У Софьи Брызгаловой былъ опять женихъ, но на этотъ разъ настоящій. Событіе это, такъ неожиданно и внезапно случившееся, удивило и обрадовало всѣхъ, а Марья Кузьминишна опять приписала его благословенію божію, ниспосланному имъ за бѣднаго Митю.
Но, напуганная прошедшимъ, она послѣ первыхъ порывовъ радости стала бояться, какъ бы опять судьба не посмѣялась надъ ними, и страхъ этотъ возрасталъ съ каждымъ днемъ. Лишь бы дожить до свадьбы, отложенной на осень, послѣ окончанія выпускныхъ экзаменовъ Андреемъ Васильевичемъ. Но время тянулось безконечно и Марья Кузьминишна не знала, какъ заглушить угнетавшую ее тоску. Хоть бы приданое сшить невѣстѣ, думала она, все бы легче,-- нельзя же ее выпустить изъ дому въ одной юбкѣ; но шить приданое было не на что, завѣтныя деньги были прожиты, и Марья Кузьминишна должна была сознаться въ этомъ дочери и мужу. Она горько упрекала себя и каялась въ растратѣ денегъ, точно будто украла ихъ или ограбила дочь.
Ее выручилъ Ипатовъ или, лучше сказать, его мать. Узнавъ о женитьбѣ сына, она прислала ему 500 рублей, скопленныхъ по грошамъ и годами для любимаго сына, а вмѣстѣ съ деньгами -- ласковое письмо невѣстѣ и подарокъ: старомодныя серьги и брошку, доставшіяся ей самой отъ матери и считавшіяся большою драгоцѣнностью въ семьѣ Ипатовыхъ. Письмо и подарокъ Андрей Васильевичъ передалъ невѣстѣ, а деньги отнесъ Марьѣ Кузьминишнѣ. Она не хотѣла брать ихъ и упорно отказывалась, боясь, какъ бы опять деньги не уплыли у нея изъ рукъ; однако онъ убѣдилъ ее и настоялъ на своемъ, не оставивъ себѣ ни копѣйки.
-- На что мнѣ деньги?-- говорилъ онъ.-- Что я съ ними сдѣлаю? Я не знаю, что нужно къ свадьбѣ,-- возьмите ихъ отъ меня ради Бога.
-- Да вѣдь деньги ваши,-- настаивала Марья Кузьминишна.
-- Вовсе нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ: -- я членъ вашей семьи и у насъ все общее, интересы и деньги; пезачѣмъ ихъ дѣлить.
Онъ принесъ и еще полтораста рублей, заработанныхъ ночными дежурствами у одного больнаго, по рекомендаціи профессора, очень любившаго Ипатова. Марья Кузьминишна усмѣхнулась.
-- Вотъ видите,-- сказала она,-- еще и не докторъ, а ужъ заработали деньги.
Андрей Васильевичъ покраснѣлъ и ему стало досадно, зачѣмъ онъ взялъ деньги отъ больнаго.
Получивъ такимъ образомъ цѣлый капиталъ въ руки, Марья Кузьминишна принялась съ азартомъ шить и кроить, торопясь употребить деньги на приданое, покуда онѣ не уплыли изъ рукъ на домашнія нужды. Она такъ увлеклась этой работой, что забыла нужды остальныхъ своихъ домочадцевъ, и Иванъ Ивановичъ остался въ одинъ прекрасный день на босу ногу,-- до того разлѣзлись и изорвались его носки,-- а бѣдный Ваничка носилъ три дня лопнувшіе сзади штанишки и съ плачемъ жаловался, что надъ нимъ смѣются на улицѣ мальчишки и не даютъ ему прохода. Но штанишки зашили, носки Ивана Ивановича заштопали, и общее удовольствіе снова водворилось въ семьѣ; только невѣста почему-то была не весела, и это замѣчали всѣ, въ особенности Марья Кузьминишна. Она допрашивала дочь, но не могла ничего отъ нея добиться; Софья старалась скрыть слою тоску, увѣряла всѣхъ, что она счастлива и довольна, и только по ночамъ давала волю своему горю и плавала, зарывшись въ подушки. Она тосковала все сильнѣе, по мѣрѣ того какъ время приближалось къ свадьбѣ, но о чемъ она тосковала?-- Неужели о прежнемъ своемъ кумирѣ; неужели она не поняла до сихъ поръ всю пустоту его и мишурный блескъ? Какъ жалка была его любовь, какъ ложны клятвы! Онъ не любилъ ея никогда, а только игралъ въ любовь; обманулъ и бросилъ дѣвушку, забылъ, можетъ быть, давно, а она все любила, простила все, и сейчасъ отдала бы отца и мать, жениха, сестру и братьевъ,-- всю жизнь свою и все будущее,-- за одинъ часъ прежней любви, за одинъ день минувшаго счастья.
-- Соня,-- спросила Марья Кузьминишна, подкравшись ночью къ ея кровати,-- о чемъ ты плачешь?
Но Софья, вмѣсто отвѣта, схватила ея руки и стала жадно цѣловать.
-- Мама, милая мама, еслибы ты знала, какъ мнѣ тяжело!
-- Да кто жъ тебя неволитъ, дитя мое, откажи ему.
-- О, нѣтъ, ни за что, я убью его; ты не знаешь, какъ онъ меня любитъ!
-- Знаю, но ты его не любишь.
-- Ничего, привыкну; онъ -- святой человѣкъ.
-- Такъ о чемъ же ты плачешь?
-- Не спрашивай меня, мама, мама... родная, не спрашивай, умоляю тебя.
И мать не стала допрашивать; она крестила, цѣловала ее, убаюкивала своими ласками и долго сидѣла у изголовья, покуда Соня, какъ въ былые годы, не заснула у нея на плечѣ. Она тихо переложила ея голову на подушку, перекрестила еще разъ и неслышными шагами вышла изъ комнаты.
Быстро шло время, оставалось всего двѣ недѣли до свадьбы. Ипатовъ блестящимъ образомъ окончилъ курсъ и ему предложили остаться при академіи, но онъ не рѣшался на это: его все тянуло туда, въ деревню, лѣчить дядю Власа и бѣднаго Гришутку, и они съ Софьей порѣшили, что все таки, послѣ свадьбы, поѣдутъ въ деревню повидаться съ матерью, а тамъ, что Богъ дастъ.