Печальныя событія.

Директоръ предсказывалъ мнѣ, что по окончаніи путешествія я научусь говорить по-нѣмецки лучше, чѣмъ Гёте и Шиллеръ, взятые вмѣстѣ. А Дюссо указывалъ мнѣ на лучшія извѣстныя коллекціи.

"Въ Стокгольмѣ поищите старыхъ книгъ и восхитительные переплеты французскаго происхожденія; въ Петербургѣ въ хламѣ Гостинаго двора найдете черкесское оружіе и византійскій фаянсъ. Въ Константинополѣ похитьте во что бы то ни стало персидскій фаянсъ; настанетъ нѣкогда день, когда онъ будетъ продаваться на вѣсъ золота, а пока будетъ служить намъ моделью. Не гнушайтесь также и родосскими блюдами работы плѣнниковъ изъ мусульманъ, находившихся въ услуженіи у рыцарей. Присматривайтесь въ стариннымъ матеріямъ, къ вышиваньямъ золотомъ и серебромъ, коврамъ, часто протертымъ насквозь, но болѣе цѣннымъ, чѣмъ новые. Все это продается за ничто".

Пребываніе въ Англіи, выбранное мною самимъ, чтеніе иностранныхъ газетъ, разнимавшихъ Францію какъ больничный трупѣ,-- все это возмущало во мнѣ патріотическія чувства. Меня такъ и тянуло къ политикѣ, которую Басе, по своему отвращенію во всякимъ ухищреніямъ, называлъ грязнымъ ремесломъ. Я былъ избирателемъ съ осени 1849, но мнѣ еще ни разу не приходилось подавать голоса; обстоятельства препятствовали мнѣ исполнить долгъ гражданина.

Я написалъ въ хозяину и умолялъ его дозволить мнѣ возвратиться въ Курси. Отвѣтъ пришелъ черезъ пять дней, оффиціальный, за подписью Симоне и Сынъ:

"Милостивый государь, въ отвѣтъ на ваше уважаемое письмо отъ 16 числа текущаго мѣсяца спѣшимъ увѣдомить, что должная вамъ сумма возрасла до 82,376 франковъ 11 сантимовъ, включая сюда и расходы по возложеннымъ на васъ особымъ порученіямъ во время всемірной выставки. Эта сумма немедленно будетъ выдана вамъ, если вы формальнымъ отказомъ намъ въ повиновеніи намѣрены порвать прежнія отношенія".

На такое требованіе я могъ отвѣтить или да, или нѣтъ. Я посвятилъ 24 часа на размышленіе и, сообразивъ, что года мои ушли, чтобъ я могъ поступить въ какое-нибудь учебное заведеніе или заняться новымъ ремесломъ, мать не хотѣла уѣзжать изъ Курси и что, въ концѣ-концовъ, единственная фабрика, куда я помѣстилъ уже двухъ кузеновъ, могла упрочить будущность мою и близкихъ мнѣ, я преклонился предъ волей хозяина и выѣхалъ изъ Лондона. Мое скитаніе продолжалось болѣе года. Я объѣхалъ три четверти Европы съ моими обращиками тарелокъ, не видясь ни разу за это время съ дорогими мнѣ людьми и часто не получая отъ нихъ никакихъ извѣстій.

По газетамъ я узналъ въ Москвѣ о переворотѣ 2 декабря 1851 года. Иностранцы единогласно одобряли его. Всюду слышалось, что мятежникамъ, т.-е. сторонникамъ конституціи, по дѣломъ это. Если же я возражалъ противъ подобныхъ мнѣній, то всегда какой-нибудь добрякъ русскій купецъ или честный нѣмецкій ремесленникъ говорили мнѣ:

-- О, всѣ вы, западные народы, никогда ничѣмъ не бываете довольны!

Мнѣ было грустно и становилось даже страшно за своихъ друзей. Письма оставались безъ отвѣта, а если и получались, то короткія, уклончивыя. За то хозяинъ, казалось, торжествовалъ.

"Работа кипитъ,-- писалъ онъ.-- Продолжайте принимать заказы; всѣхъ съумѣемъ удовлетворить".

Мать и Барбара, судя по письмамъ, были подъ гнетомъ чего-то тяжелаго; онѣ писали разсѣянно и противорѣчиво. Анонимное письмо изъ Курси, но отправленное изъ Бельгіи, предупреждало меня, что если я не желаю повредить своимъ друзьямъ, то не говорилъ бы ничего въ письмахъ о политикѣ, такъ какъ съ нѣкоторыхъ поръ письма на почтѣ вскрываются. Я сталъ осторожнѣе. Напрасно писалъ я Матцельману и Дюссо: тотъ и другой упорно молчали, а, между прочимъ, я послалъ имъ нѣсколько подарковъ, за которые хотя однимъ словомъ слѣдовало бы поблагодарить меня.

Въ Константинополѣ я встрѣтилъ одного бѣглеца, давшаго мнѣ нѣкоторыя свѣдѣнія о Басе. Его захватили въ постели, затѣмъ переправили за бельгійскую границу. Удаленный мѣрами комитета общественной безопасности болѣе чѣмъ съ 60 депутатами, онъ изъ Бельгіи проѣхалъ въ Англію, а оттуда, по всей вѣроятности, въ Америку, гдѣ намѣревался поселиться навсегда.

Насколько я его зналъ, онъ былъ способенъ на такое отчаяніе; но отчего онъ ни слова не писалъ мнѣ, зная шагъ за шагомъ весь мой маршрутъ? Первое его письмо я получилъ 1852 г. въ іюнѣ въ Вѣнѣ изъ С.-Франциско. Мой старый другъ не только палъ духомъ, но поносилъ священное имя Франціи, такъ что, навѣрное, вывелъ бы изъ терпѣнія дѣдушку Дюмона.

Въ post-scriptum`ѣ онъ просилъ меня не забывать аккуратно писать матери и ограждать ее, когда вернусь въ Курси, отъ всякихъ смутъ и непріятностей. Онъ поручалъ мнѣ слѣдить за семьей Матцельманъ и Дюссо, "лучшими изъ всего города", и въ случаѣ, еслибъ имъ пришлось потерпѣть за правое дѣло, отдать имъ все, сколько будетъ у меня, до послѣдняго гроша, а я получу все сполна чрезъ фабричнаго кассира.

Увы! 20 ноября 1852 года, когда я возвратился подъ родную кровлю, Дюссо и Матцельманъ не нуждались уже болѣе ни въ чемъ, а Куртуа былъ уволенъ отъ должности.

Мрачное предчувствіе защемило мнѣ сердце, когда я увидѣлъ на станціи желѣзной дороги полицейскаго коммиссара. Всматриваясь въ его лицо, я узналъ въ немъ Мартина Сека, сына парикмахера, служившаго на фабрикѣ артельщикомъ. Я думалъ, ужь не грезится ли это мнѣ. Но насмѣшливый поклонъ и злой взглядъ, брошенный на меня этимъ человѣкомъ, убѣдилъ меня. Это дѣйствительно былъ Мартинъ, нашъ Мартинъ, какимъ-то чудомъ превратившійся въ полицейскаго коммиссара.

Мать не допустила меня даже спросить ее объ этомъ; она схватила меня за руку и быстро потащила къ выходу, не заботясь о моемъ багажѣ.

-- Выйдемъ прежде отсюда, я тебѣ все разскажу.

Я послушно послѣдовалъ за ней, удивляясь, что никто больше не пришелъ встрѣтить меня. Она съ лихорадочною поспѣшностью разсказывала мнѣ плачевныя событія, такъ тщательно скрываемыя отъ меня.

Дюссо былъ захваченъ ночью. Его прямо посадили въ черную карету и отправили въ Брестъ. Какъ остался живъ 79-ти лѣтній старикъ, проѣхавъ 8 дней безостановочно въ этой клѣткѣ? Онъ умеръ лишь недѣлю спустя въ больницѣ, какъ разъ въ то время, когда мужъ его племянницы исходатайствовалъ, чтобъ не отправляли это изможденное тѣло въ Байену. Матцельманъ, выданный за соціалиста, отправленъ былъ на поселеніе въ Ламбессу. Семья послѣдовала туда за нимъ, продавъ въ нѣсколько дней все имущество.

Климатъ Африки оказался для нихъ гибельнымъ: директоръ лишилъ себя жизни въ припадкѣ горячки; жена недолго пережила его; оба старшіе сына умерли отъ тифа. Осталась въ живыхъ только Маргарита и мальчикъ тринадцати лѣтъ. По послѣднимъ извѣстіямъ узнали, что достойная дѣвушка вышла- замужъ за офицера, тоже эльзасца. Они жили такъ достаточно, что Гретхенъ имѣла возможность дать маленькому брату окончить образованіе. Полиція сдѣлала обыскъ у всѣхъ служащихъ на фабрикѣ; пощадили лишь одного г. Симоне. Въ квартирѣ моей матери перевернули все вверхъ дномъ, начиная осмотръ съ чердака и кончая погребомъ. Но она смотрѣла на это спокойно, ни мало не смущаясь, спрятавъ всѣ мои письма въ безопасное мѣсто. Бонафипоры показали себя спокойнѣе, чѣмъ можно было ожидать при ихъ южномъ темпераментѣ. Но за то на Куртуа такъ сильно подѣйствовали эти крутыя мѣры, что съ нимъ сдѣлался параличъ.

