Мм. гг. Съ иными надеждами, при иныхъ обстоятельствахъ собирались мы въ этой самой залѣ, четыре мѣсяца тому назадъ. Не успѣло закатиться солнце, озарившее погромъ сербской рати на Дюнишѣ, какъ надъ Славянскимъ міромъ занялась, повидимому, заря новаго бодраго дня, исполненнаго радостныхъ упованій. Въ тотъ мигъ, когда, казалось, все погибало, когда въ неравной борьбѣ сломился русскій геройскій оплотъ, созданный въ Сербіи съ такимъ трудомъ и любовью, одинокими усиліями Русской земли, безъ всякаго содѣйствія русской власти,-- подвиглась вдругъ сама великая наша держава и грознымъ: "не далѣе!" остановила натискъ побѣдоносныхъ турецкихъ войскъ. Вы помните громовое дѣйствіе на умы въ Россіи и Европѣ русскаго ультиматума. Откуда взялась сила этого слова, предъ которой преклонился міръ? Опиралась ли она на готовыхъ надежныхъ союзниковъ, на политическія, вѣрно разсчитанныя соображенія? Праздные вопросы! Она взялась изъ себя самой, изъ своей внутренней правды. Устами Царя рекла, негодуя, сама историческая совѣсть Россіи, и слово Его прогремѣло, какъ "власть имущее"...
Не правы ли мы были, повидимому, когда, подъ впечатлѣніемъ этого событія, въ засѣданіи Комитета 24-го октября, выражали вамъ надежду, что "не только русское общество не дастъ осрамить русское имя, но уже близокъ часъ, такъ давно всѣми нами желанный и призываемый, когда русское общество сдастъ бремя необычной и несвойственной ему дѣятельности государству, когда само наше правительство, во главѣ и при содѣйствіи общественныхъ силъ, возьметъ защиту Славянъ въ свои крѣпкія руки"...?
Вскорѣ затѣмъ эти наши надежды были подтверждены торжественно и всенародно. 30-го октября въ Кремлѣ, среди святыни и древности московской, Русскій Царь вступилъ въ общеніе со своимъ народомъ, въ общеніе духа съ его прошлыми и грядущими судьбами и держалъ къ нему рѣчь, на вѣки врѣзавшуюся въ народную память. Самодержавный Царь явилъ Себя причастнымъ сердцемъ тому великому движенію, которымъ ознаменовалъ себя прошлымъ лѣтомъ Его народъ, выславъ своихъ сыновъ на борьбу съ врагами Славянства и вѣры. Онъ помянулъ сочувственнымъ словомъ "нашихъ добровольцевъ, изъ коихъ многіе, какъ выразился Государь,-- поплатились кровью за славянское дѣло ". "Я знаю -- такъ всенародно возвѣстилъ Царь -- что вся Россія вмѣстѣ со Мною принимаетъ живѣйшее участіе въ страданіяхъ нашихъ братьевъ по вѣрѣ и по происхожденію "... "Если Я увижу, продолжалъ далѣе Государь, что мы не добьемся такихъ гарантій, которыя обезпечивали бы исполненіе того, что мы въ правѣ требовать отъ Порты, то Я имѣю твердое намѣреніе дѣйствовать самостоятельно... Да поможетъ намъ Богъ -- такъ заключилъ Государь Свою рѣчь -- исполнить наше святое призваніе ".
Нѣтъ мгновеній возвышеннѣе тѣхъ, когда, внезапнымъ подъемомъ всенароднаго духа, вся многовѣковая исторія страны вдругъ затрепещетъ въ ней живою движущею силой, и весь народъ послышитъ себя единымъ, цѣльнымъ въ вѣкахъ и пространствѣ, живымъ историческимъ организмомъ. Такую именно минуту пережили мы съ вами въ завѣтный день 30-го октября, когда вся Русь, въ лицѣ Москвы, принимала отъ Царя Его мысль и слово, и устами Москвы же, въ ея отвѣтномъ адресѣ на благую вѣсть, выражала свою вѣру и страстное желаніе: "да прейдетъ слава Царя-Освободителя далеко за русскій рубежъ, во благо нашимъ страждующимъ братьямъ, во благо человѣчеству, во славу истинѣ Божіей".
Вторя Москвѣ, возликовала и заговорила вся русская область, и до сихъ поръ еще не перестаютъ доноситься изъ дальнихъ концовъ нашей земли запоздалые въ своей радости отголоски...
Эти слова Государя не были дѣломъ случайнаго, личнаго державнаго произволенія. Это было наитіе историческаго духа. Онъ говорилъ, какъ преемникъ царей, какъ преемникъ Ивана III, принявшаго отъ Палеологовъ гербъ Византіи и сочетавшаго его съ гербомъ Московскимъ,-- какъ преемникъ Петра и Екатерины,-- какъ вѣнчанный блюститель древнихъ преданій и непрерывавшагося историческаго завѣта.
