Въ новой странѣ.
Колумбъ видѣлъ, какъ голые люди убѣгали толпами въ лѣсъ въ смертельномъ страхѣ.
-- Не надо ихъ пугать,-- сказалъ онъ командѣ,-- не будемъ на нихъ обращать вниманія, и они сами подойдутъ къ намъ.
Колумбъ приказалъ, чтобы еще двѣ лодки съ людьми изъ его экипажа высадились на берегъ. На берегу испанцы развели костеръ и мирно усѣлись вокругъ него. Между ними былъ Тріана и Діэго Мендецъ.
Бродя по берегу, Монашекъ услышалъ странный плачущій голосокъ. Очевидно, плакалъ ребенокъ. Онъ раздвинулъ кусты колючаго кустарника и увидѣлъ маленькую голую дѣвочку съ красно-бронзовымъ лицомъ, большими печальными глазами и черными жесткими волосами. Дѣвочка, должно быть, потеряла мать и заливалась горькими слезами. Діэго взялъ ее на руки, какъ она ни упиралась, и принесъ къ костру, вокругъ котораго сидѣли испанцы. Увидѣвъ маленькую дикарку, Колумбъ расхохотался.
-- Ого,-- сказалъ онъ,-- молодецъ Монашекъ! Онъ первый заводитъ знакомство съ этими людьми! Постой, маленькая обезьянка, будь нашимъ посломъ, говори своимъ родичамъ о нашихъ мирныхъ намѣреніяхъ.
Онъ досталъ красную шапочку, надѣлъ ее на голову ребенка, нацѣпилъ на шею его стеклянныя бусы, а на руки надѣлъ жестяной браслетъ съ колокольчиками и велѣлъ отнести дѣвочку въ лѣсъ. Діэго смѣло исполнилъ приказаніе адмирала, нисколько не боясь встрѣчи съ туземцами. Едва онъ отошелъ отъ маленькой дикарки, какъ изъ-за деревьевъ выскочило два краснокожихъ, повидимому, отецъ и мать ребенка. Испанцы издали наблюдали какъ они вертѣли дѣвочку и съ удивленіемъ разглядывали дешевыя побрякушки и шапку, подарокъ бѣлыхъ пришельцевъ, а потомъ стали хлопать въ ладоши и хохотать отъ удовольствія. Они убѣжали, унося на рукахъ счастливицу, но скоро вернулись съ небольшою толпою своихъ родичей.
Голые люди, наконецъ, осмѣлились подойти ближе къ европейцамъ. Между ними была одна женщина. Статныя тѣла дикарей были ярко раскрашены; въ носу у нихъ болтались блестящіе кусочки золота. Блѣднолицые люди указывали взволнованно на эти своеобразныя украшенія, а дикари стали охотно снимать ихъ и отдавать чужеземцамъ, а потомъ замахали руками по направленію къ югу и громко закричали. Испанцы поняли, что тамъ, на югѣ лежитъ много золота.
Бронзовые люди, очевидно, были незнакомы съ острымъ оружіемъ. Они съ любопытствомъ хватались руками за военные доспѣхи, за остріе шпагъ европейцевъ, обрѣзывали руки и съ удивленіемъ качали головами. Впрочемъ, Колумбъ и его спутники видѣли на ихъ тѣлѣ рубцы и сообразили, что у этихъ мирныхъ людей есть враги, которые отъ времени до времени нападаютъ на нихъ.
Попавъ на островъ, Діэго-Монашекъ, казалось, сошелъ съ ума отъ радости. Правда, онъ еще не видѣлъ сиренъ и хвостатыхъ людей, но онъ былъ въ числѣ первыхъ смѣльчаковъ, открывшихъ новую землю! Онъ бѣгалъ къ берегу и смотрѣлъ на волны, по которымъ скользили узкія пироги туземцевъ -- челны, выдолбленные изъ цѣльнаго дерева, съ веслами, похожими на лопаты, которыми въ хлѣбопекарняхъ сажаютъ въ печь хлѣбы. Завидѣвъ на берегу одинокую фигуру Тріаны, онъ побѣжалъ къ нему облегчить свое переполненное восторгомъ сердце. Подобравъ полы длиннаго не по немъ сшитаго камзола, мальчикъ прыгалъ съ камня на камень и, добравшись до матроса, съ разбѣга повисъ у него на шеѣ.
-- Тріана... какія у нихъ лодки!-- бормоталъ онъ, указывая на пироги,-- Тріана... о чемъ ты?
На него глянули изъ-подъ насупленныхъ бровей добрые, честные глаза матроса. Они были полны слезъ.
-- О чемъ ты, Тріана?
-- А королевская награда?-- отвѣтилъ ему морякъ вопросомъ на вопросъ.
-- Какая награда?-- удивился мальчикъ.
-- Я первый увидѣлъ землю, но награды не получу. Зналъ бы, не ѣздилъ. Будь проклята людская справедливость!
Діэго растерянно смотрѣлъ на своего друга. Онъ его не понималъ. Онъ весь былъ полонъ сознаніемъ важности открытія; онъ боготворилъ Колумба и не думалъ ни о золотѣ, ни о мараведисахъ, ни о серебряной курткѣ, а Тріана думалъ только о практической сторонѣ дѣла; ему непонятна была великая цѣль экспедиціи, но главное, что въ глазахъ Діэго было святотатствомъ,-- Тріана осуждалъ адмирала!
