Семья.

Мой врачъ, Сазаль, сдѣлавшійся лучшимъ моимъ другомъ, говорилъ мнѣ не разъ въ первое время моей женитьбы:

-- Не совѣтую вамъ рано дѣлаться отцомъ.

Можетъ быть, онъ опасался, чтобы страсть къ обогащенію, къ деньгамъ не заглушила во мнѣ человѣколюбивыя чувства и не превратила бы меня въ черстваго человѣка, каковы Симоне и другіе богачи. Человѣкъ здравомыслящій разсчетливъ, бережливъ, но копитъ лишь для своихъ прямыхъ наслѣдниковъ. Не имѣя до 1860 года на своемъ попеченіи никого, я исключительно занимался моею многочисленною рабочею семьей фабричныхъ. Я образовалъ общество взаимной помощи, внесъ туда небольшую сумму съ своей стороны, зная хорошо, какъ важенъ для бѣдняковъ починъ въ подобномъ дѣлѣ. Сберегательная касса въ Курси не имѣла успѣха при 1 % со ста, помогая лишь кухаркамъ скрывать непозволительные доходы. Я конкуррировалъ съ ней, платя нашимъ рабочимъ за ихъ сбереженія высшій процентъ, дозволенный закономъ. Такимъ образомъ, добрые люди, сами того не зная, сдѣлались ростовщиками и получали по 10%. Но мнѣ это ничего не стоило, такъ какъ мой капиталъ давалъ не менѣе 10%; главное въ томъ, чтобы возвратить сбереженіе по возможности увеличеннымъ, потому что разъ бѣднякъ является владѣльцемъ хотя бы и небольшаго капитала, его можно предоставить собственной оборотливости. Хотя это стоило мнѣ и не дешево, но, по крайней мѣрѣ, семейства моихъ служащихъ были обезпечены.

Мои рабочіе, щедро оплачиваемые, обутые и одѣтые, не чувствовали всеобщаго разоренія; этотъ бичъ второй имперіи не коснулся ихъ.

Все шло какъ нельзя лучше и мой главный совѣтчикъ Басе издали присылалъ мнѣ похвалы, какъ образцовому хозяину. Къ этому времени мнѣ суждено было сдѣлаться отцомъ, Пьеръ родился 12 мая 1860 года, въ 8 часовъ утра, во время проливнаго дождя. Какъ сейчасъ помню, я бѣжалъ съ непокрытою головой, въ туфляхъ, несмотря на ливень, изъ дома въ контору, изъ конторы въ магазинъ, оттуда въ мастерскія, сараи, крича всюду и всѣмъ: "Послушайте, друзья мои! Дѣти, слушайте же! Господа, у меня родился сынъ! Дядя Жозефъ, поздравляю васъ съ маленькимъ племянникомъ! Карлъ, у тебя теперь двоюродный братъ! Викторъ, у меня есть сынъ! Приходите всѣ, я хочу вамъ показать моего сына".

Всѣ служащіе поздравляли меня, родственники обнимали, рабочіе кричали: "да здравствуютъ господинъ Дюмонъ, г-жа Дюмонъ и маленькій Дюмонъ!" Одинъ изъ самыхъ старыхъ служакъ сказалъ мнѣ:

-- Довольно, въ самомъ дѣлѣ, вы потрудились для другихъ, хозяинъ, пора и о себѣ подумать.

Бѣгая, такимъ образомъ, въ продолженіе цѣлаго часа и возвѣщая всѣмъ свою радость, я возвращался безпрестанно домой, чтобъ освѣдомиться о здоровьи Барбары и ребенка. Запеленатый руками Катерины, онъ спалъ на моей подушкѣ, возлѣ своей матери, которая никогда не казалась такою красивой, какъ теперь: розовая, свѣжая, съ блестящими глазами, она обратилась ко мнѣ, говоря слабымъ голосомъ:

-- Папочка, ты поступаешь неблагоразумно, бѣгая подъ дождемъ; ты хочешь, чтобъ отецъ моего ребенка схватилъ насморкъ?

Мы всѣ находили, что Пьеръ необыкновенно великъ и, вѣроятно, много вѣситъ. На это Сазаль качалъ головой, говоря: Этотъ ребенокъ нисколько не отличается отъ другихъ: онъ ни малъ, ни великъ, ни крѣпокъ, ни слабъ, но хорошо сложенъ; уже и то хорошо.

-- Онъ похожъ на отца,-- сказала Барбара.

-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ я,-- это твой вылитый портретъ.

-- А по вашему какъ, докторъ?

-- Тотъ и другой неправы, друзья мои. Этотъ знаменитый наслѣдникъ похожъ на всѣхъ молодыхъ людей его возраста: онъ приблизительно не лучше новорожденнаго котенка или щенка и похожъ на съеженую вишню изъ наливки.

-- Фу, какой ужасъ!

-- О, родительское заблужденіе!

Моя милая жена, всегда предусмотрительная, сказала мнѣ:

-- Вели запречь карету и съѣзди въ Лони, поцѣлуй бабушку и привези ее къ намъ, если можно; потомъ заѣзжай въ ратушу записать новорожденнаго и не забудь объявить эту новость дядѣ Бернару; зайди на телеграфъ и отправь нѣсколько депешъ нашимъ родственникамъ; надѣюсь, ты не забудешь ни Жана, ни моихъ добрыхъ стариковъ; вечеромъ напишешь къ Басе и другимъ нашимъ друзьямъ. Кстати навести стараго мэра, г. Морана; онъ вполнѣ имѣетъ право на твой визитъ: бѣдняга уже сколько лѣтъ по болѣзни не сходитъ съ своего кресла.

Удивительная женщина! Вмѣсто того, чтобы нѣжиться, какъ это дѣлаютъ другія, и наслаждаться вполнѣ заслуженнымъ покоемъ, она не переставала работать своею маленькою головкой.