Окончивъ повѣсть страданій этихъ мучениковъ, она сказала мнѣ:

-- Замѣчаешь ли ты, что всѣ удары направлены были противъ тебя? Догадываешься ли ты, что доносчикъ, изъ зависти къ твоимъ успѣхамъ, хотѣлъ погубить тебя? Развѣ ты думаешь, что Мартинъ Секъ, уволенный со службы Симоне, сдѣлался полицейскимъ коммиссаромъ за то, что крикнулъ на станціи желѣзной дороги: "да здравствуетъ императоръ", когда проѣзжалъ онъ, будучи еще президентомъ? Не понимаешь ты, что онъ подслужился къ новому подпрефекту, этому подлому мошеннику, непохвальными средствами? Нужно ли говорить мнѣ объ его вѣроломномъ участіи? Подумай о кабатчикахъ, лишенныхъ, благодаря тебѣ, въ одинъ день ихъ нечестныхъ барышей. А помнишь толстяка Люно, сброшеннаго тобой въ ручей? Понимаешь, вѣроятно, теперь, дорогой мой, отчего твои друзья за одно старались удалить тебя изъ Курси? Басе еще за годъ предупредилъ меня оба всемъ, и это дѣйствительно сбылось. Басе способствовалъ твоему выѣзду за границу, потому -что боялся, что тебя постигнетъ судьба Дюссо и Матцельманъ...

Когда мы пришли домой, Катерина встрѣтила меня съ распростертыми объятіями, какъ и въ былое время. Мнѣ такъ пріятно было вновь увидѣть ее, увидѣть всю знакомую обстановку, напоминавшую мнѣ мое дѣтство. Надо пожить внѣ дома нѣкоторое время, поспать на гостиничныхъ подушкахъ, испытать всѣ неудобства путешествія по большимъ дорогамъ, чтобы вполнѣ оцѣнить всю сладость семейной обстановки. Я ходилъ на всему дому какъ лунатикъ, не отдающій себѣ отчета въ своихъ поступкахъ, и подъ напоромъ воспоминаній точно вновь вступалъ въ жизнь. Хотя я хорошо помнилъ все наше внутреннее убранство дома, но, тѣмъ не менѣе, съ какимъ-то непонятнымъ восторгомъ находилъ тысячи дорогихъ знакомыхъ предметовъ. Большое кресло, въ которомъ, бывало, отдыхалъ отецъ послѣ нашихъ длинныхъ полевыхъ прогулокъ, различныя работы отца, мягкое кресло съ подушками, гдѣ обыкновенно сидѣла матушка съ чулкомъ въ рукахъ; столъ, на которомъ мы всѣ вмѣстѣ обѣдали въ послѣдній разъ; библіотечка, гдѣ мои наградныя книги занимали самое видное мѣсто; гербарій, камушки и раковинки, собранные когда-то при прогулкахъ; первые мои рисунки, фаянсовыя вещицы съ нашей фабрики, портреты Симоне и его дочери, мое ружье, тросточки самодѣльныя, перчатка и букетъ, сохраненные въ воспоминаніе одного изъ вечеровъ, даннаго ученицами госпожи Муесе членамъ клуба Бадульяровъ. Отворивъ дверь въ сосѣднюю маленькую комнатку, я очутился передъ моею младенческою люлькой; матушка свято хранила ее для перваго своего внука.

Все сохранялось въ такой чистотѣ и аккуратности, что я тщетно старался найти хотя одну пылинку въ складкахъ отцовскаго плаща, который я принесъ съ пожара. Прохаживаясь изъ комнаты въ комнату, я останавливался въ раздумьи и острая боль щемила мнѣ сердце. Ужасъ настоящаго во всей своей наготѣ возставалъ предо мной. Что это я слышалъ сейчасъ объ этомъ несчастномъ директорѣ? Возможно ли, что Дюссо, мой старый наставникъ, промѣнялъ свой хорошенькій домикъ съ швейцарскими стеклами и итальянскимъ фаянсомъ на узкій сосновый гробъ на больничномъ кладбищѣ?

-- Матушка, поди сюда, умоляю тебя! Сядемъ, какъ прежде,-- ты въ своемъ креслѣ, а я на скамеечкѣ у твоихъ ногъ,-- и разскажи мнѣ опять по порядку эту ужасную исторію, что я слышалъ отъ тебя дор о гой.

Добрая женщина не заставила просить себя вторично; и вотъ они вмѣстѣ съ Катериной начинаютъ излагать мнѣ всѣ мельчайшія событія. На каждомъ шагу въ разсказѣ поминается имя Барбары Бонафипоръ. Я признавалъ въ ней умъ, доброе сердце, достаточную твердость характера, но, все-таки, она превзошла мои ожиданія. Но въ особенности удивляло меня, что въ нее многіе влюблены, какъ сказали мнѣ. Въ этомъ ничего не было дурнаго; я всегда желалъ ей хорошаго мужа, чтобъ она была счастлива. Но, вѣдь, для того, чтобы въ нее можно было влюбиться, надо, чтобъ она совершенно преобразилась съ головы до ногъ. Я старался выкинуть изъ головы мысль о ней, но безпрестанно, все-таки, возвращался опять, подобно тому, какъ стремился отгадать слово шарады или подыскать рифму послѣдней строки къ какому-нибудь забытому четверостишію. Я совсѣмъ не былъ влюбленъ въ эту дѣвочку. Въ теченіе моего путешествія по Франціи я видѣлъ столько прелестныхъ, очаровательныхъ дѣвушекъ, былъ принятъ радушными купцами какъ родной въ ихъ семьяхъ и влюблялся безчисленное множество разъ. Дѣвушки нашей страны всѣ такъ просты, такъ изящны, что не трудно увлечься ими. Не проходило ни одного обѣда, чтобъ я не вставалъ изъ-за стола влюбленнымъ; это было своего рода опьянѣніе. Но, на мое счастье, перемѣна мѣстъ скоро разгоняла мой любовный пылъ.

Барбара была моею повѣренной во всѣхъ моихъ любовныхъ дѣлахъ; чувствуя къ ней братскую любовь съ дѣтскихъ лѣтъ, я открывалъ ей самыя незначительныя свои тайны. Ее это очень забавляло. Когда я сообщалъ ей о своемъ новомъ идолѣ и спрашивалъ: "Жениться мнѣ или умереть?" -- она отвѣчала мнѣ:

-- Погоди, не останавливайся; это еще не та, которая будетъ чинить твою одежду.

Я всегда легко себя чувствовалъ съ этой малюткой Бонафипоръ. Я былъ вполнѣ убѣжденъ, что люблю ее братскою любовью, и потому отъ души желалъ ей хорошаго, честнаго мужа изъ толпы ея поклонниковъ. Меня какъ-то странно волновала мысль встрѣтить ее похорошѣвшей и окруженной поклонниками. Я остановился въ раздумьи передъ знаменитыми туфлями, изъ которыхъ я сдѣлалъ стѣнныя спичечницы, и спрашивалъ себя, какими судьбами эти чудные волосы очутились въ моей комнатѣ? Разныя мысли бродили въ моей головѣ, смѣняясь одна другою. Я не замѣтилъ, какъ мать на цыпочкахъ подошла ко мнѣ сзади, положила свои руки мнѣ на плечи и крѣпко поцѣловала, говоря:

-- Ты увидишь ее сегодня вечеромъ; но обѣдъ готовъ, пойдемъ садиться за столъ!

Охъ, у этихъ маменекъ такіе хорошіе глаза, что онѣ часто видятъ то, чего даже и нѣтъ на самомъ дѣлѣ.

Катерина, конечно, угостила меня любимыми моими кушаньями. Дай Катеринѣ волю, такъ она способна, въ минуты своего поварскаго вдохновенія, изжарить попугая аптекаря. И добрый аптекарь, господинъ Пасторіусъ, никогда не отказывающій никому ни въ чемъ, навѣрное бы пожертвовалъ своимъ другомъ всеобщему баловню Курси.

Несмотря на старанія и искусство нашей добродушной кухарки, мы ѣли мало: мать отъ радости по случаю моего возвращенія, а я былъ слишкомъ взволнованъ всѣмъ слышаннымъ отъ нея. Въ семь часовъ мы отправились на фабрику.

Когда мы дошли до квартиры Бонафипоръ, помѣщавшихся теперь во второмъ этажѣ вновь выстроеннаго зданія, я увидѣлъ, что они не окончили еще своего обѣда, такъ какъ свѣтъ былъ только въ столовой.

