъ на биржу.
Оставшись одинъ, напротивъ большого венецейскаго зеркала, безжалостно отражавшаго его лицо въ новомъ видѣ, Альфредъ Л'Амберъ впалъ въ глубокое уныніе. Этотъ сильный человѣкъ, никогда не плакавшій въ театрѣ, потому что это простонародно; этотъ безстрастный джентльменъ, съ самой явной безчувственностью схоронившій отца и мать, теперь рыдалъ объ искаженіи своей прелестной особы и заливался эгоистическими слезами.
Слуга отвлекъ нѣсколько эту горькую печаль извѣстіемъ о скоромъ прибытіи г. Бернье, хирурга изъ Hôtel-Dieu, члена хирургическаго общества и медицинской академіи, профессора мимики и прочая. Слуга бросился къ ближайшему хирургу, и попалъ очень удачно: г. Бернье, если и не стоитъ наравнѣ съ Вельно, Манеками и Южье, то все же занимаетъ непосредственно послѣ нихъ весьма почетное мѣсто.
-- Гдѣ-жь онъ? -- вскричалъ г. Л'Амберъ. -- Отчего онъ не пришелъ? Илъ онъ думаетъ что я изъ тѣхъ, что могутъ подождать?
И онъ вновь зарыдалъ во всю мочь. Плакать передъ прислугой! Неужто простой ударъ саблей можетъ такъ измѣнить нравъ человѣка? По истинѣ, оружіе добраго Айваза, перерубивъ носовой каналъ, должно быть потрясло слеэную железу и даже самыя легкія.
Нотаріусъ осушилъ глаза, ради того, чтобы просмотрѣть толстый томъ въ 12 долю листа, который поспѣшилъ ему прислать г. Стеймбуръ. То было Оперативная хирургія Рэнге, прекрасное руководство, украшенное тремя стами гравюръ. Г. Стеймбуръ купилъ его по дорогѣ на Биржу и послалъ своему кліенту, безъ сомнѣнія, чтобъ его успокоить. Но чтеніе произвело совсѣмъ не то впечатлѣніе, на какое разсчитывалось.
Когда нотаріусъ перелистовавъ до двухсотъ страницъ и передъ его глазами прошли ряды перевязокъ, ампутацій, разсѣченій и выжиганій, то уронилъ книгу и, закрывъ глаза, бросился въ кресло. Онъ сидѣлъ съ закрытыми глазами и все-таки видѣлъ надрѣзанную кожу, сдвинутые съ мѣста при помощи крючковъ мускулы, члены, разсѣченные взмахами ножа, кости, распиленныя руками невидимыхъ операторовъ. Лица паціентовъ представлялись ему въ томъ видѣ, какъ онѣ иэображаются на анатомическихъ рисункахъ, спокойными, стоическими, равнодушными къ боли, и онъ спрашивалъ себя, можетъ ли такая доза храбрости вмѣститься въ человѣческой душѣ? Въ особенности ему мерещилась фигура маленькаго хирурга съ 89-й страницы, вся въ черномъ, съ бархатнымъ воротникомъ на фракѣ. У этого фантастическаго существа была круглая огромная голова, съ обнаженнымъ лбомъ; выраженіе у него было серьезное: онъ внимательно перепиливаетъ на живой ногѣ двѣ кости.
-- Чудовище! -- вскричалъ г. Л'Амберъ.
Въ это самое мгновеніе онъ увидѣлъ, что въ комнату вошло само чудовище и ему доложили о г. Бернье.
Нотаріусъ пятясь отбѣжалъ въ самый темный уголъ комнаты, глядя блуждающими глазами и простирая передъ собою руки, точно желая отстранить врага. Зубы у него стучали; онъ шепталъ задыхающимся голосомъ, какъ въ романахъ Ксавье де-Монтепена, одно и тоже слово:
-- Онъ, онъ, онъ!
