Нѣсколько времени, Лукинъ занятъ былъ въ городѣ очень прилежно. Онъ ѣздилъ съ визитами, нанялъ себѣ квартиру, хлопоталъ объ отдѣлкѣ дома для губернатора и писалъ къ губернаторшѣ, въ Сольскъ, повторяя ей утвердительно то, о чемъ прежде намекалъ уже разъ, какъ о случаѣ очень возможномъ, то-есть что домъ будетъ готовъ не такъ скоро, какъ думали. Потребуются, по меньшей мѣрѣ, недѣли четыре, а можетъ-статься и пять... Паркетъ во многихъ мѣстахъ разсохся... подъѣздъ и лѣстницу надо совсѣмъ передѣлать, стары... обои грязны... двѣ печи, въ столовой и въ спальной, дымятъ... и т. д. О Левелѣ и женѣ его онъ писалъ коротко. "Павелъ Петровичъ настолько постарѣлъ, сколько перемѣнился; носитъ бороду, занятъ политикой и хозяйствомъ, живетъ хорошо: славный поваръ и вкусныя вина; лафитъ особенно очень, хорошъ и сигары тоже. Марья Васильевна рыженькая и худенькая дамочка... не интересна. Впрочемъ, добрая женщина и заботливая хозяйка, но такъ дика, что нѣтъ никакой возможности съ нею разговориться..."
Только что онъ успѣлъ отправить это письмо на почту, какъ получилъ отъ Софьи Осиповны другое. Въ немъ не было ни полслова о дѣлѣ, кромѣ нѣсколько разъ повторенной просьбы спѣшить и писать почаще. Остальное наполнено было разными странностями въ родѣ слѣдующей:
"Hier, une personne, qui voue aime (слово aime было вычеркнуто и поставлено haït), а rêvé, qu'elle voue donne uo soufflet... L'avez-voue déjà mérité? Dites franchement, vous savez, quand on veille, on n'ect pas de moitié si méchant, et quelques petites péccadilles se pardonnent franchement, pour peu qu'on nous les avoue de bonne grâce... Mais, ce qu'on ne pardonne pas et n'oublie pas si vite, ce qui est odieux, c'est le mensonge..." и т. д.
Дочитавъ, онъ бросилъ письмо на столъ и долго сидѣлъ въ раздумьи. Лицо его было пасмурно, и болѣзненная улыбка появлялась на немъ порой. Трудно сказать до какой степени гадокъ казался онъ себѣ въ эту минуту.
Сбывъ главныя хлопоты, онъ уѣхалъ, опять въ Сорокино. На этотъ разъ, онъ взялъ съ собой вещи, располагая сдержать обѣщаніе, данное Левелю, и остаться тамъ нѣсколько сутокъ, пока въ губернаторскомъ домѣ будетъ идти черновая работа, не требующая особеннаго надзора. Онъ думалъ пробыть дня два или три; но не было никакой возможности уѣхать такъ скоро. Погода стояла такая чудная, что о городѣ не хотѣлось и думать. Зелень густѣла; воздухъ былъ напитанъ ароматными испареніями молодыхъ травъ и почекъ; въ лугахъ, по окраинамъ луговыхъ дорожекъ, пестрѣли тысячи полевыхъ цвѣтовъ; черемха, акація, кленъ, бузина цвѣли; яблони, вишни стояли осыпанныя, какъ снѣгомъ, густымъ, бѣлымъ цвѣтомъ, мѣстами едва чувствительно переливавшимся въ розовый... Звонкія трели жаворонка раздавались высоко-высоко надъ головой, въ бездонной лазури неба; въ рощахъ, цѣлые хоры крылатыхъ пѣвцовъ пѣли звучную пѣсню весны... Все это живо напомнило ему Жгутово, въ пору его счастливой молодости. Въ первый разъ, послѣ долгаго-долгаго времени, встрѣтилъ онъ майскіе дни въ деревнѣ, и тысячи старыхъ воспоминаній воскресли... старая страсть къ охотѣ, къ удочкѣ, зашевелилась въ груди... У Левеля всѣ охотничьи принадлежности были въ порядкѣ. Онъ самъ до нихъ почти не дотрагивался; ко въ домѣ жилъ опытный егерь и рыболовъ, Гордѣй Семенычъ, прикащикъ, буфетчикъ, шталмейстеръ, церемонимейстеръ, короче fac-totum села Сорокина. Въ первый же день, Марья Васильевна, которая помнила старыя склонности Лукина, познакомила ихъ подъ какимъ-то предлогомъ; а на другой, рано поутру, они уже были въ лѣсу, и вернулись домой друзьями... Все это вмѣстѣ произвело на него невыразимо-отрадное впечатлѣніе. Юность какъ будто вернулась къ нему. Другая весна, такая же теплая, ароматная, полная жизни, какъ и та, которая зеленѣла вокругъ, расцвѣтала въ душѣ его. Онъ ожилъ, помолодѣлъ; желчный отливъ въ глазахъ исчезъ, а на лицѣ смѣнился здоровымъ загаромъ... Сердце отогрѣвалось; а вмѣстѣ съ нимъ отогрѣвалась и старая страсть, живучія корни которой зарыты въ немъ были глубоко... Но она заговорила, на этотъ разъ, не по старому... Ночью, когда, разставшись съ хозяиномъ и хозяйкой, онъ уходилъ въ свою комнату, чей-то призракъ, въ бѣломъ кисейномъ платьѣ, уходилъ вслѣдъ за нимъ. Онъ не могъ отъ него отдѣлаться... онъ горѣлъ, ворочаясь на своей постели, какъ на жаровнѣ...
Первые дни они проводили вмѣстѣ, съ утра до вечера; но почти постоянно втроемъ. Левель, если и уходилъ къ себѣ или въ поле, то всегда уводилъ съ собой гостя, опасаясь, чтобъ онъ не соскучился съ Машей.
Разъ, за обѣдомъ, онъ предложилъ ему небольшую прогулку лѣсомъ, на ферму, которую онъ устроилъ въ прошломъ году. Марья Васильевна изъявила желаніе идти вмѣстѣ съ ними.
-- Устанешь, мой другъ, отвѣчалъ мужъ.-- Куда тебѣ? Вѣдь это четыре версты отъ дома...-- Но Маша настаивала. Ей очень хотѣлось взглянуть на двухъ новыхъ коровъ, на ея холмогорокъ; она не видала ихъ такъ давно.
-- Если такъ, то ужь лучше вели заложить экипажъ и поѣдемъ всѣ вмѣстѣ; а оттуда вернемся пѣшкомъ... Тебѣ не годится ходить черезъ силу.
Лукинъ посмотрѣлъ на нее печально.
"Та ль это Маша? подумалъ онъ, что бывало весь день на ногахъ, которую мать усадить не могла, которая бѣгала на горы и по лѣстницамъ, духу не переводя... прыгала и вертѣлась, какъ шаловливая козочка..."
Ферма, куда они пріѣхали въ половинѣ шестаго и гдѣ пили коее на воздухѣ, подъ открытымъ небомъ, была новая и рѣшительная попытка Левеля, одержимаго бѣсомъ теорій. На этотъ разъ, онъ не пожалѣлъ ни денегъ, ни времени, ни труда. Все возникло точно по взмаху волшебной палочки, въ одинъ годъ, но по строго-обдуманному, двадцать разъ перевѣренному плану. Постройки и земледѣльческія орудія, машины, скотъ,-- все было чисто, красиво, свѣжо, и содержалось въ отличномъ порядкѣ.
Осмотрѣвъ скотный дворъ и другія строенія, они оставили Марью Васильевну въ птичникѣ, съ розовымъ, толстощекимъ мальчишкой-сыномъ, котораго она привезла съ собой и у котораго всѣ карманы набиты были разнаго рода кормомъ для птицъ, а сами пошли посмотрѣть на полевыя статьи.