Визитъ въ такое неурочное время подалъ мнѣ мысль отправиться сперва къ хозяину. Собственно говоря, мнѣ и слѣдовало, прежде всего, отправиться къ нему, тѣмъ болѣе, что я долженъ былъ представить ему отчетъ о всемъ моемъ путешествіи въ Бельгію. Поэтому матушка пошла къ Бонафипоръ безъ меня, чтобы возвѣстить имъ о моемъ пріѣздѣ, а я направился къ Симоне. Онъ прохаживался взадъ и впередъ по своему обширному кабинету, столь памятному мнѣ. Этотъ невозмутимый человѣкъ принялъ меня такъ, точно мы только вчера разстались съ нимъ, и первымъ дѣломъ спросилъ меня, представили ли братья Юайссъ изъ Амстердама достаточныя ручательства, давъ намъ заказъ болѣе чѣмъ на 30,000 флориновъ. Онъ не могъ понять, какимъ образомъ такой старинный торговый домъ предпочелъ наши произведенія делужскимъ, безъ сравненія, высшимъ. Потомъ онъ тотчасъ же перешелъ къ распросамъ о пріемахъ всѣхъ фаянсовыхъ фабрикъ, которыя я, внѣ всякаго сомнѣнія, долженъ былъ изучить въ продолженіе моего путешествія, и просилъ сообщить ему неотложно результатъ моихъ наблюденій. Я, нисколько не смущаясь, отвѣтилъ ему, что, живя въ продолженіе мѣсяца въ вагонѣ, я не могъ представить работу, равняющуюся тому въ пятьсотъ страницъ; но что если меня оставятъ въ Курси, то я въ скоромъ времени приведу въ порядокъ свои записки.

-- Да, я этого самъ желалъ,-- отвѣтилъ онъ.-- Куртуа совсѣмъ никуда негоденъ, а замѣняющій его Вино пріобрѣлъ нѣкоторыя привычки, дѣлающія его совсѣмъ неспособнымъ къ отправленію служебныхъ обязанностей. Вы хорошій счетоводъ, какъ извѣстно мнѣ, и потому съ завтрашняго дня вступите въ должность казначея.

-- Съ восьми часовъ?

Не подозрѣвая ни тѣни ироніи въ этомъ вопросѣ, онъ отвѣтилъ мнѣ своимъ обычнымъ дѣловымъ тономъ:

-- Конечно, въ восемь часовъ.

Я простился съ нимъ, спросивъ предварительно, не будетъ ли какихъ приказаній.

-- Нѣтъ.

Этотъ безподобный человѣкъ послѣ годовой отлучки моей не спросилъ меня больше ни о чемъ.

У Бонафипоръ я засталъ одно изъ тѣхъ обществъ, которое можно назвать отборнымъ; оно было немногочисленно, десять, двѣнадцать человѣкъ, считая въ томъ же числѣ и самихъ хозяевъ. Все было чинно и скромно; комнату освѣщали всего двѣ лампы. Низенькій старичокъ съ шапкой сѣдыхъ волосъ всталъ мнѣ на встрѣчу и, пожимая мнѣ руку, сказалъ:

-- А, здравствуй, Пьеръ Дюмонъ! Какъ поживаетъ твоя республика?

-- Такъ же хорошо, какъ ваша излюбленная монархія, любезный господинъ Бонафипоръ.

Затѣмъ я раскланялся съ хозяйкой дома, встрѣтившей меня довольно равнодушно, и остановился въ недоумѣніи передъ незнакомою мнѣ особой, сидѣвшею рядомъ съ моею матерью.

Дѣвушка разразились громкимъ смѣхомъ и встала, говоря:

-- Вотъ какъ! Ты даже не хочешь поцѣловать меня?

Три четверти изъ присутствующихъ лицъ при этой сценѣ различными гримасами показали, что столь фамильярная шутка пришлась имъ не по вкусу. Только милое, покойное лицо моей матери значительно просвѣтлѣло. Я понялъ, что не чувствую особенной симпатіи къ другу дѣтства, и почтительно лишь поцѣловалъ ея руку. Она смѣялась отъ души и спросила меня, не посѣщалъ ли я заграничные королевскіе дворы.

Странно бы было сказать ей вы, когда она говорила мнѣ ты; съ другой стороны, въ наслѣдницѣ Бонафипоръ такъ мало было общаго съ прежнимъ мальчикомъ въ женской юбкѣ, что слово ты, казалось, остановится у меня поперекъ горла. Я избралъ среднее, стараясь обходить и ты, и вы, и отвѣтилъ слѣдующее:

-- Мнѣ кажется, нѣтъ ничего страннаго, что я не узналъ сразу послѣ полутора года разлуки. Я нахожу столько перемѣнъ.

-- Я очень рада, если ты находишь, что я похорошѣла.

-- Могу ли я разсуждать, когда я положительно очарованъ?

-- Однако, я вижу, что путешествія сдѣлали тебя не интереснымъ. Эти господа, которыхъ я сейчасъ представлю тебѣ, гораздо любезнѣе тебя.

-- Конечно, на ихъ сторонѣ уже то преимущество, что они на своей почвѣ, а я за это долгое время сталъ чужимъ человѣкомъ.

-- Можетъ быть. Вотъ г. Томассенъ, бывшій ученикъ центральной школы, а теперь служащій у насъ на фабрикѣ.

Я обмѣнялся довольно холоднымъ поклономъ съ г. Томассенъ, молодымъ человѣкомъ, брюнетомъ, немного сгорбленнымъ, носившимъ всегда темныя очки.

Барбара продолжала представленіе:

-- Мой любимый вальсёръ, г. Боннаръ, племянникъ стараго вилль-вельскаго мера; онъ также служитъ на фабрикѣ.

Этотъ толстякъ, принадлежавшій къ богатой купеческой семьѣ, прибавилъ немного самонадѣяннымъ тономъ:

-- Помощникъ кассира, въ іерархическомъ порядкѣ состою первымъ послѣ г. Вино.

-- А, такъ я буду стараться, чтобы все осталось попрежнему,-- сказалъ я,-- такъ какъ съ завтрашняго дня я заступаю мѣсто г. Вино.

Онъ закусилъ губы и поспѣшилъ любезно улыбнуться.

-- Вотъ,-- продолжала Барбара,-- два парижанина, заслуженные художники: господинъ Ламберъ, живописецъ, и г. Бергеронъ, граверъ, ученикъ нашего бѣднаго друга г. Дюссо.

Этому я протянулъ обѣ руки. Но я чувствовалъ, что мнѣ надо нѣкоторое время, чтобъ освоиться при видѣ столькихъ новыхъ, незнакомыхъ лицъ, пользовавшихся, какъ видно, расположеніемъ хозяевъ. Оба художника были очень приличны съ виду, но черезчуръ фамильярны для простыхъ знакомыхъ. Что касается Барбары, бывшей, повидимому, кумиромъ родителей, то она нравилась мнѣ гораздо меньше, чѣмъ въ былое славное время, когда считала себя уродцемъ. Она говорила свысока и своими гримасами производила на меня впечатлѣніе деревенской кокетки. Я, вѣроятно, показался страшнымъ бирюкомъ моимъ новымъ знакомымъ, знавшимъ меня по слухамъ. Къ счастью, я имѣлъ благовидный предлогъ распрощаться скорѣе съ обществомъ, ссылаясь на усталость. Матушка сдѣлалась грустна.

Лишь только мы вышли на улицу, какъ я не могъ больше сдерживать своего негодованія:

-- Какъ, неужели у насъ нѣтъ никого близкихъ людей, кромѣ этихъ? У нихъ все новыя знакомства. Что за необходимость увеличивать толпу поклонниковъ этой торжествующей красавицы? Единственнаго человѣка, котораго бы я сильно желалъ видѣть въ ихъ домѣ, это кузена Шарля, а они даже не пригласили его! Развѣ онъ можетъ своимъ присутствіемъ запачкать это блестящее общество?

Моя бѣдная мать, сбитая съ толку, такъ какъ она надѣялась на нѣчто лучшее, находила мои сужденія несправедливыми и неблагоразумными. Она говорила, что, по прошествіи такого времени, каждый долженъ быть готовымъ найти перемѣну если не въ отношеніи людей, то во внѣшней обстановкѣ. Отсутствіе Шарля объяснялось его застѣнчивостью и сознаніемъ, что у него не достаетъ развязности, необходимой въ обществѣ. Что касается прекрасныхъ молодыхъ людей, принятыхъ въ домѣ Бонафипоръ, такъ и за это нельзя упрекать родителей. Боннаръ богатый наслѣдникъ-женихъ, Ламберъ и Бергеронъ зарабатываютъ въ годъ значительную сумму. Томассенъ хорошей фамиліи, человѣкъ способный, много обѣщающій. Зачѣмъ же отклонять такихъ видныхъ жениховъ, когда Барбара была уже взрослою дѣвушкой, невѣстой, что всѣ знаютъ, и я одинъ только упрямо продолжалъ считать ее дѣвочкой? Родители не могутъ дать за ней приданаго; но она красива, образована, рисуетъ не хуже большинства служащихъ на фабрикѣ и ко всему этому отличная хозяйка; поэтому надо быть готовымъ къ тому, что она вскорѣ выйдетъ замужъ но влеченію своего сердца.