Отъ этихъ словъ не можетъ быть отреченія,-- развѣ бы самъ Русскій народъ отрекся себя и своего призванія, и подписалъ бы себѣ смертный приговоръ.
Я не напрасно привелъ вамъ на память это наше недавнее прошлое, которое такъ многіе спѣшатъ забыть и которое повидимому въ такомъ рѣзкомъ противорѣчіи съ настоящимъ: небо надъ нами, казавшееся такимъ лучезарнымъ, заволоклось сѣрыми, удушливыми облаками... Слова, сказанныя въ Кремлѣ, непреложны, какъ истина, но напрасно было надѣяться на немедленное торжество истины! Между нею и ея исполненіемъ воздвиглись какія-то изумительныя, неуловимыя препятствія. Наше "святое призваніе", о которомъ говорилъ Государь, несомнѣнно, но видно для того чтобы подъять и понести его, нужна несокрушимая вѣра въ Россію, въ ея правду и ея силу,-- нужно съ ея народомъ единеніе въ духѣ,-- нужно именно то, въ чемъ, къ нашему вреду и позору, обличалась срамная скудость. Вспыхнувшій на мгновеніе свѣтъ историческаго откровенія, озарившій, казалось, даже головы скудоумныхъ, скоро затмился въ сознаніи дѣятелей, и не руководимые ни чувствомъ, ни инстинктомъ народнымъ, они колобродятъ въ умственной тьмѣ, гоняясь за блуждающими огнями европейской мысли. Въ самомъ дѣлѣ, какъ опредѣлить вамъ положеніе славянскаго дѣла за эти четыре мѣсяца нашего нравственнаго удушья? Какое зрѣлище представляется намъ? Наша могучая, великая Россія, сойдя съ прямаго пути истины, тяжело плутаетъ по дебрямъ и закоулкамъ политики, на удивленіе и удовольствіе всей Европы. Она же могучая, великая, единая Славянская держава не перестаетъ безпокоиться объ устройствѣ въ пользу Славянъ какого-то благотворительнаго европейскаго концерта, и всякій разъ, когда по ея настоянію концертъ состоится,-- концертъ, гдѣ всѣ вопятъ нагло-фальшивыми голосами, а Россія выводитъ свою мелодію теноромъ, деликатнымъ, но за то искреннимъ,-- всякій разъ, къ ея удивленію, выручка оказывается въ пользу Турокъ! Мы видѣли длинный рядъ дипломатическихъ совѣщаній, съѣздовъ, и объѣздовъ, въ которыхъ всѣ участники, не обманывая другъ друга, обманывали лишь одну Россію, не прибѣгая даже и къ хитрости, грубо и явно. Но никакіе обманы, никакія обиды и оскорбленія не могли поколебать упрямой кротости и назойливаго миролюбія русской дипломатіи: обиды, отъ которыхъ щеки Россіи пылаютъ стыдомъ и изнываетъ сердце. Полагаю это выраженіе позволительно хоть теперь употребить намъ, Русскимъ, послѣ того, какъ самъ его величество, германскій императоръ Вильгельмъ, всего менѣе заинтересованный въ славянскомъ дѣлѣ, выразился въ разговорѣ съ посланнымъ недавно въ объѣздъ русскимъ дипломатомъ (какъ напечатано въ русскихъ газетахъ) такими словами: "предлагайте что угодно и будьте увѣрены, что я поддержу всѣ мѣры, принятыя вами, чтобъ избавить ваше правительство, меня самого и всѣ христіанство отъ жгучаго стыда". А между тѣмъ Турки рѣжутъ, да рѣжутъ и Болгаръ, и Босняковъ, и Старосербовъ, рѣжутъ, сажаютъ на колъ, насилуютъ, правда, не на такую широкую руку, не такъ декоративно и шумно какъ прежде, но втихомолку, исподоволь и не менѣе основательно. А между тѣмъ сотни тысячъ семействъ герцеговинскихъ, боснійскихъ, болгарскихъ вотъ уже второй годъ влачатъ самое бѣдственное, ужасное существованіе, вдали отъ родины, на чужбинѣ: поля ихъ остаются необработанными, сады невоздѣланными, а Русскій народъ, самъ обремененный нуждою, истощается въ собственныхъ средствахъ, поддерживая несчастныхъ посильными подаяніями.