Я съ точностью исполнилъ всѣ ея порученія, слѣдуя начертанному ею плану, хотя это и не обошлось безъ нѣкоторыхъ препятствій.

Дождь пересталъ, на улицахъ стали появляться пѣшеходы. Волей или неволей, мнѣ приходилось останавливать купэ, выскакивать на мостовую, принимать поздравленія, пожимать руки. Счастливый человѣкъ во всѣхъ видитъ друзей.

Г-жа Дизомье, продавщица бумаги и дѣтскихъ игрушекъ, привѣтствовала меня съ порога своей лавки. Я остановился и вышелъ изъ экипажа; добрая женщина хорошо знала мою мать, она обняла меня, какъ дѣлала это въ старину, когда я заходилъ къ ней съ моими наградами изъ коллегіи.

Смотря на игрушки, наполнявшія ея маленькій домикъ, и обратился къ ней со словами:

-- Сударыня, будьте любезны, пошлите эти игрушки въ школы для мальчиковъ и для дѣвочекъ: то мой маленькій Пьеръ посылаетъ привѣтствіе своимъ будущимъ согражданамъ, а кассиръ мой уплатитъ вамъ по счету.

Черезъ секретаря ратуши я внесъ въ контору благотворительности довольно кругленькую сумму для бѣдныхъ, а г-ну Морану, продолжавшему попечительствовать въ обществѣ попеченія о бездомныхъ нищихъ, еще болѣе крупную сумму. Кромѣ того, я пожертвовалъ на больницу, богадѣльню и тюрьму; я съ удовольствіемъ предложилъ бы денегъ скупцамъ и скрягамъ, лишь бы видѣть весь свѣтъ довольнымъ. Прежде чѣмъ отправиться въ Лони, я свернулъ налѣво и остановился возлѣ кладбища. Дверь была заперта, а привратникъ находился въ отсутствіи; въ этотъ день положительно не существовало преградъ; у меня точно вырасли крылья. Я перелѣзъ черезъ стѣну, приблизился въ могилѣ, гдѣ покоились вѣчнымъ сномъ мои родители, и долго мысленно бесѣдовалъ съ ними; я обѣщалъ тому, кто спасъ мою дорогую Барбару, и той, которая умерла ради меня, воспитать внука въ почитаніи въ ихъ памяти и глубокомъ уваженіи въ ихъ добродѣтели.

Бабушка, узнавшая о событіи черезъ народную молву, не имѣла терпѣнія дождаться меня и пустилась въ путь. Я встрѣтилъ ее на полдорогѣ, въ простой телѣжкѣ мельника Лорена. Добрый малый, прежній мой товарищъ, прозванный ракомъ, остановилъ лошадей и осторожно перенесъ бабушку ко мнѣ въ карету. Онъ ни за что не соглашался принять плату за свою услугу.

-- Я сдѣлалъ это изъ дружбы, къ тому же, не каждый день имѣешь случай обнять счастливаго человѣка.

Да, я, въ самомъ дѣлѣ, былъ счастливъ! Счастливъ до тошноты, до тягости, до обморока. Увидѣвъ нашу старушку, я былъ осажденъ множествомъ разнообразныхъ воспоминаній, какъ веселыхъ, такъ и печальныхъ; главнымъ образомъ, я думалъ о тѣхъ, которыхъ не доставало на праздникѣ и которые такъ много трудились и боролись для меня, прежде чѣмъ я достигъ теперешняго положенія. Нищета, отчаяніе и несчастіе прошедшаго такъ рѣзко отдѣлялись отъ настоящаго счастья, что я почувствовалъ себя положительно дурно. Бабушка, угадавъ мои мысли и желая меня разсѣять, коснулась самаго чувствительнаго для меня мѣста:

-- Что же это, право, -- сказала она,-- поѣзжай скорѣй, я не дождусь увидать наслѣдника Дюмоновъ.

А, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, этотъ маленькій Пьеръ, съ своею крошечною головкой, въ чепчикѣ изъ голландскаго полотна, былъ старшій въ домѣ, наслѣдникъ старинной плебейской фамиліи, глава новой семьи. Я объ этомъ и не подумалъ. Въ первый раз я вполнѣ вникъ въ смыслъ этого слова, сказаннаго про моего сына. Мнѣ захотѣлось скорѣй его увидѣть.

-- Пошелъ, кучеръ, скорѣй!

Я спѣшилъ узнать, какъ провелъ Дюмонъ цѣлый день. Я нашелъ его бодрствующимъ на колѣнахъ няни, которая поила его сахарною водой. Катерина пронизывала насквозь взглядомъ бѣдную иностранку, похитившую у нея ребенка. Но надо было, чтобы моя старая нянька утѣшилась. Я серьезно относился къ воспитанію и желалъ, чтобы воспитательницей моего ребенка была англичанка и чтобъ ребенокъ научился англійскому языку одновременно съ роднымъ языкомъ. По моему мнѣнію, знаніе англійскаго языка имѣетъ огромное значеніе какъ въ Новомъ, такъ и Старомъ Свѣтѣ.

Бабушка была немного оскорблена свободой, которую англичанка позволяла себѣ въ отношеніи ея маленькаго правнука. Предоставлять это слабое тѣльце самому себѣ! Не пеленать его свивальникомъ! Это значитъ желать его смерти.

-- Твой отецъ, твоя тетка, твои дяди всегда пеленались, по крайней мѣрѣ, въ продолженіе первыхъ шести мѣсяцевъ, какъ настоящія колбасы. Скажи мнѣ, развѣ ихъ здоровье потерпѣло отъ этого, развѣ ихъ характеръ измѣнился?