-- А, Богъ съ ней, пусть себѣ выходитъ замужъ, если ей хочется. Она тысячу разъ права, и я далекъ отъ того, чтобы порицать ее за это. Я самъ покажу ей примѣръ. Ея дѣла меня мало касаются; да и какое право имѣю я обсуждать ея поведеніе съ ея поклонниками?

-- Послушай, сынъ мой, какова бы ни была женщина, выбранная тобою въ жены, я стану любить ее какъ родную дочь; ты можешь быть въ этомъ увѣренъ. Оставимъ это; послушай, я тебѣ сейчасъ разскажу сонъ, грезившійся мнѣ нѣсколько разъ на яву: эта дѣвушка любитъ тебя съ самаго дѣтства; она живетъ и хорошѣетъ лишь для тебя. Ея любовь вездѣ охраняла тебя, и въ твоихъ путешествіяхъ, и въ опасностяхъ, во время сна, отгоняла отъ тебя злыя намѣренія, навѣвала честныя мысли и руководила твоими дѣлами. Поклонниковъ своихъ она переноситъ поневолѣ; не можетъ же она не обращать на нихъ вниманія, разъ они приняты въ ихъ домѣ? И грезилось мнѣ, что ты тоже, не давая себѣ въ томъ отчета, любилъ ее, и не можешь устоять предъ очарованіемъ этого нѣжнаго, любящаго существа. Ты ошибаешься, что чувствуешь къ ней лишь дружбу, иначе не ревновалъ бы ее. Сегодня въ первый разъ ты самъ увидѣлъ это.

-- Я, матушка? Клянусь тебѣ, что никогда, никогда не былъ влюбленъ въ m-elle Бонафипоръ. До сихъ поръ она не нравилась мнѣ, но съ сегоднешняго дня положительно опротивѣла. Вотъ вся повѣсть нашей любви.

-- Дѣйствительно, сегодня она поступила неловко, но уже это можно поставить ей въ похвалу. Ты ушелъ оттуда неудовлетворенный; я твердо увѣрена, что и всѣ эти господа чувствуютъ себя не лучше тебя. Кокетка бы нашла средство удовлетворить всѣхъ.

-- Можно быть неловкой и, въ то же время, все-таки кокеткой. Скоро, дорогая матушка, я представлю тебѣ дѣвушку, которая лучше этой несравненно во всѣхъ отношеніяхъ.

-- Я ее полюблю, какова бы она ни была. Но что касается малютки Барбары, то я ее страшно люблю.

На другой день утромъ хозяинъ лично водворилъ меня во главѣ конторы: подъ моимъ надзоромъ находилось восемнадцать человѣкъ служащихъ. Щадя самолюбіе г. Вино, его не уволили прямо со службы, а оставили, говоря, что онъ будетъ руководить мною первое время, а затѣмъ перейдетъ въ магазинъ, чтобы слѣдить за продажей. Покладистый человѣкъ скоро привыкъ съ своей новой покойной, почетной должности и удовлетворился хорошимъ жалованьемъ.

Всѣ мои подчиненные были родомъ изъ нашего города, одни изъ нихъ мои товарищи по школѣ, а другіе -- ученики по вечернимъ занятіямъ въ ратушѣ. Они добровольно подчинялись моему авторитету. Первый подалъ примѣръ наслѣдникъ Боннаръ, человѣкъ за тридцать лѣтъ, и никто не возмущался противъ моего юнаго возраста.

Кромѣ того, я не мозолилъ имъ глаза, какъ говорится; хозяинъ возложилъ на меня добрую половину своихъ обязанностей; можетъ-быть работа становилась ему не подъ силу, а можетъ-быть тянуло въ Вилль-Вьель къ дочери и внукамъ. Можетъ, онъ умышленно молчалъ, желая впослѣдствіи сдѣлать меня своимъ преемникомъ, но онъ всюду совалъ меня. Онъ не давалъ мнѣ возможности облѣниться въ монотонной кассирской дѣятельности. Когда Симоне отлучался изъ Курси, то обыкновенно я исправлялъ его должность: принималъ иногороднихъ посѣтителей, отвѣчалъ на письма и дѣйствовалъ вполнѣ самостоятельно. Даже когда онъ былъ дома, то требовалъ, чтобы его главный прикащикъ, г. Дюмонъ, присутствовалъ вездѣ -- и въ погребѣ, и въ чуланѣ, при мѣшаніи глины, при ея прессовкѣ и сушкѣ, въ рисовальномъ и граверномъ отдѣленіяхъ, въ магазинѣ и при упаковкѣ,-- словомъ, вездѣ въ одно и то же время. Упаковочное отдѣленіе я посѣщалъ весьма неохотно; мнѣ непріятно было встрѣчаться съ Бонафипоръ. Послѣ знаменитаго вечера я видѣлъ ихъ семью всего одинъ разъ и надолго насытился этимъ лицезрѣніемъ.

Наоборотъ, я очень обрадовался, когда Симоне поручилъ мнѣ руководство нашей школы. Общіе вечерніе классы измѣнили свой первобытный характеръ. Теперь это было жалкое, поставленное въ извѣстныя рамки преподаваніе наемными учителями коллегіи и первоначальной школы. Преподаваніе, введенное Матцельманомъ съ помощью добрыхъ гражданъ Курси, было запрещено. Новое правительство боялось слова такъ же, какъ печати и письма. Оно опасалось порицаній себѣ и принимало вслѣдствіе того всевозможныя мѣры. Новый подпрефектъ предписалъ производить ревизію отъ времени до времени въ школѣ и въ особенности слѣдить за моими уроками. Многихъ учениковъ подвергли допросу, просматривали тетради и ни къ чему не могли придраться. Двое учителей учили чистописанію, чтенію, счету; учителя коллегіи давали взрослымъ элементарныя свѣдѣнія по геометріи, физикѣ, химіи и естественной исторіи; Ламберъ, художникъ, училъ рисованію. Я съ дѣтьми проходилъ исторію Франціи, а взрослымъ излагавъ законы соціальной экономіи, отношеніе капитала въ труду, происхожденіе и основы собственности, цѣнность монетъ, налоги, подати, такъ-называемую покровительственную систему и теорію свободнаго обмѣна. Мальчики и дѣвочки, мои ученики, не были попугаями, способными отъ доски до доски разсказать про королей Франціи, въ ихъ хронологическомъ порядкѣ, но они твердо знали, что отечество наше образовалось самостоятельно, постепенно, благодаря генію нѣкоторыхъ лицъ и, всеобщему труду и мужеству, что границы наши облиты кровью милліоновъ солдатъ. Всѣ эти маленькіе ребятишки были полны уваженія и благодарности къ предкамъ, создавшимъ Францію. При всякомъ удобномъ случаѣ я старался внушить имъ, что мы должны передать нашимъ потомкамъ землю въ болѣе цвѣтущемъ состояніи, чѣмъ получили отъ нашихъ отцовъ сами, въ силу закона прогресса.

Кузенъ Шарль, получившій весьма поверхностное образованіе въ школѣ Лони, ревностно посѣщалъ мои оба курса. Мы вмѣстѣ выходили съ нимъ изъ школы, бесѣдовали о фабричныхъ дѣлахъ и деревенскихъ новостяхъ.

Въ одинъ февральскій морозный вечеръ онъ остановилъ меня на улицѣ.

-- Что-то ты давно не былъ у моего хозяина.

-- Развѣ кто-нибудь жалуется на это?

-- Нѣтъ, я говорю это отъ себя.

-- Хорошо. Я въ такомъ случаѣ открою тебѣ причину. Сказать по правдѣ, мнѣ просто непріятно смотрѣть на кривлянье m-elle Бонафипоръ съ ея обожателями. Старики слишкомъ дорого обошлись мнѣ, чтобъ я могъ прервать съ ними знакомство. Я стану снова посѣщать ихъ, лишь только ихъ дочка покончитъ игру въ чью-нибудь пользу изъ четырехъ постоянныхъ посѣтителей.

-- О, въ такомъ случаѣ тебѣ остается ждать недолго.

-- Развѣ есть что-нибудь новенькое?

-- Немного! Ни больше, ни меньше какъ оффиціальное предложеніе.

-- Всѣхъ четырехъ?

-- Нѣтъ, самаго богатаго изъ нихъ. Дядя Боннаръ пріѣхалъ сегодня утромъ изъ Вилль-Вьеля и завтракалъ у нихъ.

-- Ты видѣлъ его?

-- Нѣтъ, я продолжаю столоваться въ харчевнѣ, это гораздо удобнѣе.

-- Такъ почему-жь ты знаешь?