Мальчикъ покачалъ головою и попробовалъ разубѣдить своего друга:
-- Постой, Тріана, какъ же ты не понимаешь, что теперь надо забыть о всякой денежной наградѣ? Ты только подумай: что мы открыли?
Тріана вмѣсто отвѣта безнадежно махнулъ рукою и отвернулся.
Маленькій юнга отошелъ отъ него, повѣсивъ носъ, полный горя и недоумѣнія. Добрый Тріана, который во все время путешествія такъ заботился о немъ, а въ моментъ бунта поклялся, что никогда не оставитъ адмирала, теперь не понималъ безкорыстнаго восторга Монашка.
Опустивъ голову, мальчикъ грустно брелъ къ лагерю испанцевъ.
Колумбъ, глядя на яркіе угли костра, весь ушелъ въ глубокую думу. Онъ былъ увѣренъ, что за маленькимъ островкомъ Гванагани лежитъ материкъ, какъ это и оказалось потомъ на самомъ дѣлѣ, но Колумбъ ошибочно считалъ этотъ материкъ С. Америки за восточную сторону Азіи.
Колумбъ снова чувствовалъ себя сильнымъ; снова онъ былъ владыка и вождь толпы, отдавшей ему въ руки свою жизнь. Часъ тому назадъ, водрузивъ кастильскій флагъ въ землю новооткрытаго острова, его товарищи всѣ поголовно цѣловали его руки, край его платья, смотрѣли на него съ благоговѣніемъ, умоляли простить имъ прежніе проступки и поклялись ему повиноваться до послѣдняго вздоха.
Глядя на пугливыя лица дикарей, Колумбъ думалъ, что эти жалкіе люди, падавшіе передъ нимъ ницъ, какъ будто созданы самой природой для того, чтобы служить христіанамъ. Это была первая мысль о порабощеніи несчастныхъ обитателей Америки, мысль, принесшая впослѣдствіи такъ много зла...
А дикари довѣрчиво и жадно смотрѣли на кусочки битой посуды, которые лежали около костра. Европейцы, перемигнувшись, предложили имъ эти кусочки въ обмѣнъ на золото, и они съ радостью соглашались на этотъ торгъ. Вскорѣ они притащили бѣлымъ пропасть съѣстныхъ припасовъ. Дикари положительно не придавали никакого значенія золоту и удивлялись " тому, что испанцы такъ дорожатъ этимъ металломъ. Такое отношеніе дало испанцамъ самое преувеличенное понятіе о богатствѣ Новаго Свѣта и разожгло ихъ жадность.
Колумбъ рѣшилъ отправиться къ югу, гдѣ должны были находиться громадныя залежи золота. Онъ думалъ, что тамъ лежитъ волшебный Чипанго. Захвативъ силою нѣсколькихъ туземцевъ, онъ отправился отыскивать страну золота.
Онъ шелъ всю ночь и въ полдень 15-го октября подошелъ къ другому острову, бросилъ здѣсь якорь и назвалъ островъ Санта-Марія-де-ла-Концепціонъ. Туземцы помогли Колумбу найти третій островъ, названный Колумбомъ Фернандиной. Жители Фернандины уже имѣли понятіе объ одеждѣ: они прикрывали свое тѣло кусками бумажной матеріи и жили въ палаткахъ съ высокими трубами, гдѣ было чисто и даже уютно: между сваями въ этихъ простыхъ хижинахъ висѣли сѣти, которыя туземцы называли гамаками, и названіе это было перенято моряками для обозначенія висячихъ постелей.
Вслѣдъ за Фернандиной былъ открытъ островъ Изабелла. Колумбъ предполагалъ найти здѣсь много пряностей, но хотя растительность острова и была богата, адмиралъ совершенно не зналъ ботаники и не могъ опредѣлить ни одной породы деревьевъ.
Подвигаясь впередъ, онъ всюду разспрашивалъ о золотѣ. Туземцы качали головами И показывали на голову, какъ будто изображали корону.
-- Они пытаются намъ разсказать о царѣ, покрытомъ съ ногъ до головы золотомъ,-- говорилъ Колумбъ своимъ спутникамъ.-- Но гдѣ этотъ царь, гдѣ страна золота?
Туземцы упорно указывали въ даль, гдѣ порхали стаи пестрыхъ попугаевъ, и твердили:
-- Колба! Колба!
-- Навѣрное, Колба -- это Чипанго,-- сказалъ Колумбъ.-- Друзья, мы близки къ цѣли. Боюсь, что мы помѣшаемся, увидѣвъ землю, состоящую сплошь изъ золотого песку.
Въ концѣ октября испанцы уже плыли къ Колбѣ или къ Кубѣ, какъ этотъ островъ былъ названъ впослѣдствіи. Дикари сопутствовали ему, какъ проводники.
Флотилія остановилась возлѣ устья рѣки. Прелестная картина развернулась передъ европейцами. Берега рѣки живописно заросли травою; въ кустахъ пѣли красивыя птицы; вдали голубѣли воздушныя очертанія горъ. Дикари, широко раскрывъ глаза и разставивъ руки, говорили что островъ очень великъ, и на пирогѣ его невозможно объѣхать.