Когда ребенка выносили гулять на вольный воздухъ фабричнаго сада, она всегда спрашивала насъ, не стараемся ли мы его простудить. Достойная женщина испускала громкіе вопли при видѣ кушаній Барбары; тутъ были разные супы, стаканы съ бордоскимъ виномъ, сухари, которые она поглощала безпрерывно между обѣдомъ и завтракомъ.

-- Бабушка,-- отвѣтила моя жена,-- главнѣйшая обязанность кормилицы -- питать самое себя; вотъ почему я ѣмъ и пью, какъ только мнѣ захочется.

Въ концѣ второй недѣли подобной діэты молодая мать бѣгала какъ мышка въ комнатѣ ребенка, здоровая и довольная. Тогда бабушка, не признавая, однако, что ея метода была не самая лучшая, успокоилась о будущности семьи и отправилась назадъ въ Лони, "чтобъ посмотрѣть, хорошо ли несутся ея куры". Я ее проводилъ. Мы отправились въ первомъ часу, сейчасъ же послѣ обѣда, и мои лошади доставили насъ въ 20 минутъ. Прежде чѣмъ сѣсть въ свое мягкое кресло, она, по обыкновенію, сказала мнѣ:

-- Что мнѣ тебѣ предложить?

О, деревенское гостепріимство!

Въ то время, какъ я пишу эти замѣтки, мой старшій сынъ Пьеръ учится въ политехническомъ училищѣ. Я не хотѣлъ бы подвергать сына насмѣшкамъ товарищей, разсказывая подробно объ его дѣтствѣ, которое оставило намъ много дорогихъ воспоминаній. Можетъ быть, разсказывая его жизнь до 5-ти лѣтняго возраста, мы бы уменьшили его обаяніе, омрачили его ореолъ и стерли дозолоту съ его галуна. Нельзя же говорить о шишкахъ, которыя онъ получалъ при паденіи, несмотря на шапочку, имѣвшую видъ царской короны, объ улиткѣ, которую онъ нашелъ на заборѣ и съѣлъ живьемъ, къ величайшему испугу няни-англичанки, о большой ранѣ, полученной имъ около праваго глаза, когда онъ хотѣлъ взять изъ гнѣзда яйцо индѣйки. Набросимъ покрывало на всѣ эти событія. Забудемъ, что у него вмѣстѣ съ братомъ Жаномъ была корь, что онъ заразилъ меня коклюшемъ, къ большой досадѣ Катерины, которая упорно повторяла:

-- Это невозможно, у тебя уже былъ коклюшъ въ 1832 году!

Довольно будетъ того, если я вамъ скажу, что въ продолженіе 10 лѣтъ жена подарила меня двумя мальчиками и двумя дѣвочками. Она ихъ всѣхъ кормила сама здоровымъ и обильнымъ молокомъ. Мальчики походили лицомъ на меня, дѣвочки же были вылитые портреты матери: такія же хорошенькія, какъ она, небольшаго роста, брюнетки; мальчики были крѣпкаго тѣлосложенія и слишкомъ велики для своего возраста. Всѣ мы крѣпко любили другъ друга. Нерѣдко по утрамъ устраивались прекрасныя прогулки въ длинныхъ рубашкахъ на мою большую кровать, которую докторъ Сазаль прозвалъ "полемъ для маневровъ". Во второмъ этажѣ я имъ устроилъ большой залъ для классныхъ занятій, весь увѣшанный географическими картами, зоологическими рисунками и картинами поучительнаго содержанія, уставленный огромными шкафами изъ свѣтлаго дуба, гдѣ у нихъ всегда были подъ рукой коллекціи для обученія естественной исторіи, руководства элементарной анатоміи, микроскопъ, нѣсколько физическихъ аппаратовъ и, наконецъ, лучшія книги изъ давки Гашетъ и Гетцель. Гимнастическимъ задомъ служилъ мой садъ, а рекреаціоннымъ -- фабрика.

Когда двѣ няни-англичанки и гувернантка изъ Ганновера не могли уже справляться съ дѣтьми, я выписалъ прежнюю начальницу пансіона, г-жу Санталь, и молодаго профессора изъ коллегіи, г-на Еврардъ, но я никогда не слагалъ съ себя права контроля.

Какъ заслуженный наставникъ, я имѣлъ голосъ въ этихъ дѣлахъ; учитель и учительница слушали меня съ большимъ вниманіемъ не только какъ отца семьи.

Я, въ свою очередь, былъ съ ними вѣжливъ и предупредителенъ, но мой глазъ слѣдилъ за всѣмъ; я немилосердно истреблялъ легенды, хотя самыя распространенныя, гипотезы, самыя подходящія, и историческую ложь, самую извѣстную. Основнымъ моимъ правиломъ было не преподавать дѣтямъ ничего такого, чего нельзя объяснить или доказать.

Убѣжденный въ томъ, что сидячія занятія въ извѣстномъ возрастѣ есть безполезное мученіе, я ихъ уменьшилъ даже для мальчиковъ; такимъ образомъ, они занимались два раза по получасу maximum; но они учились цѣлый день, слушая, разговаривая, наблюдая. Кончивъ умственныя занятія, они упражняли свое тѣло. Пьеръ и Жанъ ловко скакали на хорошенькихъ пони. Они нѣсколько разъ падали, но всегда счастливо. Ихъ нравственнымъ воспитаніемъ занимались исключительно мать и я. Мы могли надѣяться, что они не будутъ злы, такъ какъ рождены нами, ни безчестны, такъ какъ они не чувствовали недостатка ни въ чемъ. Но вотъ чего я боялся: глупой гордости и тщеславія, такъ часто встрѣчаемыхъ у богатыхъ дѣтей, и презрѣнія къ стоящимъ ниже по положенію. Никогда бы я не утѣшился, если бы мои сыновья вышли бездѣльниками. Нельзя же было, въ самомъ дѣлѣ, выколоть имъ глаза, чтобы они не видѣли довольства, окружающей ихъ роскоши, нашего авторитета надъ фабричнымъ людомъ. Я старался удалять все, что походило на чванство. У меня были хорошія лошади, но конюшни далеко не были роскошны; экипажи были у насъ простые, упряжь весьма скромная, прислуга малочисленная и безъ ливрей. Въ присутствіи дѣтей никогда не говорилось о деньгахъ, а если они когда и говорили о нихъ или предлагали по этому поводу вопросъ, имъ всегда отвѣчали одно и то же:

-- Папа работаетъ съ утра до вечера, чтобъ прокормить васъ и себя.