Первое, что попалось навстрѣчу, были нѣсколько десятинъ съ клеверомъ, а за и ими другія двѣ или три съ тимоееевою травой. Дальше овесъ, пшеница и рожь, поле съ горохомъ, гречиха, поле съ картофелемъ и пр. Все имѣло какой-то нарядный, щеголеватый видъ, трава въ особенности; а хлѣб а казались гораздо выше и гуще тѣхъ, которые Лукинъ видѣлъ у мельницы, недалеко отъ дома... День стоялъ жаркій. Левель, въ широкой соломенной шляпѣ и въ небѣленомъ пеньковомъ пальто, съ толстою сучковатою тростью въ рукахъ, шагалъ впереди. Рядомъ шелъ маленькій, сухенькій человѣчекъ, лѣтъ подъ сорокъ, съ добродушнымъ, бараньимъ лицомъ, въ грубой суконной курткѣ и въ башмакахъ. Онъ шелъ покуривая изъ германской, классической трубки съ отливомъ. Это былъ нѣкто Биркенъ, фермеръ, нарочно выписанный изъ Пруссіи. Левель разговаривалъ съ нимъ по-нѣмецки, и говори, дѣлалъ отмѣтки въ записной книжкѣ.
-- Ну что? какъ вамъ нравится? спросилъ онъ у гостя, когда, кончивъ осмотръ, они присѣли подъ тѣнь орѣшника, на маленькую дерновую скамейку, въ концѣ участка, окопаннаго канавой и огороженнаго плетнемъ.
-- Красиво, отвѣчалъ тотъ.-- А что стоитъ вамъ это удовольствіе?
Левель поморщился и усмѣхнулся. Зная заранѣе куда приведетъ вопросъ, онъ предпочелъ отвѣчать на него съ другаго конца, и тотчасъ же сталъ объяснять, что сумма расходовъ за первый годъ должна уменьшаться послѣдовательно и вдвойнѣ; вопервыхъ непосредственно, а вовторыхъ, съ постепеннымъ увеличеніемъ прибыли.
-- На то, что издержано въ первый годъ, заключилъ онъ, и должно быть еще издержано въ нынѣшній, надо смотрѣть какъ на основной капиталъ предпріятія, который не слѣдуетъ смѣшивать съ ежегодною издержкой и который, конечно, окупится только современемъ.
-- Да, если окупится, замѣтилъ Лукинъ.
-- Почему жь нѣтъ?
Лукинъ высказалъ нѣкоторыя сомнѣнія.
-- Покупщикъ вашъ не спроситъ, говорилъ онъ,-- какія машины у васъ изъ Англіи выписаны и что онѣ стоятъ, и сколько вы платите вотъ этому барину... Онъ дастъ вамъ не болѣе той цѣны, за какую онъ можетъ купить у сосѣда, если у васъ не купитъ...
-- Конечно, перебилъ Левель.-- Но вы забываете, что разница въ стоимости обработки вознаграждается на количествѣ сбора. При томъ же количествѣ рукъ и земли, земля этимъ способомъ даетъ несравненно болѣе.
-- Да развѣ у васъ вся годная земля обрабатывается?
-- Ну нѣтъ, не вся. Рукъ не хватаетъ, чтобы всю запахать.
-- Э! полноте!.. Были бы деньги, а руки у насъ дешевле машинъ!.. Вмѣсто того чтобы строить такіе дворцы для коровъ да жаться на маленькомъ лоскуткѣ, высасывая изъ него весь сокъ, прикупите-ка лучше народу, да и пустите, по русскому, въ ширину.
Левель задумался.-- Я не люблю живой товаръ покупать, отвѣчалъ онъ угрюмо.
-- А любите имъ владѣть и пользоваться?.. Не все ли равно?.. Эхъ, Павелъ Петровичъ! Вѣдь это себя обманывать!.. Если хотите умнѣе отцовъ быть и чище ихъ жить, такъ уѣзжайте отсюда подальше... Здѣсь не житье для вашей науки!.. Здѣсь все стоитъ на другихъ ногахъ и скроено на другую мѣрку... Вы -- русскій баринъ; а русскому барину незачѣмъ тратить деньги и трудъ, и ломать себѣ голову по пустому тамъ, гдѣ ему все даромъ дано.
-- Я васъ не могу понять, Григорій Алексѣичъ, замѣтилъ Левель.-- Вы такъ озлоблены противъ существующаго порядка, или безпорядка (по вашему это все равно), а между тѣмъ вы же сами смѣетесь надъ всякою попыткой выбиться изъ него и перейдти къ чему-нибудь лучшему.
-- Я не смѣюсь! отвѣчалъ Лукинъ вспыхнувъ.-- Боже избави!.. Затѣйте попытку, въ которой была бы хоть тѣнь надежды, и вотъ вамъ моя рука, брошу все, пойду къ вамъ въ лакеи, если на что другое не пригожусь!.. Но, продолжалъ онъ спокойнѣе,-- затѣйте что-нибудь путное, а не эти игрушки... Что толку тѣшить себя, разыгрывая роль фермера такъ какъ вы?.. Кто споритъ?.. Съ вашими средствами, имѣя въ запасѣ оброкъ или выручку съ барщины, вы не останетесь на мели, не обанкротитесь; можетъ-быть, даже сведете концы бъ концами и при счастьи вернете затраченный капиталъ; а все-таки я скажу, что это потѣха!.. Посмотрите на жизнь вокругъ васъ... Доросла ли она до всѣхъ этихъ тонкостей, и можетъ ли она войдти въ какую-нибудь естественную, непринужденную связь съ ними?.. Можетъ ли вашъ мужикъ, напримѣръ, жить такъ комфортабельно, какъ у васъ тутъ живетъ корова или свинья?.. А если нѣтъ, то къ чему всѣ эти затѣи?..-- Онъ указалъ на строенія.
На красномъ, кирпичномъ фонѣ ихъ, издали рисовались бѣлое платье и сѣренькій зонтикъ Маши, которая шла къ нимъ, облитая яркимъ золотомъ вечерняго солнца. Передъ нею бѣжалъ ребенокъ...
Минутъ черезъ пять, они возвращались домой.
-- Приходите ко мнѣ, сегодня, часамъ къ десяти, сказалъ Левель Нѣмцу.-- Мнѣ надо съ вами поговорить подробнѣе о поливкѣ.
Дорога тянулась лѣсомъ. Марья Васильевна шла опираясь на руку мужа, и безпрестанно оглядываясь на коляску, которая ѣхала шагомъ сзади, и на Васю, который сидѣлъ на козлахъ, съ кучеромъ, въ полномъ восторгѣ. Мать улыбалась ему и грозила пальцемъ, когда ей казалось, что онъ сидитъ не такъ смирно, какъ обѣщалъ; а Левель тѣмъ временемъ продолжалъ свой неконченный разговоръ. Онъ былъ такъ озадаченъ непредвидѣнною выходкой гостя, что не могъ ему отвѣчать немедленно; но дорогой, надумавшись, началъ свою защиту спокойно, холодно, методично. Исходя изъ того же общаго основанія, на которое опирался Лукинъ, онъ далъ своимъ выводамъ болѣе обширный смыслъ, и началъ доказывать, что всѣ историческія перемѣны въ жизни народа совершаются постепенно, и что нигдѣ мы не видимъ скачковъ. Развивъ это общее положеніе съ цѣлью обезоружить противника, который повидимому хотѣлъ бы все разомъ двинуть впередъ, онъ перешелъ къ себѣ и къ своимъ попыткамъ.-- Моя цѣль, говорилъ онъ,-- не чисто-практическая. Она состоитъ не въ томъ, чтобы сразу ввести у насъ раціональную обработку земли по заграничному способу. Я просто хочу испытать, возможно ли это дѣло на нашей землѣ и при нашей теперешней обстановкѣ. Вы кажется думаете, что нѣтъ?