-- Куманаканъ!-- кричали они на своемъ гортанномъ языкѣ, и показывали на берегъ.
Это слово, навѣрное, обозначало одну изъ частей острова. Колумбъ рѣшилъ, что дикари говорятъ о богатомъ Кублай-ханѣ, страна котораго Катай (Китай) лежитъ неподалеку. Онъ послалъ на развѣдки двухъ испанцевъ въ сопровожденіи индѣйскихъ проводниковъ.
Всюду, гдѣ появлялись бѣлые пришельцы, ихъ принимали съ божескими почестями. Дикари смотрѣли на нихъ со страхомъ, оживленно бормотали что-то на своемъ непонятномъ языкѣ и показывали руками то на небо, то на испанцевъ, а женщины и дѣти падали передъ ними ницъ, какъ передъ божествами.
Въ числѣ украшеній дикарей часто попадался жемчугъ. Въ деревняхъ испанцы нашли, запасъ превосходнаго длинноволосаго хлопка. Располагаясь въ хижинахъ на отдыхъ, бѣлые люди впервые познакомились съ двумя растеніями этихъ странъ, сыгравшими впослѣдствіи важную роль въ жизни европейскихъ народовъ.
Колумбъ и его спутники часто видѣли, какъ туземцы, сидя около очаговъ, гдѣ варился ихъ неприхотливый обѣдъ, тянули дымъ изъ горящихъ свернутыхъ листьевъ какого-то растенія; этотъ дымъ былъ ѣдкій, и отъ него съ непривычки у европейцевъ кружилась голова; но краснокожіе всѣ поголовно курили: мужчины, женщины, старики, даже дѣти. Они радушно приглашали бѣлыхъ гостей отвѣдать сигаръ и удивлялись ихъ нежеланію затянуться дымомъ.
Потомъ испанцы увидѣли, какъ туземцы вытаскивали изъ горячей золы какіе-то круглые сморщенные клубни съ темной кожей и ѣли ихъ съ величайшимъ наслажденіемъ. Бѣлые рѣшились тоже попробовать страннаго кушанья; оно оказалось очень вкуснымъ. Туземцы доставали эти клубни изъ корней одного растенія. Нетрудно, конечно, догадаться, что сигары были изъ листьевъ табаку, а клубни -- картофель. Послѣдній привлекъ симпатіи бѣлыхъ, но табакъ на первыхъ порахъ привелъ ихъ въ ужасъ. Впослѣдствіи это растеніе принесло испанской коронѣ гораздо больше дохода, чѣмъ пресловутое золото, за которымъ она съ такою жадностью гонялась.
Великій генуэзецъ рѣшилъ во что бы то ни стало найти страну золота на югѣ. Туземцы называли ее то Бажбъ, то Богайо, то Каритаба. Но сначала надо было починить корабли. Пока шла эта починка, Колумбъ старался сблизиться съ дикарями и вывѣдать у нихъ указанія о состояніи торговли въ юго-восточной части острова.
Колумбъ ходилъ по отлогому берегу, самъ наблюдая за работой корабельщиковъ. Дикари охотно помогали бѣлымъ, таская громадныя бревна и по указанію европейцевъ распиливая доски. Діэго-Монашекъ вертѣлся тутъ же съ пилой. Онъ ухитрился объясняться съ туземцами знаками при помощи нѣсколькихъ выученныхъ мѣстныхъ словъ. Вдругъ, бросивъ пилу, мальчуганъ сталъ прыгать какъ чертенокъ, и его маленькая фигурка въ широкомъ камзолѣ заколебалась какъ маятникъ. Онъ визжалъ и хохоталъ, точно сумасшедшій.
Колумбъ съ любопытствомъ подошелъ къ нему.
-- Чему ты смѣешься, пострѣленокъ?-- спросилъ онъ съ напускною строгостью.
Діэго вытянулся въ струнку и объявилъ неестественно дѣловымъ тономъ.
-- Мѣстные владѣтели говорятъ, что на островахъ вблизи есть одноглазые люди съ собачьими мордами и каннибалы, свирѣпые каннибалы, которые постоянно ведутъ войны, чтобы утолить свой голодъ мясомъ убитыхъ людей.
Сдѣлавъ забавный поворотъ налѣво-кругомъ, "пострѣленокъ" вдругъ фыркнулъ и, весело перекувыркнувшись черезъ голову, вскочилъ на ноги съ крикомъ:
-- Наконецъ-то мнѣ удастся увидѣть чудовищъ и людоѣдовъ!
Діэго ужасно обрадовался, когда Колумбъ обѣщалъ ему непремѣнно показать эти чудеса.
Когда починка судовъ, наконецъ, была окончена, испанцы пустились вдоль западнаго берега, чтобы найти хвостатыхъ людей и страну золота Бабэкъ, гдѣ по словамъ дикарей, золото собирали на берегу по ночамъ при свѣтѣ факеловъ, а затѣмъ дѣлали изъ него слитки. Но дикари путали свои показанія о хвостатыхъ людяхъ, и Діэго съ грустью объявилъ, что они живутъ значительно сѣвернѣе, а Колумбъ боялся, что на сѣверѣ его ждетъ холодъ, и спустился къ югу.
