-- Бригитта! Бригитта! Да оглохла ты, что ли? -- с досадой крикнула полная небольшого роста женщина и хлопнула жирной рукой по плечу молодой девушки.
Та вздрогнула и обернулась.
-- Что, матушка?
-- Что ты на меня смотришь, словно неживая? Вбила дурь в голову, так вот теперь... Э-эх! послал мне Господь наказанье! Помоги-ка мне поднять этот кувшин. Силы-то, я думаю, побольше моего... Сама не могла догадаться помочь матери! -- ворчала старуха.
Девушка послушно ухватилась за ручку кувшина. Стройный стан ее перегнулся, лицо покраснело от усилия. В этот миг она казалась еще прелестнее, чем обыкновенно, и, будь тут теперь Беппо Аскалонти, приятель Марка, он, наверно, не удержался бы от возгласа восхищения. Бригитта, казалось, была создана для того, чтобы привлекать к себе сердца всех. Стройная, грациозная, с лучистыми черными глазами, со смугловатой кожей, с ярким румянцем, с чуть приметным пушком над верхней губой -- она была типичной южной красавицей. Тонкие брови слегка срастались у переносицы, подбородок был резко очерчен -- признаки твердой воли и жестокости. Что касается твердой воли, то это она уже проявляла не раз, недаром же ее мать, толстая Марго, вдова резчика, называла ее упрямой, непокорной; но жестокости в ней никто не подметил, и она слыла за девушку с очень добрым сердцем. "Толстуха Марго", как звали соседки мать Бригитты, была далеко не довольна своей дочерью и, бывало, по целым дням ворчала на нее. Правда, у "толстухи" были очень веские причины для недовольства, -- это единогласно утверждали все окрестные кумушки: Бригитта должна была благословлять судьбу, что она ей послала такого жениха, как богач Джузеппе Каттини; шутка сказать! у него было два дома, да не каких-нибудь лачужек, а настоящих каменных, и пяток таверн в разных концах Венеции; его жене, верно, не пришлось бы много работать, и она бы жила, как принцесса, и вдруг -- неслыханное дело! -- красавица отказала такому жениху. Действительно, можно было жалеть бедную "толстуху Марго", что у нее такая дочь! Зоркие соседки, конечно, открыли и причину отказа: всем в глаза бросается, говаривали они, что Бригитта бегает за этим огромным белобрысым северным еретиком, приемным сыном "колдуна" Карлоса. Сотни проклятий сыпались на голову бедного Марка; негодовали, почему такого "безбожного еретика" оставляют гулять на свободе и смущать христианские души; находили, что и сама наружность у него бесовская: "можно ли вырасти таким нечеловечески огромным без помощи дьявольской силы?" Дочери досужих кумушек были иного мнения о наружности Марка, но они не смели спорить и молчали, скромно потупив глазки.
Марк и не подозревал, какие толки идут о нем, как враждебно настроены против него многие. Да трудно было и подозревать: в глаза с ним все были ласковы, даже заискивали перед ним. "Кто знает, какие чары может напустить этот белый еретик?" -- думали в тайне души враги Марка. Кроме того такою могучею силою веяло от каждого движения "северного медведя", что вступить в открытую вражду против такого богатыря ни у кого не хватало смелости. Бригитта знала о толках, но ее мало беспокоили ядовитые замечания, улыбки и взгляды соседок. Гордая и непокорная, она повиновалась только влечению своего сердца. Единственный человек, чье слово для нее было бы законом, был Марк, но этот единственный владыка не знал и не хотел знать о своей власти над ней. А девушка страдала. Давно уже перестал звучать ее серебристый смех, постоянная грусть виднелась в ее глазах.
-- Ты опять, верно, будешь бездельничать? -- заворчала мать, когда кувшин был поставлен. -- Работы хоть отбавляй, а она и не думает за нее приниматься! не живая... У! Ах, был бы жив мой Маттео, не позволил бы он тебе дурь на себя напускать, а что сделаю я, слабая женщина, с этаким идолом? -- и "слабая женщина", с плечами раза в полтора более широкими, чем у дочери, коренастая, стояла, скрестив на груди мускулистые руки, и злобно смотрела на Бригитту.
-- Не знаю, за что ты сердишься, матушка?
-- Ты все не знаешь, ты все не знаешь! Ты не знала и тогда, когда отказывала Джузеппе Каттини! Ты не знала, что можно подготовить матери спокойную старость, что можно нашу нищету заменить богатством! Ты ничего не знаешь, ничего, кроме глупых дум о глазах этого проклятого белобрысого еретика.
