(Изъ впечатлѣній съ французскаго фронта).
Мы стрѣляли изъ за труповъ товарищей, которые были навалены горами и служили намъ вмѣсто окоповъ...
Онъ жарилъ по насъ пулеметами. Изрѣшетилъ вдрызгъ уже не разъ продырявленныя тѣла товарищей-отъ которыхъ куски мяса летѣли въ лицо и запекшаяся кровь размазывалась по одеждѣ, лицу одеревенѣлымъ рукамъ, ногамъ. У него пушки, у насъ ружья. Борьба неравная.
Отступать было некуда -- позади огневая завѣса -- все равно скоситъ, оставалось умирать. Каждый изъ насъ, какъ и стоящій рядомъ, такъ и въ отдаленіи получалъ свой долю -- кусокъ чугуна-свинца и былъ радъ, до безумія радъ Славу Богу одинъ конецъ. Не спали уже трое сутокъ, шли двое сутокъ по пятидесяти верстъ, а на третьи принялись отстрѣливаться. Стрѣляли, заряжали механически, съ закрытыми глазами -- лишь бы выстрѣлить. Хлѣбъ давнишній мерзлый, когда куски его зачѣмъ то машинально бросались въ ротъ, то зубы, десна кровянились отъ разжевыванія...-- Здѣсь уже небыло критики, которая все таки есть результатъ нѣкотораго довольства. Бранятъ артельщика, артельщикъ каптенармуса, послѣдній дежурнаго, дежурный дневальнаго, а дневальный-солдатъ,-- прожорливы очень, видишь всѣ порціи съѣли, а онѣ порціи -- съ наперстокъ. Въ настоящую цѣль заглянутъ бояться. Здѣсь былъ уже сплошной бредъ, но и онъ могъ оборваться, смѣниться худшимъ -- послѣдніе патроны были на исходѣ, его могло смѣнить молчаніе, благодаря которому послѣднее ощущеніе себя кончилось бы. Осталась бы одна инертность, тупость покорность судьбѣ... Конечно держались не ею, а гдѣ то еще теплившейся-шевелившейся увѣренностью,-- "авось?" -- Авось чертъ подери... Вдругъ чудо -- масса аэроплановъ, цепеллины, артиллерія, бомбы и все на непріятеля, или иная какая либо выручка-подмога отъ своихъ. Но, но, все меньше и меньше оставалось людей. Иного толкнешь, онъ готовъ, такъ стоя и стоялъ мертвый. Иной еще моргаетъ глазами, но все остальное кончилось. Иной дико захохочетъ закричитъ.-- Впередъ, впередъ за мной. Слышите музыку, музыку -- это они, они, наши... выручка... Ха... ха... ха... ха!..-- Но авось, авось же чертъ подери?.. И чудо совершилось. Или врагъ усталъ -- изнемогъ, или изъ насъ оказался кто нибудь, да одинъ, словно во время оно при выходѣ еврейскомъ Библейскимъ праведникомъ, благодаря которому вѣсы судьбы перетянулись... Мы устояли -- дожили до ночи... А ночью онъ прекратилъ -- оборвалъ огневую завѣсу.
Кончено... Кончено... А тамъ дальше...Мы на отдыхѣ, потомъ смѣняемъ обстановку-фронтъ. И я вновь берусь послѣ ружья, лопаты, за перо, вновь наблюдаю...
-- Шелъ солдатикъ изъ похода, восемнадцатаго года., да э... эх...изъ Китая....изъ Китая!..
-- Что распѣлся, ты чини мнѣ сапоги скорѣй!-- Починю успѣется. Самому братъ ротному сдѣлалъ, а онъ у насъ вонъ какой -- угоди-ка братъ, строгій. У сапожника всегда засѣданія. Вечеромъ въ его землянкѣ полно народу. Пріятно смотрѣть на столикъ на которомъ разложены незатѣйливые инструменты -- ножикъ, шило, дратва, гвозди. Самъ сапожникъ молодой 25 лѣтній парень постукиваетъ себѣ молоткомъ по подметкѣ. Его веселые глаза на испитомъ -- изможденномъ лицѣ блестятъ юморомъ.-- Починю, только газету за это доставь -- обѣщалъ вѣдь доставить... А можетъ и ненадо ее -- газету, можетъ лучше стихи читать? Иду я это надысь по ихъ деревни, вижу такая чистенькая, красивая смѣется, лопочетъ въ ладоши хлопаетъ. Тутъ братъ я и остановился, у ней зенки -- то большіе, весело такъ моргаютъ, словно мнѣ что-то говорятъ.-- Нѣмъ я, а понимаю. Воротился и давай ей жать руку. Жму, а она смѣется и говоритъ -- "карошо..-- " Извѣстно -- хорошо -- сапожникъ ну, гдѣ до него нашему брату не мастеровому. Наше дѣло только готовое потреблять а объ остальномъ насъ нѣтъ.-- Шелъ солдатикъ торопился возлѣ бабы опустился... э... эх....дай -- напиться!..
