Дѣтство свое Ириша провела въ деревнѣ. Она родилась въ крестьянской семьѣ, гдѣ долго оставалась единственнымъ ребенкомъ. Когда ей минуло десять лѣтъ, родился братъ, названный Ваней; но мать умерла въ родахъ и оставила сиротами двухъ дѣтей. Кормилицъ нанимать въ крестьянскомъ быту не полагается, и маленькій Ваня попалъ на рожокъ и на попеченіе старшей сестры, десятилѣтней дѣвочки.

Казалось-бы, гдѣ тутъ жить? а между тѣмъ онъ выжилъ, согрѣтый любовью своей маленькой няни. Такой фактъ показался-бы невѣроятнымъ въ нашемъ быту, но въ деревнѣ ему никто не удивлялся.

Отецъ, пріѣхавъ домой съ работы, бралъ сына на руки и, убѣдившись, что онъ живъ и здоровъ, называлъ Иришу умницей и отдавалъ ей обратно ребенка. Сердобольная баба, сосѣдка, забѣгала иногда въ избу и учила дѣвочку, какъ улаживать за Ваней, растирать ему животикъ, когда онъ плакалъ, мыть его въ корытѣ и смотрѣть, чтобы молоко не скислось въ рожкѣ. Вотъ и вся наука; все остальное дѣлала любовь, охватившая сердце Ириши, и въ этой любви была главная охрана и вся связь младенца съ жизнью.

Ваня выжилъ, сталъ лепетать и бѣгать и называлъ сестру своей мамой.

Такъ прошло три года, и дѣвочка до того привязалась къ своему маленькому сыночку, что, казалось, жила и дышала имъ однимъ. Но счастью ея пришелъ конецъ; отецъ женился во второй разъ и въ семьѣ явилась мачиха. Она отняла у Ириши брата и запрягла ее въ тяжелую работу. Но дѣвочка не роптала, лишь-бы какъ-нибудь урваться и поберечь своего Ваню. Но и Ванѣ приходилось жутко: мачиха колотила его, онъ плакалъ, ушибался, голодалъ подчасъ и убѣгалъ къ сестрѣ на работы, въ поле.

За деревней, гдѣ жили дѣти, былъ большой дремучій лѣсъ; въ немъ жили лѣшіе и медвѣди, водилась всякая птица, росли ягоды и грибы. Въ этотъ лѣсъ убѣгали Ириша съ Ваней, когда мачиха не доглядывала за ними, и гуляли тамъ на волѣ. Они бѣгали, пѣли пѣсни, ѣли ягоды, набирали грибовъ и, уставши, садились на одинъ пенечекъ и повѣряли другъ другу свое горе.-- Хорошо было въ лѣсу, тихо такъ, пахло смолою, птичка только вспорхнетъ съ куста или листъ зашумитъ на деревѣ. Долго дѣти гуляли въ лѣсу и сидѣли вмѣстѣ, покуда, вспомнивъ о злой мачихѣ, не возвращались домой, Ириша со вздохами, а Ваня со слезами.

Лѣсъ этотъ снился Иришѣ во снѣ долго потомъ, когда она жила уже въ городѣ и, проснувшись, она горько плакала, вспоминая своего Ваню.

Черезъ годъ послѣ свадьбы, у мачихи родился сынъ и дѣтямъ отъ перваго брака стало полегче; мачихѣ было не до нихъ, своихъ хлопотъ довольно. Ириша стала няньчить новаго братца и по привычкѣ привязалась и къ нему. Тоже повторилось со вторымъ ребенкомъ и мачиха уже начинала мириться съ падчерицей, какъ вдругъ случилось горе, поссорившее ихъ вновь. Ваня захворалъ и Ириша бросила все и сидѣла у его постельки.

Мальчикъ два дня горѣлъ, какъ въ огнѣ, на третій сталъ бредить и не узнавалъ никого.

Тогда мачиха потребовала, чтобы его отправили въ больницу.

-- Не отдамъ! воскликнула Ириша, внѣ себя отъ страха и негодованія:-- не пущу!

Она боялась больницы, какъ всѣ деревенскіе жители, и считала отправленіе туда равносильнымъ смерти.