-- Весьма сожалѣю, что заставилъ васъ подождать,-- сказалъ докторъ,-- и, пожалуйста, успокойтесь. Я знаю, что съ вами случилось, и думаю, что это зло поправимое. Но никакого толку не выйдетъ, если вы будете меня бояться.
Слово "бояться" -- непріятно звучитъ для французскаго уха. Г. Л'Амберъ топнулъ ногой, прямо подошелъ къ доктору и со смѣхомъ, черезъ чуръ нервнымъ, а потому неестественнымъ, сказалъ:
-- Чортъ возьми, докторъ, вы меня не обманете. Развѣ я похожъ на человѣка, который боится? Будь я трусомъ, я не допустилъ бы чтобъ меня изуродовали нынче утромъ. Но, ожидая васъ, я перелистовывалъ сочиненіе по хирургіи. Тамъ я увидѣлъ похожее на васъ лицо, и вдругъ вы явились точно привидѣніе. Прибавьте къ этому утрешнее волненіе, быть можетъ даже легкій лихорадочный приступъ, и вы извините странность моего пріема.
-- Отлично! -- сказалъ г. Бернье подымая книгу.-- А! вы читали Рэнге. Онъ одинъ изъ моихъ друзей. Дѣйствительно, я припоминаю, что онъ помѣстилъ тутъ мой портретъ съ наброска Левелье. Но, садитесь, пожалуйста.
Нотаріусъ нѣсколько оправился, и разсказалъ что произошло сегодня, не забывъ эпизода съ кошкой, которая, такъ сказать, вторично лишила его носа.
-- Это, конечно, несчастіе,-- сказатъ хирургъ,-- но его можно исправить въ мѣсяцъ. У васъ есть книжка Рэнге, а потому, вѣроятно, вы кое-что понимаете въ хирургіи.
Г. Л'Амберъ признался, что онъ еще не дошелъ до этой главы.
-- Ну-съ,-- продолжалъ г. Бернье,-- я вамъ изложу ее въ четырехъ словахъ. Ринопластика есть искусство придѣлывать носы тѣмъ неблагоразумнымъ людямъ, которые ихъ теряютъ...
-- Неужто это правда, докторъ?.. и возможно такое чудо!.. Хирургія открыла способъ какъ...
-- Она обладаетъ тремя способами. Но я умалчиваю о французскомъ способѣ, мало примѣнимомъ въ настоящемъ случаѣ. Еслибъ потеря вещества была не столь значительна, я могъ бы срѣзать края раны, сгладить, потомъ сблизить и тотчасъ-же соединить ихъ. Но объ этомъ и думать нечего.
-- И я очень радъ этому,-- отвѣчалъ раненый.-- Вы не повѣрите, докторъ, какъ это срѣзыванье и сглаживанье подѣйствовало на мои нервы. Пожалуйста, перейдемте къ болѣе кроткимъ способамъ.
-- Хирурги рѣдко дѣйствуютъ съ кротостью. Впрочемъ вы можете выбрать индійскій или итальянскій способъ. Первый состоитъ въ томъ, что изо лба вырѣзается родъ трехугольника, съ вершиной внизу и основаніемъ вверху. Онъ составляетъ матеріалъ для новаго носа. Этотъ кусокъ срѣзается на всемъ пространствѣ, кромѣ нижняго конца, который слѣдуетъ оставить. Его скручиваютъ такъ, чтобъ кожа оказалось снаружи и пришиваютъ краями въ соотвѣтствующимъ краямъ раны. Другими словами, я могу соорудить вамъ довольно презентабельный носъ за счетъ вашего лба. Успѣхъ операціи почти обезпеченъ; но на лбу навсегда останется широкій шрамъ.
-- Я вовсе не желаю шрама, докторъ. Ни за что. И прибавлю еще (простите мнѣ эту слабость), что вовсе не желаю никакой операціи. Мнѣ сегодня уже сдѣлалъ одну этотъ проклятый турка; а второй я не желаю. При одномъ воспоминаніи объ этомъ ощущеніи, во мнѣ стынетъ кровь. У меня храбрости не меньше, чѣмъ у любого свѣтскаго человѣка; но у меня есть и нервы. Смерти я не боюсь; но страданія приводятъ меня въ ужасъ. Убейте меня, если угодно; но ради Бога, не кромсайте меня.