-- Конечно. Раціональная обработка земли основана на свободномъ трудѣ. Ей не ужиться съ крѣпостнымъ правомъ
-- Но у Римлянъ существовало же крѣпостное право; а между тѣмъ это былъ первый народъ, который привелъ обработку земли въ систему.
-- И первый, который привелъ въ систему всѣ мерзости, всѣ неправды своей общественной и семейной жизни, освятивъ ихъ подъ именемъ права...
-- Постойте, постойте! перебилъ усмѣхаясь Левель.-- Оставимъ Римлянъ въ покоѣ. Они уводятъ насъ въ сторону отъ вопроса. Я не хочу защищать ни ихъ крѣпостное право, ни наше; это конечно зло; но дѣло не въ томъ...-- И онъ завелъ ра "воръ опять на вопросъ о хозяйствѣ.
Оми спорили всю дорогу, а Марья Васильевна слушала ихъ и молчала, не понимая о чемъ идетъ споръ. Ей было досадно на мужа. Онъ завладѣлъ Григоріемъ Алексѣевичемъ такъ исключительно, что въ послѣдніе дни она не успѣла съ нимъ и трехъ словъ сказать. А ей такъ бы хотѣлось поговорить съ нимъ подолѣе, убѣдиться, что они не чужіе другъ другу, что онъ помнитъ прошедшее, что оно ему такъ же дорого, какъ и ей... Но когда, какимъ образомъ это сдѣлать?.. Они вѣчно втроемъ!.. Вдругъ, ей пришло на умъ, что Нѣмецъ съ фермы придетъ сегодня, часу въ десятомъ, и что Павелъ Петровичъ, по всей вѣроятности, уведетъ его къ себѣ въ кабинетъ часа на два... Это будетъ ужь послѣ чая; дѣти ужь будутъ спать; вотъ случай!.. Еслибы только онъ догадался!..
Съ нервнымъ волненіемъ ждала она Биркена. Когда доложили, что онъ пришелъ, она оглянулась украдкой на Лукина, но замѣтивъ, что онъ тоже смотритъ на нее, покраснѣла и опустила глаза.
-- Я пойду въ садъ, сказала она, когда всѣ встали изъ-за стола.
Лукинъ посмотрѣлъ на нее, и ни слова не говоря, ушелъ въ свою комнату... Комната находилась въ нижнемъ этажѣ, и выходила балкономъ въ садъ... Постоявъ на крыльцѣ съ минуту, онъ вышелъ, осматриваясь и прислушиваясь... Тихо, тепло пахнетъ черемхой... Весеннія сумерки ложились прозрачно, какъ синій флеръ; но чаща вѣтвей въ аллеяхъ была такъ густа, что внизу, подъ навѣсомъ ея, казалось немногимъ свѣтлѣе ночи. Изъ дома, черезъ отворенное окошко верхняго этажа, слышался звукъ посуды, которую убирали... Онъ шелъ внизъ по аллеѣ, къ бесѣдкѣ, которая возвышалась въ углу, надъ оврагомъ, шелъ, напѣвая въ полголоса одну старую русскую пѣсню, затверженную имъ еще въ Жгутовѣ:
Гой вы, братцы мои! братцы малые!
Вы, соколики разудалые!
Кто бы горю мому пособилъ,
Мнѣ съ дороги дружка воротить?
Милый другъ! воротися назадъ!
Воротися въ тотъ зеленый садъ,
Гдѣ гуляла съ тобой обнимаючись,
Пѣсни звонкія распѣваючи.
Что-то хрустнуло позади... онъ оглянулся... Изъ боковой аллеи, шагахъ въ десяти отъ него, мелькнуло бѣлое платье Маши. Они встрѣтились, взялись за руки, и долго глядѣли другъ другу въ глаза, ни слова не говоря.
-- По старому? сказалъ онъ.
-- По старому, отвѣчала она, усмѣхаясь печально.
Лукинъ сѣлъ на ступенькѣ, у входа въ бесѣдку, и усадилъ ее возлѣ себя.
-- Семи лѣтъ не воротишь, сказалъ онъ;-- но я хочу знать, какъ вы ихъ прожили?.. Счастливы ли вы съ мужемъ? Любите ли вы его?.. Говорите, говорите скорѣй! Вѣдь я еще ничего не знаю!
-- Я... должна быть счастлива, отвѣчала она нерѣшительно и чуть слышно;-- потому что я знаю его; а кто его знаетъ, тотъ не можетъ его не любить.
Лукинъ посмотрѣлъ ей въ лицо.-- Не то, сказалъ онъ.-- Я не то спрашиваю... Счастливы ли вы такъ, какъ бы вы желали быть счастливою съ мужемъ? Любите ли вы его больше всего на свѣтѣ? Отвѣчайте мнѣ прямо, безъ оговорокъ; просто да или нѣтъ?
Она молчала, потупивъ глаза.
-- Ну, это ужь не постарому! Въ старые годы вы были откровеннѣе... Я имѣлъ право знатью, что васъ близко касалось; а теперь, я, кажется, потерялъ и это!
-- Григорій Алексѣичъ! отвѣчала она:-- не будьте со мною такъ строги! Пожалѣйте меня! Еслибы вы знали что дѣлается у меня на сердцѣ, вы бы не стали такъ говорить.
-- Можетъ-быть... Но пожалѣйте же и вы меня. Скажите же мнѣ хоть что-нибудь, чтобъ я могъ составить себѣ хоть какое-нибудь понятіе о томъ, что съ вами было въ эти семь лѣтъ, и что теперь дѣлается?.. Что вы дѣлали послѣ того какъ мы съ вами разстались?.. Когда умерла Лизавета Ивановна? Когда, гдѣ вы встрѣтились съ нимъ?.. Подумайте; вѣдь я ничего не знаю!..
-- Маменька умерла слишкомъ два года тому назадъ, въ ноябрѣ, отвѣчала она, и вслѣдъ за тѣмъ разказала ему нѣкоторыя подробности этой потери.-- Она очень жалѣла о васъ, очень грустила и плакала, когда мы узнали объ этомъ случаѣ.
-- А вы, Марья Васильевна?
-- Я?.. отвѣчала она съ тихимъ упрекомъ, обращая къ нему глаза: -- И это вы спрашиваете?.. Ахъ! Григорій Алексѣичъ, что я вытерпѣла, то не разказывается!.. Я очень была несчастна; но передать вамъ, какъ все это было въ ту пору, я не могу; у меня словъ нѣтъ на эти вещи.
-- А его вы встрѣтили скоро потомъ?
-- Черезъ годъ, отвѣчала она едва слышно, и закрыла руками лицо.
-- Послушайте, продолжалъ онъ тихо, наклоняясь къ самому уху ея:-- вы напрасно на это такъ смотрите. Если вы думаете, что я васъ осуждаю хоть сколько-нибудь за то, что случилось, то вы совершенно ошибаетесь. Въ моихъ глазахъ на васъ не лежитъ и тѣни упрека. Не только послѣ извѣстіи о моей смерти, но даже и просто, послѣ разлуки нашей, послѣ всего, что было сказано между нами въ тотъ день, вы были правы располагать собою какъ вздумается... И вы умно поступили, воспользовавшись этимъ правомъ; вы должны были такъ поступить... Ахъ, Марья Васильевна! Еслибы вы знали!.. Повѣрьте, не вамъ передо мною краснѣть! Не мнѣ у васъ требовать отчета!.. Бросьте напрасный стыдъ; говорите о прошломъ смѣло... Скажите, гдѣ вы увидѣли его въ первый разъ?
-- У Кирсановыхъ... Онъ тамъ гостилъ... Онъ искалъ управителя, и Кирсановы, черезъ насъ, познакомили его съ Иваномъ Кузмичемъ... По этому случаю, маменька ѣздила къ нимъ въ Незвановку и возила меня съ собой... Мнѣ такъ не хотѣлось въ тотъ день!..
-- Но послѣ вы не жалѣли?
