Считая "Бѣдность не порокъ" одною изъ лучшихъ пьесъ Островскаго, а типъ Любима Торцова однимъ изъ наиболѣе яркихъ и драматическихъ, мы, тѣмъ не менѣе, спрашивали себя: что если эти деревенскіе люди разсмотрятъ въ немъ только пьяницу, шута, промотавшагося купчика и отнесутся къ нему резонерски; что если въ его горячей рѣчи, въ этомъ горделивомъ величіи нищаго, сознающаго всю силу своей правды, они увидятъ простую случайность или предопредѣленіе свыше, что если онъ, несмотря на весь великій трагизмъ своего положенія, покажется имъ смѣшнымъ въ самую патетическую минуту? Но опасенія наши оказались напрасными! Даже первыя рѣчи Любима Торцова, въ которыхъ онъ самъ относится къ себѣ иронически, были прослушаны серьезно и съ долей участія. "Ач бідний! як его, сердешного розскубили ті приятелі! Треба хліба заробляти чим-небудь. То був хрант, а то бач який обшарпаний" {Вотъ бѣдный! какъ его сердечнаго обобрали пріятели! Надо жъ хоть чѣмъ нибудь хлѣбъ добывать. То былъ франтъ, а теперь, видите, какой оборванецъ.}, говорили слушатели съ сочувствіемъ, внимательно вслушиваясь въ автобіографію Любима Торцова.
-- "Шо він -- молодший чи стариний від брата" (Гордѣя Карпыча)? спросилъ кто-то, желавшій узнать и эту подробность.
-- "Бідний до віку молодчий", отвѣчалъ ему на это дѣдъ Бруско. (Что онъ -- моложе или старше своего брата, Гордѣя Карлыча?-- Бѣдный до конца жизни остается младшимъ).
Униженные и оскорбленные по прежнему нашли въ слушателяхъ симпатію и сочувствіе: прикащикъ Митя, живущій въ услуженіи у богатаго купца, Гордѣя Карповича Торцова, и беззавѣтно любящій втихомолку хозяйскую дочь, Любовь Гордѣевну; Пелагея Егоровна, не смѣющая выговорить, слова предъ мужемъ-самодуромъ; Люба, безропотно покоряющаяся волѣ деспота отца; пьяница и бродяга Любимъ Торцовъ, всѣ эти лица съ первыхъ страницъ были взяты, такъ сказать, подъ покровительство и считались близкими, своими.
За то богатаго фабриканта, Африкана Савича Коршунова, задумавшаго на старости лѣтъ жениться на молодой дѣвушкѣ, всѣ встрѣтили съ недоброжелательствомъ и антипатіей. Всѣ поняли, какъ нельзя лучше, комизмъ положенія Гордѣя Карпыча, который при всемъ своемъ невѣжествѣ и грубости лѣзетъ въ бары и силится поставить свой домъ на господскую ногу. Онъ смѣшилъ ихъ своими выходками почти такъ-же, какъ смѣшитъ насъ, и они искренно хохотали надъ его мѣщанской фанаберіей.
Вопросъ, удастся-ли бѣдному Митѣ жениться на любимой дѣвушкѣ, очень тревожилъ всѣхъ, особенно женщинъ.
"До зятя ще далёко! Бач куда его дума заносить! Де-ж тому статись, не прййдетця ніколи: то-ж таки хозяйська дочка, а то робітник!" {До зятя еще далеко! Вотъ куда его душа летитъ! Куда таки этому сбыться -- она хозяйская дочка, а онъ не болѣе какъ работникъ!} говорили сомнѣваясь одни.
-- "А може?... на все бува средство, хто его зна," слабо надѣялись другіе (а можетъ бытъ! мало ли что бываетъ на свѣтѣ!)
Въ явленіи I, гдѣ Митя говоритъ о любви своей къ Любѣ, одинъ изъ слушателей замѣтилъ вдумчиво: "и чого не так, шо на кіятрах усе любов та любов?" (И почему это на театрѣ все любовь да любовь).
-- "А на світі хіба як? (а въ жизни развѣ не такъ?), произнесъ увѣренно другой.
Стихами, сочиненными Митей, всѣ остались очень довольны. "Бачите, як він гарно склада, слово на слово такъ и плететця", замѣтила одна изъ женщинъ съ умиленіемъ. (Видите, какъ у него складно выходитъ,-- слово за словомъ такъ и льется).