Эта случайность помѣшала Колумбу сдѣлать болѣе великое открытіе. Если бы онъ прошелъ дальше на западъ, то убѣдился бы, что Куба или Хуана, какъ онъ назвалъ въ честь принца Хуана вновь открытую землю, островъ. Онъ нашелъ бы материкъ вблизи лежащихъ Мексики и Юкатана и предупредилъ бы такимъ образомъ великія завоеванія своихъ послѣдователей.
При помощи блестящихъ бездѣлушекъ Колумбъ заманилъ къ себѣ на корабль шестерыхъ мужчинъ, семь женщинъ и трехъ дѣтей. Когда корабли отошли на значительное разстояніе отъ берега, дикари попробовали бѣжать, но бѣлые люди помѣшали имъ. Тогда они опустились на палубу и, закрывъ лицо руками, заплакали. Дѣти прижимались къ матерямъ и ревѣли благимъ матомъ. Невыносимо было смотрѣть на этихъ обманутыхъ дѣтей природы. Одинъ изъ нихъ, судя по роскошной раскраскѣ лица и по богатому головному убору изъ перьевъ, былъ начальникомъ. Гордый и статный, онъ стоялъ у борта, закинувъ голову назадъ, неподвижный, какъ бронзовое изваяніе, и только губы его трепетали отъ чувства боли и оскорбленія, да въ красивыхъ глазахъ сверкали злыя слезы.
Діэго-Монашку стало жалко этого гордаго красавца; онъ не могъ выносить несправедливости и насилія. Молодой дикарь успѣлъ на Кубѣ подружиться съ нимъ Подойдя къ нему, Діэго положилъ ему руку на плечо и горячо проговорилъ:
-- Не горюй, другъ! Мой начальникъ не сдѣлаетъ тебѣ зла. Посмотри: здѣсь твоя жена и твой ребенокъ. Мальчикъ уже смѣется, я далъ ему хлѣба съ патокой. Ты только взгляни, какъ онъ уписываетъ сладкій кусокъ! Адмиралъ не сдѣлаетъ тебѣ зла: онъ хочетъ научить тебя добру и правдѣ...
Дикарь грустно покачалъ головою и молча улыбнулся. И Діэго отвернулся, будучи не въ силахъ переносить этого унылаго взгляда. Съ этихъ поръ онъ всячески старался облегчить неволю бѣдныхъ дикарей, и тѣ платили ему самою горячею благодарностью.
Правда, адмиралъ не отставалъ въ этомъ отношеніи отъ маленькаго юнги; онъ обращался съ невольниками такъ ласково, что они привязались къ нему, хотя и вздыхали о покинутой родинѣ. Они понемногу свыклись съ неволей, учились испанскому языку и уже не выказывали прежняго желанія броситься въ волны.
Колумбъ посѣтилъ нѣсколько маленькихъ островковъ и достигъ большого острова, принятаго туземцами за Бабэкъ. Ноябрьскіе противные вѣтры помѣшали ему пристать здѣсь къ берегу, и онъ повернулъ обратно къ Кубѣ.
Чтобы не потерять другъ друга изъ виду, адмиралъ приказалъ постоянно поддерживать огонь на вершинѣ своей мачты. Отъ времени до времени на Санта-Маріи стрѣляли; съ двухъ другихъ судовъ отвѣчали выстрѣлами. Но къ концу ночи съ "Пинты" въ теченіе долгаго времени не было слышно ни одного выстрѣла.
-- Что значитъ это молчаніе?-- спросилъ Колумбъ, опытнаго моряка Талерте де Лайеса.
Открытое лицо Таллерте не умѣло лгать; глаза его давно съ недоумѣніемъ и тревогою вглядывались въ тусклый предразсвѣтный сумракъ. Его мучили тяжелыя мысли...
-- Надо подождать...-- смущенно пробормоталъ онъ, вытирая платкомъ лысину.
-- Э, пустяки!-- воскликнулъ безпечно Гульельмо Иресъ, веселый искатель приключеній,-- они близко! Это проклятый вѣтеръ относитъ отъ насъ звуки ихъ выстрѣловъ.
Пьеро Гуттьерецъ, поглаживая длинную бороду, объявилъ, что тутъ ужъ какая нибудь "штука", вродѣ заколдованнаго моря или водоворота, который, конечно, извѣстенъ туземцамъ.
-- Надо спросить объ этомъ племянника: онъ отлично объясняется съ дикарями.
Съ тѣхъ поръ, какъ Діэго-Монашекъ сталъ переводчикомъ, онъ пріобрѣлъ въ глазахъ дяди значительный вѣсъ.
Колумбъ продолжалъ безучастно вглядываться въ даль и случайно услышалъ рѣчи, которыя навели его на тяжелыя сомнѣнія. Онъ услышалъ голосъ мрачнаго Родриго де Тріана. Бѣдный матросъ тосковалъ съ тѣхъ поръ, какъ экипажъ высадился на берегъ Санъ-Сальвадора, и адмиралъ перевелъ его съ "Пинты" на "Санта Марію".
Тріана говорилъ что то уныло вполголоса, и Колумбъ не могъ сначала разобрать словъ.
-- О, Господи, что ты болтаешь?-- прозвучалъ полный ужаса голосъ Діэго Мендеца.