-- Нѣтъ, не жалѣла... Павелъ Петровичъ мнѣ нравился; но мнѣ и въ голову не могло придти, чтобъ изъ этого вышло что-нибудь кромѣ простаго знакомства.
-- Какимъ же образомъ и когда все это устроилось?
-- Скоро. Мѣсяца черезъ три послѣ первой встрѣчи. Въ эти три мѣсяца, онъ бывалъ часто въ Ручьяхъ, и мы подружились. Потомъ, я замѣтила, да и маменька тоже... мы обѣ стали догадываться о его намѣреніяхъ. Меня это очень тогда встревожило... я не желала... Еслибы меня одну оставили, я бы ни за что не рѣшилась!.. Но маменька такъ настаивала! Ей такъ хотѣлось, чтобы дѣло это устроилось!.. Ее такъ огорчало мое упорство!.. Она сердилась, плакала... наконецъ захворала... Тогда я не въ силахъ была противиться долѣе. Я подумала: не все ли равно?.. Да, мнѣ тогда почти все равно было, какъ это развяжется; потому что у меня ничего въ будущемъ не было никакихъ надеждъ... а для маменьки это было все.
-- Вы стало-быть не любили его, когда выходили замужъ?
Марья Васильевна покачала головой чуть примѣтно.
-- А онъ?
-- Онъ былъ очень привязанъ... Еслибы не это, что могло бы привлечь его къ бѣдной дѣвушкѣ, безъ приданаго? Съ его состояніемъ, связями, онъ могъ бы найдти себѣ ровную партію... О! вы не знаете его такъ, какъ я его знаю! Это добрѣвшій и благороднѣйшій человѣкъ!.. Онъ только съ виду кажется холоденъ; но у него сердце теплое, любящее!
-- Вы... полюбили его потомъ?
-- Могла ли же я не полюбить?.. Это была бы черная неблагодарность съ моей стороны!
-- Вы полюбили его такъ, какъ вы прежде другаго любили?
Маша опять закрыла руками лицо.
-- Не спрашивайте, отвѣчала она.
Оба молчали съ минуту. Лукинъ былъ жестоко взволнованъ. Раза два онъ готовъ былъ упасть передъ ней на колѣни, и цѣловать ея ноги. Съ трудомъ овладѣвъ собой, онъ продолжалъ свой разспросъ; и Марья Васильевна разказала ему, какъ они ѣздили въ Петербургъ, какъ жили въ Троицкомъ... свою болѣзнь и послѣднюю болѣзнь матери. Много, много что еще онъ узналъ въ этотъ день. Объ остальномъ онъ не смѣлъ разспрашивать, но онъ догадывался.
Когда ея исповѣдь кончилась, она стала просить, чтобъ и онъ, въ свою очередь, разказалъ ей подробно свое прошедшее. "Все, все разкажите!" просила она; но онъ не успѣлъ разказать ей все. Только что дѣло дошло до встрѣчи съ Маевскими, на той станціи, гдѣ онъ провелъ цѣлый день, какъ въ аллеѣ, шагахъ въ сорока отъ бесѣдки, послышались чьи-то шаги. Это былъ Левель, который, окончивъ съ Биркеномъ, вышелъ къ нимъ въ садъ.
-- Маша! Григорій Алексѣичъ! кричалъ онъ смѣясь.-- Куда вы запрятались?.. Ужинъ готовъ!.. Григорій Алексѣичъ! Гдѣ вы?
-- Здѣсь, отвѣчалъ Лукинъ, вставая.
Маша была въ отчаяніи. Разказъ заинтересовалъ ее въ высшей степени. Она въ состояніи была слушать и слушать его безъ конца, не думая ни о чемъ, забывъ все на свѣтѣ; готова была сидѣть всю ночь напролетъ; а тутъ, вдругъ его перебили на самомъ интересномъ мѣстѣ, и Богъ знаетъ когда теперь ей удастся дослушать!
-- Какъ же?.. Когда же?.. шептала она, вставая.
-- Когда вамъ угодно...-- Онъ хотѣлъ сказать еще что-то; но въ эту минуту, Левель, къ которому они шли навстрѣчу, показался изъ-за кустовъ.
Онъ былъ обрадованъ, увидѣвъ ихъ вмѣстѣ.
-- Давно вы здѣсь? спросилъ онъ, взявъ подъ руку Лукина. Услыхавъ, что они провели тутъ все время, покуда онъ занятъ былъ съ Биркеномъ, онъ не вѣрилъ своимъ ушамъ. "Что за диковина! думалъ онъ, откуда это у Маши такая храбрость?" и вслѣдъ за этимъ невольное любопытство заставило его сдѣлать себѣ вопросъ: "О чемъ они говорили вдвоемъ?.." О! онъ бы дорого далъ, чтобы послушать!..
-- Маша! тамъ ужинъ сейчасъ подадутъ. Поди-ка ты, похозяйничай; а мы сейчасъ будемъ.
-- Григорій Алексѣичъ, спросилъ онъ, оставшись вдвоемъ:-- скажите мнѣ откровенно, вамъ не было скучно съ женой?
Лукинъ посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ.
-- Съ чего это вамъ пришло въ голову? отвѣчалъ онъ.
Тотъ засмѣялся.
-- Вы хотите сказать: что за глупый вопросъ?.. Что жь! Я согласенъ; вопросъ съ одной стороны дѣйствительно глупъ, потому что есть вещи, на счетъ которыхъ никто вамъ не скажетъ правды.
-- Если она непріятна,-- да. Но развѣ не можетъ случиться иначе?
-- Что жь изъ того, что можетъ? Отвѣтъ во всякомъ случаѣ будетъ одинъ.
-- Да; но онъ можетъ быть вѣренъ.
-- Конечно, но какъ это узнать?
-- А, ну! надо вѣру имѣть!.. Позвольте однакожъ и мнѣ спросить: отчего вы боитесь, что мнѣ съ Марьей Васильевной можетъ быть скучно?
-- Такъ... она очень дика. Это проходитъ, когда она узнаетъ человѣка короче; но... въ первое время, съ ней трудно сблизиться. Она не сдѣлаетъ шагу навстрѣчу.
-- О, послушайте! Можно ли требовать отъ женщины, чтобъ она дѣлала первый шагъ къ сближенію?.. Это было бы не по-женски!..
-- Вы думаете?
-- Безъ сомнѣнія!.. Я не люблю бойкихъ дамъ.
-- Полно, правда ли? сказалъ Левель, насмѣшливо посматривая на своего пріятеля. Къ этому времени, они были ужь въ комнатѣ и садились за столъ.
-- Положительно не люблю, подтвердилъ тотъ, смотря на Марью Васильевну.-- Онѣ могутъ быть интересны въ другихъ отношеніяхъ; но собственно женскаго, того, что намъ нравится въ женщинѣ больше всего и что отличаетъ ее отъ насъ въ эстетическомъ смыслѣ, того-то у нихъ и нѣтъ.
-- А! вотъ какъ!.. Ну, признаюсь, я не думалъ, что вы такой лицемѣръ! воскликнулъ Левель.-- Слышишь ли, Маша, что онъ говоритъ?.. Пожалуйста, ты не вѣрь. Это онъ только такъ, для насъ говоритъ; но я могу засвидѣтельствовать, что тутъ нѣтъ ни слова правды... Я знаю очень хорошо его вкусъ и видѣлъ женщинъ, которыя ему нравились. Одну изъ нихъ зналъ даже очень близко... Вы не догадываетесь о комъ идетъ рѣчь?
-- Нѣтъ, отвѣчалъ Лукинъ, съ принужденною усмѣшкой.
-- Ну, я не стану ее называть; но я вамъ ее опишу словами поэта:
Какъ роза румяна, а бѣла какъ смѣтана,
Весела, что котенокъ у печки...
...живая, милая, умна какъ бѣсъ, ласкова какъ ребенокъ; бывало всѣхъ займетъ, всякаго развеселитъ!.. Не пассивная не робкая монастырка, изъ которой надо вытягивать слово за словомъ; а блестящая, свѣтская женщина, съ языкомъ то мягкимъ какъ бархатъ, то острымъ какъ бритва!..
