-- Тайну нашу я держала крепко. Не только язык был на привязи, за зубами,-- вся всегда в струне. Когда мне случалось встречаться с Галактионом при людях, либо слышать о нем, либо самой упоминать его имя в разговоре с братом Павлом, с Дросидою, с кем-нибудь из знакомых, я мысленно проверяла каждое свое движение, диктовала себе каждый взгляд, подстерегала каждый звук в голосе, так ли все, как надо, чтобы самый проницательный наблюдатель не поймал во мне хотя бы малого признака-намека хотя бы на малый интерес к этому человеку. Равнодушная любезность, ласковая чуждость -- и никаких! Помилуйте, что же может быть общего между интересной -- почти "мондэнкой" -- Лили Сайдаковой и каким-то ничтожным полусерым Галактионом Шупловым? Они с разных планет. Даже дальше! Лили Сайдакова будет охотно и с любопытством слушать о жителях Марса, если кто хорошо расскажет, но о Галактионе Щуплове -- Бог с вами! Ей-то что?!
Береглась, стереглась, но, правду сказать, отчасти нравилась мне наша тайна. Забавно было, что я в ней -- одна против всех, кроме тоже одного только человека, а он -- мой сообщник и верный раб. Всех обманываю и дурачу, и никто не знает, что я в себе затаила и чем всех в немом молчании дразню. Сижу, бывало, в ложе и думаю про себя: "Смешно! Туалет от Федотовой, парюра -- шик, духи английские, перчатки парижские, для прически заезжала к французу куаферу на Кузнечном мосту... Прошлый антракт проболтала с князем Александром Ивановичем Урусовым о Поле Верлене, а вот из партера кланяется мне и воздушный поцелуй послал Савва Иванович Мамонтов... Элла недовольна: на меня больше обращают внимания... Принцесса! Ну разве я не принцесса?..
А вот сейчас кончится спектакль, выйду я из театра, отделываясь от провожатых, чтобы не следили, куда возьму извозчика, а если не отделаюсь, сперва скажу неверный адресе, потом в дороге переменю. Едучи темною Москвою, буду соображать, с какой улицы сегодня лучше подъехать: с Остоженки -- будто на телеграфную станцию, или с Пречистенки, где у ворот дворник лентяй и сонуля, легко -- мимо него да между сонных флигелей -- туда... А там -- ощупью во тьме по стенке вонючей, склизкой лестницы -- облупленная клеенка ненавистной старой двери... Галактион без пиджака, в жилете, под висячею лампою, за столом с самоваром и закускою ждет, сводит какие-нибудь итоги в записной книжке, чиркает карандашом, щелкает костяшками счет... Ждет... Восторженный взгляд навстречу "мимолетному видению, гению чудной красоты...". Пока в шубке, еще не так глупо, но -- шубка долой, и вот я в федотовском туалете, со сверкающей парюрой, причесанная французом, надушен-н ая дорогими духами -- принцесса принцессой,-- стою, сижу, хожу в этой протухлой, промозглой квартиренке-конуре, где каждая вещь кричит о пошлости, серости, дешевизне, мещанстве... Другая я, в образе полногрудой Елизаветы Петровны, язвительно ухмыляется со стены... Дальнейшее -- молчание!..
Отвратительная квартира Галактиона, ненавистная мне до глубины души, оставалась, кажется, единственным пунктом, в котором он ни за что не хотел мне уступить. Платил он за эту полуподвальную мерзость совсем не дешево: мог бы за ту же цену найти приличное помещение в центре города, пожалуй, хоть и в лучших переулках между Тверскою и Никитскою. Но, как я ни ругалась, он отстаивал, что эта помойная яма необходима ему по делам, так как она -- уже нахоженное место для его клиентов, квартиру-де менять -- клиентуру терять.