Къ Любовь Гордѣевнѣ публика тоже относилась съ самымъ теплымъ участіемъ: радовались взаимности, которую встрѣтила въ ней любовь Мити, покровительственно относились въ ихъ свиданіямъ, и когда Любовь Гордѣевна, возвращаясь отъ Мити, наткнулась нечаянно на кого-то и вскрикнула: "ахъ!" чей-то голосъ въ публикѣ произнесъ тревожно: "батько!" а когда оказалось, что слова: "стой! что за человѣкъ? По какому виду? За какимъ дѣломъ? Взять ее подъ сумнѣніе", принадлежатъ Любиму Торцову, другой кто-то замѣтилъ успокоительно: "шуткуе! (шутитъ). А вона бідна, злякалась така думка, шо батько". (а она, бѣдная, перепугалась, подумала,-- отецъ).
Записка Любы -- "И я тебя люблю" -- была встрѣчена большимъ сочувствіемъ. "Зрадів, не зна, то и робить, сам собі не вірить!" говорили участливо о Митѣ. (Обрадовался, не знаетъ, что дѣлать, глазамъ своимъ не вѣритъ).
Въ высшей степени заняла ихъ сцена пріѣзда ряженыхъ, и они вмѣстѣ съ домочадцами Гордѣя Карпыча искренно радовались веселью; зато, когда раздался крикъ: "самъ пріѣхалъ!" всѣ также огульно перепугались. "Ой, ой, ой!" послышалось въ публикѣ. "Застав гульбище, треба ховатись!" (Засталъ веселье, надо прятаться).
-- "И его, бач, хворма требуетця, а вона ведмідя привела... Як заревё!" иронизировалъ въ то-же время дѣдъ Бруско. (Онъ, видите-ли, гонится за формою, а она медвѣдя привела. Какъ зареветъ!).
При появленіи Коршунова въ публикѣ ясно чувствовалась тревога за участь Мити. "И ёго тёхнуло серце". (У него дрогнуло сердце), говорили о немъ, когда Люба по приказанію отца согласилась на поцѣлуй Коршунова.
-- "Тяжко робітнику у паньских палатах", замѣтилъ Демьянъ. (Тяжело работнику въ барскихъ хоромахъ).
Когда Любовь Гордѣевна въ отвѣтъ на приторныя любезности Коршунова говоритъ: "я не знаю, что вы говорите", кто-то изъ слушателей замѣтилъ шутливо: "не дочува!" Як-бы од молодого, то почула-б" {Не слышитъ! Еслибъ отъ молодого, то услыхала-бъ!}, добавилъ, лукаво улыбаясь, дѣдъ Бруско.
-- "А я-ж вам кажу, шо ще буде сватати", (говорю же вамъ, что будетъ сватать), произнесла тревожно старостиха.
-- "Вона вже злякалася". (Она уже и перепугалась), замѣтилъ еще кто-то не то о Любовь Гордѣевнѣ, не то о старостихѣ.
-- "А въ ёго така думка, шо Люба на гроші полёститця", сказалъ вдумчиво Григорій. (Онъ воображаетъ, что Люба на деньги польстится).
-- "Хоч не до любові, так гроші! (Хотя безъ любви, да съ деньгами) добавилъ Иванъ Позняковъ.
-- "Тільки вона не дуже шось тими грішми соблазняетця", пояснилъ свекоръ. (Только ее что-то не очень эти деньги соблазняютъ).
Но когда Гордѣй Карповичъ объявилъ женѣ, что это дѣло рѣшенное, и что онъ далъ уже слово Коршунову выдать за него дочь, слушатели наши такъ и ахнули. "Охолонула!.. (похолодѣла). Вмёрла!.." (умерла отъ страха) говорили женщины съ соболѣзнованіемъ о матери.
-- "Не отдавай за старого, гріх!" (Не выдавай замужъ за старика, грѣхъ) сказалъ кто-то серьезно, какъ-бы обращаясь къ Гордѣю Карповичу, какъ-бы видя его предъ собою.
-- Чи вірите -- як мені іі жалко, наче вона перед очима у мене стоіть, замѣтила старостиха, утирая слезу. (Повѣрите-ли, какъ мнѣ ее жалко, точно она передъ глазами у меня стоитъ).
-- Таку дівчину та за старого, добавила печально баба Марья и стала разсказывать, что и у нихъ то-же самое, тоже отцы силою отдаютъ дочерей замужъ. Сосѣдка подтвердила ея показаніе и иллюстрировала его примѣромъ изъ жизни.
-- Так ту-ж хоч за парубка отдавали, а цей дід, замѣтилъ кто-то выразительно, вступаясь за деревенскіе порядки. (Ту по крайней мѣрѣ за молодого отдавали, а это старикъ).
