Первый романъ Бурже "Жестокая загадка" (Cruelle énigme) заставилъ много говорить о себѣ, но въ критикѣ вызвалъ нѣкоторое недоумѣніе. Многіе не понимали заглавія и не видѣли загадки въ тѣхъ несложныхъ и нехитрыхъ отношеніяхъ, которыя изображалъ авторъ. Казалось даже, что Бурже намѣренно отыскивалъ нѣчто загадочное въ самомъ обыденномъ случаѣ и старался скрыть заурядность сюжета подробными описаніями душевныхъ состояній; а описанія эти, какъ изобличала строгая критика, заимствовались имъ изъ книгъ, изъ трактатовъ психологіи, а не изъ наблюденій живой дѣйствительности; въ нихъ чувствовались и вліянія модныхъ писателей, на которыхъ воспитался авторъ, чувствовались и подражанія; но въ общемъ вещь была прекрасно написана и говорила въ пользу новаго таланта.
Въ чемъ же состоитъ то заурядное событіе, которое тутъ разсказываетъ Бурже? Неопытный, невинный юноша, Гюберъ де Моранъ, въ первый разъ любитъ Терезу де-Совъ; она старше его и опытнѣе и не въ первый разъ для него обманываетъ мужа. Она его любитъ такъ же горячо и искренно, но это не мѣшаетъ ей въ его отсутствіе измѣнить ему самымъ постыднымъ образомъ. Извѣстіе объ этомъ, вполнѣ доказанное и не отрицаемое ею самою, страшно поражаетъ юношу, не подозрѣвавшаго объ ея испорченности. Онъ переживаетъ жестокія муки ревности, негодованія вмѣстѣ съ страданіями оскорбленной гордости, любви, нѣжности... онъ рѣшается порвать съ нею. Но, встрѣтившись наединѣ, заговоривъ о своихъ страданіяхъ, онъ подпадаетъ ея власти и -- связь продолжается безъ довѣрія, безъ уваженія. "Въ немъ нѣтъ гордости, замѣчаетъ одинъ изъ близкихъ ему людей, и получаетъ въ отвѣтъ: -- "Онъ не хуже другихъ (il est comme les autres!)" -- тѣмъ повѣсть и кончается. Въ чемъ же загадка?-- Развѣ въ томъ, что любовь молодого человѣка сильнѣе его чувства собственнаго достоинства? Бурже и самъ находитъ, что это явленіе самое обыкновенное: его герой -- не хуже другихъ, одинъ изъ многихъ. Да, явленіе-то это весьма обыкновенное, но для Бурже здѣсь проявляется сила роковая, непостижимая, таинственная; загадкою представляется для него -- женское вѣроломство и слабость передъ нимъ мужчины. Загадка эта не новая; давно уже разгадываетъ ее человѣчество: стоитъ вспомнить Самсона и Дадилу, Геркулеса и Омфалу... Вопросъ о побѣдѣ женскаго вѣроломства надъ гордостью и достоинствомъ мужчины принадлежитъ къ числу тѣхъ, которые никогда не переставали тревожить умъ и воображеніе человѣчества; а если этотъ вопросъ не былъ понятъ въ новомъ романѣ, то потому только, что авторъ поставилъ его на новую почву и придалъ ему новое освѣщеніе; а главное -- оставилъ его безъ отвѣта. Дѣйствительно, разсмотримъ, какъ анализируетъ Бурже своихъ героевъ, какъ объясняетъ мотивы ихъ дѣйствій и мы увидимъ, что онъ хотѣлъ встать на ту почву, которую считаетъ научною, далъ сюжету пессимистическое освѣщеніе, а потому и не нашелъ слова загадки. Оставляемъ при этомъ въ сторонѣ всю художественную сторону разсказа, т. е. не только достоинства и недостатки изложенія, но и точность наблюденія, правдивость и жизненность характеровъ, правдоподобіе положеній и т. п. Вообще романы Бурже отличаются такою преднамѣренностью и дѣланностью, что прикладывать къ нимъ мѣрку художественныхъ произведеній -- неудобно. А въ данномъ случаѣ онъ освѣщаетъ и мотивируетъ разсказываемое имъ событіе такъ, что нельзя не узнать теорій и взглядовъ, отчасти знакомыхъ читателю психологическихъ очерковъ. Напр., въ характеристикѣ героевъ вліянію среды, наслѣдственности отводится такъ много мѣста, что личность, сознаніе, воля остаются на заднемъ планѣ. Какіе же именно взгляды иллюстрируетъ онъ этими характерами?