-- Я говорю только то, что знаю, тысяча чертей!-- пробурчалъ сердито Тріана,-- повѣрь мнѣ, онъ ненавидитъ адмирала.
-- Да за что?
-- А за то, что завидуетъ ему. Ему одному хочется погрѣть руки около золота въ новыхъ земляхъ; пожалуй, онъ не прочь былъ бы сдѣлаться вмѣсто него вице-королемъ. У него, братъ, губа-то не дура! Это не то, что я, у котораго опустились руки съ тѣхъ поръ, какъ случилась та... та несправедливость, тысяча чертей и одинъ въ придачу! Я ненавижу адмирала, который меня перевелъ зачѣмъ-то на свое судно, съ охотой задушилъ бы его, не будь онъ моимъ начальникомъ, но разъ ужъ онъ мой начальникъ, то я ему подчиняюсь... Я честный солдатъ, Монашекъ!
Тріана вздохнулъ. Діэго пробормоталъ почти плачущимъ голосомъ:
-- Тебѣ тяжело, Тріана, но мнѣ больно тебя слушать... я вѣдь любилъ... я вѣдь люблю тебя... Отчего ты не уйдешь отъ адмирала?
-- Не съ Пинзонами-ли?-- презрительно отозвался старый морякъ.-- Нѣтъ, я еще не потерялъ чести, мальчуганъ. Тысяча чертей, я вернусь на родину при первой возможности, но открыто и честно!
Голоса смолкли.
Кровь бросилась въ голову Колумбу: неужели же Тріана говорилъ правду, неужели Алонзо Пинзонъ бѣжалъ?
Его предположенія, казалось, были вѣрны: насталъ декабрь, а о Пинзонѣ не было ни слуху, ни духу.
Объѣхавъ берега Кубы, Колумбъ убѣдился, что этотъ островъ представляетъ одну изъ богатѣйшихъ странъ міра, но не золотомъ, не драгоцѣнными камнями, а богатою и разнообразною растительностью, дающею цѣлый рядъ въ высшей степени цѣнныхъ продуктовъ.
Направляясь къ юго-востоку, Колумбъ увидѣлъ горы, живописно возвышавшіяся на горизонтѣ. Замѣтивъ направленіе, куда съ восхищеніемъ смотрѣлъ вождь бѣлыхъ, молодой красивый туземецъ пробормоталъ:
-- Гаити! Богайо!
Генуэзецъ не понялъ словъ индѣйца. Впослѣдствіи островъ "Гаити" былъ названъ Испаньолой. Послѣднее названіе, впрочемъ, не удержалось, и теперь этотъ островъ носитъ имя Гаити или Санъ-Доминго.
Адмиралъ отрядилъ "Нину" для развѣдокъ и приказалъ ея капитану найти удобную гавань. Гавань скоро была найдена, и, съ разсвѣтомъ корабли бросили въ ней свои якоря.
Передъ испанцами раскинулась прекрасная гористая страна, напоминавшая Кастилію; многіе изъ моряковъ плакали отъ умиленія, слушая въ миртовыхъ рощахъ пѣніе, птицъ, которое такъ напоминало имъ пѣсни лѣсныхъ пташекъ на родинѣ.
Колумбъ старался познакомиться съ жителями. Когда его люди поймали красивую женщину-дикарку съ продѣтымъ въ носъ кольцомъ, онъ надавалъ ей массу бездѣлушекъ и тотчасъ же отпустилъ на свободу. Женщина разсказала своимъ родичамъ, какъ ласковы бѣлые пришельцы, и они толпами являлись къ Колумбу, неся ему въ подарокъ пестрыхъ попугаевъ. Когда Колумбъ выпустилъ на свободу съ подарками одного плѣннаго туземца, тотъ привлекъ съ собою къ берегу несмѣтную толпу земляковъ. Индѣйцы глазѣли на испанцевъ, а послѣдніе безъ труда выманивали у нихъ золотыя украшенія. Скоро карманы бѣлыхъ были полны золотомъ, но съ каждымъ новымъ кусочкомъ этого злополучнаго металла алчность ихъ разгоралась все сильнѣе.
Въ толпѣ индѣйцевъ стоялъ красавецъ-воинъ, съ громадною короною изъ перьевъ. Онъ держалъ себя гордо, а окружающіе относились къ нему съ подобострастіемъ.
-- Мой пріятель, плѣнный индѣецъ, говоритъ, что это кацикъ {Кацикъ -- правитель индѣйцевъ.},-- сказалъ Діэго адмиралу.
-- Пусть же твой пріятель поговоритъ съ нимъ и спроситъ у него, гдѣ больше всего находится золота въ этихъ странахъ.
Черезъ минуту съ корабля зазвучалъ гортанный голосъ плѣннаго индѣйца. Слушая его, Діэго громко хохоталъ и хлопалъ отъ восторга въ ладоши.
-- Онъ говоритъ кацику,-- пояснилъ мальчикъ адмиралу,-- что бѣлые люди пришли съ неба и отправляются въ Бабэкъ; онъ говоритъ, что имъ нужно золото. Охъ, не слыхалъ я въ монастырѣ, чтобы небожители нуждались въ золотѣ!