-- Если у васъ такое предубѣжденіе противъ операцій,-- съ нѣкоторой ироніей сказалъ докторъ,-- то вамъ слѣдовало обратиться не къ хирургу, а въ гомеопату.
-- Не смѣйтесь надо мною. Я не могу примирить себя съ мыслею объ этой индійской операціи. Индійцы -- дикари; ихъ хирургія вполнѣ ихъ достойна. Но вы кажется говорили объ итальянскомъ способѣ. Политически я не люблю итальянцевъ. Это народъ неблагодарный, поступавшій самымъ чернымъ образомъ со своими государями; но въ дѣлѣ науки я не столь дурнаго мнѣнія объ этихъ мерзавцахъ.
-- Прекрасно. Прибѣгнемъ къ итальянскому способу. И онъ порою удается; но онъ требуетъ терпѣнія и неподвижности, которыхъ быть можетъ у васъ не окажется.
-- Если требуется только неподвижность и терпѣніе, то я поручусь за себя.
-- Способны ли вы просидѣть тридцать дней въ самомъ неудобномъ положеніи?
-- Да.
-- Причемъ носъ будетъ пришитъ въ лѣвой рукѣ?
-- Да
-- Въ такомъ случаѣ, я вырѣжу изъ руки трехугольный кусокъ отъ пятнадцати до шестнадцати сантиметровъ въ длину, отъ десяти до одиннадцати въ ширину и...
-- Вы это вырѣжете у меня изъ руки?
-- Конечно.
-- Но это ужасно, докторъ! Содрать съ меня, съ живого кожу! рѣзать на ремни кожу живого человѣка! Это варварство, это средневѣковщина, это достойно Шейлока, венеціанскаго жида.
-- Рана на рукѣ пустяки. Трудность въ томъ, что васъ пришьютъ въ самому себѣ на мѣсяцъ.
-- Я боюсь единственно скальпеля. Кто чувствовалъ, какъ холодное желѣзо входитъ въ живое тѣло, тотъ въ другой разъ, милый мой докторъ, этого не захочетъ.
-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ у васъ дѣлать нечего, и вы останетесь на вѣкъ безъ носа.
Этотъ своего рода приговоръ повергъ бѣднаго нотаріуса въ великій ужасъ. Онъ сталъ рвать свои прекрасные бѣлокурые волосы и какъ бѣшенный заметался по комнатѣ.
-- Изуродованъ! -- съ плачемъ проговорилъ онъ,-- на вѣкъ изуродованъ! И нѣтъ никакого средства! Еслибы было какое нибудь лѣкарство, какое нибудь таинственное снадобье, способное возвратить утраченный носъ, я заплатилъ бы за еего на вѣсъ золота! Я послалъ бы за нимъ на край свѣта! Я, еслибъ то непремѣнно потребовалось, снарядилъ бы за нимъ корабль... Но ничего нѣтъ! Къ чему мнѣ мое богатство? Что значитъ быть знаменитымъ докторомъ, когда все ваше искусство и всѣ мои пожертвованія оканчиваются глупымъ ничѣмъ? Богатство, наука -- пустыя слова!
Г. Бернье вставлялъ отъ времени до времени словцо и съ невозмутимымъ спокойствіемъ повторялъ:
-- Позвольте мнѣ вырѣзать кусочекъ изъ руки и я вамъ придѣлаю носъ.
Одно мгновеніе г. Л'Амберъ, казалось, рѣшился. Онъ снялъ фракъ и отвернулъ рукавъ рубашки. Но когда онъ увидѣлъ открытый футляръ и полированная сталь тридцати орудій пытки блеснула передъ его глазами, то онъ поблѣднѣлъ, ослабѣлъ и упалъ, какъ въ обморокѣ, въ кресло. Нѣскольво капель уксуса возвратили ему чувство, но не рѣшимость.