А между тѣмъ Болгарія, которой муки подвигли даже и Европу на состраданіе, которой участью была повидимому болѣе всего озабочена русская дипломатія и которая поэтому уже обнадежилась, что для нея настаетъ пора новой самостоятельной жизни,-- Болгарія начинаетъ содрогаться отъ ужаса при одной мысли о грозящемъ ей разочарованіи. Если этому страдальческому племени, послѣ того, что сулило ему русское народное движеніе въ 1876 году, придется поколебаться въ своей вѣрѣ въ Россію, оно падетъ въ такую глубокую бездну отчаянія, изъ которой едва ли выйдетъ, или же погибнетъ духовно, отдавшись во власть иноземцамъ.
А между тѣмъ,-- пока русская дипломатія пытается учинить новый европейскій концертъ, съ пересадкою музыкантовъ и все съ тою же цѣлью не идти далѣе минимума реформъ, добытаго пресловутою и въ самой Европѣ осмѣянною конференціей,-- Сербія, подъ давленіемъ Англіи и Австріи, вынуждена была заключить миръ съ Турціей; миръ, свидѣтельствующій предъ всѣмъ свѣтомъ, что ни во что послужило ей святое братское самоотверженіе Русскаго народа. Все это возвышенное движеніе Русской земли, этотъ подъемъ народнаго духа, это потраченное народное достояніе, составившееся большею частью изъ крестьянскихъ трудовыхъ грошей, эти сотни русскихъ жизней, такъ великодушно и беззавѣтно отданныхъ за вѣру и братьевъ, эта дорогая русская кровь, такъ обильно пролитая на сербскихъ поляхъ за "славянское дѣло", какъ изволилъ выразиться въ своей рѣчи самъ Государь,-- все это оказалось напрасно, втунѣ, пошло ни во что, даже не потянуло на вѣсахъ нашей дипломатіи... Русская кровь осталась не отмщенною, народный подвигъ даже не принятымъ во вниманіе, какъ будто была пролита не русская, а какая-нибудь готтентотская кровь; какъ будто все это происходило гдѣ-то въ Африкѣ или въ Австраліи. Въ довершеніе всего, этотъ народный подвигъ сталъ предметомъ глумленія, насмѣшекъ и клеветы, и не въ однихъ только высшихъ общественныхъ классахъ (что къ несчастью было бы совершенно въ порядкѣ вещей), но даже въ слояхъ, казалось бы, болѣе образованныхъ и мыслящихъ.
Не могу не остановить вашего вниманія на этомъ предметѣ. Начинаетъ проявляться странная повадка хулить и чернить величавый народный порывъ прошлаго года. Ужь не потому ли, можетъ быть, что подобное историческое явленіе обязываетъ, т. е. предъявляетъ запросъ на болѣе высокій духовный строй и на послѣдовательность дѣйствій, налагаетъ нравственный долгъ: и по минованіи порыва оставаться вѣрнымъ началу, лежащему въ его основѣ? Такъ оно и будетъ -- мы вѣримъ -- въ нашемъ простомъ народѣ, но не такъ поступаетъ, большею частью, наше образованное общество. Оно какъ бы спѣшитъ поскорѣе расквитаться съ тѣми впечатлѣніями и даже увлеченіями, которымъ невольно было подчинилось въ прошломъ году. Ему не подъ силу нести долѣе этотъ нравственный грузъ, мѣшающій обычному, легкому отношенію къ жизни. И вотъ, подъ видомъ служенія правдѣ и будто-бы "тяжелой, но святой обязанности самоизобличенія", съ какимъ-то злорадствомъ подбираются и распускаются всевозможныя сплетни, слухи, небылицы, и отчасти и были про всякаго пьянаго добровольца, про всякій случайный безпорядокъ или частное злоупотребленіе. Нѣтъ ничего выгоднѣе, удобнѣе и дешевле отрицанія и скептицизма; они придаютъ человѣку видъ какой-то умственной широкости и многосторонности, чуждой ослѣпленія и фанатизма, а въ сущности только прикрываютъ скудость внутренняго содержанія, бѣдность мысли, отсутствіе крѣпкихъ убѣжденій и нравственнаго идеала. Самоизобличеніе дѣйствительно есть великая духовная сила -- оно серьезно и благотворно; но то, что мы видимъ у насъ -- плодъ духовнаго безсилія и неспособности постигнуть глубокій смыслъ совершающихся явленій. Дошло до того, что наши добровольцы; о которыхъ благоволилъ въ своей рѣчи упомянуть самъ Государь, по возвращеніи стали чуть не опальными въ глазахъ нѣкоторой части общества, преимущественно высшихъ его сферъ, петербургскихъ; полиція, сообразуясь съ настроеніемъ господствующимъ вверху, усердно снимаетъ съ нихъ сербскіе мундиры и черногорскія платья, такъ чтобы ничто не напоминало о постыдномъ увлеченіи прошлаго лѣта. Дошло до того, что отрицаютъ самый фактъ самодѣятельности народной, и опять-таки оттуда, преимущественно изъ Петербурга, доносятся теперь отзывы, что и народное-то сочувствіе православнымъ славянскимъ братьямъ -- просто миѳъ, выдумка; что все это "движеніе" не болѣе, какъ штука Славянскаго Комитета, который бы, кстати, слѣдовало совсѣмъ запретить, стереть, уничтожить; что Комитетъ набралъ лишь отребье со всего народа, да и отправилъ въ Сербію и т. д. въ томъ же родѣ. Это уже не самообличеніе, а какое-то добровольное самозаушеніе или самооплеваніе, доходящее до сладострастія, до безстыдства! Затаптывать въ грязь тотъ порывъ народнаго чувства, которымъ освятилась и обновилась Русская земля, то явленіе, въ которомъ одномъ въ наше печальное время мы почерпаемъ упованіе и вѣру въ себя самихъ, клеветать на Россію, на Комитетъ, на Славянъ -- забывать про тѣ милліоны, составившіеся въ буквальномъ смыслѣ изъ лептъ простонародныхъ -- этого нельзя объяснить только умственною ограниченностью и невѣжествомъ: тутъ уже немощь и растлѣніе духа.
