На слѣдующій день, послѣ ранней молитвы, старикъ снялъ свою мантію, взялъ въ руки метелку изъ длинныхъ камышевыхъ прутьевъ и съ серьезнымъ спокойствіемъ принялся мести комнату. Видъ этой величественной фигуры, занятой такимъ мелкимъ дѣломъ, не могъ не произвести впечатлѣнія на Карлоса.

Онъ самъ уже привыкъ къ исполненію такихъ обязанностей, потому что каждый изъ узниковъ Santa Casa, какого бы ни было званія, прислуживалъ самъ себѣ. Но въ то же время для него было невыносимо видѣть своего товарища по заключенію -- этого величаваго, благородной наружности старца, занятого такимъ унизительнымъ дѣломъ. Онъ всталъ съ мѣста и просилъ его уступить ему исполненіе этой работы, какъ младшему. Въ началѣ узникъ не соглашался на его просьбу, утверждая, что это входило въ наложенную имъ на себя эпитимію. Наконецъ, онъ уступилъ просьбамъ Карлоса, можетъ быть, и потому, что уже отвыкъ здѣсь отъ всякаго сопротивленія и проявленія своей воли. Послѣ того, онъ съ интересомъ, обнаруженнымъ въ первый разъ, сталъ слѣдить за медленными и неловкими движеніями своего молодого товарища.

-- Вы хромаете, сеньоръ,-- сказалъ онъ послѣ того, какъ Карлосъ сѣлъ, окончивъ свою работу.

-- Это отъ блока {Блокъ, или дыба, на который вздергивали жертвъ инквизвціи при пыткѣ.},-- отвѣчалъ тихимъ голосомъ Карлосъ, и лицо его озарилось улыбкой, при воспоминаніи, что и ему пришлось пострадать за свою вѣру.

-- За чѣмъ они привели васъ сюда? -- сказалъ наконецъ старикъ съ нѣкоторымъ раздраженіемъ въ голосѣ.-- Вѣдь я провелъ спокойно въ одиночествѣ всѣ эти годы.

-- Мнѣ жаль безпокоить васъ, сеньоръ,-- отвѣчалъ Карлосъ. -- Но я здѣсь не по своей волѣ, и не могу уйти отсюда. Я узникъ здѣсь, подобно вамъ, но разница въ томъ, что я приговоренъ къ смерти.

Прошло нѣсколько минутъ въ молчаніи. Потомъ старикъ всталъ съ своего мѣста и, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по направленію къ Карлосу, съ серьезнымъ видомъ протянулъ ему руку.

-- Я боюсь, что я говорилъ жестко,-- сказалъ онъ.-- Прошло уже столько лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ я не говорю съ подобными себѣ, что я почти разучился обращаться къ нимъ. Будьте добры, сеньоръ и братъ мой, не откажите мнѣ въ своемъ прощеніи.

Карлосъ увѣрялъ его, что онъ нисколько не обиженъ и, взявъ протянутую руку, съ почтеніемъ поднесъ ее къ своимъ губамъ. Съ этого момента онъ полюбилъ своего товарища по заключенію.

Послѣ нѣкотораго промежутка молчанія, старикъ самъ возобновилъ разговоръ.

-- Вы, кажется, сказали, что находитесь подъ смертнымъ приговоромъ,-- спросилъ онъ.

-- Да, хотя формальный приговоръ еще не состоялся,-- отвѣчалъ Карлосъ.-- Говоря языкомъ инквизиціи, я -- не раскаявшійся еретикъ.

-- И такой молодой!

-- Быть еретикомъ?

-- Нѣтъ, чтобы умереть.

-- Развѣ я еще кажусь молодымъ? Послѣдніе два года показались мнѣ цѣлой жизнью.

-- Развѣ вы уже два года въ заключеніи? Бѣдный юноша! Впрочемъ, я пробылъ здѣсь девять, пятнадцать, двадцать лѣтъ... я не могу сказать, сколько. Я потерялъ счетъ времени.

Карлосъ глубоко вздохнулъ. И ему предстояла такая же жизнь, если по слабости онъ отречется отъ своей вѣры.

-- Какъ вы думаете, сеньоръ, развѣ эти долгіе годы страданія не хуже быстрой смерти?

-- По моему, это не существенно,-- отвѣчалъ не совсѣмъ ясно покаявшійся.