Какие это были его дела, какие ходили к нему клиенты, я не знала да и не любопытствовала знать. Конечно, что-нибудь наживное: не жалованьем своим мизерным он существует, как-то выколачивает деньги -- биржею, что ли, другими ли какими оборотами,-- кто их разберет, деловых людей и их аферы! Я в этой области и сейчас-то, прожив бабий век, как в темном лесу, а тогда совсем была дура. Знала только, что это те самые дела и та самая клиентура, благодаря которым мои три тысячи в его руках приносят мне доход рубль на рубль и я могу делать себе туалеты, покупать красивые вещи и "блистать в обществе"... Чего же мне еще? Ради этаких благ можно примириться с поганой квартиренкой, раз уж эта клоака в самом деле так выгодна.
К тому же нельзя было отрицать того, что для тайны наших свиданий она была редкостно удобна: уединенная от соседства, в проходном дворе, рядом с флигелем телеграфной станции... Ужас, сколько нелепых телеграмм я отправляла, чтобы замаскировать, бывало, свои приходы, а того пуще, утренние уходы из Галактионовой мурьи.
Делами своими Галактион занимался по вечерам, возвратясь из своей конторы. Поест по пути в трактирчике на Волхонке да и засядет часов с пяти до ночи, пока время не укажет, что пора ему нанять меня в театре или где я нахожусь. Тут он, как самая внимательная хозяйка, приготовит стол на случай моего ночного посещения и отправляется... Меня же он крепко-накрепко просил-заказывал, чтобы я никогда не заглядывала к нему по возможности весь день, а уж в особенности этак часов с четырех до семи.
-- Потому что, Лили, всякий народ у меня бывает: легко можешь наскочить на знакомого.
Я пошутила:
-- Смотри: ты, может быть, женщин принимаешь? Но он -- серьезно:
-- Да, иногда бывают и женщины.
-- Вот как?! Это зачем же?
-- По делам же.
-- Но какие могут быть у тебя дела с женщинами?
-- Да такие же, как и с мужчинами. Что же ты думаешь, в Москве деловых женщин нет? О-го-го! Про княгиню Латвину слыхала? Миллионами ворочает...
-- Даже видала ее... Но неужели у тебя с нею дела?
-- Ну где нам! Там, Лили, дела -- окиян-море: большим кораблям -- большое плаванье, а мне в маленьком челночке хоть по Москве-реке поплавать -- и за то спасибо... Я так, только для примера назвал...
-- Хорошо,-- говорю,-- ну, а если мне именно в эти часы будет что-нибудь от тебя непременно нужно?
Он усмехнулся, говорит:
-- Сдается мне, что со времени изобретения господином Томасом Эдисоном телефона это затруднение не так трудно.
-- Да,-- возражаю,-- изобретение полезное, только где же взять телефон?
-- А вот где.
И открывает в стенке над постелью шкафик. Я думала, у него там посуда стоит или старье какое-нибудь хранится,-- но, оказывается, телефон!.. Помните, какие они сперва большущие и неуклюжие были? Вот такой... И звон -- как с колокольни...
Я удивилась: в то время телефоны в Москве были хотя и не в редкость, но больше по общественным учреждениям, ресторанам, в крупных магазинах. Для частных квартир это еще была роскошь богатых людей. Элла имела и платила что-то дорого. А тут вдруг полуподвал, окно на помойку, а туда же -- телефон.
-- Зачем это тебе? Богач ты, что ли?
-- Нет, где же богач? А рассчитал, что по многим моим деловым отношениям помимо траты времени на извозчиках больше проездишь... и обуви истреплешь... Взял да и поставил. Опять же хорошо, если надо кому-нибудь сказать что спешно, по секрету. Вот -- хоть бы теперь нам с тобой; увидишь, пригодится... Хочешь, поставлю и тебе?
-- А что ж? -- говорю. -- Поставь. Знакомство у меня большое. Но нам-то с тобою, ошибаешься, он едва ли будет на пользу.
-- А почему нет?
-- А потому, что если дома заметят, что я часто звоню по одному и тому же номеру, то станут любопытствовать, кому... Дросида же, поди, твой номер знает.