Однажды Пьеръ надмѣнно обошелся съ слугою; тогда я замѣтилъ ему, что его отецъ всегда вѣжливо и дружелюбно обходится съ Катериной.

-- Ба,-- возразилъ онъ,-- Катерина у насъ не слуга.

-- Что же, по твоему, слуга?

Онъ почесалъ въ головѣ и, подумавъ, попросилъ меня ему объяснить.

-- Слуга -- это работникъ, которому платятъ жалованье, и онъ исполняетъ при домѣ пять или шесть работъ, очень трудныхъ, изъ которыхъ ты не въ состояніи сдѣлать ни одной. По пробуй-ка сегодня за обѣдомъ перемѣнить хоть разъ тарелки.

Онъ попробовалъ, дѣлалъ неловкость за неловкостью, нѣсколько тарелокъ разбилъ, испачкалъ скатерть и кончилъ тѣмъ, что попросилъ прощенія.

-- Самъ посуди,-- говорилъ я ему,-- если бы тебя заставили стлать постель, натирать паркетъ, чистить сапоги и платья, выбивать пыль изъ мебели, вытирать зеркала и окна, точить ножи, держать въ чистотѣ серебро, мыть посуду, стряпать на кухнѣ! Между тѣмъ, на десять буржуазныхъ домовъ найдется девять, гдѣ всѣ эти разнообразныя обязанности исполняетъ одно лицо, называемое няней. Въ самомъ дѣлѣ, Катерина -- исключеніе; она умѣла ухаживать за больными, даже съ опасностью для своей жизни, вотъ почему я ее уважаю и люблю отъ всего сердца.

Но, къ сожалѣнію, недостатки дѣтей нельзя исправить сразу; эта работа подвигается очень и очень медленно. Нѣсколько времени спустя, мой шалунъ спросилъ меня внезапно при гостяхъ:

-- Папа, на комъ женятся рабочіе?

-- На комъ, мой мальчикъ? Да хоть, напримѣръ, на твоей бабушкѣ.

Онъ не понялъ, тогда я продолжалъ:

-- Мой отецъ былъ работникомъ, какъ тѣ, которыхъ ты видишь, когда онъ сдѣлалъ предложеніе и, вмѣстѣ съ тѣмъ, получилъ руку моей покойной матери.

-- И она согласилась?

-- Былъ бы ты теперь на свѣтѣ, мальчуганъ, если бы она сказала "нѣтъ"? къ счастью для тебя и для меня, она отвѣтила "да", и очень охотно, такъ какъ она была сама дочь рабочаго, я точно также трудился собственными руками. Нѣтъ ни одно мастерской на всей фабрикѣ, гдѣ бы я не былъ сначала ученикомъ, потомъ рабочимъ и, наконецъ, мастеромъ.

-- Такъ, значитъ, ты не былъ въ коллегіи?

-- Нѣтъ, я былъ.

Онъ ничего не отвѣтилъ, но я ясно видѣлъ, что онъ въ чемъ-то сомнѣвался.

На другой день, въ восемь часовъ утра, я надѣлъ свою бѣлую рабочую блузу и приказалъ ему слѣдовать за собой. Онъ замѣтилъ мнѣ, что, вѣдь, сейчасъ у него урокъ.

-- Будь покоенъ, ты не потеряешь понапрасну времени; я также хочу дать тебѣ маленькій урокъ.

Я повелъ его съ собой въ мастерскія и остановился подлѣ самаго стараго работника на фабрикѣ, Гарне.

-- Дорогой Гарне,-- сказалъ я, обращаясь къ старику,-- вотъ мой сынъ Пьеръ.

-- Я знаю его, господинъ Дюмонъ.

-- Можетъ, современемъ вамъ придется быть его учителемъ, какъ вы были моимъ.

-- Еще бы, я хорошо помню, какъ обучалъ васъ.

Разговаривая такимъ образомъ, онъ прилаживалъ ручку къ небольшой кружкѣ.

-- Пустите-ка меня на ваше мѣсто, передайте мнѣ кусокъ глины, я хочу собственными руками, на глазахъ этого маленькаго человѣчка, сдѣлать ему вещицу, чтобъ онъ, глядя на нее каждый разъ, какъ будетъ ложиться спать, помнилъ ремесло отца.

Я искусно слѣпилъ кружку, приложилъ свою именную печать и отправилъ въ печь; дня черезъ два Пьеръ снова былъ при мнѣ; когда принесли кружку, совсѣмъ отвердѣвшую, я разрисовалъ ее и навелъ лакъ. Пьеръ былъ въ восторгѣ.

Онъ привыкъ безъ заносчивости и гнѣва отвѣчать на вопросы рабочихъ, надоѣдавшихъ ему вопросомъ, не разбился ли его стаканчикъ.

Въ октябрѣ 1867 года Пьеръ поступилъ приходящимъ въ коллегію. Преподаваніе было самое посредственное, но за то товарищество приносило несомнѣнную пользу, такъ какъ характеръ ребенка сгладился, и вообще все шло отлично, только бабушка въ, одно изъ нашихъ посѣщеній въ Лони нашла, что Пьеръ страшно блѣденъ, также какъ и прочія дѣти.