-- Гвоздь впередъ лѣзетъ, онъ только одну точку, одну точку держитъ, такъ и нашъ сапожникъ, что ему -- вездѣ хорошо, вездѣ посадятъ за столъ -- тачай себѣ сапоги, а вотъ онъ бы побылъ на моемъ мѣстѣ...Узкіе глаза, закинутая каска...-- Бобрикъ ты, что это?...
-- Да не что, я три года странствую, тяжело ударяя на послѣднемъ слогѣ словно выдавливая слова заговорилъ Бобрикъ.
-- Взяли меня прямо въ окопы. Я попалъ въ плотники, по саперному дѣлу, много хватилъ горя. Отецъ одинъ остался семидесятилѣтній, писалъ я прошеніе, чтобы отпустили. Отпустили, сѣнокосъ двѣ недѣли проработалъ. Лицо Бобрика все мучительно напряглось отъ воспоминаніи. Хвать надо. Опять берутъ. Пошелъ до писаря, далъ двадцать пять рублей,-- Ты говоритъ онъ, или да не показывайся съ недѣлю. А послѣ недѣли явишся. Ну, работалъ у шурина. Сталъ жать хлѣбъ. Ну, меня опять забрали на работу, совсѣмъ съ лошадью. Работаю -- колья вожу. Дня черезъ два старшій даетъ мнѣ денегъ двѣнадцать рублей.-- Заѣзжай-ка въ деревню -- купить спирту. А тутъ спиртъ въ рѣку выпускали, такъ нѣкоторыя бабы успѣли себѣ понабрать. Купить у нихъ можно. Я повезъ колья. Ѣду, а нѣмцы конные человѣкъ тридцать, поставили лошадей да къ желѣзной дороги подскочили и давай отвинчивать болты у рельсъ. Трескъ ружейный, завязалась перестрѣлка. Вижу плохо. Я прямо домой. Всѣ плачутъ. Нѣкоторые даже съ утра на базаръ уѣхали -- возвратились. Шумъ, гамъ, пискъ. Я запрягъ двѣ лошади нагрузилъ обѣ добромъ. Было у меня 30 десятинъ земли, коровъ штукъ двадцать, овецъ, куръ, гусей не проворотишь, свиней четыре, двѣ съ поросятами. Закололъ двухъ поросятъ, еще схватилъ двухъ куръ. Трогаться... Хвать бѣжитъ на встрѣчу сосѣдка съ двумя ребятишками, за ней булочница, а у ней шесть ребятишекъ, одного держитъ подъ мышкой, одного въ рукахъ, четверо за хвостъ держатся.
Посади. Что дѣлать -- сбросилъ я добро съ одного воза -- посадилъ. Самимъ некуда -- сбросилъ и съ другого... И лошадей гнать бѣгомъ. Пріѣхали на ночь, верстъ за тридцать къ шурину. Народъ кругомъ словно бѣлены объѣлся, кто пьянъ отъ горя, кто отъ вина. А знаете что, сколько этихъ ребятъ по канавамъ разбросано; жена на дорогѣ еще троихъ упросила меня подобрать. Зажарили куръ и поросятъ ночью, стали ѣсть, такъ вмигъ растаскали. А анъ уже къ утру снаряды загудѣли.
Надо бѣжать дальше...
-- Нѣтъ ли хлѣбочка кусочекъ, нѣту миленькій дружочекъ, э... эх...
Нѣтъ ни крошки!..
-- Чего думать все это странствіе было и быльемъ поросло... Теперь братъ вотъ тутъ поѣшь хлѣбца.-- Оно такъ-то такъ, да жаль, мнѣ -- мѣста у насъ раздолье. Фрукты, безъ конца сады...-- Не вѣшай носъ, не печаль хозяина.-- Да, братъ, письмо получишь, что имъ дѣлается... Сапожникъ глядитъ на подметку -- любуется.-- Эхъ и подметки десять лѣтъ носи не сносишь -- любезное дѣло это сапогъ, въ немъ нога, какъ въ пуховой постели, не то тебѣ, что у нихъ штиблетишки, чуть ступнулъ въ воду и залилъ...-- Да они братъ шоссе для нихъ, для щиблетишекъ устроили все потому, что сапогъ нѣтъ.-- Молчи, соленыя уши?-- Конечно соленыя! Пермской... Имъ Ермакъ Тимофеевичъ уши пооторвалъ, посолилъ, да потомъ опять поприставилъ!-- Нѣтъ ли кружечки водицы? Э...эхъ! я бы дала тебѣ напиться, да тепла моя водица... э... эх... негодиться!-- Потому они и чудной народъ такой... Всѣмъ исправный, одни уши только... Сапожникъ вскочилъ...-- Это-же негодится, ты пришелъ ко мнѣ въ гости и меня-же ругаешь -- пошелъ вонъ!.
