ЛИЦА

Яков Ильич Звенигорский.

Вера Павловна Струйская.

Клеопатра Даниловна Вертоухова.

Соня.

Роскошно убранная гостиная в квартире Веры. Прямо против зрителей два окна, справа и слева, двери -- левая выходная, на окнах и дверях драпировки. Справа от зрителей диван, слева козетка и кресло. День.

Явление I.

Вера и Соня (входят в левые двери).

Вера (снимая шляпку). Яков Ильич не был?

Соня. Нет, сударыня, теперь только час, а они приходят всегда в три.

Вера. Да, но с некоторых пор он стал редко бывать у меня, а если придет, то не засиживается подолгу, как бывало в прошлом году. С ним, как я заметила, бывает что-то непонятное, мне начинает казаться, что он уже разлюбил меня и думает бросить.

Соня. Что вы это, Вера Павловна, да я думаю, что у генерала только и дум, что о Вас одних. Я не замечала, чтобы они переменились к Вам. Нет этого, кажется, не будет никогда, ведь он Вас так любит.

Вера. Ты думаешь?

Соня. Тут и думать нечего. Видно, ведь, генерал Вам ни в чем никогда не отказывает. Стоит Вам только намекнуть на что-нибудь -- глядишь -- он уже понял и исполняет Ваше желание, разве это не значит, что генерал по-прежнему Вас любит.

Вера. Да, может быть, и любит, только уже не так как прежде.

Соня. Нет, Вера Павловна, да, ей-Богу, это Вам только так кажется, генерал никогда Вам не изменит. Жаль, право, что он человек женатый, а то вот, хоть сейчас голову свою готова отдать, за то, что вы были бы генеральшей.

Вера. Ты думаешь, что он женился бы на мне?

Соня. Да, наверное, так. Ведь он Вас так крепко любит, что, ей-Богу, крепче уже и любить нельзя.

Вера (задумчиво). Полно. Ведь это тебе только кажется, а мне думается, что он никогда особенно сильно не любил меня.

Соня. Ну, уж это совсем грешно говорить, Вера Павловна, кажется, никому бы так не пристало быть за генералом, как Вам. Я бы иначе и не величала Вас, как Вашим Превосходительством, как бы тогда хорошо было.

Вера. Перестань, Соня, для чего говорить о том, чего быть не может.

Соня. Отчего же не может? А вдруг жена Звенигорского умрет, вот тогда...

Вера (строго Соне). Глупостей не говори!

Соня (смущенно). Виновата, Вера Павловна. Платье будете переменять?

Вера. Нет, не буду, шляпку прибери, я больше никуда не пойду.

Соня. Слушаю. (Уходит направо).

Явление II.

Вера (одна). Соня думает, что Звенигорский по-прежнему любит меня, по-прежнему только ждет случая, чтобы исполнить мое желание. Нет, с некоторых пор чувства его ко мне заметно переменились. Он стал холоднее, сдержаннее, как будто даже суше в обращении, стал реже бывать и скорее уходить от меня. Он, видимо, уже тяготится мною, я ему надоела и ему хочется меня бросить. Ну, что ж... (Пауза.) А если, в самом деле, бросит, тогда что? Опозоренная, обесславленная названием содержанки-любовницы -- куда я денусь? Ведь у меня ничего нет! Все, что здесь есть, все это не мое, все взято в прокат или принадлежит Звенигорскому, что же меня ожидает впереди: позор, бесславие, нищета и развратная жизнь (вздрагивает). Страшно даже подумать. Да нет, неужели же если он вздумает меня бросить, то ничего не оставит? Неужели ничем не обеспечит? Вот он, вот когда опять мрачные мысли начинают волновать меня, вот когда снова начинает повторяться то, что уже раз пришлось вынести мне в своей жизни. Неужели же мне опять придется остаться почти нищей, покинутой всеми и опять бегать по людям и искать себе места гувернантки или, даже, горничной, чтобы чем-нибудь заработать себе кусок хлеба. Было же уже такое время, когда я осталась без крова, но тогда я была честной, неопозоренной девушкой, тогда я могла прямо смотреть всем в глаза, а теперь... Теперь я... Что же я такое? Как будут смотреть на меня? Как буду я сама смотреть на всех? Меня будут презирать, мне будут с отвращением говорить в глаза, что я была на содержании, что я продажная и бесчестная женщина. Нет, нет, дальше уйдите эти мысли (садится). Они все, те, которые будут презирать меня, не будут понимать моих мучений, не будут знать, сколько слез пролито мною, сколько ночей я провела без сна до того дня, в который стала любовницей Звенигорского, они не захотят предположить, что не из любви к разврату и богатству пошла на содержание, тоска, бедность, голод и лишение заставили меня забыть девичий стыд и броситься в объятия Звенигорского, которого я любила только одну минуту и именно ту, когда он описывал мне все радости и все счастие любви... В эти минуты, я хотела бы выключить их из своей жизни, я забылась, забыла все на свете и стала его любовницей. (Задумывается. Слева входит Вертоухова.)