Его умъ былъ не въ силахъ теперь бороться съ разрѣшеніенъ этого вопроса, и потому онъ инстинктивно сторонился отъ него.

-- Мнѣ приказано,-- сказалъ онъ наконецъ,-- чтобы я своими совѣтами вліялъ на васъ въ видахъ спасенія вашей души, путемъ возвращенія въ лоно апостольской и католической церкви, внѣ которой нѣтъ ни мира, ни спасенія.

Карлосъ видѣлъ, что онъ повторялъ только чужія, внушенныя ему, слова. И ему казалось не великодушнымъ вступать съ нимъ въ пренія при такихъ условіяхъ. Ему было совѣстно воспользоваться своими свѣжими умственными силами для борьбы съ этимъ дряхлымъ, подавленнымъ страданіями старикомъ, подобно тому, какъ Жуанъ погнушался бы вступить въ бой съ слабымъ противникомъ.

Подумавъ немного, онъ отвѣчалъ:

-- Могу я просить васъ, сеньоръ и отецъ мой, позволить мнѣ откровенно изложить передъ вами, во что я вѣрую?

Подобная просьба не могла остаться безъ удовлетворенія. Неделикатность между двумя благородными кастильцами въ глазахъ раскаявшагося показалась бы хуже ереси.

-- Прошу васъ почтить меня изложеніемъ вашихъ мнѣній, сеньоръ,-- отвѣчалъ онъ съ поклономъ,-- и я выслушаю ихъ съ величайшимъ вниманіемъ.

Въ самыхъ простыхъ словахъ, доступныхъ пониманію ребенка, съ сердцемъ, полнымъ вѣры и любви, Карлосъ говорилъ о земной жизни Христа и Его страданіяхъ для спасенія всѣхъ вѣрующихъ въ Него.

Выраженіе потускнѣвшихъ глазъ старика нѣсколько оживилось и Карлосъ замѣтилъ, что онъ слушалъ его съ возростающимъ интересомъ. Но потомъ произошла перемѣна. Оживленіе исчезло изъ его глазъ, хотя онъ ни на одинъ моментъ не спускалъ ихъ съ лица говорившаго. Сосредоточенное вниманіе замѣнилось такимъ выраженіемъ, которое можетъ быть только у человѣка, слушающаго какую нибудь чудную музыку, вызывающую въ немъ смутныя, дорогія воспомнеанія. Въ дѣйствительности, голосъ Карлоса звучалъ именно такою музыкой въ ушахъ его товарища по заключенію и послѣдній, казалось, готовъ былъ навсегда остаться тамъ, слушая и смотря на него.

Карлосъ подумалъ, что если этотъ раскаявшійся удовлетворялъ ихъ "преподобія", то требованія ихъ были не особенно строги. И онъ удивлялся, какъ проницательный человѣкъ, подобный настоятелю Доминиканскаго монастыря, могъ довѣрить его обращеніе въ такія руки. Восхваляемое благочестіе раскаявшагося казалось ему только умственною подавленностью,-- покорностью души, въ которой была убита всякая сила.

-- Только живое можетъ сопротивляться,-- подумалъ онъ;-- съ мертвымъ-же они могутъ сдѣлать, что угодно.

Но, несмотря на такую подавленность сердца и умаг Карлосъ чувствовалъ, что его товарищъ по заключенію съ каждымъ часомъ дѣлается ему дороже.

Когда, изъ боязни утомить его, онъ прекратилъ свое изложеніе, оба они погрузились въ молчаніе, и прерванный разговоръ не возобновлялся въ теченіе этого дня, хотя они относились другъ къ другу съ прежнимъ дружескимъ вниманіемъ. Первое, на чемъ остановился взглядъ Карлоса, когда онъ проснулся на слѣдующее утро, была склонившаяся передъ Мадонной фигура старика, съ выраженіемъ болѣе сильнаго внутренняго чувства на лицѣ, чѣмъ онъ замѣчалъ до сихъ поръ.

Но Карлосъ ошибался, думая, что одно религіозное чувство оживляло лицо старика. Въ душѣ послѣдняго пробудилось иное, давно заснувшее въ немъ, земное чувство. Въ умѣ его промельвнуло слабое воспоминаніе о молодой женѣ съ малюткой, отъ которой его оторвали уже столько лѣтъ тому назадъ. Нѣсколько позже, когда два узника сидѣли за своей утренней трапезой, состоявшей изъ хлѣба и вина, покаявшійся началъ говорить первый.