Выслушивая всѣ эти замѣчанія и разсказы, мы невольно вспоминали пьесу "Бѣдная невѣста" и задались вопросомъ, почему тамъ бракъ не по любви одобрялся нашими слушателями, и они относились къ нему, какъ къ самому обыденному и заурядному явленію, а здѣсь тотъ-же фактъ возбуждаетъ участіе и слезы и, сличая оба эти положенія, увидали слѣдующее: тамъ они принимали самое теплое участіе въ безвыходномъ положеніи бѣдной вдовы, и подобная жертва со стороны дочери казалась имъ вполнѣ естественной во имя любви къ матери, что выразилось въ словахъ: "може-б и мати голову прихилила", а здѣсь явился протестъ противъ отцовскаго деспотизма и насилія, вызваннаго исключительно самодурствомъ и своеволіемъ.
Когда бѣдная Люба кидается въ ноги отцу и говоритъ ему: "я приказу твоего не смѣю ослушаться. Не захоти ты моего несчастья на всю мою жизнь!" и т. д., баба Параска сказала съ свойственнымъ ей знаніемъ приличій: "як увѣжливо вона ему отвічае!" (какъ вѣжливо она ему отвѣчаетъ).
-- Шоб не розгнівйть, (чтобы не разгнѣвался) замѣтилъ резонно Григорій, "вона вже его карахтер добре зна," (она его характеръ хорошо знаетъ) добавилъ дѣдъ Бруско.
-- Не така въ его річ, шоб пожаліи, сказалъ глубоко вздохнувъ Демьянъ. (По разговору видно, что не пожалѣетъ).
Печальныя свадебныя пѣсни слушались съ умиленіемъ и сочувствіемъ и тутъ же цитировались сходныя съ ними свои собственныя, малорусскія, какъ напр. "уставай, мати, та раненько, поливай руту-мьяту та частенько!" и т. д.
Когда Митя, узнавши о помолвкѣ Любовь Гордѣевны, рѣшается уѣхать къ матери и приходитъ проститься съ Пелагеей Егоровной, одинъ изъ слушателей замѣтилъ, вздохнувъ: "одірвали!" (оторвали)!
-- И шо-ж там за спих, треба-б ще хоч трохи підождати, подивитися, шо буде {И чего спѣшить! хоть бы немного подождалъ, посмотрѣлъ-бы, чѣмъ все это кончится.}, произнесъ другой, не потерявшій еще, очевидно, надежды на благополучный исходъ.
-- Він вбіраетця додому, шоб не бачити своіими очима, шо буде, замѣтилъ Демьянъ, (онъ собирается домой, чтобы не видѣть всего этого собственными глазами).
-- А може ще вона и за ёго піде, произнесла баба Марья.
-- Не такий батько, хіба втечуть! сказалъ Григорій, (не такой отецъ, развѣ потихоньку убѣгутъ).
-- Черкнё тай годі, добавила выразительно старостиха, сопровождая эти слова своимъ нервнымъ смѣхомъ.
-- Та вони ще не звінчані, можно и одказатись, (они еще не повѣнчаны,-- можно разойтись), замѣтилъ добродушно Кирило, какъ бы обрадовавшись этой мысли.
-- А батько! напомнила печально свекровь, "як-бы мати не таки, а цю не послухають! (Еслибы другая мать, а эту не послушаютъ).
-- Та и молода туда-ж, каже: з волі не вийду, (да и молодая туда-же -- говоритъ: не выйду изъ воли родительской).
-- Шо-ж тут зробиш? (ничего тутъ не подѣлаешь) -- добавилъ дѣдъ Бруско, возмущаясь, очевидно, безропотной покорностью женщинъ.
-- Як шо погано буде, и од вінчаного піде, замѣтила рѣзко старостиха и опять залилась своимъ непріятнымъ смѣхомъ. (Какъ плохо придется, такъ и съ мужемъ разойдется).
Разговоръ Любовь Гордѣевны съ Коршуновымъ, и его мрачныя воспоминанія о покойницѣ-женѣ произвели видимо на публику тяжелое впечатлѣніе.-- "Не пора з ума зійти!" сказала желчно старостиха. (Не долго и съ ума сойти)!
-- Туго берётця, замѣтилъ угрюмо Григорій. (Жестко берется).
-- Хоч-бы не сидів на души, істи або-що пішов! (Хоть бы не сидѣлъ надъ душой,-- поѣсть, что-ли, вышелъ бы), добавилъ съ презрѣніемъ дѣдъ Бруско и даже сплюнулъ съ досады.
При словахъ мальчика Егорушки: "дяденька, Гордѣй Карповичъ, пожалуйте сюда-съ! Исторія вышла-съ!" кто-то замѣтилъ тревожно: "мабуть з Митею". (Вѣрно съ Митей).
Но предположеніе это было ошибочно: на сцену неожиданно явился Любимъ Торцовъ.
-- Він оце ему якийсь скандал отпече, произнесъ кто-то шопотомъ, (онъ ему какой нибудь скандалъ учинитъ).