-- Кто это? съ большимъ любопытствомъ спросила Марья Васильевна.
Левель смѣялся, посматривая на гостя.
-- Спроси у Григорія Алексѣича, отвѣчалъ онъ.
Марья Васильевна посмотрѣла на Лукина. Лицо его показалось ей страннымъ. Въ немъ было что-то, чего она не могла себѣ объяснить. Сквозь вынужденную усмѣшку, просвѣчивало что то тревожное, озабоченное, какая-то сложная игра чувствъ, тайна которой была старательно спрятана. Для Маши, знавшей его хорошо, все это было замѣтнѣе чѣмъ для мужа, и сдѣлало на нее глубокое впечатлѣніе. Желая скрыть его, и сердечнымъ инстинктомъ угадывая затрудненіе своего стараго друга, она спѣшила перемѣнить разговоръ. Но послѣ ужина, когда Григорій Алексѣевичъ ушелъ къ себѣ, она повторила вопросъ свой мужу.
-- Какъ! Ты не угадываешь?.. отвѣчалъ тотъ, смѣясь.-- Да это наша кузина, Софья Осиповна!
Маша смотрѣла, широко открывъ глаза.
-- Не знаю что было послѣ, продолжалъ мужъ.-- Но въ Петербургѣ онъ сильно за нею ухаживалъ; да и она, надо правду сказать, была къ нему очень неравнодушна. Она сама просила меня отыскать его; а потомъ опредѣлила на службу къ мужу и увезла съ собой въ Сольскъ. Между нами сказать, тутъ было не безъ грѣха... До какой степени дѣло дошло, не берусь рѣшить; но... я сильно подозрѣваю... почти увѣренъ.
Марья Васильевна не отвѣчала ни слова. Щеки у ней горѣли; на сердцѣ жгло. Какое-то новое, до сихъ поръ незнакомое чувство зашевелилось въ груди. Что это такое, она не могла себѣ дать отчета; но это было мучительно... это было похоже на чувство какой-то обиды, или обидной, невыносимой ошибки, или потери... У ней точно отняли или грозили отнять какое-то дорогое сокровище!.. То, что она всегда считала своимъ, и что даже смерть не въ силахъ была у ней похитить, ускользало изъ рукъ теперь, и, странно сказать, ускользало въ прошедшемъ... Но можетъ быть это неправда?.. Павелъ Петровичъ, можетъ-быть, пошутилъ, или ошибся?.. Какъ жаль, что она не успѣла дослушать разказъ его до конца! Можетъ-быть все объяснилось бы иначе... А теперь, поди, жди, когда удастся опять встрѣтить его наединѣ!.. Случай такъ глупъ! Никогда не придетъ когда нужно!..
Но случай, какъ будто желая себя оправдать въ глазахъ Маши, на другое же утро былъ тутъ, готовый къ услугамъ.
Сейчасъ послѣ чая, Левель уѣхалъ опять на ферму. Онъ уѣхалъ одинъ; послѣ вчерашняго вечера, онъ не боялся ужь больше оставить гостя съ женой. "Маша имѣла ужь время привыкнуть къ чужому лицу," думалъ онъ. "Пусть привыкаетъ; ей это полезно... Пріѣдутъ Маевскіе; будутъ ѣздить сюда, и къ себѣ будутъ звать; а у нихъ она встрѣтитъ весь городъ..." Къ тому же, онъ самъ боялся наскучить пріятелю, ухаживая за нимъ, какъ за маленькимъ, цѣлый день.
Только что онъ уѣхалъ, какъ Маша нашла, что въ комнатахъ душно, и предложила Григорію Алексѣевичу идти въ садъ. Они сѣли въ тѣнистой аллеѣ, далеко отъ дома. Лукинъ продолжалъ свой разказъ; но это ужь было совсѣмъ не то, что вчера. Съ тѣхъ поръ какъ онъ встрѣтилъ Маевскихъ, подробности, которыхъ было такъ много вчера, и которыя такъ занимали Машу, исчезли Богъ знаетъ куда. Онъ разказалъ ей въ короткихъ словахъ развязку своихъ приключеній на станціи, пріѣздъ въ Петербургъ, знакомство съ Левелемъ, съ Софьей Осиповной, упомянулъ о Матюшкинѣ; но о томъ, какъ Матюшкинъ помогъ ему въ его планахъ, и о томъ, что онъ самъ искалъ сблизиться съ Софьей Осиповной,-- не сказалъ ничего... Вообще, весь періодъ его петербургской жизни переданъ былъ на скорую руку и на столько темно, что Марья Васильевна многаго не могла понять. Еще короче разказано было его пребываніе въ Сольскѣ... Когда онъ кончилъ, Маша съ минуту смотрѣла ему въ глаза, ожидая не скажетъ ли онъ чего-нибудь; но никакихъ объясненій и дополненій не было. Онъ молчалъ, опустивъ глаза въ землю, и чертилъ что-то палочкой на пескѣ.
-- И это все? спросила она.
-- Все, отвѣчалъ онъ, не поднимая глазъ.
-- А эта дама, о которой вчера, за ужиномъ, былъ разговоръ? Эта бойкая, свѣтская женщина, которая вамъ такъ нравилась,-- гдѣ же она?.. Кто она?.. Вы ни слова о ней не сказали.
-- Я много знавалъ свѣтскихъ дамъ, отвѣчалъ онъ шутя.-- Въ Петербургѣ, въ губернскихъ городахъ, да и здѣсь, въ деревенскомъ быту, этотъ родъ женщинъ вовсе не рѣдкость... Еслибъ я зналъ, о комъ говоритъ Павелъ Петровичъ, я бы вамъ назвалъ ее.
-- Если вы не догадываетесь, перебила она,-- то я могу вамъ помочь... Онъ говорилъ о Софьѣ Осиповнѣ.
Лукинъ усмѣхнулся, пожавъ плечами...-- Да я-то развѣ о ней не говорилъ?
-- Вы мнѣ не сказали, что вы были въ нее влюблены.
-- Потому что этого не было.
-- Какъ не было?..-- Краска досады вспыхнула у ней на лицѣ...-- Григорій Алексѣичъ, это дурно!.. Зачѣмъ вы хотите меня обманывать?.. Что я сдѣлала?.. Чѣмъ я заслужила отъ васъ...
Онъ хотѣлъ взять ее за руку, но она отодвинулась на другой конецъ деревянной скамьи.
-- Оставьте! продолжала она, едва помня себя отъ досады...-- Я вижу теперь, что я для васъ болѣе ничего не значу!
-- Вы ошибаетесь.
-- О, нѣтъ; ошибиться въ этомъ нельзя!.. Это ясно!
-- Марья Васильевна! продолжалъ Лукинъ, сильно взволнованный:-- я васъ не желалъ бы обманывать!.. Я бы дорого далъ за право открыть вамъ всю истину... но хотите ли вы ее знать?
-- Я хочу все знать.
-- Подумайте, чего вы отъ меня требуете?.. Вспомните... наше положеніе теперь не то, что было семь лѣтъ назадъ... Тогда я могъ говорить открыто обо многихъ вещахъ, о которыхъ теперь можетъ-быть лучше было бы молчать.
-- Нѣтъ; лучше знать правду,-- всю правду!
Лукинъ вспыхнулъ.-- О! если такъ, то я скажу правду!.. Клянусь Богомъ я васъ одну любилъ и до сихъ поръ люблю!.. Одна время, я думалъ, что мнѣ удастся забыть васъ съ другими... но я не могъ... Еслибъ я зналъ какъ это трудно, я не рѣшился бы на то дѣло, которое заперло мнѣ дорогу на родину и въ вашъ домъ!.. Знаете?.. Съ той поры, какъ мы съ вами разстались, не было дня, въ который бы я не думалъ о васъ и не жалѣлъ о потерянномъ... О! я люблю васъ по старому; а вы, милая Maрья Васильевна, вы любите ли меня еще хоть сколько-нибудь?..