-- Въ началѣ, вы очень смутили меня, сеньоръ,-- сказалъ онъ.

-- Я долженъ сознаться въ томъ же чувствѣ по отношенію къ вамъ,-- отвѣчалъ Карлосъ.-- Весьма понятно, что товарищи по несчастію, подобные намъ, могутъ быть другъ для друга настолько-же источникомъ горя, сколько и радости.

-- Вы правы,-- отвѣчалъ старикъ.-- Мнѣ уже разъ пришлось пострадать отъ предательства одного товарища по заключенію, и потому неудивительно, что во мнѣ развилась нѣкоторая подозрительность.

-- Какъ это случилось, сеньоръ?

-- Это было давно, вскорѣ послѣ моего ареста. Въ продолженіе многихъ тяжелыхъ, мрачныхъ мѣсяцевъ одиночества,-- я не могу сказать, сколько ихъ прошло,-- я оставался... я хочу сказать... пребывалъ въ состояніи не раскаянія.

-- Развѣ? -- спросилъ съ живымъ интересомъ Карлосъ.-- Впрочемъ, я такъ и думалъ.

-- Прошу васъ, сеньоръ, не вините меня,-- сказалъ съ безпокойствомъ старикъ.-- Теперь я примирился. Я возвратился въ лоно истинной церкви. Я исповѣдывался и получилъ отпущеніе и мнѣ даже обѣщано напутствіе св. Даровъ, если моя жизнь будетъ въ опасности. Я отрѣшился отъ всей той ереси, которую я узналъ отъ де-Валеро.

-- Отъ де-Валеро! Узнали отъ него! -- воскликнулъ Карлосъ иблѣдныя щеки его покрылись румянцемъ.-- Скажите мнѣ, сеньоръ, если я могу позволить себѣ такой вопросъ, сколько времени вы здѣсь.

-- Этого я не могу припомнить. Первый годъ я вижу ясно; но потомъ все точно во снѣ. Въ этотъ первый годъ со мною былъ предатель, о которомъ я говорилъ. Я уже просилъ о возвращеніи въ церковь. Мнѣ было обѣщано, я долженъ былъ принести покаяніе; мнѣ обѣщали прощеніе... свободу. Послѣ того мнѣ случилось говорить съ этимъ человѣкомъ, отъ чистаго сердца, какъ теперь съ вами, я считалъ его благороднымъ человѣкомъ, можетъ быть, "ихъ преподобія" поступили нѣсколько строго со мною. Да проститъ мнѣ Богъ эти слова! И этотъ человѣкъ, мой товарищъ по заключенію, самъ знавшій, что такое тюремная жизнь... пошелъ и донесъ на меня за эти праздныя слова сеньорамъ инквизиторамъ... да проститъ его Богъ! тогда двери темницы закрылись предо мной навсегда... навсегда! увы!...

Карлосъ едва улавливалъ его послѣднія слова. Онъ не спускалъ своихъ глазъ съ его лица.

-- Не оставили ли вы за собою въ томъ мірѣ дорогихъ, близкихъ вамъ, разлука съ которыми разрывала ваше сердце?-- спросилъ онъ дрожащимъ голосомъ.

-- Да, оставилъ. И съ тѣхъ поръ какъ вы здѣсь, я постоянно вижу предъ собою ихъ лица. Я не знаю почему. Моя жена, мое дитя! -- старикъ закрылъ свое лицо рукою, и давно незнакомыя слезы показались на его глазахъ.

-- Сеньоръ,-- сказалъ Карлосъ, стараясь сдержать свое волненіе,-- я прошу васъ о большой милости. Назовите мнѣ имя, которое вы носили, когда были между людьми. Я знаю, что оно благородное.

-- Да, мнѣ обѣщали спасти его отъ безчестія. Но въ мое покаяніе входило, чтобы я никогда не произносилъ его, даже забылъ его, если возможно.

-- Но только этотъ одинъ разъ, это не праздное любопытство... сжальтесь надо мною, назовите его,-- умолялъ его въ страстномъ волненіи Карлосъ.

-- Ваше лицо и голосъ дѣйствуютъ на меня непонятно; кажется, я ни въ чемъ не могу отказать вамъ. Я... то есть я былъ... донъ-Жуанъ Альварецъ де-Сантильяносъ-и-Меннія.

При этихъ словахъ Карлосъ упалъ безъ чувствъ у его ногъ.