Остальные слушатели ждали, что изо всего этого выйдетъ, только изрѣдка нарушая тишину короткими замѣчаніями вполголоса: "не вже въ сміх! може и тесть розбере, шо воно за штука! Він ему повставля зуби! Ще и до прикладу" {Это уже въ насмѣшку! Можетъ, и тесть разберетъ, что оно за штука! Онъ ему вставитъ зубы. Да еще въ риaму.}, говорили они, вслушиваясь въ обличительныя рѣчи Любима Торцова, пересыпающаго ихъ риѳмованными шутками и прибаутками.
-- Коли оцей не визволить-годі! {Коли этотъ не спасетъ,-- пиши пропало!} произнесла наконецъ громко и рѣзко старостиха, потерявъ, очевидно, терпѣніе и страшась печальной развязки. Зато нужно было видѣть ея радость, когда, вслѣдствіе дерзостей и упрековъ наглеца Коршунова, выведеннаго изъ терпѣнія обличительными рѣчами Любима Торцова, Гордѣй Карпычъ говоритъ: "я къ тебѣ пойду кланяться?.. Опосля этого, когда ты такія слова говоришь, я самъ тебя знать не хочу!" -- "Хрестітьця!" обратилась она какъ-то восторженно и совершенно серьезно къ другимъ, "на нашу сторону повезло!" (Кладите крестное знаменіе! Наша взяла)!
-- Це вже Люба вміра, отозвалась съ участіемъ баба Марья, (а Люба просто умираетъ)!
-- Hi, въ неі вже бідноі мабуть одкотилось од серця, разъяснила баба Параска. (Нѣтъ, у нее должно быть уже отлегло отъ сердца).
-- А Митя поіхаи? спросила торопливо свекровь, какъ бы спохватившись о чемъ-то весьма важномъ и боясь, чтобы онъ не прозѣвалъ какъ нибудь благопріятнаго момента.
-- Hi десь тут, произнесла старостиха и даже оглянулась, настолько овладѣла ею, очевидно, иллюзія. (Нѣтъ, здѣсь гдѣ-то).
-- Тут, подтвердила увѣренно баба Параска, точно будто она видѣла его собственными глазами.
Появленію Мити, о которомъ Гордѣй Карпычъ упомянулъ въ гнѣвѣ, какъ о женихѣ, всѣ очень обрадовались.
-- Яж казала,-- шо він у се тут крутився, замѣтила весело баба Параска. (Я-же говорила, что онъ гдѣ-то тутъ окалачивался).
Но словамъ самодура, Гордѣя Карпыча, обращеннымъ затѣмъ къ Митѣ: "ты ужъ и радъ случаю. Да какъ ты смѣлъ подумать то!" и т. д. всѣ очень перепугались.
-- Ніяк не примінишся до его! чисте горе! слышались тревожныя восклицанія. (Никакъ къ нему не примѣнишься,-- чистое горе)!
Новый выходъ Любима Торцова всѣхъ опять ободрилъ, они чуяли его нравственную силу.
-- Трое вже за ёго, сказалъ кто-то радостно о Митѣ, считая его союзниковъ. (Уже трое за него)!
Монологъ Любима Торцова: "человѣкъ ты или звѣрь? Пожалѣй ты и Любима Торцова! (становится на колѣни). Братъ, отдай Любушу за Митю -- онъ мнѣ уголъ дастъ. Назябся ужъ я, наголодался. Лѣта мои прошли, тяжело ужъ мнѣ паясничать на морозѣ-то изъ-за куска хлѣба; хоть подъ старость-то да честно пожить. Вѣдь я народъ обманывалъ: просилъ милостыню, а самъ пропивалъ. Мнѣ работишку дадутъ; у меня будетъ свой горшокъ щей. Тогда-то я Бога возблагодарю. Братъ! и моя слеза до неба дойдетъ. Что онъ бѣденъ-то! Эхъ, кабы я бѣденъ былъ, я бы человѣкъ былъ. Бѣдность не порокъ",-- всѣхъ тронулъ до слезъ. Тронулъ онъ и надменное сердце Гордѣя Карпыча, вызвалъ и въ немъ и слезу состраданія, и согласіе на желанный бракъ дочери. Слушатели были, очевидно, въ восторгѣ отъ такой развязки.-- "Як-бы не він!.. Визволив! Усердна людина! Сердешний чоловік! Ач яку радість зробив!" {Когда бъ не онъ! Вызволилъ! Душевный человѣкъ! Вотъ какую радость всѣмъ устроилъ.} говорили они съ чувствомъ о Любимѣ Торцовѣ, анализируя его душу и поступки и совершенно игнорируя тѣ внѣшнія неприглядныя стороны, которыя могли бы оттолкнуть отъ него поверхностнаго наблюдателя или холоднаго резонера.