Эта шутка вызвала на губахъ Колумба улыбку. Онъ послалъ кацику въ подарокъ бусы и наваху, и тотъ сказалъ, что черезъ два дня бѣлые могутъ достигнуть Бабэка. Онъ подарилъ на прощанье бѣлымъ нѣсколько золотыхъ пластинокъ и обѣщалъ скоро принести еще золота.
Было 18 декабря, католическій праздникъ Благовѣщенія. Колумбъ разукрасилъ корабли и велѣлъ стрѣлять изъ пушекъ.
Громкіе раскаты пушечной пальбы разсыпались въ воздухѣ; флаги весело развѣвались, и среди этой торжественной обстановки показались носилки, разукрашенныя перьями; ихъ несли туземцы. На носилкахъ важно лежалъ кацикъ. Сзади шли рабы, обмахивая его вѣерами изъ перьевъ.
Колумбъ отдыхалъ въ своей каютѣ. Діэго, котораго онъ взялъ Себѣ въ пажи, влетѣлъ въ каюту и закричалъ:
-- Кацикъ Гваканагари!
-- Забавное имя,-- отозвался Колумбъ.-- Пригласи этого Гваканагари какъ можно почтительнѣе.
Испанскіе матросы съ преувеличеннымъ подобострастіемъ сняли подъ руки кацика и посадили за столъ рядомъ съ адмираломъ. Гваканагари обѣдалъ съ аппетитомъ и, видимо, остался очень доволенъ пищей "небожителей". Слуги, сидѣвшіе у его ногъ, получали отъ времени до времени отъ него лакомые куски. Краснокожій властелинъ таращилъ свои большіе дѣтски простодушные глаза на занавѣсы у кровати Колумба. Адмиралъ тотчасъ же приказалъ снять эти занавѣсы и подарилъ ихъ гостю; въ придачу онъ далъ бутылку померанцевой настойки, нѣсколько зеренъ янтаря изъ своего ожерелья и пять паръ красныхъ башмаковъ. Кацикъ покинулъ испанскій корабль очень довольный пріемомъ "небожителей" и оставилъ адмиралу на память пять золотыхъ коронъ.
-- Откуда взялось это золото у славнаго Гваканагари?-- спросилъ Колумбъ черезъ переводчика у индѣйскаго вождя.
Гваканагари улыбнулся и показалъ на югъ.
Когда Гваканагари ушелъ, нитайяно, приближенное къ кацику лицо, разсказалъ, что на востокѣ въ странѣ Цибао царскія знамена сдѣланы изъ золота.
-- Клянусь честью, онъ говоритъ о волшебномъ островѣ Чипанго!-- восторженно крикнулъ адмиралъ.
Старый индѣецъ съ презрѣніемъ покачалъ головою.
-- Что за радость въ золотѣ? Въ вашихъ рукахъ камешки блестятъ куда лучше. Тамъ,-- онъ указалъ рукою на юго-востокъ,-- есть земля, гдѣ золото сѣютъ черезъ сито, гдѣ вся земля золотая!
-- Это Чипанго!-- повторилъ Колумбъ еще съ большимъ волненіемъ.
Испанцы теперь рыскали за золотомъ, какъ алчные волки за добычею. Они походили на звѣрей, готовыхъ растерзать другъ друга. Разъ Таллерте заявилъ, что подчиненный ему матросъ избилъ другого за украденное у него золото. Въ другой разъ Діэго прибѣжалъ весь въ крови и хромая. Онъ молчалъ и ни за что не хотѣлъ выдать своего обидчика, но ходили слухи, что одинъ изъ забіякъ-матросовъ пытался вытащить у него изъ кармана слитокъ золота. Подобные случаи заставили Колумба издать строгій приказъ, чтобы ни одна крупица золота не пряталась въ карманахъ его команды, пока не будетъ записана въ число общихъ доходовъ.
-- Мы должны будемъ отдать отчетъ казнѣ,-- говорилъ онъ,-- а если половина моихъ людей падетъ жертвою своей алчности, что я скажу королю?
Наступилъ канунъ Рождества. За день передъ тѣмъ Колумбъ отправился вдоль берега, чтобы поставить тамъ "символы искупленія", кресты, первые памятники христіанства въ языческой странѣ.
Рождественская ночь была темна, какъ могила. Діэго Аранъ, умиравшій отъ зависти къ Колумбу, исполнялъ свои обязанности изъ рукъ вонъ плохо. Стоя у руля, онъ сердито ворчалъ:
-- Рождественская ночь на дворѣ, а этотъ сумасбродъ заставляетъ насъ мчаться куда-то по своей прихоти. Онъ думаетъ, что люди сдѣланы изъ желѣза! Я предпочту спать, чѣмъ дрогнуть здѣсь на вѣтру. Эй, Діэго, ступай сюда... Эй, Діэго, да проснись же!
Склонившись внизъ, къ палубѣ, онъ звалъ Діэго. Мальчикъ спалъ, безмятежно свернувшись на канатахъ.
Онъ вскочилъ, протирая сонные глаза, и бормоталъ испуганно и несвязно...
-- Становись у румпеля, лежебокъ!-- кричалъ Аранъ,-- мнѣ надо отлучиться! Да смотри, не спи!