-- Я отлично знаю все, что тамъ говорится и дѣлается. Бывшій мэръ -- добрый человѣкъ. Онъ не требуетъ приданаго ни одного су. Онъ подписалъ своему племяннику 300,000 франковъ, и еслибы Симоне согласенъ былъ принять его въ товарищество, то эта сумма тотчасъ же поступила бы къ тебѣ въ кассу. Въ случаѣ отказа Симоне, онъ вложитъ деньги въ другую какую-нибудь фаянсовую фирму, потому что свою перчаточную торговлю Боннаръ прекратилъ.

-- О, это отлично! Я обѣими руками готовъ подписать условіе. Что же, Бонафипоръ, конечно, согласилась?

-- Родители, конечно. Хозяйка просто земли подъ собой не чувствуетъ, а хозяинъ чуть не скачетъ козломъ. Онъ хотѣлъ самъ тотчасъ же бѣжать въ контору за молодымъ человѣкомъ.

-- Однако, мало выдержки у нашего главнаго упаковщика. Но что же ты ничего не сказалъ мнѣ о счастливой невѣстѣ?

-- Вотъ въ томъ-то и штука, что невѣста вовсе не такъ счастлива, какъ надо бы ожидать. Она еще не дала даже слова, сказала, что хочетъ подумать. Говоритъ, что она уважаетъ молодаго Боннара и польщена поступкомъ дяди, но что она бѣдная дѣвушка, недостойная такой блестящей партіи и состоянія, что самое большее, на что она могла разсчитывать, это выйти замужъ за простаго прикащика.

-- Но въ концѣ-то концовъ она, конечно, отвѣчала утвердительно?

-- Увѣряю тебя, нѣтъ. Поэтому даже отложили переговоры до іюня мѣсяца.

-- Послушай, скажи, пожалуйста, какимъ образомъ узналъ ты всѣ эти подробности?

-- Хотя это весьма невѣроятная вещь, но ты повѣришь мнѣ, тѣмъ не менѣе. Барышня, которая едва ли десять разъ всего говорила со мной въ продолженіе четырехъ лѣтъ, прислала за мной въ мастерскую, чтобъ я пришелъ въ гостиную къ нимъ. Родителей не было дома. "Шарль,-- сказала она,-- вы членъ глубоко уважаемой мною семьи, которой я обязана своею жизнью. Черезъ полгода или черезъ годъ можетъ произойти одно обстоятельство, способное привести въ изумленіе все населеніе Курси; найдутся такіе, что станутъ осуждать и злословить; поэтому я хочу, чтобы знали все съ самаго начала и могли бы впослѣдствіи доказать мою правоту и искренность". Понимаешь, такія рѣчи смутили меня; я не привыкъ выслушивать признанія молодыхъ дѣвицъ. Но она имѣла такой рѣшительный видъ и казалась такою взволнованной, что я склонился на ея просьбу. Представь себѣ, она плакала, но почему? Событіе, вѣдь, вовсе не такъ печально.

-- Милый другъ, кокеткѣ легко представиться опечаленною; эта отъявленная кокетка просто насмѣялась надъ тобой. Она не безъ умысла выбрала тебя повѣреннымъ; все, что она говорила тебѣ, назначалось по адресу одного изъ твоихъ родственниковъ, которому она не можетъ простить, что онъ остается къ ней равнодушенъ.

-- Однако, это славно! Ну, насъ-то она не проведетъ больше. Я считалъ ее искреннею и чуть не плакалъ съ нею вмѣстѣ. Неужели она такая хитрая?

-- Хитрость, сшитая бѣлыми нитками. Знаешь, эта дѣвушка прежде была очень безобразна и страдала отъ того. Теперь она похорошѣла и пользуется своимъ преимуществомъ. Выскочки всегда такъ дѣйствуютъ. Теперь она изъ всѣхъ силъ старается привлечь, очаровать всѣхъ; ей бы хотѣлось даже, чтобъ и слѣпые-то на улицѣ обертывались на нее. Со времени Александра Великаго и Пирра насчитываютъ съ полдюжины завоевателей, мечтавшихъ о покореніи всего свѣта, тогда какъ тысячами можно считать женщинъ, мечтавшихъ о всемірномъ владычествѣ, желающихъ заполонить мужскія сердца. Честолюбіе безразсудное, безсознательное, лишенное всякаго разсчета, но не безвредное для тѣхъ, кто не шутитъ любовью. Барбара въ настоящее время занята одною лишь мыслью: влюбить въ себя своего друга, не желающаго ухаживать за ней. Четверо несчастныхъ ухаживателей нисколько не интересуютъ ее; она оставила ихъ въ покоѣ, подобно тому, какъ охотникъ кладетъ убитую дичь въ мѣшокъ и цѣлится въ другую. Ты можешь сказать ей отъ меня... или нѣтъ, не надо,-- она вообразитъ, пожалуй, что задѣла меня за живое. Самое лучшее, что я могу сдѣлать, это жениться раньше ея. Я и сдѣлаю такъ. Однако, прощай, Шарль, утро вечера мудренѣе.

У меня составился одинъ планъ въ головѣ и я возвратился домой, поцѣловалъ матушку, которая была уже въ постели, затѣмъ раздѣлся самъ, легъ и, потушивъ свѣчку, старался представить себѣ немного стушевавшійся за послѣднее время образъ Берты Бастенедъ, красивѣйшей дѣвушки въ Бордо. Она теперь достигла уже совершеннолѣтія; можетъ быть, она нѣсколько пополнѣла за тѣ два года, какъ я не видалъ ее,-- она имѣла нѣкоторое предрасположеніе къ полнотѣ,-- и, все-таки, я былъ увѣренъ, что люблю ее. Въ продолженіе часа перебирая различныя воспоминанія, я снова раздулъ въ глубинѣ моего сердца блѣдный, мерцающій огонекъ. Однообразіе моихъ занятій и спокойствіе провинціальной жизни ускорили этотъ внутренній процессъ, который былъ описанъ Стендалемъ подъ названіемъ кристаллизаціи. Съ каждымъ днемъ хорошѣлъ въ моихъ глазахъ идеальный образъ m-lle Бастенедъ, съ каждымъ часомъ она дѣлалась мнѣ дороже и милѣе, съ каждою минутой убѣждался я, что мы созданы другъ для друга. Но эти тайныя, замкнутыя мечтанія не подвигали впередъ дѣла; надо было, чтобъ и гордая дѣвушка столько же окристаллизировалась въ мою пользу, сколько я въ ея. Приличіе, не позволяло прямо написать къ ней, а робость удерживала открыто просить ея руки у родителей. Единственный удобный путь, это сентиментальный post-scriptum, но для этого приходилось ждать случая. И вотъ въ первый же разъ, какъ мнѣ надо было посылать нашему кліенту въ Бордо накладную, я написалъ въ post-scriptum:

"Беру на себя смѣлость повергнуть къ стопамъ очаровательной m-lle Бастенедъ мое нѣжнѣйшее и глубокое почтеніе".

Я ждалъ. Прошелъ мѣсяцъ, долгій мѣсяцъ между атакой и отбоемъ. Самыя безумныя надежды и страхъ поочередно волновали мой умъ цѣлыхъ тридцать дней и ночей.

Я зналъ post-scriptum свой наизусть и, не разбирая его въ умѣ, находилъ въ немъ цѣлый мірокъ любви, подчиненія, смѣлости, признаніе и даже предложеніе, оскорбленіе добродѣтели Берты, нарушеніе закона гостепріимства, такъ какъ я обѣдалъ у ея родителей, угощавшихъ меня грибами, какіе довелось мнѣ ѣсть лишь въ Бордо. Сны мои въ это время были цѣлыя главы романа. То мнѣ снилась вся семья Бастенедовъ въ различныхъ костюмахъ, Берта въ подвѣнечномъ бѣломъ платьѣ съ флеръ-д'оранжемъ въ волосахъ. Отецъ толкаетъ дочь въ мои объятія и говорятъ: "Если ты любишь ее такъ горячо, то отдаю ее тебѣ!" То мнѣ снился ея братъ (котораго у нея не было вовсе), требующій у меня удовлетворенія. Мы идемъ на лугъ, я выбиваю его шпагу и благородно дарую ему жизнь. Иногда мнѣ снилось, что я получилъ отъ нея письмо, строгое въ началѣ и -- нѣжное, любовное подъ конецъ. Даже и днемъ, когда, бывало, позоветъ меня къ себѣ Симоне, мнѣ такъ и казалось, что г. Бастенедъ увѣдомилъ Симоне о моемъ поведеніи и мнѣ сильно достанется за нарушеніе оффиціальности. Наконецъ, 12 апрѣля 1853 г., разбирая почту, я увидѣлъ на одномъ изъ конвертовъ съ штемпелемъ Бордо хорошо знакомый дорогой почеркъ Берты.

"PS. Благодарю васъ, г. Дюмонъ, за память и извѣщаю васъ о моей скорой свадьбѣ съ Изидоромъ Шарненъ, владѣльцемъ замка того же имени и винодѣльцемъ въ Медокѣ".