-- Нѣтъ, нечего и думать объ этомъ,-- сказалъ онъ, поравляя платье.-- Наше поколѣніе обладаетъ всевозможной храбростью, но оно безсильно передъ болью. Въ этомъ виноваты наши родители, взростившіе насъ въ хлопчатой бумагѣ.
Спустя нѣсколько секундъ, этотъ молодой человѣкъ, воспитанный въ религіозныхъ принципахъ, сталъ осуждать Прощѣніе.
-- Говоря правду,-- вскричалъ онъ,-- нашъ міръ порядочное безобразіе, и я поздравляю съ нимъ Создателя! У меня двѣсти тысячъ ливровъ дохода, а я буду также курносъ, какъ Адамова голова, между тѣмъ, какъ мой швейцаръ, у котораго нѣтъ и десяти экю за душой, будетъ ходить съ носомъ Аполлона Бельведерскаго. Мудрость предвидитъ множество вещей, но она и не подозрѣвала, что турка отрубитъ мнѣ носъ за то, что я раскланялся съ дѣвицей Викториной Томпэнъ! Во Франціи найдется до трехъ милліоновъ голышей, которые сами не стоятъ десяти су, а я ни у одного изъ нихъ не могу купить носа на вѣсъ золота... Но, въ самомъ дѣлѣ, почему бы не купить?
У него лицо засвѣтилось надеждой, и онъ болѵе мягкимъ тономъ продолжалъ:
-- Мой дядя-старикъ въ Пуатье, во время послѣдней болѣзни, приказалъ перелить себѣ въ среднюю головную вену сто граммовъ бретонской крови! вѣрный слуга согласился на этотъ опытъ. Моя красавица-тетка въ то время, какъ она была еще красива, приказала вырвать передній зубъ у своей самой красивой горничной, чтобы вставить его вмѣсто того, который выпалъ. Онъ отлично принялся, и все стоило не болѣе трехъ луидоровъ. Докторъ, вы сказали, что не будь этой подлой кошки, вы пришили бы мнѣ еще горячій кончикъ носа. Говорили вы это, или нѣтъ?
-- Безъ сомнѣнія, и повторяю и теперь...
-- Прекрасно. И такъ, если я куплю носъ у какого-нибудь бѣдняка, то вы, стало быть, можете прищепить его посреди моего лица?
-- Конечно, я могъ-бы...
-- Отлично!
-- Но я этого не сдѣлаю, и никто изъ моихъ собратьевъ не рѣшится на это.
-- Но, скажите пожалуйста, почему-же?
-- Потому что уродовать здороваго человѣка -- преступленіе, если бы даже паціентъ и согласился на то съ голоду.
-- Говоря правду, докторъ, вы путаете всѣ мои понятія на счетъ справедливости. За сотню луидоровъ я поставилъ вмѣсто себя въ солдаты альзасца темно-рыжей масти. У моего замѣстителя (а онъ-то ужь былъ мой) 30 апрѣля 1849 г. оторвало голову ядромъ. Это ядро неоспоримо было предназначено судьбою мнѣ, а потому я могу сказать, что альзасецъ продалъ мнѣ свою голову и всего себя за сто, ну можетъ бытъ за сто сорокъ луидоровъ. Государство не только допустило, но и утвердило эту сдѣлку, вы противъ нее тоже ничего не скажете, быть можетъ вы и сами купили за ту-же цѣну цѣлаго человѣка, который будетъ убитъ вмѣсто васъ. А когда я предлагаю дать вдвое больше первому встрѣчному только за кончикъ носа, то вы начинаете вопить.
Докторъ нѣсколько помолчалъ, обдумывая логическій отвѣтъ. Но не найдя ничего подходящаго, сказалъ метру Л'Амберъ.
-- Если совѣсть и возбраняетъ мнѣ уродовать человѣка въ вашу пользу, то кажется я могъ-бы, не впадая въ преступлніе, позаимствовать изъ руки бѣдняка нѣсколько квадратныхъ сантиметровъ кожи, въ которыхъ вы нуждаетесь.