Я не стану отвергать, что въ дѣлѣ народнаго вмѣшательства въ борьбу Сербіи съ Турціей -- были безпорядки. Да и не могли не быть, потому что не было правильной организаціи; а организаціи не было потому именно, что самое дѣло не было исполненіемъ какого-либо плана, заранѣе обдуманнаго Комитетомъ, а послѣдствіемъ всеобщаго искренняго увлеченія и негодованія. Въ средѣ добровольцевъ были, конечно, и пьяницы, и негодяи, можетъ быть ихъ было процентовъ пять или нѣсколько больше,-- но замѣтимъ, не было трусовъ, по крайней мѣрѣ о нихъ не слышно... Едва ли монетъ подлежать сомнѣнію, что, появись русскій ультиматумъ не 20-го октября, а 20-го августа или 20-го сентября, о чемъ такъ усиленно молила Россію сербская власть, не было бы ни столько пролитой крови, ни столькихъ взаимныхъ пререканій, всегда вызываемыхъ всякою неудачею, ни особенныхъ безчинствъ, ни подъ конецъ деморализаціи. Военный волонтеръ среди мира -- аномалія. Порывъ вообще не терпитъ перерыва, и такъ какъ онъ въ то же время элементъ безпорядка, то если ему на смѣну не придетъ правильная организація въ духѣ тѣхъ же началъ,-- порывъ улетучится, и остается безпорядокъ. Выведенные изъ боевыхъ позицій въ столицу и города, томимые бездѣйствіемъ, понимая, что періодъ ихъ самодѣятельности миновалъ, и что, по сознанію всего міра, наступилъ чередъ для дѣйствія самой Русской державы,-- съ какимъ страстнымъ нетерпѣніемъ желали и ожидали себѣ наши добровольцы организаціи отъ русской власти! Они надѣялись, что русскій авангардъ, готовая русская боевая сила пригодится для русской, нынѣ бездѣйствующей на Прутѣ арміи, но ошиблись въ своихъ разсчетахъ.
И точно пріѣзжалъ въ Бѣлградъ русскій генералъ, но почти одновременно съ нимъ пріѣхала и новая отсрочка на 2 мѣсяца, а долговременная отсрочка, мм. гг., по выраженію одного Святаго, есть "скукъ питательница и мать отчаянія". Мы это и на себѣ испытываемъ...
Волонтеры не могли и не захотѣли долѣе ждать, въ виду нерѣшительности русской политики, и русское оффиціальное содѣйствіе выразилось только въ уничтоженіи русскихъ вольныхъ военныхъ дружинъ. И вотъ, въ виду непріятеля, который еще занималъ треть Сербіи и могъ, при возобновленіи войны, въ нѣсколько дней безпрепятственно дойти до самаго Бѣлграда; въ виду разоренныхъ и сожженныхъ селъ и городовъ, какъ будто совершивъ свое дѣло вполнѣ, съ надлежащимъ концомъ, потянулись тысячи нашихъ добровольцевъ обратно домой, совѣстясь смотрѣть въ глаза Сербамъ и недоумѣвая: "неужто же, защищая вѣру и христіанъ противъ Турокъ, по мысли и внушенію всего русскаго люда, жертвуя жизнью и претерпѣвая всякія лишенія, они чинили что-то недоброе и начальству противное?"... Нельзя не полагать, что подобное настроеніе духа способно скорѣе понизить его, чѣмъ укрѣпить и возвысить.