Я опоздалъ! Шарненъ подло воспользовался моею скромностью, чтобы замѣнить меня въ сердцѣ Берты. Несмотря на холодность этого отвѣта, я малу-помалу нашелъ въ немъ выраженіе глубокаго горя, горькую иронію и тысячу другихъ чувствъ, о которыхъ невинная дѣвушка, теперь хорошая мать, не имѣла ни малѣйшаго понятія. Въ концѣ-концовъ, я пришелъ къ убѣжденію, что глупо съ моей стороны отмалчиваться, такъ какъ она никогда не любила меня, что я и самъ не любилъ ее. Можно ли любить такую толстею? Нѣтъ въ ней ничего красиваго, изящнаго. Урокъ этотъ послужилъ мнѣ на пользу.

Да, я хорошо воспользовался имъ; черезъ три недѣли я безъ ума былъ влюбленъ въ Анжелику Сукъ, бѣлокурую марсельскую красавицу, подавшую мнѣ руку въ оперѣ Вильгельмъ Телль.

Увѣренный въ ея склонности, я рѣшилъ идти прямо къ цѣди, т.-е. къ самому папашѣ г. Сукъ. Я написалъ ему со всею непринужденностью, на основаніи нашихъ хотя кратковременныхъ, но дружественныхъ отношеній, и, не называя его дочери, выразилъ желаніе жениться съ его содѣйствія на дѣвушкѣ изъ Марсели. Я разсыпался въ похвалахъ всему женскому населенію Марсели, превознося его прелести и добродѣтели, наговорилъ кучу любезностей по адресу господина и госпожи Сукъ, съ деликатнымъ намекомъ на ихъ дочь. Положеніе просителя опредѣлилось такимъ образомъ: онъ не богатъ, у него всего только 40,000 франк. Жалованья получаетъ въ годъ ровно 6,000 франк., а барышей отъ участія въ торговомъ дѣлѣ за 1852 годъ получилъ 3,000 франк. Состояніе пока скромное, но будущее!... Moгутъ произойти блестящія перемѣны, затѣмъ цѣлая страница на излюбленную молодежью тему: будущее наше! Въ заключеніе а умолялъ добрѣйшаго г. Сукъ пріискать мнѣ образованную, добронравную дѣвушку, которая бы согласилась раздѣлить мою судьбу.

Эта старая лиса Сукъ внимательно умѣлъ слушать, но еще лучше говорить. Онъ понялъ меня съ полуслова и отвѣтилъ мнѣ наилюбезнѣйшимъ письмомъ. Благодарилъ меня за довѣріе, которымъ я почтилъ его, осыпалъ похвалами, предсказывая мнѣ блестящую будущность и богатство, говоря, что мое имя, навѣрное, будетъ записано въ золотой книгѣ промысловѣдѣнія. Поэтому онъ, какъ другъ, даже какъ отецъ, отговаривалъ меня брать жену изъ Марсели. "Мы, марсельцы, спѣшимъ пользоваться жизнью; марселецъ, выдавая дочь замужъ, желаетъ тотчасъ же видѣть ее счастливой, а не чрезъ 10 лѣтъ. У него не хватаетъ терпѣнія ждать плодовъ труда и времени; онъ бы страшно страдалъ, еслибъ ему пришлось видѣть ее въ нуждѣ хотя нѣсколько мѣсяцевъ. Всѣ мои земляки, если они болѣе или менѣе зажиточные люди, отдаютъ дочерей замужъ лишь за людей уже составившихъ себѣ положеніе и состояніе. Хотя я порицаю ихъ причуды, тѣмъ не менѣе и самъ поступаю такъ же. Что хотите, марсельцы всѣ безъ исключенія таковы. Таковы взгляды марсельцевъ на бракъ, мой милый! Вы отлично сдѣлаете, если женитесь на одной изъ своихъ соотечественницъ, такихъ же красивыхъ, какъ наши; ваши даже гораздо здоровѣе и свѣжѣе на видъ, а родители ихъ не такъ разсчетливы". Письмо заканчивалось восхваленіемъ нашей провинціи и ея жителей.

Г. Сукъ любезно съумѣлъ отплатить мнѣ тою же монетой.

Это политичное посланіе потушило во мнѣ страсть къ бѣлокурой красавицѣ и я сразу обратился къ Гертрудѣ Дебрюкаръ, какъ будто я никогда никого не любилъ, кромѣ нея. Но, наученный двойною неудачей, я не сталъ писать ни въ матери, ни къ дочери. Я разсудилъ, что лучше сначала поразвѣдать почву чрезъ одного моего товарища, Германа Сонсе, съ которымъ я сошелся за границей. Отвѣтъ не заставилъ себя долго ждать. Германъ, сдѣлавшійся теперь почтеннымъ компаньономъ красильной фабрики, въ игривомъ тонѣ сообщилъ мнѣ, что никто не станетъ оспаривать у меня сердце Гертруды. Дѣвушка, предоставленная сама себѣ, такъ какъ госпожа Дебрюкаръ отказалась отъ всякихъ правъ на нее, уѣхала изъ города, и такъ какъ, видимо, изъ робости она боялась путешествовать одна, то подхватила себѣ пѣхотнаго стрѣлка.

Три неудачи! Всѣ мои намѣренія разлетѣлись; у меня не оставалось ни выбора, никакихъ надеждъ, между тѣмъ какъ матушка, хозяинъ и друзья хотѣли меня женить во что бы то ни стало.

Когда мужчина серьезно задумаетъ жениться, никакое препятствіе не удержитъ его отъ такого важнаго шага въ жизни. Всѣ это чувствуютъ и говорятъ; это дѣлается просто общественною заботой: молодыя дѣвушки строятъ глазки, маменьки расточаютъ похвалы вслухъ, свахи устраиваютъ вечеринки, а нотаріусы поочередно хотятъ что-то сообщить по секрету.

У насъ въ Курси не было недостатка въ хорошенькихъ дѣвушкахъ среди мѣстной буржуазіи. Даже былъ нѣкоторый излишекъ, благодаря, эгоизму мужчинъ, честолюбію родителей, погодѣ за большимъ приданымъ. Меня не искушали деньги, а потому я могъ сдѣлать свободный выборъ. Послѣ нѣкоторыхъ колебаній я остановился, безъ всякаго восторга и какой-либо задней мысли, на Каролинѣ Баронъ, старшей дочери дровянаго торговца. Она была блондинка, съ голубыми глазами, высокая, стройная. Я рѣшилъ любить непремѣнно блондинку. Я даже, спустя нѣкоторое время, нашелъ въ ней, за нѣкоторыми исключеніями, желанный типъ. Мы знали другъ друга давно, вмѣстѣ играли, бѣгали, танцовали. Мой покойный отецъ былъ друженъ съ ея отцомъ, а матери наши продолжали изрѣдка посѣщать одна другую.

Мы съ ней едва обмѣнивались нѣсколькими незначительными словами, несмотря на всѣ старанія посредниковъ и нѣсколько стѣснительныхъ поощреній со стороны ея любезныхъ сосѣдокъ. Но перваго октября 1853 года судьба вступилась за меня. Я только-что окончилъ урокъ исторіи съ моими маленькими учениками, какъ одна дѣвочка, которую я нѣсколько разъ журилъ за лѣнь, упала на всемъ бѣгу въ залѣ и сильно ушиблась, свихнувъ шею. Я поднялъ ее и долженъ былъ донести до ея квартиры, находившейся по сосѣдству съ дровянымъ дворомъ г. Баронъ. Бѣдняжка обвила мою шею руками, крѣпко прижалась ко мнѣ, какъ зазябшая пташка, и сказала мнѣ слегка охрипшимъ голоскомъ:

-- Какія счастливыя будутъ ваши дѣти, господинъ Пьеръ! Вы такой добрый!

-- Какъ же не быть мнѣ добрымъ, если всѣ въ Курси заботились обо мнѣ, когда я былъ маленькимъ? Развѣ ты не знаешь, что меня называютъ "дитя города"?

-- Да, я знаю, но васъ также нужно бы называть отцомъ. На фабрикѣ всѣ боятся г. Симоне, а васъ, господинъ Пьеръ, всѣ любятъ.

-- Это доказываетъ только, что вы всѣ добрые.

-- Скажите, г. Пьеръ, когда у васъ будутъ свои дѣти, вы не оставите насъ?

-- Никогда, милочка. А почему ты знаешь, что у меня будутъ дѣти?

-- Потому, что вы женитесь.

-- Кто тебѣ сказалъ?

-- Всѣ говорятъ это.

-- За кого это меня просватали?

-- Я не знаю. Это дѣло ваше, лишь бы ваша жена такъ же относилась къ намъ, бѣднымъ, какъ вы.

Мы уже приближались въ ихъ дому, какъ дѣвочка указала мнѣ ручкой на освѣщенныя окна г. Барона:

-- Здѣсь живетъ добрая барышня.

-- Я также знаю ее. Ее зовутъ Каролина.

-- Да, да. Когда у моего отца была вѣтреная оспа...

-- Она ухаживала за нимъ?