Явление III.

Вера и Вертоухова.

Вертоухова (подходя к двери). Вера! Ты, кажется плачешь?

Вера (отнимая руки от лица). Ах, тетя! Здравствуйте!

Вертоухова. Здравствуй, милочка (целуются), что это ты плачешь, кажется?

Вера. Нет, так задумалась немного, что же Вы стоите, садитесь, тетя!

Вертоухова (садясь). О чем же это ты задумалась с таким самозабвением, что даже не слышала, как я вошла? Что рисовало тебе твое пылкое воображение, моя роскошная красавица, веселые или грустные были твои думы?

Вера. Больше грустные, чем веселые.

Вертоухова. Вот как, так и у тебя бывают мрачные мысли и думы невеселые? А?

Вера. Что же тут удивительного, разве мне нельзя думать о чем-нибудь невеселом или Вы думаете, что мне всегда должно быть весело?

Вертоухова. Да, милочка, мне так кажется, что тебе грустить и задумываться не о чем. О чем же бы думать, чего еще желать, когда тебе дано все: и квартира богатая, и лошади, и бриллианты, и золото, и прислуга, чего, чего не дал тебе твой Яков Ильич. Где уж тут задумываться и грустить. Да при этаком богатстве никогда в голову грустная мысль не пойдет.

Вера. Не в богатстве счастье, тетя.

Вертоухова. Это все глупости. Эта поговорка совершенно глупая. Только в богатстве, кто богат, тот может иметь все, а кто все имеет тот и счастлив. Чего тебе не хватает, ну скажи об этом Звенигорскому и он, вероятно, не откажется сделать тебе удовольствие, и удовлетворит твоему желанию. Ведь он все может сделать чтобы угодить тебе.

Вера. Полно, все ли?

Вертоухова. Без всякого сомнения. Он человек богатый и ему все легко достается, и ему только, кажется, стоит глазами моргнуть и его желание исполнено, не то, что у нас, бедняков.

Вера. Не стану спорить, тетя. Положим, что Звенигорский мог бы предоставить мне еще что-нибудь, но меня тревожит сомнение...

Вертоухова. Сомнение? Какое? Чего же ты тревожишься?

Вера. Захочет ли он.

Вертоухова. Кто, Звенигорский? Да от чего же ему не захотеть, или ты заметила, что он изменяет тебя?

Вера. Кажется, так.

Вертоухова. Есть что-нибудь двусмысленное в его поведении?

Вера. Есть что-то.

Вертоухова. Что же именно?

Вера. Он стал реже и реже бывать у меня, как будто охладел, далее...

Вертоухова. И больше ничего?

Вера. Стал, как будто, скрытнее, чем был прежде, стал реже искать моих ласк. Это, конечно, все мелочи, но они мне кажутся подозрительными...

Вертоухова. Это, конечно, надо принять к сведению, милочка, но он, быть может, занят теперь, может быть, ему дела мешают быть у тебя, также часто, как прежде. Это, ведь, вещь более чем допустимая...

Вера. Может быть, но, во всяком случае, я, как мне кажется, должна, в скором времени, ожидать разрыва с ним.

Вертоухова. Это дурное ожидание, конечно, со стороны мужчины всегда можно, даже должно, ожидать измены потому, что это страшно непонятный народ, но мне все-таки кажется, что Яков Ильич не способен на это. Гм-гм... А ты его любишь?

Вера. Я никогда его не любила, но я привыкла к нему за эти полтора года, которые я нахожусь у него на содержании. Разумеется, мне будет горько расстаться с ним.

Вертоухова. Легче, чем ты думаешь. Хорошо, что ты его не любишь. Это важнее всего. Он тебя бросит и ты не будешь скучать, не будешь хандрить, как это обыкновенно делают отвергнутые любовницы, а прямо и неуклонно пойдешь вперед своим путем.

Вера. Т. е. как это, что Вы хотите этим сказать?

Вертоухова. То, что ты постараешься утешиться тем, что не замедлишь найти себе другого покровителя.