Маленькій юнга не смѣлъ ослушаться лоцмана, хотя ненавидѣлъ его отъ всего сердца. Ночь была темна, и онъ до смерти боялся этой темноты и руля, съ которымъ онъ рѣшительно не умѣлъ справляться. Аранъ ушелъ, не давъ ему даже времени на раздумье. Мальчикъ вглядывался въ мракъ, весь дрожа отъ волненія. Тамъ все было черно и таинственно. Бѣдняга вспомнилъ всѣ молитвы, которымъ его научили палосскіе братья.
Вся команда крѣпко спала. Онъ одинъ стоялъ на рулѣ. На немъ лежала отвѣтственность за безопасность судна.
-- Господи, спаси и помилуй!-- шептали побѣлѣвшія губы мальчика.
Вдругъ во мглѣ прозвенѣлъ его отчаянный крикъ. Корабль весь задрожалъ и сталъ, глубоко врѣзавшись въ песчаную мель.
Колумбъ первый услышалъ крикъ Діэго.
-- Гибнемъ! Гибнемъ!-- звенѣлъ дѣтскій надорванный голосъ.
Люди проснулись и заметались по кораблю, объятые паникой. Ихъ молящіе голоса звучали безнадежнымъ., отчаяніемъ.
Діэго побѣжалъ къ Колумбу и страстно заговорилъ:
-- Я умру съ вами, адмиралъ...
-- Не бойся, мальчикъ,-- отвѣтилъ Колумбъ, не потерявшій хладнокровія,-- мы спасемся.
Лодка ожидала команду. Подходя къ борту, Діэго услышалъ голосъ своего друга, молодого индѣйца Никао, служившаго испанцамъ переводчикомъ. Индѣецъ звалъ Діэго по имени и шепталъ что-то безсвязное, схвативъ мальчика за руку. Къ нему жались его жена и ребенокъ. Въ порывѣ состраданія Діэго схватилъ женщину за руку и повелъ къ тому мѣсту, гдѣ была:лодка. Но индѣянка вырвалась и положила на руки своего смуглаго ребенка. Никао нѣжно сказалъ:
-- Сбереги его, Діэго, во имя своего Бога.
Мальчикъ осторожно, сознавая важность возложенной. на него задачи, отнесъ ребенка въ лодку.
Лодка поплыла къ "Нинѣ", и это судно отправило свою команду на помощь "Санта Маріи". Но для флагманскаго корабля уже не было спасенія: въ немъ образовалась трещина, и онъ сильно наклонился набокъ. Мачту срубили, но "Санта Марію" поднять не было возможности. Колумбъ перешелъ со своими людьми на "Нину", при чемъ перевелъ туда и всѣхъ плѣнниковъ.
Утромъ Гваканагари прислалъ на помощь испанцамъ нѣсколько пирогъ, чтобы помочь имъ разгрузить корабль и спасти все цѣнное. Гибель самаго большого судна заставила адмирала заговорить о. возвращеніи въ Испанію: невозможно было пускаться въ дальнѣйшія изслѣдованія съ однимъ крошечнымъ суденышкомъ "Ниной". Вѣрный себѣ, Колумбъ и въ гибели "Санта Маріи" видѣлъ предопредѣленіе свыше.
-- "Санта Марія" погибла... Господь это допустилъ...-- говорилъ онъ товарищамъ,-- и я долженъ избрать мѣсто гибели для основанія колоти.
-- Да здравствуетъ адмиралъ!-- задрожалъ въ воздухѣ дружный крикъ команды.
Многіе изъ этихъ людей хотѣли здѣсь остаться, чтобы отыскать золотую руду и обогатиться, пока Колумбъ съѣздитъ въ Испанію объявить о своемъ открытіи. Адмиралъ приказалъ построить фортъ съ башнею и рвомъ, и скоро были сдѣланы всѣ распоряженія по изготовленію запасовъ хлѣба и вина болѣе, чѣмъ на годъ, кромѣ посѣвовъ для будущаго урожая. Баркасъ былъ предоставленъ въ распоряженіе остающихся; изъ разбитаго судна были выстроены дома для колонистовъ. Передъ отъѣздомъ адмиралъ раздалъ также остающимся товарищамъ разныя вещи для мѣновой торговли съ туземцами и строго-настрого запретилъ имъ всякое насиліе надъ ними. Кацикъ Гваканагари поклялся относиться къ оставшимся бѣлымъ такъ же дружественно, какъ до сихъ поръ относился къ ихъ начальнику.
Насталъ, наконецъ, моментъ, когда Колумбъ могъ разстаться съ племянникомъ Діэго Араномъ, который рѣшилъ остаться въ колоніи. Надзоръ за Араномъ онъ поручилъ двумъ друзьямъ, Педро Гуттьерецу и Родриго де-Эсковеда. Діэго-Монашка адмиралъ бралъ съ собою, такъ какъ мальчикъ ни за что не хотѣлъ съ нимъ разстаться.
Прощанье съ Гваканагари вышло очень трогательнымъ. Кацикъ объявилъ Колумбу, что въ память о вождѣ бѣлыхъ отольетъ золотую статую, которой должны будутъ воздавать почести всѣ его подданные.