-- Нѣтъ. Это слишкомъ опасно. Но она помогала намъ. Г. Пьеръ, женитесь на m-еlle Каролинѣ.

-- Хорошо, малютка, я подумаю. Поцѣлуй меня и спи хорошенько.

Родители поджидали ее; я передалъ ее имъ и ушелъ, чтобъ избѣжать безполезной благодарности. Утромъ, отправляясь въ контору, я узналъ, что моя маленькая ученица умерла въ ночь. Чрезъ два дня ее хоронили. Выходя съ кладбища, я разсказалъ г. Барону свое приключеніе съ дѣвочкой. Онъ выслушалъ меня, видимо взволнованный; я рѣшился спросить его, не считаетъ ли онъ, какъ я, что воля умирающихъ священна.

-- Да, конечно,-- отвѣчалъ онъ,-- въ томъ случаѣ, если все устраивается ко всеобщему благу, какъ въ данномъ случаѣ. Жена и я весьма польщены вашимъ предложеніемъ, а Каролина очень будетъ рада. Въ Курси не найдется другаго такого жениха; ваше положеніе уже и теперь хорошо и можетъ лишь все улучшаться. Пойдемте къ намъ; мы выпьемъ вина на радости и ударимъ по рукамъ, если дамы наши обрѣтаются дома.

Но, къ сожалѣнію, домъ оказался пустымъ; я снова пришелъ вечеромъ въ сопровожденіи матушки; она хотя безъ всякаго восторга, но любезно повторила мое предложеніе.

Въ маленькихъ городахъ не можетъ быть тайнъ; тотчасъ же узнали, что я сталъ женихомъ, а на другія сутки прошелъ слухъ, что Барбара Бонафипоръ дала слово г. Боннаръ.

Поздравленія сыпались мнѣ со всѣхъ сторонъ. Мой хозяинъ поздравилъ меня не съ тѣмъ только, что я женюсь на дочери богатаго человѣка, но, главное, что это избавило меня отъ когтей семьи Бонафипоръ. Это положительное счастье, по словамъ г. Симоне, отдалиться отъ этихъ нищихъ; они люди честные, но все-таки... Незначительная сумма, сбитая стараніями матери и дочери, исчезала мало-помалу въ рукахъ отца, имѣвшаго, вѣроятно, какой-нибудь порокъ. Можетъ, онъ игралъ на биржѣ. Ему постоянно выдаютъ жалованье по просьбѣ впередъ и, между прочимъ, онъ не употребляетъ денегъ ни въ какое дѣло. Самое большее, на что они могли разсчитывать, это выдать дочь замужъ за какого-нибудь артиста. Хозяинъ не высоко ставилъ художниковъ и граверовъ, высказывая во всеуслышаніе сожалѣніе о добромъ старомъ времени, когда фабрики обходились и безъ нихъ.. Онъ рѣдко упускалъ случай уколоть этихъ людей, живущихъ въ свое удовольствіе,-- они за какую-то пачкатню сразу получаютъ по 100 франковъ и тотчасъ спускаютъ ихъ.

Когда я замѣтилъ, что, слѣдовательно, и меня онъ причисляетъ къ тому же сорту, потому что я съ покойникомъ Дюссо рисовалъ первые сервизы, онъ протестовалъ, говоря, что я не продаю мои рисунки на вѣсъ золота, а безплатно предлагаю ихъ въ распоряженіе фирмы, какъ и долженъ поступать каждый, честно заинтересованный въ дѣлѣ, и веду себя хорошо во всѣхъ отношеніяхъ, такъ что вполнѣ заслуживаю стать мужемъ Каролины Баронъ.

Да будетъ такъ.

Матушка дала мнѣ свое согласіе, не выразивъ ни радости, ли порицанія. За то бабушка была менѣе сдержанна.

-- Конечно, ты свободенъ въ своихъ поступкахъ,-- говорила она,-- ты въ правѣ даже и выкинуть какой-нибудь сумасбродный поступокъ. Это бракъ по разсчету; общественное мнѣніе, конечно, будетъ за тебя, и ты услышишь только однѣ похвалы. Но я не стану скрывать отъ тебя, что мой покойный мужъ имѣлъ другія намѣренія относительно тебя. Дюмонъ былъ сумасбродъ, я постоянно твердила ему это, но сердце у него было чуткое, онъ никогда не ошибался въ чувствахъ, и когда онъ говорилъ мнѣ: мы женимъ этого мальчика на этой малюткѣ, я была увѣрена, что онъ имѣлъ какія-нибудь основанія.

-- Я понимаю, про кого ты хочешь сказать, милая бабушка. И я тотчасъ же успокою твою совѣсть. Эта особа выходитъ замужъ за одного изъ служащихъ на фабрикѣ, г. Боннаръ.

-- Они сосватались прежде или послѣ тебя?

-- Почти-что въ одно и то же время, разница всего въ 24 часахъ; но вотъ уже годъ какъ она снисходительно относилась къ ухаживанію этого человѣка. Кромѣ того, г. Боннаръ -- партія болѣе блестящая, чѣмъ я; этимъ объясняется все.

-- Нѣтъ, она не тщеславна и никто не разубѣдитъ меня, что она страстно любила тебя.

-- Однако, бабушка, ты согласишься, что она легко утѣшилась.

-- Что объ этомъ говорить,-- вѣдь, ужь дѣло сдѣлано. Теперь скажи, что подарить тебѣ?

Все шло согласно и съ домашними, и съ хозяиномъ; оставалось любить и быть счастливымъ. Каждое утро я посылалъ невѣстѣ букетъ лучшихъ цвѣтовъ изъ оранжерей г. Андре; вечеромъ, возвратившись со службы, я обѣдалъ на скорую руку и отправлялся съ матушкой къ невѣстѣ. Толстякъ-отецъ былъ веселый человѣкъ, часто хохоталъ, всѣмъ открывалъ свои цѣли, но слишкомъ ужь часто ощупывалъ свою толстую мошну. Жена его была олицетвореніемъ заправской хозяйки и такая командирша, что дочь, кроткая дѣвушка, не могла дождаться, когда вырвется изъ-подъ ея опеки. Съ большимъ тактомъ и осторожностью Каролина дала мнѣ понять, что желала бы имѣть отдѣльную горничную и квартиру, чтобы быть полною хозяйкой въ домѣ. Избавиться отъ своей матери и пойти въ кабалу къ моей въ ея глазахъ было лишь перемѣной тюрьмы. Бѣдная моя матушка, привыкшая къ жертвамъ и лишеніямъ, поняла дѣло съ полуслова и, не сказавъ ничего, наняла себѣ въ городѣ маленькій уголокъ, гдѣ провела остатокъ жизни. Намъ она предоставляла домъ со всею обстановкой и даже Катерину. Она дѣлала это охотно и, казалось, готова была лишить себя еще чего-нибудь для нашей выгоды. Первая недѣля прошла скоро среди предположеній, приготовленій приданаго и свадебной корзины. Я совсѣмъ не находилъ въ этихъ пріятныхъ приготовленіяхъ полнаго удовлетворенія; невѣста видимо разцвѣтала, а женихъ былъ мраченъ. Напрасно я развлекалъ себя, что-то точно гнуло меня. Конторская работа впервые показалась мнѣ скучной; я объяснялъ это отсутствіемъ моей невѣсты и нетерпѣніемъ снова увидѣть ее; наступалъ вечеръ, и я шелъ къ Баронъ; напрасно Каролина протягивала мнѣ свои маленькія ручки и подставляла для поцѣлуя бѣлый лобъ,-- тоска не оставляла меня. Съ утра до вечера голова была тяжелая, сердце сжималось; ночью постоянно была лихорадка,-- лихорадка любви, если хотите, но утомительная и тяжелая. Мой тесть, этотъ весельчакъ, выпивая по двѣ бутылки за обѣдомъ, чтобы разогнать печальное настроеніе, сказалъ мнѣ однажды:

-- Надѣюсь, что вы не раскаиваетесь?

Я горячо протестовалъ, но онъ продолжалъ:

-- У васъ совершенно больное лицо, мой милый. Старайтесь измѣнить его, иначе при совершеніи брачнаго контракта, глядя на васъ, нотаріусъ занесетъ ваше имя въ списокъ умершихъ. Совѣтую вамъ оставить эти глупости!

Каролина, извиняясь за чрезмѣрную веселость отца, шепнула мнѣ на ухо:

-- Вы больны?

А рабочіе на фабрикѣ спрашивали меня: "Не утомились ли вы, господинъ Дюмонъ?" Я отвѣчалъ, что нѣтъ, безъ всякой увѣренности.

Утромъ 10 октября я только-что проснулся въ дурномъ расположеніи духа, ощущая острую боль въ горлѣ и головѣ, какъ раздался стукъ въ дверь и въ комнату вошли предсѣдатель клуба Бадульяровъ, г. Робике, и его непремѣнный спутникъ докторъ Фланъ. Эти два представителя безразсудной молодежи Курси пришли напомнить мнѣ 17 параграфъ нашихъ статутовъ: "17. Каждый измѣнникъ клуба, т.-е. Бадульярецъ, позволившій обольстить себя прелестями супружескихъ узъ, долженъ выкупить себя, задавъ товарищамъ роскошный пиръ въ залахъ древней почтенной таверны Курси "Вѣнокъ".