Вера. Тетя, это шутка?

Вертоухова. Ничуть. Я говорю совершенно серьезно, милочка. (Вера отодвигается). Глупо, и очень глупо было бы с твоей стороны отказаться от покровительства какого-нибудь богача, который представил бы тебе свои туго набитые карманы взамен твоей любви, тем более глупо, что ты уже привыкнув к роскоши вдруг останешься ни с чем. Это больше чем нехорошо. Ведь ты молода и очень хороша. Ну, за тобой немало увивалось молодых людей за это время. Вот, например, хоть бы князь Чутков, он еще очень молод и, хотя поношен немного, зато страшно богат. Он очень умильно посматривает на тебя и, кажется, с большим нетерпением ожидает твоего разрыва со Звенигорским. Поверь, что если это случится, то князь без замедления предложит тебе свое сердце и, главное, туго набитые карманы. Бери сколько хочешь, ведь он втрое, впятеро богаче Звенигорского, у него громадные поместья в Псковской и Черниговской губерниях, и эти поместья приносят не менее пятидесяти тысяч в год, кроме того, у него бумагопрядильная фабрика и конский завод. Ведь это не шуточные богатства. Уж квартиру твою он не так отделает, как Звенигорский. Он затмит его роскошью и великолепием отделки, лошадей даст не одну, а три пары, кроме того, коляску, карету, прислугу. Ты будешь жить, как герцогиня.

Вера (встав). Довольно, тетя, я не хочу слышать больше ничего подобного (гордо). Я не за богатство продала себя Звенигорскому. Вспомните, что после смерти матери, я осталась с маленькой сестрой, за которой я должна была присматривать, которую должна была кормить и одевать. Ради нее я выносила голод, холод и всякие лишения, ради нее, наконец, я решилась стать содержанкой. Я проклинаю ту минуту, в которую он, как дьявол-искуситель, сумел увлечь меня своей неподдельной, искренней страстью, своими ласковыми речами сумел отнять у меня то, его теперь возвратить не в состоянии. Мою честь! Да, он отнял у меня честь в одну минуту, в которую я поддалась его ласкам, в которую мне казалось, что я люблю его. Я раскаивалась потом, но было уже поздно...

Вертоухова. В чем было раскаиваться? И незачем было упрекать себя, ты за свое увлечение получила все.

Вера. Богатство поучила, да, но к чему оно мне? Сестра моя умерла чрез месяц после того, как я пошла на содержание. (Пауза).

Вертоухова. Так что же ты думаешь делать после того, как Звенигорский бросит тебя? Этот вопрос более, чем интересный. Нищенствовать и терпеть опять нужду, как два года назад? Ну, не думаю, чтобы тебе легкой и приветливой теперь показалась прежняя твоя жизнь, после того, как ты привыкла жить в роскоши. После богатой и комфортной обстановки, не очень то приятно будет взглянуть на какую-нибудь скверную -- вроде трехногого стола да поломанного табурета.

Вера. А что делать-то, а если придется жить в такой обстановке, то и буду жить так, как позволят мне средства.

Вертоухова. Фи, это после-то мягкой мебели, пересесть на простую деревянную, из шелков и бархата переодеться в ситец и бареж. Фи, Вера, c'est des tres mauvais.

Вера (садясь). Так Вы думаете, что я пойду на содержание другого человека, если Звенигорский меня бросит?

Вертухова. А то что же, работать станешь, трудится? Ха, ха, ха! В белошвейки пойдешь, вот-то было бы интересно. Ну, не думаю, что у тебя хватит надолго терпения сидеть с согнутой спиной над иглой по целым дням, да, я думаю, и руки-то твои разучились работать. Ты, верно, уж не помнишь на который палец наперсток-то надевается, да как игла берется в руки.

Вера. Научусь.

Вертоухова. Приятная перспектива, сидеть целый день в магазине и ничего не видеть, кроме полотна, коленкора, ниток и иголок. Ха, ха, ха! Смешно.

Вера. Свыкнусь, а не хватит терпения, так мне, ведь, и жить-то не для кого, я одна на свете.