Она сидѣла, опустивъ руки, обезоруженная, растерянная...-- Не спрашивайте! прошептала она.-- Зачѣмъ это спрашивать?
Дѣйствительно, спрашивать было не зачѣмъ. Все было ясно и такъ. Съ первыхъ словъ, она покраснѣла до плечъ. Торжество и волненіе, радость и страхъ написаны были у ней на лицѣ... Лукинъ оглянулся... все тихо кругомъ; листъ не шелохнется; густая чаща вѣтвей зеленымъ шатромъ раскинута во всѣ стороны... Въ крови огонь... нѣтъ силъ устоять противъ страшнаго искушенія...
-- Маша! прошепталъ онъ, подвигаясь къ ней тихо. Она опустила голову и закрыла лицо руками.
-- Маша... мой ангелъ!..-- Онъ обнялъ ее.
-- О! пощадите!.. шептала она, чувствуя огненный поцѣлуй у себя на лицѣ.-- Оставьте!.. Вспомните, вѣдь я мать!.. У меня есть дѣти... есть мужъ... Оставьте! Не смѣйте!.. О! я несчастная! сумашедшая! Что я надѣлала?.. Оставьте! Ради самого Бога!.. Прочь!..-- Она вырвалась вся въ слезахъ и убѣжала.
Нѣсколько дней послѣ этого, Лукинъ не имѣлъ случая поговорить съ нею. Марья Васильевна пряталась отъ него, избѣгала еге замѣтно, а если случайно ихъ оставляли вдвоемъ,-- молчала въ большомъ замѣшательствѣ или звала къ себѣ няньку съ дѣтьми. Ей становилось страшно, когда они оставались съ-глазу-на-глазъ; но этотъ страхъ не похожъ былъ на тотъ, который мучилъ ее всю ночь послѣ перваго посѣщенія Лукина. Опасность грозила теперь съ другой стороны, съ такой, о которой она до сихъ поръ и не думала. До послѣдняго случая ей и во снѣ не снилось то, что теперь ее волновало. Ей и въ голову не могло придти, чтобъ у ней, въ ея собственномъ сердцѣ, таилось зерно тревогъ и опасностей, чтобы между привязанностію къ мужу и чувствомъ къ этому человѣку могло возникнуть какое-нибудь противорѣчіе. Она чиста была до сихъ поръ, и хотя понимала возможность пасть, но понимала ее однимъ разсудкомъ. Для сердца, возможность эта казалась чѣмъ-то несбыточнымъ, химерическимъ, какою-то грезой, для которой нѣтъ мѣста въ дѣйствительномъ мірѣ. Такъ было до той минуты, когда она почувствовала себя вдругъ, безъ собственной воли, безъ всякаго предисловія, въ объятіяхъ Лукина. Съ этой минуты, все стало ясно для ней. Не падая, она поняла сердцемъ какъ можно пасть. Его жгучіе поцѣлуи бродили отравой у ней въ крови, и, подъ дыханіемъ этой отравы, изъ чистой, дѣвичьей привязанности выростала земная страсть... "Вотъ гдѣ опасность!" думала Маша, съ трепетомъ вспоминая служившееся... О! какъ страшно близка!.. и какъ беззащитна она передъ ней!.. Эти минуты... надо бояться ихъ какъ огня, надо бѣжать отъ нихъ издалека; потому что когда онѣ наступятъ, тогда уже поздно; нельзя отвѣчать ни за что!.. Тогда голова кружится, мысли путаются; всякое чувство долга, все чистое, все святое, блѣднѣетъ и исчезаетъ какъ дымъ!.. Эти минуты!.. Она хотѣла забыть ихъ и не могла. Онѣ повторялись для ней безпрестанно воображеніемъ, и при мысли о нихъ духъ захватывало, руки дрожали какъ въ лихорадкѣ...
Нѣсколько дней спустя, Левель, сбираясь въ городъ, предложилъ гостю ѣхать съ нимъ вмѣстѣ, съ тѣмъ чтобы къ вечеру воротиться въ село. Лукинъ очень радъ былъ этому случаю. Ему не хотѣлось уѣхать совсѣмъ, а между тѣмъ побывать въ З** и посмотрѣть что тамъ дѣлается -- было давно пора.
Передъ отъѣздомъ, онъ встрѣтилъ Марью Васильевну одну, въ гостиной. Она шла торопливо, потупивъ глаза, и готова была пройдти уже мимо, но онъ заступилъ ей дорогу въ дверяхъ.
-- Вы сердитесь на меня, мой другъ, бѣжите отъ меня? шепнулъ онъ тихо.
-- Пустите, отвѣчала она вполголоса,-- мнѣ нужно къ дѣтямъ идти.
-- Одно слово... Если вамъ непріятно, что я живу у васъ въ домѣ такъ долго и попадаюсь на каждомъ шагу, то я прошу васъ сказать мнѣ объ этомъ прямо, потому что я ѣду въ городъ и могу тамъ остаться, несмотря на всѣ убѣжденія Павла Петровича... Предлогъ пріискать нетрудно...
Она молчала, потупивъ глаза, въ большомъ замѣшательствѣ.
-- Марья Васильевна, будьте со мной откровенны... Я виноватъ передъ вами, я самъ это знаю, но то наказаніе, которое вы придумали, слишкомъ жестоко!.. Мнѣ легче совсѣмъ отсюда уѣхать и вовсе не видѣться съ вами или быть у васъ изрѣдка, гостемъ, на пять минутъ, чѣмъ жить съ вами здѣсь, подъ одною кровлей, встрѣчать васъ на каждомъ шагу и видѣть, что вы меня избѣгаете... Скажите: неужели одинъ мигъ забывчивости могъ лишить меня вдругъ всякихъ правъ на ваше вниманіе и дружбу?.. Неужели я обидѣлъ васъ такъ, что вы и простить меня не хотите?..
Она тихо подняла на него глаза.
-- Я на васъ не сержусь... отвѣчала она встревоженнымъ, нерѣшительнымъ голосомъ: -- хоть можетъ-быть и должна была бы сердиться, потому что вы огорчили меня очень сильно.
-- О, полноте! Не будьте такъ строги!.. Будьте добры попрежнему... Простите, какъ прежде умѣли прощать!..
Онъ протянулъ ей руку; но она отняла торопливо свою и сдѣлала шагъ назадъ.
-- Если вы не хотите со мною ссориться, отвѣчала она тревожно.-- то я прошу васъ... я требую, чтобы вы вели себя осторожнѣе!.. Я никогда не могу позволить... Я никогда не думала, не ожидала отъ васъ... Нѣтъ, вы не тотъ человѣкъ, какимъ я васъ знала прежде!.. Вамъ мой покой, мое счастье не дороги болѣе... О! какъ вы измѣнились!.. Какъ все, все измѣнилось съ тѣхъ поръ]..
-- Да, многое измѣнилось! отвѣчалъ отъ печально.-- Отъ стараго только одно осталось: я васъ люблю по старому.
Колѣна у ней подкашивались. Съ трудомъ переводя духъ, она прислонилась къ окошку.
-- Если хотите, чтобъ я вамъ вѣрила, то никогда, никогда не говорите мнѣ больше объ этомъ, прошептала она чуть слышно.
-- Отчего? спросилъ онъ.
-- Оттого что я не хочу, я не должна это слышать!..
-- Не должны? повторилъ онъ насмѣшливо.-- Послушайте, мы не дѣти, чтобы намъ морочить себя, не договаривая или маскируя то, что мы оба знаемъ... Требуйте отъ кого-нибудь другаго... а я не могу передъ вами лгать... Да и какая нужда?.. Что изъ того, что я васъ люблю?.. Развѣ моя любовь преступленіе?