-- Нет,-- говорит,-- Дросида моего номера не знает. Я его только деловым клиентам даю, которые представляют для меня интерес. Из не деловых барон знает, еще один верный товарищ мой, Фоколев Миша, да вот тебе, третьей, открываю.
-- Скажите, какие тайности! А зачем это?
-- Да просто, чтобы не звонили попусту. Тоже надоедает трезвон-то этот. Охотников заедать чужое время много.
-- Но ведь,-- говорю,-- эти твои тайности все-таки вроде того, как страус прячет свою голову в песок и воображает, что уж теперь охотники его не увидят. Ведь в телефонной-то книге ты значишься.
-- Значусь.
-- Так чего же стоит твой секрет?
А он подает мне телефонную книжку.
-- Вот, найди меня, пожалуйста, найди! Смеется.
Искала, искала, по алфавиту -- нету Шуплова! Он учит:
-- Ты лучше по номерам гляди... Нашла?
-- Номер нашла, но тут не ты, а какой-то братушка -- "Волпушъ"?
Хохочет:
-- Твердый знак откинь, наоборот читай... Ну, конечно: Шуплов. Ишь, лукавый какой!
-- А знаешь,-- говорю,-- мне эта твоя выдумка нравится. Волпуш... Волпуш... что-то с юга, венгерское или румынское... Нет, погоди! Если бы вместо "п" поставить на конце "б", то -- "Волшуб": чудесная дворянская фамилия... Знаешь, из этих, малороссийских, которые от запорожцев... Преблагородна!
-- Ну что благородного, Лили? Есть у меня один клиент с картавинкой, так, когда с ним говорим по телефону, выходит даже совсем неловко: "Здравствуйте, господин Воршуб! До свиданья, господин Воршуб!" -- точно это моя профессия такая или фамильное предназначение, что я шубу краду.
-- Нет, нет, ты не скажи. "Волшуб"... Я тебе сейчас все твое родословие выведу. Запорожцев почитали в народе колдунами, волшебниками. Гоголя читал?
-- Ты, Лили, кажется, меня уж вовсе за невежду почитаешь. О запорожцах я кое-что и посерьезнее Гоголя читал.
-- Скажите, какой умный! Читал, так твое счастье... Так вот, ты от них, от этих волшебных запорожцев.
-- К сожалению, далеко не так, Лили!
-- Знаю, что не так, но согласись, что было бы гораздо лучше, если бы так?
-- О, в том не спорю!
-- Старый этакий украинский род, как Безбородки или Кочубеи... К "Волшубу" даже и "графа" прицепить не страшно... Знаешь, в прошлом столетии царицы много этих украинских графов понаделали...
-- Смейся, смейся!
-- Нисколько я не смеюсь. Вот ты любишь, что я будто бы похожа на императрицу Елизавету, а она как раз подобного графа имела любовником и обвенчалась с ним...
-- Но ты же венчаться-то и не хочешь!
-- Так она его сперва графом сделала, а я тебя не могу. А эффектно... Жаль, Эллы гости входят без доклада. А где с докладом: "Граф и графиня Волшуб" -- совсем хорошо...
Вздохнул.
-- Примеривай, примеривай... Что делать, Лили! В рождении своем никто не виновен. Графинь Шупловых, конечно, не бывает.
-- Еще бы чего не хватало! А грустную ноту из голоса изволь убрать! Терпеть не могу. Начинается унылая канитель!
-- Ты сама наводишь, Лили.
-- Чем это, позвольте спросить?
-- Да вот тем, что тебе приятно воображать себя какой-то небывалой графиней Волшуб, а...
-- А в мещанку Шуплову не спешу превратиться? Или нет, кто бишь ты? Как его? Личный почетный гражданин? Звание!
-- Какое есть, Лили. В графы выслужиться не надеюсь.
-- А дурака ты от меня сейчас уже выслужил?
Ну, пошло-поехало! Он -- слово, я -- десять. Начнем с пустяков -- досчитаемся до серьезного. Бывало, что и уходила, дверью хлопнув. Но не успею на лестницу подняться, он уже догнал и просит прощения... Вернусь.