Вертоухова. Не для кого, так для себя самой. Было бы чересчур глупо с твоей стороны решиться на самоубийство в то время, когда тебе стоит только пожелать хорошо и вокруг тебя неотступно будет вертеться князь Четуков. Было бы глупо променять веселое, беспечальное житье на смерть, которая и без того придет в свое время. Уж, по-моему, если начала что, то веди до конца, а бросать нечего, все равно -- семь бед -- один ответ. Я признаюсь тебе откровенно, очень довольна тем, что ты так хорошо живешь, хотя многие люди, особенно барыни, смотрят на тебя с презрением, как на продажную женщину. Сначала, правда, я была возмущена, что ты пошла на содержание, но потом, когда обдумала хорошенько, когда увидела, что ты, живя в роскоши, все-таки осталась такою же Верочкой, какою была прежде, когда увидела, что ты даже и мне стала помогать в нужде, я пришла к умозаключению, что в твоем поступке очень и очень мало предосудительного.

Вера. К чему Вы это говорите, тетя?

Вертоухова. К тому, милочка, что если Звенигорский бросит тебя, то ты не задумываясь пойдешь на содержание к Четукову.

Вера. Тетя, Вы понимаете, что Вы говорите?

Вертоухова. Даже очень хорошо понимаю, потому, что говорю это сознательно, чего ты боишься в будущем, если последуешь моему совету? Бесславия? Но ты уж и без того обесславлена, боишься злых языков -- так уж и теперь миллионы ходят по городу, боишься замарать себя -- так на грязном новое грязное пятно и заметно-то не будет.

Вера. Тетя, тетя, ради Бога, что Вы говорите. Вы меня топчете, Вы меня унижаете в моих же глазах, Вы заставляете меня презирать себя саму! (Закрывает лицо руками.) Так я грязь, я презренная женщина, которую сравнивают с грязью, про которую иначе не говорят, как с презрением и гадливостью, да за что же все это, за что? Что я кому сделала, да ужели я, в самом деле, такое гадкое и низкое существо, про которое можно говорить только с презрением? За что же Вы меня унижаете, за что так жестоко оскорбляете меня, тетя? Что я Вам сделал? Что я сделала всем людям?

Вертоухова. Полно, милочка, не волнуйся так. Стоит ли обращать внимание на глупые злые толки и презрительные отзывы о себе? Какое тебе дело до этих пустяков. Так пусть их говорят и осуждают, а ты не обращай на это внимания и продолжай себе жить, как тебе хочется, да поверь мне, что все это они говорят из зависти. Ты думаешь, что в них, в этих барынях, из которых три четверти хуже тебя, говорит чувство благородного негодования, как бы не так, жди от них благородства. В них говорит одна зависть и больше ничего, они завидуют твоему счастью, а я, назло всем, непременно пошла бы на содержание к князю, если бы меня бросил Звенигорский... даже нет, сама бы предупредила его и бросила бы первая.

Вера. Перестаньте, тетя, перестаньте говорить такие вещи. За кого Вы меня принимаете, за развратницу, за распутную женщину, торгующую своей любовью! Молчите, Вы и без того уже унизили и уничтожили меня. Мне так гадко теперь смотреть на самою себя, я сама себя презираю.

Вертоухова. Есть чего и из-за чего ты так волнуешься? Из чего выходишь из себя, неужели из-за того, что там какие-то барышни презрительно о тебе отзываются да пусть их, тебе-то что до этого, довольно с тебя и того, что тебя не презирает твоя родная тетка, а по прежнему тебя любит, не глядя ни на какие толки и отзывы.

Вера. Вы говорите, что любите меня?

Вертоухова. Кто же тебе сказал, что нет. Я тебя всегда любила и всегда буду любить одинаково.

Вера (горько). Нет, если бы Вы любили меня прежде, когда я была бедна, то не допустили бы вы, чтобы я пошла на содержание, Вы протянули бы мне руку помощи, и не оставили бы на произвол судьбы. Нет, тетя, Вы никогда меня не любили.

Вертоухова. Вера, ты оскорбляешь меня. Из твоих слов можно заключить, что я полюбила тебя только за богатство, которым наградил тебя Звенигорский.

Вера. Ах, заключайте, что хотите, мне все равно, я готова теперь оскорблять всех, от первого до последнего и, больше всех, самою себя.

Вертоухова. И охота-то тебе волноваться, охота тревожить себя из пустяков.

Вера. Из пустяков да, правда, не стоит. Это ведь совершенный пустяк, если тебя презирают. По Вашему, следует совсем забыть и честь, и стыд, и советь и стать вполне продажной женщиной, положив себе за правило жить только для одних денег, богатства, роскоши и блеска. Следует отбросить все честное дотла, и уничтожить в себе все хорошее и благородное и знать только одно: деньги и деньги, и в них находить все счастье и радость. Ах! Да я то не могу... не могу... (падает на козетку.)