Затѣмъ, если и были отверженцы въ средѣ добровольцевъ, развѣ не болѣе еще было ихъ между севастопольцами, въ числѣ которыхъ были и арестанты, и даже распутныя женщины, очищавшія себя подвигами самопожертвованія? Не было развѣ ихъ между Русскими и 1812 и 1612 годовъ, не говоря уже о болѣе отдаленныхъ временахъ, хоть бы о крестовыхъ походахъ? Правда, нашлись у насъ художники-реалисты, которые отрицаютъ нравственную заслугу Русскаго народа въ пожарѣ Москвы 1812 г.; нашлись историки-реалисты, которые пытались низвести съ пьедесталовъ, воздвигнутыхъ благородной народной памятью, и Донскаго, и Минина, и Пожарскаго. Но это свидѣтельствуетъ только о томъ, что нѣтъ ничего тупоумнѣе реализма, когда онъ берется судить объ явленіяхъ историческихъ, нравственныхъ и вообще высшаго порядка. Уставившись вплоть глазами въ зданіе, вы не увидите его архитектурныхъ очертаній, а увидите только кирпичъ, мусоръ и известь. Взору реалиста народъ представляется только какъ совокупность отдѣльныхъ единицъ, Петровъ, Ивановъ, Матвѣевъ, а не какъ цѣлое, не какъ живой организмъ, неуловимый для внѣшняго чувства. Исторія, мм. гг., постигается только процессомъ идеализаціи. Имѣя дѣло съ дѣйствительностью, нужно умѣть различать въ ней черты историческія, отдѣлить личное отъ общаго, случайное отъ личнаго, внутреннее отъ внѣшняго.
Въ этомъ гудѣ и гамѣ самообличеній, клеветъ, сплетенъ, доносовъ, жалобъ со стороны судящихъ и судимыхъ, критиковъ и самихъ дѣятелей -- позабыта только -- бездѣлица!-- огромное большинство молчащихъ. А въ нихъ-то вся и сила и устой нашей земли, въ нихъ,-- въ безмолвіи и смиреніи совершившихъ свой геройскій подвигъ и ежедневно совершающихъ великіе подвиги долготерпѣнія. Не могу, кстати, не вспомнить про одного изъ добровольцевъ, унтеръ-офицера Ѳедорова. Уже пожилой, онъ пришелъ прошлымъ лѣтомъ въ Комитетъ -- отправляться въ Сербію изъ какой-то дальней деревни, гдѣ проживалъ съ семействомъ, въ чистой отставкѣ, послѣ долгаго срока службы. На вопросъ мой: зачѣмъ онъ идетъ въ Сербію? онъ отвѣчалъ, что онъ еще можетъ пригодится, что ему не въ терпежъ, что ужь онъ такъ себѣ положилъ "помереть за вѣру и за нашихъ, за православныхъ". Въ Сербіи, какъ я узналъ потомъ, онъ былъ изъ числа тѣхъ Русскихъ, которые, не помню гдѣ, наступали на турецкіе шанцы -- стройно, нога въ ногу, опустивъ ружья, молча, не обстрѣливаясь. Это грозное безмолвіе, эта тишина наступленія навели такой ужасъ на Турокъ, что они не выдержали и бѣжали изъ шанцевъ. Ѳедоровъ былъ при этомъ раненъ въ голову, но, оправившись, вскорѣ за заключеніемъ перваго перемирія вернулся въ Россію и опять пришелъ къ намъ въ Комитетъ за полученіемъ проѣзднаго билета по желѣзной дорогѣ. Мы выдали ему Кое-какое пособіе, хотя онъ ничего не просилъ и ни на что не жаловался, но онъ все переминался, какъ будто недоумѣвая, наконецъ обратился ко мнѣ съ такими словами: "рѣшите вы меня, ваше благородіе, могу я теперь возвратиться домой или мнѣ опять туда пойти?" -- Какъ, зачѣмъ, чего тебѣ мало?-- "Да вѣдь помните, я и вамъ говорилъ, что иду жисть положить"...-- Ну?-- "Да вотъ, не умеръ, живъ".-- Да ты раненъ.-- "Раненъ, правда, ну да рана еще не что!... Коли скажете надо идти, я готовъ".-- Да ты вѣдь не трусилъ, не прятался отъ смерти?-- "Это сохрани Богъ, я свое дѣло дѣлалъ, да все кажется, надо бы до конца"... Насилу намъ удалось успокоитъ его совѣсть,-- и доживаетъ онъ теперь свой вѣкъ,-- безмолвствуетъ гдѣ-то въ глуши Княгининскаго или Блабужскаго уѣзда. Вы хорошо знаете, мм. гг., что этотъ Ѳедоровъ не есть единичное, исключительное явленіе, а типичное, что подобныхъ ему не мало, и если Господь, по библейскому сказанію, простилъ одинъ городъ за пять праведныхъ, то авось либо помилуетъ Онъ и нашу многогрѣшную землю за этотъ сонмъ невѣдомыхъ праведныхъ въ темныхъ, низменныхъ слояхъ Русскаго народа...