-- О, ради Бога, молчите!.. Мнѣ больно все это слышать! Меня это мучитъ... Вы должны понимать, что въ моемъ положеніи есть обязанности, которыхъ я не могу забыть...
Лукинъ пожалъ плечами.
-- Послушайте, вѣдь вы сами хотѣли знать правду... Чего жь такъ пугаться? Вѣдь я отъ васъ ничего не требую и не жду. Исполняйте себѣ ваши обязанности, я не прошу васъ забывать ихъ; но къ чему лицемѣрить?.. Будьте со мной откровенны сперва; заплатите мнѣ правдой за правду, а послѣ ужь требуйте, чтобъ я молчалъ. Поймите, что я у васъ спрашиваю не о томъ, что было и чего не воротишь, а о томъ, что теперь есть. Скажите мнѣ прямо, что вы меня больше не любите, что это давно прошло, что осталась одна только память о прошломъ. Это будетъ по крайней мѣрѣ понятно, и это зажметъ мнѣ ротъ вѣрнѣе всякихъ обязанностей, потому что конечно я не намѣренъ вамъ повторять то, что вамъ непріятно слышать.
Она стояла, опустивъ руки, потупивъ глаза, какъ приговоренная къ смерти. Нѣсколько разъ какое-то слово готово было сорваться у ней съ языка, но она не рѣшалась его сказать. Онъ подошелъ къ ней близко. Маша потупила голову еще ниже.
-- Что жь вы молчите? шепнулъ онъ ей на ухо.-- Если ваши обязанности требуютъ лжи, то ужь лучше солгать наотрѣзъ, громко, смѣло, чѣмъ лгать такъ, какъ вы теперь лжете безъ словъ.
Марья Васильевна вспыхнула.
-- Не смѣйтесь надъ моими обязанностями, отвѣчала она сквозь слезы.-- Вы должны уважать ихъ, если вамъ дорога память прошлаго.
-- Я не могу уважать ложь.
-- Какая ложь? гдѣ? перебила она горячо.-- О, не спѣшите такъ! и не берите на себя предупреждать мой отвѣть! Остерегитесь, вы можете ошибиться, такъ же какъ и я могу... Я вамъ не намѣрена лгать. Я люблю до сихъ поръ того человѣка, котораго я знала семь лѣтъ тому назадъ... Но гдѣ онъ? Куда онъ дѣлся?.. Много ли отъ него осталось въ самолюбивомъ, самоувѣренномъ эгоистѣ, который теперь выдаетъ себя за него?.. Вы говорите, что ваша любовь не преступленіе?.. Да, еслибъ она осталась такъ же чиста какъ была, тогда вы, конечно, были бы правы... вы могли бы признаться въ ней, не краснѣя передъ Павломъ Петровичемъ, передъ всѣми... Но вспомните, что вы со мною сдѣлали на прошлой недѣлѣ, вспомните мои слезы, мой стыдъ, и вы поймете, что заставляетъ меня избѣгать васъ.
Въ свою очередь онъ молчалъ, опустивъ глаза. Ему стало стыдно за настоящее и жаль прошлаго.
-- Вы шутите съ моимъ положеніемъ, продолжала она,-- смѣетесь надъ моими обязанностями... Развѣ такъ дѣлаетъ тотъ, кто истинно любитъ?.. Вы думаете только о себѣ... Вамъ дѣла нѣтъ до того, что я мать и жена, и что вы меня ставите въ самое затруднительное, самое скользкое положеніе, въ какомъ только можетъ находиться женщина!.. Думала ли я когда-нибудь, что отъ васъ, отъ васъ, Григорій Алексѣичъ, я получу первый урокъ притворства и лжи?..
У Лукина сердце сжалось.
-- Это неправда!.. отвѣчалъ онъ.-- Начало притворства и лжи положено было раньше. Вы начали лгать вашему мужу съ тѣхъ поръ, какъ вы согласились пойдти за него, не любя.
-- Боже мой!.. Что это?-- Марья Васильевна всплеснула руками.-- Это вы ли мнѣ говорите?.. Вы ли осмѣливаетесь меня упрекать за то, что я исполнила волю покойной матери и вышла за человѣка, который меня любилъ, который мнѣ нравился, котораго я уважала?
-- Я васъ и не думаю упрекать. Я говорю только, что не я, а другіе люди и случай, необходимость, однимъ словомъ, жизнь научила васъ лгать, такъ же какъ она научила меня и какъ учитъ всякаго...
-- Я не лгала. Я никогда не увѣряла его въ любви до вѣнца. Но, выходя за него, я обѣщала его любить, потому что онъ былъ достоинъ любви, и я сдержала свое обѣщаніе; я любила его и люблю такъ, какъ всякая честная женщина должна любить мужа... Что вы имѣете противъ этого? Что вы можете имѣть противъ этого? повторяла она съ возраставшимъ раздраженіемъ.
-- О, ничего!.. Успокойтесь; вы тревожите себя по пустому... Еслибы вы были искреннѣе, еслибы вы раньше сказали мнѣ, что вы смотрите на меня какъ на помѣху для вашего семейнаго счастія, вы бы избавили себя отъ нѣсколькихъ лишнихъ непріятностей и хлопотъ, а меня, отъ самой горькой ошибки, какую мнѣ доводилось когда-нибудь испытать... Прощайте! Не поминайте лихомъ...
Онъ поклонился почтительно и повернулся, чтобъ уйдти. На лицѣ у него написано было отчаяніе... Маша съ минуту стояла, молча и неподвижно, смотря ему вслѣдъ. У ней сердце ныло. Начиная съ нимъ разговоръ, она не предвидѣла куда онъ ее приведетъ. Она не хотѣла сказать того, что высказано было теперь сгоряча, въ припадкѣ негодованія, которое вдругъ исчезло куда-то, вслѣдъ за послѣднимъ словомъ, и ни малѣйшей искры его она не могла отыскать въ себѣ. Что жь это?.. думала Марья Васильевна.-- Онъ уходитъ... уходитъ совсѣмъ!.. Неужели же все кончено между нами?.. Неужели она такъ и отпуститъ его?.. Не слишкомъ ли уже рѣзко она отвѣчала ему? Не сказала ли чего лишняго? Чего-нибудь, что уклонялось бы немного отъ строгой истины?.. О, нѣтъ! Такъ не надо!.. Она такъ не хочетъ!..-- Онъ былъ уже за дверьми, въ другой комнатѣ, когда она догнала его.-- Григорій Алексѣичъ!-- Онъ обернулся и посмотрѣлъ на нее съ удивленнымъ лицомъ.-- Григорій Алексѣичъ! Куда вы?..
-- Я... въ городъ.
-- Но вы вернетесь, конечно, сегодня вечеромъ?
Лукинъ молчалъ.
-- Григорій Алексѣичъ! Вы меня не такъ поняли... Я не хотѣла этого... Не имѣла намѣренія съ вами ссориться... Если я вамъ сказала что-нибудь непріятное, то простите меня. Забудьте, какъ я готова забыть.
Онъ былъ такъ тронутъ, что не могъ отвѣчать ни слова. Сжимая протянутую къ нему руку, онъ наклонился, чтобы поцѣловать ее, но рука отнята была прежде чѣмъ онъ успѣлъ это сдѣлать.
-- О, нѣтъ! Нѣтъ, мой другъ! прошептала она, вся вспыхнувъ и убѣгая изъ комнаты.
Въ городѣ нашихъ пріятелей ожидали письма. Между письмами цѣлыхъ три были отъ Софьи Осиповны: одно къ Лукину, другое къ Левелю, третье къ Марьѣ Васильевнѣ. Первое содержало въ себѣ строжайшій выговоръ за лѣность, или, вѣрнѣе сказать, за лукавство. Софья Осиповна была увѣрена, что починки въ домѣ затягиваютоя нарочно, чтобъ удержать ее въ Сольскѣ какъ можно долѣе...