Вертоухова. Фу, какая ты странная, ну, что ты это, полно, Верочка, охота тебе.

Вера (с рыданием). Вы думаете мне легко это слышать? Думаете, что я настолько уже низко пала, что равнодушно могу перенести все то, что вы мне говорили, да неужели вы, вы, родная тетка, думаете, что я до того опустилась, что для добывания денег, роскошной обстановки и богатых нарядов готова пуститься в гнусную торговлю. Вы, родная тетка, которая должна бы была заменить мне мать, которая должна бы влиять на меня одними хорошими и честными советами, вы в глаза мне говорите такие вещи, в лицо швыряете мне грязью и еще смеетесь, шутите, улыбаетесь. Вы, которая должна бы была отговаривать меня от всего дурного, учить добру, направлять на прямой путь. Вы, ха, ха, ха! Вы сами учите меня развратничать, сами хотите продать меня и сделать из своей племянницы продажную тварь, сами советуете мне торговать собой. Как это гнусно, как гадко!

Вертоухова (встав, сухо). Ну, ты кончила? (Пауза). Слава Богу, я от души извиняю тебе все оскорбления, которые ты нанесла мне сегодня, извиняю потому, что у тебя сегодня, верно, расстроены нервы, ты не можешь говорить спокойно. Я лучше уйду, чтобы снова не подвергнуться целому потоку оскорблений и дам тебе возможность успокоиться. До свидания. (Целует ее в лоб. Вера не поднимает головы) Ну же, Вера! До свидания (Пауза) Странно (Уходит, пожимая плечами и несколько раз оборачиваясь назад. Вера сидит неподвижно).

Явление IV.

Вера (после паузы). Так мне следует продать себя. Это мне советует родная тетка, так куда же девать стыд, совесть, честность? (Встает). Или все это следует забыть, уничтожить в себе, втоптать в грязь, как люди вталкивают меня самую? Да, ведь, я и без того смотрю на себя как на развратницу, падшую женщину, как же буду смотреть на себя, когда паду еще ниже, когда стану за деньги или роскошь торговать собой, нет, гадко, гадко! (Входит Соня).

Явление V.

Вера и Соня.

Соня. Вера Павловна, прикажете подавать обед или будете ждать генерала? Да, тетинька Ваша, уходя, сказала, что через час зайдут опять.

Вера. Опять? Зачем?

Вера. Они сказали, что Вы очень встревожены чем-то и что с Вами невозможно говорить. Так они думают, что через час Вы успокоитесь и тогда они с Вами поговорят (пауза). Так прикажете ждать?

Вера. Ах, мне все равно, ждать, так ждать. Я еще не хочу есть.

Соня. Слушаю (Пауза). Вера Павловна!

Вера. Что?

Соня. Видно тетинька Ваша опять чем0нибудь Вас огорчила?

Вера. Почему ты так думаешь?

Соня. Да потому, что часто, после их уходя, Вы бываете расстроены и даже плачете. Ах, лучше бы Клеопатра Даниловна не бывали так часто у Вас, а то они беду накликают.

Вера. Ты не любишь ее, Соня?

Соня. Да, уж, что греха таить, крепко не люблю. Они, Вера Павловна, ей-Богу, и на родню то не похожи. Разве такая родня бывает? Все у них только одни глупости, намекать начнут уж так, что просто беда, хоть уши затыкай, да вон беги. Уж Вы простите меня, Вера Павловна, что я про Вашу тетушку так говорю, это, ведь, все правда.

Вера. Который час?

Соня Скоро три! (Звонок).

Вера. Это, верно, он.

Соня. Да, это <нрзб.> звонок. (Уходит налево).

Вера (одна). Слава Богу, наконец-то я узнаю всю истину, он должен сказать, что такое с ним происходит. (Слева входит Звенигорский, Вера идет ему навстречу).

Явление VI.

Вера и Звенигорский.

Вера. Наконец-то, Яков Ильич, я вижу Вас, я уже и ждать перестала.

Звенигорский. Здравствуй, Вера (целует ее в лоб). Здорова?

Вера. Здорова.

Звенигорский. Но у тебя глаза что-то красны, ты, верно, о чем-нибудь плакала, что это значит, Вера? Говори, о чем ты плакала. (Садится на козетку и сажает ее возле себя). Давно уж мы не видались, целую неделю, а ты все хорошеешь и хорошеешь с каждым разом больше, но о чем же ты плакала?

Вера. Пустяки, Яков Ильич, не стоит и говорить.