Отъ этихъ праведныхъ мысль невольно переносится къ противоположному полюсу нашего народа, къ той петербургской великосвѣтской средѣ, которая, узнавъ отъ заѣзжихъ духовныхъ авантюристовъ (должно быть впервые) про Іисуса Христа и Господа Бога, съ отличной стороны ими отрекомендованныхъ, собирается въ настоящее время учить праведности и христіанской любви нашъ простонародный людъ, да еще по англійскимъ книжкамъ. Не потому упомянулъ объ этой смѣшной и дикой затѣѣ, чтобы придавалъ ей какое-либо значеніе. Самъ по себѣ этотъ, такъ-называемый у насъ въ печати "великосвѣтскій расколъ" дѣло ничтожное и пустое. Но если принять во вниманіе, что всѣ эти, болѣе или менѣе богатые и знатные русскіе люди, отдавшіеся духовному руководству иноземныхъ учителей,-- поющіе о Христовой любви по чужестраннымъ нотамъ, отличались совершеннымъ безучастіемъ къ самоотверженному народному движенію въ пользу православныхъ Славянъ и не внесли (какъ это Комитету хорошо извѣстно) ни одной "лепты" на помощь страждущимъ нашимъ братьямъ по крови и о Христѣ, Сербамъ, Болгарамъ и Черногорцамъ; если припомнить при этомъ, что то же общество въ началѣ нынѣшняго столѣтія было одержимо модною маніей масонства) а въ послѣдніе 10 лѣтъ царствованія Александра I было пасомо іезуитомъ графомъ де-Местромъ и поставляло обильный контингентъ въ ряды католической папской арміи,-- нельзя не усмотрѣть въ подобномъ явленіи характеристическаго признака цѣлой среды, той среды, которая, къ несчастію, по своему общественному положенію, играетъ такую важную роль въ судьбахъ нашего отечества. Нельзя не признать въ этомъ отчужденія отъ своей Церкви и отъ своего народа симптомовъ того недуга, которымъ страждетъ нашъ общественный организмъ и въ которомъ лежитъ объясненіе помѣхъ и препятствій, временно воздвигшихся между царскимъ словомъ и дѣломъ, между истиной и ея исполненіемъ.
Вездѣ, въ каждой правильно, органически развившейся странѣ -- высшіе классы общества признаются наиболѣе образованными и просвѣщенными, служатъ своему народу органами сознанія, по преимуществу хранятъ историческія преданія. Такова, напримѣръ, Англія. Что же видимъ у насъ? Совершенно наоборотъ. Ваши высшіе общественные классы, составляющіе плотную, ближайшую среду около центровъ власти, тѣсно соприкасающіеся со всѣмъ, что оказываетъ практическое вліяніе на русскую жизнь,-- наши высшіе классы, за исключеніемъ малаго числа отдѣльныхъ лицъ, почти совершенно чужды своему народу не только мыслью и худомъ, но и языкомъ и инстинктами. Они не заслуживаютъ названія "просвѣщенныхъ", и только "цивилизованы". Какъ, скажутъ намъ, вы отрицаете просвѣщеніе всей Западной Европы, котораго они въ нашемъ народѣ представители и носители?... Неизчислимы сокровища знанія и науки на Западѣ, но, мм. гг.,' сѣмена просвѣщенія, приносимыя къ намъ оттуда, тогда только могутъ быть плодоносны, когда пріемлются критическимъ трудомъ независимой мысли, ложатся на почву самостоятельную, способную переработать и возрастить благое зерно, вызываютъ самодѣятельность духа. А не тогда, когда мысль въ плѣну и изъ духовной почвы вывѣтрились всѣ соки народности, въ которой одной ея сила, цѣнность и отличіе. Странное дѣло! всякому понятно то значеніе, которое имѣетъ нравственная личность въ человѣкѣ и то презрѣніе, которое внушаетъ къ себѣ человѣкъ безличный, человѣкъ не въ счетъ -- блѣдное, безсильное отраженіе чужихъ мнѣній и чувствъ, вѣчное игралище чужой воли.
Но не то же ли самое и съ народами? Народы такія же личности въ человѣчествѣ, личности не въ физіологическомъ только смыслѣ, но по преимуществу въ духовномъ: народы, сохранившіе, разработавшіе особенность своего личнаго духа, участвуютъ въ общемъ развитіи человѣчества самостоятельно, плодотворно; народы безличные идутъ не въ счетъ,-- промокаемая бумага въ книгѣ исторіи.