-- Твои дѣти,-- сказала она,-- имѣютъ удивительно изнуреный видъ; имъ не достаетъ свѣжаго воздуха; эти огромныя зданія давятъ ихъ. Я попросила бы тебя оставить ихъ погостить меня въ Лони, еслибъ была моложе лѣтъ на десять... Послушай, отчего ты не наймешь или не купишь хорошей дачи недалеко отъ города? Деньги ничто въ сравненіи съ силой и здоровьемъ. Вотъ ты, напримѣръ, запасся здѣсь крѣпостью, здоровьемъ, научился у дѣдушки сельскому хозяйству, такъ твое дѣло подумать и позаботиться объ этомъ.

Она была права, права какъ всегда, дорогая, безцѣнная женщина. Барбара вполнѣ согласилась съ бабушкой и стояла на томъ, чтобы купить какъ можно скорѣе замокъ ли, простую ли хижину.

Представилась выгодная покупка замка.

Въ нашъ вѣкъ изъ сотни роскошныхъ владѣній добрая половина ихъ на очереди къ продажѣ. Мой нотаріусъ, честный, хорошій человѣкъ, г. Лаворъ, указалъ мнѣ на Ларси, старинную усадьбу Пулярдовъ. Все было распродано послѣ побѣга знаменитаго депутата; земли при фермахъ частями покупали крестьяне; замокъ съ паркомъ, занимавшіе 60 гектаровъ, нѣсколько разъ переходили изъ рукъ въ руки перемѣнныхъ владѣльцевъ. Первый изъ нихъ извлекалъ выгоды, продавая движимое имѣніе и часть парка; другой владѣлецъ, купивъ имѣніе, пустился въ разныя афферы и прогорѣлъ; третій, начавши приводить въ порядокъ усадьбу, увидалъ, что починка крышъ, чистка аллей и ремонтъ зданій поглощаютъ три четверти его скромныхъ доходовъ. Словомъ, это несчастное имѣніе продавалось четвертый разъ въ продолженіе двадцати лѣтъ въ самомъ жалкомъ видѣ: замокъ разрушенъ, службы въ дырахъ, рвы засорены, луга занесены иломъ. Такъ какъ Ларси находилось всего въ 17 минутахъ ѣзды въ омнибусѣ отъ города, я не полѣнился отправиться туда и, посмотрѣвъ, убѣдился, что зло вовсе не такъ непоправимо, какъ казалось при первомъ взглядѣ. Замокъ въ стилѣ Людовика XIV можно было отлично реставрировать. Надворныя постройки сильнѣе пострадали, но, будучи поправлены, могли служить конюшней для 10 лошадей, сараемъ для двухъ или трехъ экипажей и помѣщеніемъ для 10 чел. прислуги, которой у насъ, впрочемъ, было меньше. Въ нѣсколько дней свободно можно исправить пошатнувшіяся рѣшетки, прочистить аллеи, а съ теченіемъ времени, съ помощью бороны и сохи, очистить луга. Къ счастью, топоръ не коснулся лучшихъ дубовъ, находившихся въ самой чащѣ. Фонтаны уцѣлѣли, рѣка протекала, все такая же чистая и прозрачная, по блестящимъ камушкамъ. Въ фруктовомъ саду не было ни плодовъ, ни овощей; оранжереи пусты.

Тѣмъ не менѣе, я надѣялся, что съ 30 тысячами франковъ можно будетъ привести все въ надлежащій видъ. На обратномъ пути я заѣхалъ къ нотаріусу Лаворъ, приказалъ ему со всѣми издержками заплатить 120,000 франковъ какъ можно скорѣе и отправился домой.

-- Поцѣлуй новаго владѣльца Ларси,-- сказалъ я, входя къ женѣ и цѣлуя ее.

Представьте себѣ, что она отвѣтила мнѣ:

-- Я обожаю тебя!

А, вѣдь, кажется, господа, нѣтъ никакой связи между покупкой дачи и законнымъ чувствомъ жены къ мужу.

Барбара приняла дѣятельное участіе въ устройствѣ новаго имѣнія; она давала мнѣ совѣты и направляла работы. Мы поспѣшили отправить въ деревню подрядчика. Человѣкъ попался ловкій. Тотчасъ же послѣ окончанія большихъ холодовъ, которые, впрочемъ, у насъ не очень сильны, онъ всюду размѣстилъ рабочихъ: въ замкѣ, службахъ, аллеяхъ, вездѣ, вездѣ. Ларси представляло изъ себя кишащій муравейникъ. Скоро прибыли кровельщики, художники, маляры и обойщики. Словомъ, 1 іюня мы уже переѣхали.

Каждое утро, въ 7 1/2 часовъ, я садился на поѣздъ съ Пьеромъ; онъ шелъ въ школу, а я на фабрику. Завтракали мы вмѣстѣ; Катерина, оставшаяся стражемъ въ домѣ, готовила намъ. По окончаніи занятій мы возвращались въ деревню. Барбара съ дѣтьми приходила насъ встрѣчать на станцію или на дорогу у парка. Послѣ объятій и поцѣлуевъ обѣдали на открытомъ воздухѣ, если стояла хорошая погода, и каждый разъ въ новомъ мѣстѣ, по выбору жены. Она разнообразила удовольствія и придавала этимъ нашимъ обѣдамъ какую-то особенную прелесть. Полина также принимала участіе въ этихъ прогулкахъ, хотя ей всего было только полтора года. Наши дѣти всѣ безъ исключенія обѣдали за общимъ столомъ, лишь только могли безъ поддержки сидѣть на стулѣ. Это обыкновеніе влечетъ за собою расходы по стиркѣ бѣлья, но за то здоровье и воспитаніе выкупаютъ это.

Однажды вечеромъ въ іюлѣ 1870 года Пьеръ, возвратившись изъ школы и уже на пути въ Ларси, спросилъ меня, сидя въ вагонѣ:

-- Папа, правду ли говорятъ въ школѣ, что мы скоро объявимъ войну пруссакамъ?