Звенигорский. Однако, мне все-таки хотелось бы знать.

Вера. К чему? Ну, предположите, что мне встретился какой-нибудь пустяк, вот я и расплакалась, чтобы успокоиться. Мы, женщина, ведь, очень часто плачем из пустяков. Вы вот лучше скажите, отчего так давно у меня не были?

Звенигорский. Дела задержали, Вера, у нас теперь время такое страшное, назначена ревизия в Департаменте, приходится все дела приводить в порядок, работы масса, всем чиновникам от первого до последнего положительно нет времени и думать о посторонних вещах, время отдаем на службу.

Вера. Неужели и часа свободного не находится в день, а прежде Вы так часто бывали у меня.

Звенигорский. Прежде, Вера, не такое время было. Вот сегодня я нашел свободный час, чтобы побывать у тебя, а то все служба, обязанности, просто голову теряешь. Ну и, кроме того, кое-какие важные частные дела, на которые убиваются все свободные минуты. Положительно часу покоя нет, то одно, то другое, сам справляешься со всем. И трудно и скучно, иногда хотелось бы и бежать от <нрзб.> дел, чтобы успокоиться да отдохнуть, да как вспомнишь, что если сегодня не сделаешь, что нужно, то завтра придется работать вдвойне, ну, и примешься за работу. Смотришь, чтобы только сбросить лишний груз с плеч долой. Ну, а ты как поживаешь?

Вера. Все по прежнему.

Звенигорский. Не скучаешь?

Вера. Иногда и скучно бывает. (Пауза.) Вы обедали?

Звенигорский. Нет еще, я к тебе прямо из Департамента, но я не буду у тебя обедать потому, что еще вчера приглашен кн. Чутковым на маленькую холостую пирушку. К тебе я заверну на часок, чтобы поговорить с тобой об одном очень важном деле. (Вера делает движение). Надеюсь, что ты будешь благодарна мне и хладнокровно выслушаешь меня, не правда ли? Ведь ты не будешь делать сцен, не будешь осыпать меня упреками.

Вера. Я... я... понимаю Вас, Яков Ильич. Я догадываюсь, о чем Вы хотите говорить, Вы разлюбили меня...

Звенигорский. Не хочу тебя обманывать, Вера. Да, я чувствую к тебе расположение, я уважаю тебя, но уже не люблю.

Вера. Да, я ожидала этого, пора, пришла минута, которую я уже давно ожидала с замиранием сердца, Вы хотите бросить меня...

Звенигорский. И этого не стану скрывать, да, нам надо, необходимо нужно порвать нашу связь... Я бы не бросил тебя из-за одного того, что перестал любить, но одно обстоятельство заставляет меня принять решение разорвать нашу связь, которая, как известно, стала басней всего города. О ней говорят везде, но не это меня смущает. Если бы не то обстоятельство, которое заставляет оставить тебя, я не обратил бы внимания ни на какие толки, но теперь мы должны расстаться.

Вера (глухо). Могу я знать это роковое обстоятельство?

Звенигорский. Да, я скажу. Ты помнишь, я говорил, что жена моя лечится за границей и, может быть, скоро вернется в Россию. На днях я получил от нее известие, что она собирается выехать и через несколько недель будет здесь. Вот это-то обстоятельство и заставляет меня разорвать нашу связь. Надеюсь, ты помнишь, что при жене нельзя публично иметь любовницу, скрыть же нашу связь невозможно, она известна всем. (Пауза.) Вот. В этом состоит моя исповедь. Ведь ты не сердишься на меня.

Вера. За что? Не за то ли, что Вы меня, Вашу любовницу, свою содержанку, меняете на законную жену. Нет, я не имею права сердиться, потому, что Вы поступаете так, как должен поступать всякий честный человек. Нет, я не сержусь, Яков Ильич.

Звенигорский. Ты скромная женщина, Вера. (Целует ей руку.) И тебя можно уважать... благодарю... Но я еще не все сказал, осталось самое важное. (Пауза). Горько раскаиваясь в том, что я обманом овладел тобою и был причиною твоего падения, я от всей души хочу вознаградить тебя за все потерянное тобой.

Вера (с горечью). Вы хотите деньгами заплатить за мой позор -- мне?

Звенигорский. Нет, я хочу больше того, я хочу вознаградить тебе самое дорогое тебе, я хочу возвратить тебе честь, отнятую мною. Я хочу выдать тебя замуж.

Вера. Яков Ильич, неблагородно смеяться над униженными и оскорбленными.