-- Дура! закричала на нее мачиха, скорѣй собирай, еще другихъ дѣтей зачумитъ.

Но дѣвочка не трогалась съ мѣста и не позволяла никому подойти къ постелькѣ Вани.

Ее оттащили силой и мачиха сама на-скоро снарядила больнаго; его отнесли въ телѣгу, прикрыли чѣмъ попало и повезли въ больницу. Сзади бѣжала Ириша, хныкая и спотыкаясь.

Село, гдѣ была больница, отстояло отъ ихъ деревни на семь верстъ худой проселочной дороги, на дворѣ стояла холодная осень, и бѣднаго Ваню привезли полумертваго въ больницу. Сестру, конечно, съ нимъ туда не пустили, но она пріютилась на селѣ у тетки, и никакія просьбы, ни угрозы не могли убѣдить ее вернуться домой.

Она бѣгала каждый день въ больницу, сидѣла около брата, когда ее пускали къ нему, топталась на лѣстницѣ и въ коридорахъ, когда не пускали, не ѣла, не пила ничего, и такъ похудѣла за нѣсколько дней, что ее узнать было нельзя.

А Ванѣ становилось все хуже, никакія лѣкарства не помогали и, наконецъ, сидѣлка въ больницѣ объявила Иришѣ, что нѣтъ больше надежды и что больной не встанетъ.

-- Что? спросила дѣвочка въ смущеніи.

-- Помретъ, пояснила сидѣлка.

Иришу точно пришибло что, такъ она перепугалась; но она не повѣрила сидѣлкѣ, разсердилась на нее и ушла изъ больницы, не простившись съ нею. На другое утро, когда она опять пришла, ея Ваня уже лежалъ на столѣ, прикрытый чѣмъ-то бѣлымъ, съ образкомъ въ изголовьѣ. Она подошла къ нему и тронула за руку; рука была холодная, лицо мертвенно-блѣдное, глазки закрыты.

-- Ваня! прошептала она,-- но отвѣта не было.

-- Ваня! повторила она громче,-- Ваня, Ваня!-- закричала она и упала къ нему на грудь.

Ее подняли съ полу безъ чувствъ и положили въ той же больницѣ, гдѣ померъ Ваня.

Долго она пролежала тамъ въ нервной горячкѣ, но молодыя силы одолѣли болѣзнь: она выздоровѣла и вернулась домой. Тамъ она ходила, точно потерянная, вездѣ искала Ваню, хотя знала и помнила, что онъ умеръ. Она звала его по ночамъ, и головка его, съ золотыми кудрями, часто грезилась ей во снѣ и наяву.

Но плакать долго по мертвымъ въ деревнѣ не полагается; Иришу отшлепали за ея хныканье и запрягли опять въ работу. Пришло лѣто и дѣвочка совсѣмъ поправилась, но мѣсто Вани осталось пустымъ въ ея сердцѣ, она все плакала втихомолку и замѣнить его не могли ей ни отецъ, ни мачиха, ни сводные братья.

Есть пословица, которая говоритъ: "Придетъ бѣда, отворяй ворота". Такъ случилось и въ семьѣ Ириши. Вслѣдъ за Ваней умерли дѣти мачихи, одинъ за другимъ, отъ какой-то заразной болѣзни; потомъ захворалъ отецъ. Онъ ѣхалъ какъ-то въ телѣгѣ, выпивши, и угодилъ съ горы не на мостъ, а въ рѣку. Мужикъ не утонулъ, но переломилъ себѣ нѣсколько реберъ, съ тѣхъ поръ сталъ хворать и скоро умеръ, оставивъ семью въ нуждѣ. Мачиха, не долго думая, продала что могла, въ домѣ и перебралась въ другую деревню, къ своимъ роднымъ.

Ириша осталась круглою сиротой, одна на свѣтѣ. Надъ ней сжалилась ея тетка, сестра покойной матери, и взяла съ собой въ Питеръ, когда сама туда поѣхала. Тамъ она опредѣлила ее, какъ мы видѣли, къ знакомой нѣмкѣ, Амаліи Ивановнѣ, уѣхала куда-то, и всѣ связи дѣвочки съ деревней порвались.