Болѣе вѣка подвергался Русскій народъ мучительной пыткѣ обезличенія и нравственнаго искаженія на всевозможные иностранные лады, но пережилъ, перемогъ всѣ напасти, пока наконецъ духовная сущность русской народности, сохранившаяся въ низшихъ народныхъ слояхъ, не воздѣйствовала обратно на общество и не вызвала въ среднихъ образованныхъ его слояхъ внутреннюю работу историческаго самосознанія. Все это давно извѣстно, все это проповѣдовалось такъ-называемыми славянофилами еще 30 лѣтъ назадъ, все это давно усвоено мыслящими людьми въ Россіи (кромѣ какихъ-нибудь умственныхъ выродковъ), но до сихъ поръ еще не проникло въ высшіе и вліятельные слои нашего общества; они по прежнему не только сами нравственно и умственно безличны, но и поклоняются безличности, возводятъ ее въ принципъ, хотѣли бы навязать ее и народу.
Въ качествѣ безличныхъ, они осуждена и сами осуждаютъ себя на духовную немощь, на умственное безплодіе; нѣтъ у нихъ ни способности творчества, ни иниціативы. Жалкіе оттиски чужой культуры, они (опять-таки кромѣ нѣкоторыхъ счастливыхъ исключеній) вѣчно въ духовномъ подобострастіи передъ Западною Европою и въ то же время щеголяютъ, самоуслаждаются своимъ рабствомъ. Изгнавъ русскій языкъ изъ своего употребленія, чуждые своей странѣ, своей Церкви, своей исторіи, живя чужимъ словомъ, чужимъ умомъ, они цивилизованы и невѣжественны, они не Русскіе и въ то же время не принадлежатъ и не могутъ принадлежать ни къ какой иной народности, они -- иностранцы вообще.
Народный организмъ нашъ могучъ; корни нашего дерева здоровы, но дерево все же болѣетъ и не даетъ плодовъ, если не покрывается здоровой листвой и цвѣтомъ. Пока будетъ продолжаться это умственное и нравственное раболѣпство передъ Западною Европою, эта постоянная духовная измѣна русской народности въ высшихъ классахъ Русскаго народа; пока волна народнаго самосознанія, распространяясь и поднимаясь все шире и выше, не захватитъ и ихъ, не переродитъ и не возвратитъ ихъ странѣ; пока эти классы не просвѣтятся наконецъ истиннымъ просвѣщеніемъ и не доразовьются до значенія органовъ русской народной мысли и всей его сущности духовной, до тѣхъ поръ будетъ совершаться -- по невѣдѣнію и безсознательности -- постоянное невольное предательство истинныхъ интересовъ Россіи на всѣхъ путяхъ ея исторической жизни. До тѣхъ поръ трудно надѣяться на правильное, успѣшное, безболѣзненное для насъ самихъ, разрѣшеніе Восточнаго вопроса, такъ тѣсно, органически, духовно и кровно связаннаго съ судьбою русской народности, съ историческими началами, которыя ее создали и воспитали.
Все дѣло за нами, за нами самими и ни за кѣмъ инымъ. Нечего сваливать вину на другихъ и негодовать на Турцію и на Европу. Турція не можетъ же такъ легко и предупредительно перестать бить, какъ намъ бы этого было желательно. Она осуждена пасть, но права въ своей борьбѣ. Западная Европа также права съ точки зрѣнія своихъ, можетъ быть, узко понимаемыхъ, эгоистичныхъ, но все же своихъ собственныхъ интересовъ. Мы только неправы, ибо отрицаемъ и губимъ свои кровные интересы.
Восточный вопросъ для Россіи въ существѣ своемъ простъ и ясенъ. Это вопросъ собственнаго нашего бытія, нашъ собственный, Русскій, а не Западно-Европейскій. Ибо христіанскій Востокъ -- область христіанства восточнаго, во главѣ котораго мы стоимъ, и иною быть не можетъ. Россія и всѣ Славяне Балканскаго полуострова -- это цѣлый особый міръ православно-славянскій: всѣ оторванные его члены должны быть возвращены этому міру. Его призваніе развить и проявить, и воплотить въ исторической жизни тѣ духовныя начала, которыя лежатъ въ основѣ славянской народности и обусловливаются главнымъ образомъ православнымъ вѣроисповѣданіемъ. Различіе въ этихъ основныхъ началахъ, въ самой сущности духовной, это различіе и составляетъ причину вѣчнаго антагонизма между латинско-протестантскимъ Западомъ и православно-славянскихъ Востокомъ. И что бы мы ни дѣлали, какъ бы ни отрекались предъ Западною Европой отъ своей народности, какъ бы ни унижались, какія бы жертвы ни приносили ради ея спокойствія и мира, мы ей не будемъ свои, никогда не внушимъ ей довѣрія, никогда не погасимъ ея тайной вражды, пока она насъ не обезсилитъ, не оскопитъ вещественно и духовно. Все это ясно, какъ Божій день, и свидѣтельствуется болѣе чѣмъ десятью вѣками исторіи. Въ этомъ отношеніи не только римскій папа, но и весь Западъ остался вѣренъ самому себѣ. Латинская имперія, созданная было крестоносцами въ Константинополѣ, только прототипъ того порядка вещей, къ которому упорно стремится Западъ, хотя бы въ иномъ образѣ и формѣ.