-- О, докторъ! Берите ихъ откуда хотите, только уничтожьте послѣдствія этого глупаго приключенія! Отыщемъ поскорѣе добровольца, и да здравствуетъ итальянская метода!
-- Я васъ еще разъ предупреждаю, что вамъ цѣлый мѣсяцъ придется промучиться.
-- Ну, что это значитъ? А черезъ мѣсяцъ я опять поаду въ Оперное фойе.
-- Прекрасно. Есть ли у васъ подходящій человѣкъ? Швейцаръ, напримѣръ, о которомъ вы сейчасъ говорили.
-- Отлично! Его можно купить съ женой и дѣтьми за сто экю. Еогда прежній мой швейцаръ, Барберо, ушелъ, чтобъ жить на покоѣ на свои доходы, то одинъ изъ кліентовъ рекомендовалъ мнѣ этого, который буквально умиралъ съ гогоду.
Г. Л'Амберъ позвонилъ камердинера и приказалъ позвать Сэнхе, новаго швейцара.
Тотъ прибѣжалъ и вскрикнулъ отъ ужаса, увидѣвъ лицо сюего барина.
То былъ настоящій типъ парижскаго бѣдняка, самаго бѣднаго изо всѣхъ существующихъ: маленькій человѣкъ тридцати пяти лѣтъ, которому вы дали бы шестьдесятъ, до того онъ былъ сухъ, желтъ и хилъ.
Г. Бернье осмотрѣлъ всѣ его сочлененія и отослалъ обратно въ его каморку.
-- Кожа этого человѣка никуда не годна,-- сказалъ докторъ. -- Вспомните, что садовники берутъ черенки для прививки съ самыхъ здоровыхъ и крѣпкихъ деревьевъ. Выберите молодца поплотнѣе между вашими слугами; такіе у васъ, конечно найдутся.
-- Да; но столкуйте съ ними. Мои слуги всѣ господа. У нихъ есть капиталъ, разныя цѣнныя бумаги; они играютъ на повышеніе и пониженіе, какъ всѣ слуги въ порядочныхъ домахъ. Между ними не найдется ни одного, который пожелалъ бы пріобрѣсть цѣной своей крови металлъ, который такъ легко выигрывается на биржѣ.
-- Но быть можетъ найдется такой, что изъ преданности...
-- Поищите у нихъ преданности! Вы шутите, докторъ! У нашихъ отцовъ были преданные слуги, а у насъ просто скверные лакеи, и въ сущности мы, быть можетъ, въ барышахъ. Нашихъ отцовъ слуги любили и они считали своей обязанностью платить имъ той же нѣжною цѣной. Они сносили ихъ недостатки, ходили за ними во время болѣзни, кормили ихъ въ старости; чистѣйшее несчастіе! Я же плачу людямъ за службу, а если они служатъ дурно, то мнѣ нечего раздумывать отъ чего это происходитъ: отъ лѣни, старости или болѣзни,-- я ихъ просто прогоняю.
-- Стало быть, у васъ не найдется подходящаго человѣка. Нѣтъ ли у васъ кого нибудь въ виду?
-- У меня? Никого. Но тутъ годенъ всякій; первый встрѣчный, посыльный съ угла, продавецъ воды, что сейчасъ кричитъ на улицѣ.
Онъ вынулъ изъ кармана очки, слегка отодвинулъ занавѣсъ, взглянулъ на улицу Бонъ, и сказалъ доктору:
-- Вотъ недурной малый. Будьте добры, позовите его, потому что я не смѣю показаться съ такимъ лицомъ на улицу.
Г. Бернье открылъ окно въ ту минуту, когда намѣченная жертва орала во все горло:
-- Воды!.. воды!.. воды!
-- Эй, малый,-- закричалъ докторъ,-- бросьте-ка боченокъ и войдите сюда съ улицы Вернель. Тутъ можно заработать деньги.