-- Матушка!
-- Чего, доченька? -- ядовито спросила Марго, -- неправду я говорю, а? Неправду? И люди, должно быть, тоже лгут? Да мне теперь соседок моих стыдно: всякая взглянет да подумает: "Вот мать той, которая за еретиком безбожным бегает!"
Бригитта только слегка махнула рукой. Выражение глубокой тоски легло на ее лицо.
-- Маши, маши на мать! Домахаешься! Ничего. Бог заплатит... Кого бог несет? -- добавила она, слыша скрип двери. -- А, это ты, Джузеппе! А мы про тебя только что говорили. Входи! Что же ты стал на пороге?
-- Боюсь, не рассержу ли я своим приходом твою дочь. Вон она как смотрит на меня, будто съесть хочет, -- хрипловатым голосом проговорил Джузеппе Каттини, входя в комнату и снимая шляпу.
Это был очень полный сильно лысый человек средних лет, с красным лоснящимся лицом, украшенным грушевидной формы носом; маленькие темные глаза его бегали, как мыши; он был гладко выбрит, и толстая нижняя отвислая губа не закрывала гнилых черных корней, заменявших зубы.
-- Как здорова, Марго? Слава Богу? Очень рад! Ну, а ты, красавица? Хорошеешь с каждым днем! Что, еще не положила свой гнев на милость? А? Хе-хе! -- и толстяк жирной, украшенной перстнями, рукой попытался ущипнуть Бригитту за подбородок.
Она сердито отстранилась.
-- Ну-ну, не буду, не буду, если не нравится! А многим бы понравилось, если б Джузеппе Каттини так взял, да! -- говорил Джузеппе, снова приближаясь к красавице.
Речь его была слишком оживленной, от него пахло вином: белки глаз были красны.
"Он пьян", -- подумала Бригитта, и этот богатый толстяк, такой обрюзглый, жирный, уродливый, стал ей еще противнее, чем всегда.
-- А я тебе подарочек принес. На, получи, хоть и не стоила бы ты этого за свою грубость. А! Какова вещица! Взгляни, Марго! -- Каттини держал в приподнятой руке и слегка покачивал золотые серьги. Мелкие алмазы сияли всеми цветами радуги; крупный жемчуг казался молочным.
-- Какая прелесть! -- воскликнула Марго.
Бригитта отошла, едва взглянув.
-- На же, бери! -- крикнул ей толстяк.
-- Мне не надо. Вон, матери нравится -- отдай ей, -- сказала девушка и слегка усмехнулась.
-- Не издевайся! -- закричал Джузеппе, побагровев.
-- Как ты смеешь! -- воскликнула Марго.
Бригитта ничего не отвечала, она поспешно подошла к двери и, выйдя из комнаты, остановилась у порога. Прямо перед нею тянулась, уходя вдаль, лагуна, сжатая с боков громадами домов. Заходящее солнце кидало багряный налет на верх зданий, розоватый отблеск ложился на лагуну. Отрезок неба, видневшийся в пространстве между домами, казался пылающим, и "Мост Вздохов", выделяясь на багровом фоне, словно висел в воздухе.
Картина была величественная, но чем-то грозно-зловещим веяло от нее. Она не могла подействовать успокоительно на взволнованную душу Бригитты. Тоска сжимала ее сердце. Ей хотелось плакать -- более того, рыдать. Вдруг она вздрогнула и, вся вытянувшись, уставилась глазами на поверхность лагуны. Там плыла гондола, и в ней сидел Марк вместе с братом Бригитты, Джованни, и Беппо. Он работал веслом. Девушка жадно следила, как мирно покачивалось его мощное туловище, Радость, жгучая радость наполнила ее сердце: он едет сюда, едет к ней. А гондола все ближе. Вон, уже Беппо заметил ее и, улыбаясь, кивает головой.
Бригитта торопливо вернулась в комнату
-- Сюда едут, -- с видимым волнением сказала она, -- сюда едут Джованни, Беппо и... и Марко.
И девушка отвернулась, чтобы скрыть яркую краску, выступившую на ее лице.
-- Несет черт! -- пробурчал Каттини.
-- И не говори! Повадился этот еретик, свел дружбу с Джованни, -- недовольно проворчала Марго, однако приготовилась встретить гостей: пододвинула к столу скамьи, поставила на него несколько кубков и вино.