Не о хлѣбѣ единомъ живъ будетъ человѣкъ и не о вещественномъ благосостояніи только живутъ и значатъ народы въ исторіи. Не объ улучшеніи только быта Славянъ балканскихъ предстоитъ намъ заботиться, не отъ однихъ Турокъ должны мы охранять ихъ, но и отъ посягательствъ Запада, какъ на ихъ земли, такъ и на ихъ духовное совращеніе и обезличеніе. Страданія нашихъ братьевъ по вѣрѣ и происхожденію, въ которыхъ, по великодушному торжественному признанію самого Русскаго Царя, "вся Россія вмѣстѣ съ Нимъ принимаетъ такое живое участіе",-- страданія, отъ которыхъ Россія призвана ихъ избавить, не одни физическія, но и нравственныя, состоятъ не только въ лишеніяхъ пищи, крова, внѣшней безопасности жизни, но и въ томъ униженіи и искаженіи, которому подвергается ихъ духовная личность, забитая, презрѣнная, растлѣваемая, то обольщаемая, то насилуемая къ духовному отступничеству и Исламомъ и Латинствомъ, и Турціей и всѣмъ Западомъ. Наше "святое призваніе", о которомъ напоминаетъ намъ Государь, въ томъ и состоитъ, чтобы оградить всему Славянскому міру не только условія внѣшняго матеріальнаго, безпрепятственнаго роста и существованія, т. е. независинось земель, морей и проливовъ, но и самостоятельность и свободу развитія самой сущности славянскаго духа.
Я, можетъ быть, слишкомъ уже часто повторялъ здѣсь слова нашего Государя, но, мм. гг., эти слова -- великое событіе въ нашей современной жизни. Въ сѣромъ безотрадномъ сумракѣ, насъ окружающемъ, въ этомъ хаосѣ понятій, противорѣчивыхъ стремленій и дѣйствій, въ этой истомѣ ожиданій, которою болѣетъ вся Русь, эти слова одни свѣтятъ ей сквозь мглу ободрительнымъ и путеводнымъ свѣтомъ. Въ нихъ цѣлая программа. Эти слова и народное единодушное самовольное проявленіе братской любви къ угнетеннымъ Славянамъ -- такіе историческіе указатели, слѣдуя которымъ мы не собьемся съ праваго пути и исполнимъ наше призваніе, несмотря ни на какія преграды. Въ духѣ этихъ указаній, мм. гг., всегда дѣйствовалъ и дѣйствуетъ нашъ Комитетъ, въ лицѣ избранныхъ вами распорядителей. Хотя мало было утѣшительнаго въ нашей дѣятельности за послѣдніе четыре мѣсяца, ибо приходилось, какъ вы увидите потомъ изъ краткаго отчета, большею частью раздѣлывать то, что созидалось въ прежніе мѣсяцы нами же, съ такимъ трудомъ и стараніемъ; однако же, думаемъ, сѣмена, посѣянныя нашею дѣятельностью, легли на русскую и славянскую землю не даромъ и дадутъ всходъ. Какія бы ни встрѣчались теперь препятствія, затрудненія, задержки и отсрочки,-- торжество въ концѣ концовъ будетъ принадлежать лишь правдѣ, если только мы останемся вѣрными ей въ нашемъ чувствѣ и въ нашемъ сознаніи, если мы -- во всѣхъ случайныхъ злобахъ историческаго дня, во всѣхъ этихъ политическихъ временныхъ усложненіяхъ, не совратимся съ пути и не упустимъ изъ виду нашей существенной исторической цѣли. Не станемъ же и мы съ вами, мм. гг., унывать и слабѣть въ нашихъ усиліяхъ, но еще болѣе напряжемъ и соединимъ ихъ для облегченія духовныхъ и тѣлесныхъ страданій, обезпеченія духовныхъ и вещественныхъ нуждъ православныхъ Славянъ, для поддержанія нашей духовной и нравственной съ ними взаимности; для укрѣпленія въ нихъ любви и вѣры въ Россію, подвергшейся въ послѣдніе дни такимъ тяжкимъ испытаніямъ; для поддержанія достоинства и чести русскаго имени, для непрестанной упорной борьбы съ внутреннимъ и домашнимъ врагомъ: съ невѣжествомъ и непониманіемъ, съ вольною и невольною измѣною русской народности въ самой нашей русской общественной средѣ. Да исполнится "святое" историческое призваніе Россіи. За нами народъ, впереди -- Кремлевское слово.