Звенигорский. Я не смеюсь. Вера, выслушай до конца. У меня в Департаменте есть один чиновник -- Полозов, может быть, ты слышала эту фамилию. Он страшно беден и получает крайне незначительное содержание и должен найти деньги кормить мать и сестру, положение этих людей самое плачевное, они кругом в долгах и не сегодня-завтра все их скудное имущество пойдет под молоток, а сами они будут выгнаны на улицу. Пользуясь такой крайностью, таким бедственным положением Полозова, я предложил ему две недели тому назад, жениться на тебе. Ответ от него я должен получить на днях. Надеюсь ты не откажешься принять этот дар прежней любви.

Вера. Вы думаете, что получите от Полозова благоприятный отзыв, что он захочет связать свою жизнь с жизнью какой-то содержанки?

Звенигорский. Я думаю, он не откажется получить за это 25 тысяч, которые я ему дам. Он горд, очень горд и, будь он один, он, наверное отказался бы, но, ради матери и сестры, он, вероятно, захочет получить 25 тысяч. Да, кроме того, еще несколько тысяч на уплату долгов.

Вера. Вы хотите купить его имя? Но это не честно.

Звенигорский. Для тебя, Вера, я не хочу, чтобы ты навсегда осталась опозоренной... Имя твоего мужа прикроет позорное пятно, лежащее на твоем имени. Если ты останешься опозоренной, то мою душу будут вечно терзать угрызения совести. (Берет ее за руку.) Ну, скажи же, ты не откажешься исполнить эту просьбу... (Пауза). Вера! Скажи, я умолю, умоляю тебя всем святым для тебя, не откажись, успокой меня и мою совесть...

Вера. Вы боитесь, что я в будущем могу в присутствии Вашей жены, объявить, что я Ваша любовница и требовать вознаграждения.

Звенигорский. Я не боюсь этого потому, что ты не способна на такой поступок, для этого ты слишком горда, а я слишком уважаю тебя, чтобы мог думать о таких вещах. Говори -- ты согласна на мое предложение? (Пауза). Вера! Пойми же, что, выйдя замуж, ты будешь обеспечена и защищена от всех злых толков, которые ходят про тебя, не отказывайся, согласись на мое предложение.

Вера. Яков Ильич, не меня Вы должны просить об этом, а того, кого хотите дать мне в мужья. Если согласится он взять меня замуж такою, какова я есть, то мне останется одно -- принять Ваше предложение.

Звенигорский. Больше мне ничего не надо, значит ты согласна?

Вера. Да уж лучше умереть ненавидимой одним мужем, чем оттолкнутой всеми.

Звенигорский. (целует ей руку). Ты не поверишь, как ты меня обрадовала и осчастливила, Вера. Благодарю, что ты не отказалась. Я, по крайней мере, буду не так жестоко мучиться и совесть моя не с такой силой будет упрекать меня и терзать мою душу. За эти дни я положительно измучился целым рядом угрызений и мыслями о твоей будущности.

Вера. Я никогда не видела Вас врагом.

Звенигорский. Но теперь?

Вера. Нет.

Звенигорский. Так, значит, я могу, по праву друга, рассчитывать на то, что ты исполнишь мою одну, самую последнюю, просьбу.

Вера. Исполню, говорите.

Звенигорский. Вот, не откажитесь принять на память вот это. (Подает ей бумажник). Здесь пять тысяч. Я знаю, что ты любила помогать бедным, пусть эти деньги пойдут на них, берешь?

Вера. Благодарю Вас.

Звенигорский. (встает). Теперь все сделано, разошлись, расстались как друзья. До свиданья, дорогой друг. На днях я дам знать. Если Полозов согласится, то и говорить об этом нечего, если не согласится, то я поищу другого исходя для тебя. Для тебя. (Целует ей руку и уходит).

Явление VII.

Вера (одна, некоторое время, смотря ему вслед). Боится упреков и угрызений совести. Нет, не совести Вы боитесь, Яков Ильич, совесть Ваша упрекает Вас очень мало и завтра уже совсем перестанет. Вы меня самою боитесь, Вам страшно, что я решусь когда-нибудь явиться между Вас и Вашей женой и потребовать от Вас платы за свой позор, вот поэтому-то Вы и хотите выдать меня замуж за неизвестного мне человека, который, может быть, сам будет заставлять меня торговать собой. (Слева входит Вертоухова).

Явление VIII.

Вера и Вертоухова.