Я признался откровенно, что ничего не слыхалъ объ этомъ, такъ какъ въ продолженіе мѣсяца не раскрывалъ ни одной газеты. Политика для меня непонятная вещь. Я никогда не могъ простить ей изгнаніе моихъ лучшихъ друзей.

Когда Пьеръ разсказалъ мнѣ о слухахъ, распространявшихся въ коллегіи, объ оскорбленіи, нанесенномъ прусскимъ королемъ нашему посланнику, о негодованіи, поднявшемся въ законодательномъ корпусѣ, и объ угрожавшей намъ войнѣ, я пожалъ плечами съ видомъ человѣка, до котораго это вовсе не касается, и сказалъ ребенку:

-- Это очень просто. Французская армія непобѣдима: она побьетъ пруссаковъ, войдетъ въ Берлинъ, заключитъ миръ и нашъ долгъ возрастетъ до милліарда, проценты съ котораго будемъ платить мы: сначала я, потомъ ты, и такъ все наше потомство до скончанія міра.

Нужно было быть великимъ геніемъ, имѣть взглядъ Тьера, чтобы рискнуть на другую гипотезу. Люди съ обыкновеннымъ умомъ, вродѣ меня, вѣрили слѣпо въ превосходство нашихъ генераловъ, солдатъ, пушекъ, ружей и митральезъ. Мой шуринъ, Бонафипоръ, не будучи глупцомъ, утверждалъ, что ничто не въ состояніи противиться ярости французовъ.

-- Поставьте меня,-- говорилъ онъ,-- съ моею ротой передъ баттареей съ какими угодно усовершенствованными орудіями. Я скажу только два слова: "Въ штыки!" Они бросаются, прокалываютъ канонеровъ, заклепываютъ пушки или поворачиваютъ ихъ противъ непріятеля, и дѣло кончено. Ничего нѣтъ труднаго?

Бѣдный малый! Онъ говорилъ такъ потому, что такъ думалъ, а думалъ такъ потому, что видѣлъ это собственными глазами болѣе двухъ разъ. Его самонадѣянность раздѣляло все семейство. Барбара такъ мало сомнѣвалась въ побѣдѣ, что, выслушивая передаваемыя нами извѣстія, она скрестила руки и вскричала:

-- Какое счастіе! Можетъ быть, наконецъ, произведутъ въ слѣдующій чинъ моего бѣднаго брата!

Онъ былъ теперь только капитаномъ, и это въ сорокъ лѣтъ.

5 августа депеши изъ Вейсенбурга повернули мои мысли въ другую сторону: въ первый разъ я подумалъ о домахъ французскаго Эльзаса, оскверненныхъ нѣмецкими солдатами.

Наши бѣдствія слѣдовали одно за другимъ въ теченіе всего августа, какъ удары молніи въ грозу. Было тамъ и много славнаго, напримѣръ, Гравелотское сраженіе, но слава еще не спасеніе. Нельзя было уже не сознаться, что наша армія побѣждена, и если еще допускали, что счастье поворотится, я не имѣлъ права скрывать отъ себя извѣстное, жестокое, унизительное происшествіе -- вторженіе. Непріятель распоряжался мастерски въ нашихъ восточныхъ департаментахъ; нѣмецкія арміи нагло попирали ногами священную почву, которую мой дѣдъ защищалъ съ оружіемъ въ рукахъ и полилъ своею кровлю. Печальный день, сто разъ предсказанный старымъ патріотомъ, наступилъ. Развѣ мнѣ нечего дѣлать? Я размышлялъ объ увѣщаніяхъ старика, объ его послѣдней волѣ, о данныхъ мною обѣщаніяхъ, объ условіи, которое онъ заключилъ отъ моего имени и которое было высѣчено на его надгробномъ камнѣ.

Правда, я уже не молодъ, мнѣ сорокъ четыре года; но моему дѣду было сорокъ два, когда онъ отправился въ 1814 г. сражаться съ союзною арміей. Кромѣ того, я еще легокъ, а также крѣпокъ, какъ никогда. Не приходится ссылаться ни на слабость, ни на негодность. Не буду ли я освобожденъ въ качествѣ отца семейства? Да, безъ сомнѣнія, по закону, но не во мнѣніи храбраго человѣка, который убѣжалъ изъ Лонси, оставивъ дома шестерыхъ дѣтей и два экю въ пять франковъ въ шкафу. Что бы ни случилось со мной, я былъ увѣренъ, что мой маленькій мірокъ въ безопасности.

Однако, я еще колебался; я долго не рѣшался. Какъ большинство французовъ временъ имперіи, я мало-по-малу пересталъ интересоваться общественнымъ благомъ. Человѣкъ, который мастерски распоряжался нами неограниченно, нашими средствами и нашими силами и который за то гарантировалъ намъ спокойствіе и собственность, былъ единственнымъ виновникомъ этой войны: развѣ онѣ не былъ обязанъ благополучно окончить ее, подъ своею личною отвѣтственностью, съ арміею, которую онъ организовалъ по своему, онъ, насчетъ способностей котораго мы колебались? Я не представляю это заключеніе ни лучшимъ, ни героическимъ; но, увы, милліоны французовъ разсуждали въ это время совершенно законно по моему. Сколько людей, способныхъ носить оружіе, говорили себѣ между 15 іюля и 1 сентября 1870 г.: "Это ссора Вильгельма съ Наполеономъ; пусть они ее рѣшатъ какъ знаютъ!"

Неизгладимая катастрофа въ Седанѣ и жалкое паденіе имперіи разсѣяли сомнѣнія. Остались только двѣ націи, одна противъ другой, но двѣ націи, изъ которыхъ одна уже имѣла несчастіе убѣдиться въ преимуществѣ другой.