"Это подло!" писала она. И отчего онъ не держитъ своихъ обѣщаній?.. Далъ слово писать въ недѣлю два раза, а вмѣсто того нацарапалъ всего нѣсколько строкъ сначала, и вотъ уже сколько времени ни полслова!.. Что это значитъ?.. Это даетъ ей очень дурное понятіе о З*** и о з--скомъ обществѣ, въ которомъ онъ вѣрно нашелъ себѣ много товарищей на извѣстнаго рода вещи?.. Она теперь кается, что отпустила его изъ Сольска, и кается, что они уѣзжаютъ оттуда... Не было никакой надобности... Въ З*** пойдетъ та же исторія, потому что есть люди, которые останутся неисправимы всю жизнь. Такихъ людей надо наказывать строго, потому что кроткія мѣры на нихъ не дѣйствуютъ... и, въ наказаніе, онъ не узнаетъ одной интересной новости, которую могъ бы узнать, еслибы велъ себя лучше..
Новость была такого рода, что Софьѣ Осиповнѣ надоѣло ждать. Да и какая нужда?.. Развѣ она не можетъ провесть въ Сорокинѣ, у кузины, нѣсколько дней, пока домъ ихъ будетъ совсѣмъ готовъ?.. Это будетъ пріятнѣе, во всѣхъ отношеніяхъ, чѣмъ сидѣть тутъ, на старой квартирѣ, которую надо будетъ оставить скоро и которая начала ужь давно пустѣть... Вещи?.. Да Богъ же съ ними, съ вещами!.. Найдется и безъ нея кто-нибудь, кто сумѣетъ ихъ уложить и отправить. А въ Сорокинѣ ей пришлось бы и такъ гостить, потому что она обѣщала это давно кузинѣ; такъ не все ли равно, когда?.. Лучше теперь, покуда онъ тамъ... Къ тому же, она давно не жила въ деревнѣ... Какъ будетъ весело!.. Кузина, Поль, онъ и она... О, это будетъ премилая партія вчетверомъ!.. Они будутъ дѣлать прогулки въ лѣсу, ѣздить верхомъ, обѣдать на воздухѣ, и никто имъ не будетъ мѣшать, потому что она еще не имѣетъ знакомыхъ въ З***, и не будетъ знакомиться, пока мужъ не пріѣдетъ изъ Сольска. О намѣреніи своемъ она писала Марьѣ Васильевнѣ и Павлу Петровичу, прося ихъ не говорить ничего Лукину, на котораго она очень сердита. Не взирая на эту просьбу однако, новость была сообщена ему въ тотъ же день и заставила его призадуматься... Онъ былъ совсѣмъ не въ такомъ настроеніи духа, въ которомъ легко разыгрывать роль; а тутъ, вмѣсто одной, ему придется разыгрывать двѣ и прятать еще отъ Софьи то, что онъ пряталъ до сихъ поръ только отъ Левеля; а эта вторая задача, онъ зналъ, будетъ гораздо труднѣе первой, потому что Софья ревнива и подозрительна, догадлива и ловка, какъ чортъ. Если успѣетъ поймать хоть ниточку, не удержишь ничѣмъ, доберется какъ разъ до клубка!.. Что дѣлать?.. Благоразумнѣе, можетъ-быть, было бы уѣхать въ городъ и оставаться тамъ подъ какими-нибудь предлогами все время, покуда она будетъ жить въ селѣ. Такъ онъ и думалъ сдѣлать; но онъ не спѣшилъ. "Какая надобность? думалъ онъ: успѣетъ еще двадцать разъ;" а теперь, въ ту же минуту какъ только пришло извѣстіе, это было бы даже неловко, имѣло бы видъ какъ будто онъ испугался и убѣжалъ.
Онъ рѣшилъ дожидаться ея въ селѣ и прожить тамъ при ней какой-нибудь день или два, а послѣ уже уѣхать въ городъ.
Въ назначенный день, все маленькое ихъ общество отправилось въ З*** встрѣчать дорогую гостью. Въ Сорокинѣ кончены были еще наканунѣ всѣ нужныя приготовленія. Отведена комната, возлѣ спальни Марьи Васильевны, для самой гостьи, а возлѣ нея другая, маленькая, для горничной; а дѣтей перемѣстили подальше.
Дорогой они разсуждали, какъ сдѣлать, чтобы не разъѣхаться. Левель хотѣлъ отправить изъ города верховаго въ Порѣчье, на первую станцію, а самимъ ожидать у себя на квартирѣ.
-- Да что же мы будемъ тамъ дѣлать? замѣтила Маша.-- Пожалуй еще наѣдутъ знакомые, не будешь знать, какъ отдѣлаться! Лучше поѣдемъ всѣ вмѣстѣ въ Порѣчье.
Предложеніе это было принято. Въ двѣнадцать часовъ, поутру, они пили кофе на станціи, а въ началѣ втораго, смотритель, по просьбѣ ихъ караулившій на крыльцѣ, доложилъ, что вдали, на дорогѣ, виденъ большой экипажъ шестерней.
Всѣ вышли изъ комнаты; пыльный дормезъ подъѣхалъ; усатый лакей въ военной шинели спрыгнулъ проворно съ козелъ. Изъ экипажа высунулась заспанная головка, въ измятомъ, дорожномъ чепцѣ. Особа, которой головка эта принадлежала, потягивалась, зѣвая во всеуслышаніе и протирая себѣ глаза, точь-въ-точь какъ то было уже описано разъ... Съ просонковъ, она не замѣтила общества, которое дожидалось ея на крыльцѣ; а между тѣмъ одинъ изъ присутствующихъ, проворно сбѣжавъ съ крыльца, самъ отворилъ ей дверцы. Это былъ Левель.
-- Кузина, здравствуйте! сказалъ онъ...
Софья оглянулась...-- Ахъ, Боже мой!... Поль! мой милый!-- Она вскрикнула и бросилась прямо къ нему на шею. Онъ вынесъ ее на рукахъ изъ дормеза.
-- Поль! Да ужь полно вы ли это? Какимъ образомъ вы очутились здѣсь?.. Развѣ я ужь пріѣхала?
-- Не совсѣмъ еще. Вы на послѣдней станціи. Мы съ женой пріѣхали васъ встрѣчать... Вотъ она; прошу полюбить.
Софья оглянулась. Молодая, стройная дамочка, въ бѣломъ бурнусѣ и въ соломенной шляпкѣ съ голубыми цвѣтами, стояла возлѣ нея, застѣнчиво усмѣхаясь.
-- Marie! Это вы? О! какъ это мило!-- Она протянула ей обѣ руки, и онѣ обнялись очень нѣжно...-- Это вы наконецъ? Да дайте же, дайте же на васъ посмотрѣть, моя душка, милочка!..-- И Софья Осиповна вертѣла ее какъ куклу, хохоча во все горло, цѣлуя, припрыгивая и прихлопывая въ ладоши.
Лукинъ, между тѣмъ, стоялъ въ сторонкѣ и подошелъ только тогда, когда первый порывъ привѣтствій и поцѣлуевъ былъ истощенъ.
-- Какъ и вы здѣсь? сказала Софья, дѣлая видъ какъ будто теперь только замѣчаетъ. Встрѣтивъ его полустрогимъ, полувопросительнымъ взоромъ, она погрозила ему пальцемъ издали, и потомъ уже протянула руку; но, тотчасъ же отворачиваясь,-- знаете, я вамъ что скажу? шепнула она своей новой пріятельницѣ.-- Я ужасно какъ ѣсть хочу!..
Марья Васильевна обернулась къ мужу.-- Нѣтъ, не здѣсь, продолжала Софи.-- Я на станціи не люблю. Скоро ли мы пріѣдемъ къ вамъ?.. Мы будемъ обѣдать, n'est ce pas, когда къ вамъ пріѣдемъ?
Маша смѣясь отвѣчала, что да. Лошади между тѣмъ были заложены. Двѣ дамы сѣли въ дормезъ, а мущины въ коляску, и всѣ покатили прягіо въ Сорокино.