Вертоухова. Ну, кажется, успокоилась, а! Кажется, теперь моя Верочка, не осенью хмурой, а весной красной и веселой смотрит. Так то лучше! У тебя и взгляд веселее и лицо не так бледно. Сейчас видно, что повидалась с ним, с кем так хотела увидеться. Ну, что же тебе сказал твой Яков Ильич? Все про прежнему тебя любит? (Пауза). Что же ты молчишь, Верочка, отвечай же что тебе сказал Звенигорский?

Вера. Бросил.

Вертоухова. Бросил? Нет, ты шутишь.

Вера. Бросил и замуж выдает.

Вертоухова. Что ты! Замуж? За кого же? Вот неожиданность! и не верится что-то.

Вера. Да и мне тоже не верится, однако это правда (голос обрывается). Вот доказательство, он заплатил мне (рыдает).

Вертоухова. Ну, Верочка, полно. Успокойся, милочка, да разве стоит мужчина, чтобы за ним плакать, полно, успокойся.

Вера (переставая плакать). Да, не нужно плакать, слезами старого не вернешь, что было, то прошло.

Вертоухова. Ну, конечно, не стоит плакать, ты, вот, лучше скажи, за кого он тебя выдает.

Вера. За одного из своих чиновников, Полосова.

Вертоухова. Как, за этого голыша? да неужели он лучше не нашел?

Вера. Вы знаете этого Полозова?

Вертоухова. Да, по слухам, он беден, как нищий, живет с матерью и сестрой, сестра занимается попрошайством и шитьем, мать ничего не делает, не в состоянии, совсем старуха... живут очень скверно, по неделям голодают.

Вера. А его-то самого как описывают? Он-то каков по характеру?

Вертоухова. Так, пустяк, какой-то мелкий чиновничишка, чуть ли не писарскую должность занимает, молодой и неумен, вед он недоучка, из университета за леность выгнали, вот он и поступил нищим в Департамент. Ну, да это ничего, даже хорошо, что у тебя муж дурак будет, прав своих предъявлять не посмеет. Что же Звенигорский дает тебе, кроме мужа дурака?

Вера. Деньгами 25 тысяч.

Вертоухова. Ну, это немножко мало, тогда бы и побольше дать, но и это все-таки хорошо. Деньги-то тебе или мужу?

Вера. Мужу.

Вертоухова. Ну, это совсем свинство. И неужели тебе ничего?

Вера. Вот 5 тысяч.

Вертоухова. Фи, только-то. Бессовестный, хоть бы самого себя постыдился. Имеет сто тысяч дохода и дает только 5 тысяч. Позор, порядочная свинья.

Вера. Тетя!

Вертоухова. Ну хорошо, не буду. Конечно, назвать стоит. Я устроила бы ему скандал за его бессовестность, но ты, ведь, этого не сделаешь, не сумеешь, а я бы сделала, потому, что он стоит этого. Я бы сорвала с него не 20, а 50 тысяч.

Вера. Полно, тетя!

Вертоухова. Ну, не буду, не буду. А, кстати, милочка, у меня к тебе просьба есть. Я еще давеча хотела поговорить с тобой об этом, да ты была так расстроена... Видишь ли, голубчик, мне до зарезу нужно 100 рублей, а взять негде, до пансиона еще долго ждать. Не можешь ли ты одолжить мне на время, я скоро тебе возвращу...

Вера (подает ей сторублевку). Нате, тетя...

Вертоухова. Мерси, душечка, очень благодарю, только знаешь, что если тебе не трудно, то дай еще сотню, я разом отдам, ладно?

Вера. Конечно, можно (дает ей сторублевку).

Вертоухова. Спасибо, милочка. (Целует ее). Спасибо. Мне так нужны деньги, просто до зареза. (Целует ее). Так, значит, ты скоро будешь m-me Полозовой, ха, ха, вот весело-то будет, вот когда Чутков будет ухаживать за тобой, да делать тебе подарки, пользуясь случаем, что у тебя муж такой дурак! Звенигорский отлично сделал, что выбрал тебе в мужья этакого дурня, ха, ха, ха!

Вера. Тетя, я Вас прошу оставить эти шутка. Меня коробит от них.

Вертоухова. Ну, не буду, уж не буду, а ты еще не обедала, милочка, мне страшно есть хочется, после прогулки.

Вера. Пойдемте, я прикажу подавать.

Вертоухова. Пойдем, милочка. (Прячет деньги). А что у тебя сегодня на обед? Куропатки будут? А? Я их очень люблю. (Уходят обе направо).

Занавес.