Все смолкаетъ... Вдругъ кто-то изъ присутвующихъ спрашиваетъ -- Бобрикъ, а что же дальше... И Бобрикъ продолжаетъ разсказывать.-- Дальше на утро старики и молодые... совѣщались... Посгодить рѣшили. Насъ послали узнавать... Что и какъ, выбрались мы трое, да двѣ дѣвки, запрягли лошадей, ѣдемъ... Проѣхали верстъ пятнадцать, встрѣтили казаковъ -- спрашиваемъ -- какъ и что?-- да говоритъ отбили! -- А наша деревня цѣла?..-- Да говорятъ,-- ничья! идемъ до нея. Добрались, пусто-тихо... Коровы бродятъ -- вымя полны, не доены, лижутъ намъ руки... Тутъ я сбросилъ имъ сѣна, говорю дѣвкамъ -- "дойте коровъ, пропадутъ иначе". Свиньи, овцы куры подъ ноги бросаются... Далъ и имъ корму... А самъ пошелъ съ ребятами по деревнѣ, все какъ у кого было, такъ брошено... Тихо, ни души. Только два старыхъ-глухихъ старика сидятъ на завалинкѣ. Какъ увидали они насъ, такъ обступили. Слезы у нихъ изъ глазъ сыпятся -- цѣлуютъ гладятъ по головѣ -- Христа ради, возьмите, возьмите мы не останемся, здѣсь нѣтъ никого, очень скучно. Насилу оторвались...
Идемъ дальше... Тутъ смотришь у одного, у другого скотина, мычатъ коровы, ржутъ лошади, все расперто настежъ -- бери что хочешь. Ну надо вѣдь и выбираться. Поймалъ я съ десятокъ куръ, переловилъ позарѣзалъ поросятъ, далъ еще корму лошадямъ, коровамъ да обратно. Ѣдемъ. Верстъ пять отъѣхали... Хвать на встрѣчу изъ лѣсу показались конные. Приглядываюсь нѣмцы... Подскакали...-- Казакъ, казакъ есть?-- Говоримъ-отвѣчаемъ есть! Показываетъ,-- ѣзжай обратно, направленіе на нашу деревню!...-- Ну что-жъ повернули, значитъ въ плѣну. Они почти до самой деревни за нами слѣдомъ. Проводили и уѣхали... Къ утру на нашу деревню стали падать, ложиться снаряды... Вся деревня загорѣлась. Отъ огня пошелъ трескъ, шумъ... Сѣли мы на лошадей и поѣхали на удалую... Снаряды рвутся... лошади шарахаются, а я все смотрю назадъ. Разгорается пламя. Вижу на нашу улицу перебросило, а у насъ домъ былъ пятистѣнный, красивый -- вижу, какъ бѣжитъ шарахается скотъ вонъ изъ деревни. Увидалъ своего жеребенка мною былъ выхоженъ отъ сосунковъ, онъ ровно сумашедшій выбѣгъ, заржалъ, да назадъ въ улицу -- прямо въ огонь... Легъ я въ телѣгу хлестнулъ лошадей и больше не оглядывался... Вотъ что...-- Ну а дальше, дальше что-же?...-- Дальше? теперь я на позиціи, а жена около позиціи -- всей семьей воюемъ. И чужія ребятишки трое и своихъ надо прокормить...-- Нѣтъ ли хлѣбочка кусочекъ... э...эх... нѣтъ ни крошки!...-- Пошли, пошли всѣ спать... Пора, да и свѣчка видишь догораетъ!... Молчкомъ вылѣзаемъ изъ землянки, плетемся ходами сообщенія... Смотрятъ съ верху звѣзды крупныя, большія, вспыхиваютъ синія, зеленыя ракеты. Идетъ ровно валькомъ по скалкѣ, трескъ перевалъ перебрасывающёй ея артиллеріи...-- Э... эй... Бобрикъ почему на небѣ звѣздъ много... Не знаешь... А?..-- А я знаю!..-- Почему?-- Потому что народу стало мало, а съ народомъ убавились и звѣзды. Надъ каждымъ человѣкомъ была его собственная звѣзда... Бобрикъ идетъ, размахиваетъ руками и тихо бурчитъ -- "да, теперь вмѣсто звѣзды свѣтитъ ракета, ну и это же странствіе!..