4 сентября, утромъ, получивъ гибельное извѣстіе, я принялъ рѣшеніе. 5, 6 и 7 жители Курси устраивали маленькую революцію, по примѣру Парика, и у меня было слишкомъ много собственнаго дѣла, чтобы сожалѣть, что пришлось уйти съ площади.

Къ намъ неожиданно свалился съ неба подпрефектъ, въ лицѣ моего стараго товарища, Августа Пулярдъ. Послѣ распущенія гвардіи мобилей онъ былъ солдатомъ въ Африкѣ, журналистомъ въ латинскомъ кварталѣ, секретаремъ одного толстаго писателя, ученаго г. Барбезьера, и, временемъ, репетиторомъ. Капризная судьба угощала его иногда трюфелями, часто печенымъ картофелемъ, заставляя его поститься чаще, чѣмъ онъ хотѣлъ.

Среди этихъ перемѣнъ онъ остался веселымъ, обязательнымъ и добросовѣстнымъ, избѣгая богемы, какъ огня, и боясь занять два су на табакъ, "потому что,-- говорилъ онъ,-- этого довольно для несостоятельнаго человѣка". Во время министерства Оливье онъ издавалъ, на деньги одного молодаго валаха, литературный журналъ, гдѣ говорилось только о политикѣ; и его маленькому походу противъ плебисцита 8 мая не доставало ни ума, ни храбрости. Вотъ почему, вечеромъ 4 сентября, одинъ прежній клубный пріятель, добившійся второстепенной, но важной должности въ министерствѣ на площади Бово, взялъ его къ себѣ на чердакъ, предложилъ ему подпрефектуру, послалъ его переодѣться въ новый костюмъ и сунулъ ему въ руку тысячефранковый билетъ, который не составлялъ богатства.

Добрый Августъ, немного постарѣвшій отъ встряхиваній жизни, но еще крѣпкій и готовый работать, прибылъ къ намъ, какъ спаситель.

Граждане, обезкураженные безпрерывными пораженіями нашихъ солдатъ, нуждались въ возбужденіи; тюренцы уѣхали въ Агерь, не привыкши въ выстрѣламъ. Мужчины и безбородые юноши набирались для продолженія войны. Всѣ холостые семейства Дюмонъ, мои кузены, племянники, до обычаю Бретани, были въ арміи; даже бѣдный Викторъ уѣхалъ въ Кобленцъ: отправившись раньше насъ всѣхъ, онъ былъ взятъ съ 80,000 другихъ въ седанской западнѣ.

Рискнувъ провѣдать его, я держалъ свои замыслы въ большой тайнѣ; я выбралъ свой гарнизонъ: это былъ, Бельфоръ, гдѣ мой шуринъ Жанъ командовалъ ротой 4 батальона въ 84 линіи. Мои ежедневныя поѣздки въ Курси помогли обману; Барбара не знала ничего о моихъ проектахъ, ничего о моихъ распоряженіяхъ. Я рѣшилъ сдѣлать невѣжливость, уѣхавъ по-англійски, 20 сентября, съ курьерскимъ поѣздомъ въ полдень, бросивъ въ почтовый ящикъ прощальное письмо.

Все шло хорошо до назначеннаго мною дня; но когда я всталъ съ постели въ половинѣ седьмаго, Барбара, вставшая, по привычкѣ, послѣ меня, надѣла туфли и сказала мнѣ:

-- Мы одни. Надѣюсь, что ты не вздумалъ скрывать отъ меня твои намѣренія. Это было бы впервые. Другъ мой, я знаю, куда ты отправляешься. Хорошіе мужья, и ты одинъ изъ нихъ, не имѣютъ секретовъ отъ своихъ женъ, когда даже ничего не говорятъ. Вотъ уже мѣсяцъ, какъ я знаю о твоемъ стремленіи, о твоей нерѣшительности, о твоемъ окончательномъ рѣшеніи. Ты никогда громко не бредилъ, но мы спимъ довольно близко одинъ къ другому, мой возлюбленный, чтобы я могла читать, какъ въ открытой книгѣ, въ глубинѣ твоего сердца. Вы воображаете, что, закрывъ ротъ и глаза, вы уподобляетесь денежному сундуку? Какъ вы еще молоды! Даже только по тому, какъ ты вчера вечеромъ обнималъ нашихъ дѣтей, я все отгадала. Не старайся лгать. Зачѣмъ? Ты не искусенъ, мой Пьеръ; увѣряю тебя, что ты ничто иное, какъ транспарантъ, по крайней мѣрѣ, для меня, точно изъ стекла. Знаю, что тебя толкаетъ и что удерживаетъ; я замѣтила минуту, когда рѣшительный аргументъ перетянулъ бы равновѣсіе. Не хочешь ли, я тебѣ разскажу не только про то, что ты собираешься сдѣлать, но даже куда ты отправляешься? Ты ѣдешь къ моему брату въ фортъ Барръ, въ Бельфорѣ. Правда?

Я оцѣпенѣлъ отъ изумленія и едва могъ ей отвѣтить:

-- Хорошо, пускай это правда. Но если ты все видѣла, почему ты не вернула меня съ половины дороги? Ты одобряешь меня или, по крайней мѣрѣ, прощаешь?