Я извинялся за свое невѣжество и, надѣвая домашнее платье, просилъ назначить день по ихъ усмотрѣнію. Знаменитый Робике, способный пронюхать о вкусномъ обѣдѣ за десять лье, хотѣлъ устроить пиръ завтра же, говоря, что чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Но старый докторъ, слѣдившій за мной, не говоря ни слова и даже близко не подходившій во мнѣ, вдругъ обратился ко мнѣ съ нѣкоторыми докторскими вопросами касательно моего здоровья и прибавилъ, что мнѣ будетъ полезнѣе теперь позвать въ себѣ врача, чѣмъ трактирщика.

-- Чего же лучше, когда благопріятный вѣтеръ привелъ во мнѣ васъ?

-- Увы,-- отвѣчалъ онъ,-- прошла моя пора; я люблю покойно спать ночь и посѣщаю лишь консиліумы, когда мои молодые коллеги просятъ у меня совѣта. Обратитесь за совѣтомъ къ г. Сазаль; это хорошій молодой врачъ; да онъ, кажется, и учился вмѣстѣ съ вами?

-- Да, мы были съ нимъ товарищами въ школѣ.

-- Такъ позовите же его, если не будете себя лучше чувствовать. Вы, я вижу, не совсѣмъ здоровы.

-- Да, не совсѣмъ.

-- Надѣюсь услыхать завтра, что вы поправились. Но, вѣдь, предосторожность не можетъ повредить. Повидайтесь съ г. Сазаль, а банкетъ отложимъ на недѣлю, чтобъ вы могли сами присутствовать на немъ.

Робике открылъ было уже ротъ, чтобы возразить противъ такой долгой отсрочки, но его удержалъ бѣглый взглядъ доктора, надъ значеніемъ котораго я невольно задумался. Я замѣтилъ, что оба посѣтителя ушли скорѣе обыкновеннаго и, прощаясь, не такъ крѣпко пожимали руку. Тѣмъ не менѣе, я, изъ боязни испугать матушку, не рѣшился послать за докторомъ и нарочно прошелъ потихоньку, чтобъ она не увидѣла меня.

Этотъ день показался мнѣ страшно длиненъ; мое мрачное настроеніе усилилось еще вслѣдствіе головной боли; я испытывалъ какое-то нравственное приниженіе. Вечеромъ, выходя изъ конторы, я почувствовалъ лихорадочное состояніе, написалъ Каролинѣ, что не могу придти къ нимъ, и легъ въ постель. Матушка стала безпокоиться, но не показала мнѣ вида, простилась со мной и ушла въ свою комнату. Она на цыпочкахъ вышла оттуда, когда предположила, что я заснулъ, и провела всю ночь около меня, прислушиваясь къ моему дыханію и слѣдя за моими движеніями при свѣтѣ ночника. Сонъ постоянно прерывался безсмысленными, мрачными видѣніями. Балъ въ коллегіи, на немъ присутствуютъ всѣ старые друзья, Дюссо, Матцельманъ, Бонафипоръ, и танцуютъ котильонъ. Вдругъ разверзается полъ и, откуда ни возьмись, появляется сухопарый Мартинъ съ словами: "я покажу вамъ новую фигуру". Онъ вынимаетъ изъ кармана ножъ, направляется въ припрыжку въ директору, поражаетъ его, жену, потомъ дѣтей ихъ. Всѣ они падаютъ мертвыми, безъ капли крови. Никто изъ присутствующихъ не возмущенъ, не удивленъ; я бросаюсь, чтобъ удержать безумца; Симоне удерживаетъ меня и я остаюсь какъ пригвожденный къ полу. Но вотъ Мартинъ направляется къ Барбарѣ Бонафипоръ, чтобъ убить ее такъ же, какъ и прочихъ; при видѣ этого, я ускользаю изъ рукъ хозяина, выхватываю мою молодую подругу и чуднымъ образомъ исчезаю черезъ стѣны. Вотъ я очутился на улицахъ Наварры, измученный, усталый, съ упорною мыслью: поручить мою ношу въ руки доктора Сазаль. Только оказывается, что это не Барбара, а дѣвочка, моя ученица; она такъ крѣпко обвила мою шею руками, что я задыхаюсь. Мы идемъ впередъ, а домъ доктора все отодвигается отъ насъ. При свѣтѣ фонаря я вижу, что у меня въ рукахъ скелетъ, кости котораго стучатъ. Наконецъ, я у доктора; онъ говоритъ, что ждалъ меня. Начинаетъ разсматривать скелетъ. "Какъ вамъ кажется эта голова?-- спрашиваетъ онъ меня.-- Я нахожу ее красивой". Вдругъ изъ моей ученицы снова дѣлается Барбара, цвѣтущая, здоровая. Но докторъ находитъ, что она худа, и хочетъ оторвать у меня кусокъ тѣла. Я вскрикиваю: "Господинъ Сазаль, господинъ Сазаль!" -- и просыпаюсь отъ собственнаго голоса.

-- Я здѣсь,-- отвѣчаетъ докторъ, только-что вошедшій въ комнату.

Матушка послала за нимъ, встревоженная моимъ безпокойнымъ сномъ. Молодой ученый улыбкой привѣтствовалъ мое пробужденіе. Жаба душила меня, горло пересохло, я постоянно просилъ пить. Я такъ ослабѣлъ, что мнѣ не пришло и мысли въ голову подняться съ постели. Съ утра до вечера галлюцинаціи не оставляли меня; матушка съ Катериной неусыпно ухаживали за мной. Больные всѣ капризны; я гналъ отъ себя прочь Катерину, говорилъ, что отъ нея пахнетъ кухней и дымомъ, хотя уже нѣсколько дней у насъ не готовили кушанья. Одна матушка умѣла успокоить меня, держа за руку или положивъ свою мнѣ на голову. Я злоупотреблялъ ея любовью, силы ея слабѣли, она едва дышала и страшно исхудала; когда я замѣтилъ это, то просилъ ее пойти къ себѣ въ комнату и отдохнуть, но она не въ силахъ была идти; Катерина и докторъ отнесли ее на рукахъ.

Начиная съ этого дня, я двѣ недѣли былъ безъ памяти, не узнавалъ никого и принималъ пищу безсознательно, не подавая признаковъ жизни.

29 октября у меня сдѣлался припадокъ сильнаго кашля, послѣ котораго я жадно пилъ и спалъ такимъ крѣпкимъ, покойнымъ сномъ, что Катерина испугалась и побѣжала съ крикомъ къ другой, незнакомой мнѣ женщинѣ, ухаживавшей за мной:

-- Онъ умеръ, барышня, умеръ!

6 ноября я проснулся страшно голодный, при мнѣ находились докторъ Сазаль, Катерина и Барбара, но присутствіе ея ничуть не удивило меня, также какъ и отсутствіе матери. Милая дѣвушка поцѣловала меня въ глаза, говоря:

-- Помнишь, при погребеніи твоего отца я и Жанъ дали тебѣ слово пожертвовать тебѣ своей жизнью?

А я какъ скотина отвѣчалъ ей:

-- Такъ дай мнѣ поскорѣе бульону.

Это показалось ей совершенно естественнымъ, и она накормила и напоила меня. Четыре дня я хорошо чувствовалъ себя, но затѣмъ снова повторился приступъ лихорадки; я переживалъ одинъ изъ тѣхъ кризисовъ, послѣ которыхъ человѣкъ или умираетъ, или быстро поправляется. Но все кончилось благополучно. 20 ноября докторъ сказалъ Барбарѣ:

-- Онъ спасенъ, m-elle, и честь его выздоровленія принадлежитъ скорѣе вамъ, чѣмъ мнѣ.

Меня каждый день переносили въ гостиную, освѣжали мою комнату и постель. Въ первый день, лежа на мягкой кушеткѣ передъ каминомъ, я впервые подумалъ о матери. Барбара затруднилась отвѣтить мнѣ, а Катерина старательно перебирала складки своего, чернаго траурнаго платья. Но умный молодой докторъ вмѣшался въ дѣло самъ и сталъ разсказывать, какъ матушка изнемогала отъ собственнаго недуга и моей болѣзни и умерла послѣ двухдневныхъ страданій.

Онъ справедливо положился на эгоизмъ выздоравливающаго, потому что первымъ моимъ словомъ было:

-- Матушка такъ любила меня! Возможно ли, что она умерла, когда я такъ опасно былъ боленъ?

О, я никогда не простилъ бы себѣ этихъ глупыхъ, жестокихъ словъ, дорогая, кроткая мученица, еслибъ у меня не было впереди цѣлой жизни, чтобъ благословлять и оплачивать тебя!