4 Января великій мореплаватель вышелъ изъ Виллы де Навидадъ, какъ онъ назвалъ испанскую колонію. Спустя два дня онъ, къ своему удивленію, встрѣтилъ "Пинту". Алонзо Пинзонъ пробовалъ оправдаться, говоря, что судно его потеряло флагманскій корабль, благодаря темнотѣ. Очевидно Пинзонъ нигдѣ не нашелъ золота и потому вернулся къ командиру. Не довѣряя братьямъ Пинзонамъ, Колумбъ торопился выйти въ открытый океанъ. Въ то время, какъ адмиралъ запасался свѣжею водою, онъ увидѣлъ въ морѣ странныя существа съ темными лицами и рыбьими хвостами. Въ своемъ дневникѣ Колумбъ назвалъ ихъ сиренами и удивлялся, что они вовсе не были такъ пригожи, какъ ихъ обыкновенно описываютъ. По всей вѣроятности за сиренъ Колумбъ принялъ тюленей.
Черезъ двѣ недѣли Испаньола скрылась изъ глазъ испанцевъ, и они очутились въ открытомъ океанѣ. То былъ періодъ бурь въ Атлантическихъ водахъ. Февраль не принесъ съ собою штиля.
Жалкимъ суденышкамъ Колумба суждено было выдержать страшную бурю. Оба корабля принуждены были убрать паруса. "Пинта" скрылась изъ вида: ее отнесло вѣтромъ на сѣверъ. Ужасная ночь смѣнилась не менѣе ужаснымъ днемъ. Люди молились, плакали, давали тяжелые обѣты...
Въ то время, какъ люди вокругъ изнемогали и падали духомъ, Діэго Мендедъ испытывалъ вдохновенный восторгъ. Мужество адмирала заражало маленькаго юнгу. Стоя на кормѣ, Колумбъ украдкой работалъ надъ боченкомъ, который долженъ былъ спустить въ воду. Ободряя команду, онъ называлъ штормъ "вѣтеркомъ". Но никто, яснѣе его не сознавалъ опасности положенія. Въ боченкѣ лежалъ свертокъ пергамента, на которомъ Колумбъ сообщалъ исторію своихъ открытій. Второй боченокъ съ описаніемъ путешествія онъ помѣстилъ на кормѣ. Если бы буря разбила въ щепки корабль, слѣпой случай могъ бы принести боченокъ къ берегамъ Европы и разсказать о новомъ мірѣ.
Черезъ три дня буря утихла, и люди увидѣли землю. То были Азорскіе острова. Здѣсь Колумба ожидала новая неудача. Португальцы -- жители Азорскихъ острововъ -- были крайне поражены, узнавъ, откуда пришло судно адмирала; огромная толпа любопытныхъ собралась на лодкахъ подивиться на него и на индѣйцевъ. Колумбъ чуть не сдѣлался жертвою мести португальскаго правительства. Губернаторъ острововъ хотѣлъ захватить корабль Колумба и овладѣть его бумагами, но замыселъ его не удался: адмиралъ не впустилъ его къ себѣ на корабль.
Буря вновь занесла путешественниковъ въ одинъ изъ португальскихъ портовъ. Колумбъ получилъ приглашеніе отъ короля Іоаньо II явиться ко двору. Не безъ страха великій мореплаватель принялъ это приглашеніе, но, сверхъ его ожиданія, въ королевскомъ приглашеніи не было никакой ловушки: Іоаньо II оказалъ Колумбу царственный пріемъ и отпустилъ съ почетомъ. Исправивъ поврежденія на кораблѣ, Колумбъ отправился далѣе по направленію къ Палосу.
Бѣднымъ безвѣстнымъ искателемъ приключеній покинулъ онъ палосскую гавань нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Мирные жители обрекали на гибель своихъ близкихъ, рѣшившихся раздѣлить безумную затѣю пришлаго генуэзца. Теперь Колумбъ возвращался къ нимъ героемъ. Всѣ, кого палоссцы давно уже мысленно похоронили, по комъ служили въ монастырѣ обѣдни, были живы, да не только живы,-- они сдѣлались владѣльцами богатыхъ сокровищъ и новыхъ земель!
Радостные крики нѣсколько дней подрядъ оглашали всегда тихій и мирный городокъ. Добрый настоятель палосскаго монастыря плакалъ отъ счастья, слушая безконечные разсказы Колумба, и отъ всей души простилъ побѣгъ маленькаго дерзкаго Діэго Мендеца.
Скоро въ палосской гавани показались паруса испанскаго корабля. Это была злополучная "Пинта". Совѣсть нинзона была нечиста; онъ боялся гнѣва Колумба и, узнавъ, что адмиралъ собирается въ Барцелону, рѣшилъ скрываться неподалеку отъ Палоса, пока Колумбъ не покинетъ послѣдняго. "Пинтѣ" пришлось перенести не мало приключеній: буря занесла ее къ берегамъ Франціи. Алонзо Пинзонъ послалъ отсюда гонца къ испанскому двору, увѣдомляя о намѣреніи посѣтить "королей". Однако, королевскій приказъ запретилъ этому выскочкѣ явиться ко двору: тамъ ждали объясненій Колумба.
Огорченный неудачей, Алонзо Пинзонъ заболѣлъ и умеръ у себя на дому въ Налосѣ черезъ нѣсколько дней послѣ пріѣзда.
Конецъ первой части.