Она повернула меня въ себѣ, посадила въ ногахъ нашей постели, взяла мои руки въ свои, устремила на меня пристально свои прекрасные глаза и заговорила съ нѣжностью, почти торжественно:

-- Дорогой мой мужъ, я не только жена, но я француженка!! Я выучилась любить отечество, любя тебя; твой бѣдный дѣдъ заставилъ меня понять, что оно должно быть для меня также дорого и, если бы это было возможно, еще дороже тебя. Ты никогда не забывалъ этихъ уроковъ истиннаго гражданина, а я тѣмъ болѣе, Пьеръ! Человѣка, который исполняетъ свой долгъ, не извиняютъ, даже не поздравляютъ; ему говорятъ: "ты на хорошей дорогѣ; иди!" Если бы я стала увѣрять тебя, въ моментъ подобной разлуки, что я довольна или спокойна, ты мнѣ не повѣрилъ бы, и ты былъ бы правъ. Я боюсь, какъ ты боялся въ первый разъ, когда нѣмецкія бомбы сверкали вокругъ тебя, но я поступаю такъ же, какъ будешь потомъ поступать и ты, мой возлюбленный. Я не поддаюсь. Наше дѣло правое, оно свято; оно изъ такихъ, за которыя одинаково хорошо -- побѣдить или умереть. Собери же все твое мужество. Если ты вернешься, на что я твердо надѣюсь, я буду любить тебя еще сильнѣе, чѣмъ прежде; это будетъ дѣло чрезвычайной важности. Если же ты не вернешься, я сдѣлаю что-нибудь самое высокое и самое похвальное: я буду жить, чтобы воспитывать нашихъ дѣтей въ благоговѣніи къ ихъ отцу, въ любви къ родинѣ и поклоненіи свободѣ. Мы согласны? Да. Теперь отправляйся; пощадимъ другъ друга отъ сожалѣній, которыя разслабляютъ человѣка. Тебѣ нужны всѣ твои силы, мой солдатъ, и мнѣ также. Клянусь, что раньше пяти часовъ я не пролью ни одной слезы!

Она присутствовала, не нахмурясь, при моемъ одѣваніи, обняла вмѣстѣ со мною нашихъ дѣвочекъ въ ихъ комнатѣ, мальчиковъ, которые собирали грибы подъ дубами парка, и проводила меня на станцію, давши мнѣ твердымъ голосомъ нѣсколько маленькихъ порученій къ своему брату. Въ послѣднюю минуту она испытывала сильное искушеніе проводить меня дальше и доѣхать до Курси. Но она не чувствовала себя достаточно увѣренною въ себѣ или, можетъ быть, во мнѣ и, крѣпко поцѣловавъ меня два раза въ щеку, убѣжала и исчезла.

На фабрикѣ я позвалъ къ себѣ всѣхъ старшихъ, одного за другимъ, и, не открывая имъ моихъ намѣреній, говорилъ о довольно долгой поѣздкѣ, о возможной перемѣнѣ хозяина, о полной власти, которую будетъ имѣть хозяйка, если случится несчастіе. Работа шла очень хорошо, хотя война похитила у насъ людей болѣе сильныхъ. Наше рабочее населеніе ограничивалось почти все стариками, женщинами и дѣтьми, но заказы получались постоянно, въ сырыхъ произведеніяхъ недостатка не было, бассейнъ въ Алье давалъ намъ уголь въ изобиліи, только отправки болѣе не были ни регулярны, ни вѣрны.

При возгласѣ кондуктора: "Курси! поѣздъ стоитъ пять минутъ!" единственный вагонъ открылся и я замѣтилъ, какъ оттуда выскочилъ господинъ высокаго роста, лѣтъ подъ семьдесятъ, съ совершенно сѣдою головой и бородой, но очень ловкій для своихъ лѣтъ и дородности. Онъ держалъ въ рукѣ своей билетъ и бросился къ выходу съ такою стремительностью, что толкнулъ меня въ проходѣ. Онъ бросился ко мнѣ на шею, зовя меня: "Пьеръ, дорогой Пьеръ!" -- и я заплакалъ, обнимая его. Это былъ Басе.

-- Куда ты?-- спросилъ онъ меня.

-- На границу. А ты?

-- Я тоже. И, разъ я тебя поймалъ, я тебя не оставлю. Въ дорогу!

-- А твой билетъ?

-- Я заплачу по прибытіи.

-- А твой багажъ?

-- У меня его нѣтъ. Мы, американцы, путешествуемъ руки въ карманахъ.

Онъ вошелъ со мной въ вагонъ и я имѣлъ время разспросить его обо всемъ. Старость его, повидимому, не утомляла. Его фигура, немного потолстѣвшая, но крѣпкая и плотная, казалось, была сдѣлана изъ однихъ костей и мускуловъ. Глаза блестѣли подъ бѣлыми бровями, зубы сверкали подъ бѣлоснѣжными усами; цвѣтъ лица, однообразно-красный, указывалъ на сангвиническій темпераментъ, укрѣпленный жизнью на открытомъ воздухѣ. Коротко остриженные волосы образовали густую щетку; короткая и свѣтлая на щекахъ борода оканчивалась остроконечно, какъ у козла. Фуражка изъ сѣраго сукна съ козырькомъ лакированной кожи, платье пыльнаго цвѣта, зашнурованныя ботинки изъ желтой кожи, съ грубыми и тяжелыми подошвами, фланелевая рубашка и фальшивый коленкоровый воротничекъ составляли весь его нарядъ; дорожная сумка изъ чернаго сафьяна замѣняла ему багажъ.

-- Мы, американцы, -- говорилъ онъ; -- мы бросаемъ свое бѣлье, когда оно грязно, и замѣняемъ его новымъ; это экономія въ стиркѣ.

-- А! въ самомъ дѣлѣ, такъ ты уже гражданинъ Америки?

-- Нѣтъ, дорогой мой, невозможно! Мнѣ только надо было подписать бумаги, вотъ въ чемъ дѣло. Я пробовалъ десять разъ, двадцать, сто разъ: перо у меня всегда падало изъ рукъ. Ты не можешь себѣ представить, до какой степени эта глупость или, лучше сказать, слабость раздражала меня, я бѣсился на самого себя. Теперь...

-- Теперь?

-- Ну, да теперь я къ этому привыкъ. Если бы было написано, что господа нѣмцы переломаютъ мнѣ кости, кусочки ихъ останутся, все-таки, французскими.