Гюбера воспитываютъ 2 женщины, мать и бабка, которыя, обѣ рано овдовѣвши, всѣ силы души кладутъ на обожаніе этого ребенка. Женщины эти -- рѣдкаго благородства и деликатности характера, утонченной до болѣзненности чувствительности и сердечности. Жизнь ихъ проходитъ въ небольшомъ замкнутомъ кругу и исключаетъ, какъ широкіе умственные интересы, такъ и живое общеніе съ современностью. Культъ семейныхъ преданій,-- отцы были офицеры наполеоновскихъ войнъ,-- набожность католичества, страхъ передъ жизнью при полномъ ея незнаніи и узость взглядовъ вмѣстѣ съ глубиною и исключительностью чувства, сосредоточеннаго на сынѣ,-- вотъ атмосфера, въ которой ростетъ Гюберъ. Это -- условія среды. Затѣмъ, наслѣдственные задатки: обѣ матери передали ему въ крови свою утонченную впечатлительность, воспитанную въ нихъ замкнутою жизнью и жизнью сердца; передали свою нравственность (un etre trop vibrant, говоритъ про него авторъ), свою нѣжность чувствъ, и наивную, довѣрчивую, страстную нѣжность. А со стороны отца онъ получилъ кровь храбрецовъ, гордость, мужество, рѣшимость человѣка не мысли, а дѣла. Образованіе дано ему очень тщательное, но домашнее: мать боялась школы, боялась его выпустить изъ-подъ своего вліянія. Карьеру онъ хотѣлъ выбрать отцовскую, но и этому воспротивилась материнская нѣжность: она пожелала, чтобы онъ занимался литературою, исторіею, завела ему библіотеку, роскошную обстановку и т. п. И Гюберъ спокойно жилъ, работая надъ историческимъ сочиненіемъ и выѣзжая въ свѣтъ; человѣкъ утонченныхъ манеръ, изящнаго воспитанія, онъ бывалъ въ томъ большомъ свѣтѣ, въ который имѣютъ доступъ люди или чиновные или финансисты, играющіе политическую роль, богатые иностранцы, знаменитости -- художники и писатели; свѣтъ, не похожій на тотъ замкнутый, усталый кружокъ, къ которому принадлежала его мать. Объ эгоизмѣ и о цинической грубости чувствъ и побужденій, скрытыхъ подъ оффиціальными или свѣтскими отношеніями, мальчикъ, воспитанный женщинами, не подозрѣвалъ, какъ не подозрѣвалъ онъ и о духѣ сомнѣнія, анализа, внесенномъ въ жизнь наукою. Не удивительно потому, что встрѣтясь съ Терезою де Совъ и полюбивъ ее, онъ не сталъ задумываться ни надъ своимъ чувствомъ, ни надъ ея характеромъ, а всецѣло, безъ разсудка отдался той страсти, на какую только было способно нѣжное нетронутое сердце.
Не менѣе подробно, чѣмъ Гюбера, характеризуетъ Бурже и его коварную обольстительницу. Тереза -- женщина не дурная, но испорченная. Она выше своей жизни, говоритъ Бурже. Есть въ ея жизни низкія стороны, но есть и хорошія. Какъ на Гюберѣ авторъ отмѣчаетъ вліяніе среды его воспитавшей и наслѣдственныя черты характера, въ общемъ образовавшія цѣльность его натуры; такъ наоборотъ въ Терезѣ анализъ указываетъ Бурже "многообразіе человѣческой личности" (la multiplicité de la personne humaine), т. e. массу непримиримыхъ противорѣчій, уживающихся въ одномъ человѣкѣ, въ силу того, что они получены путемъ наслѣдства, различныхъ воздѣйствій среды и т. п. Природа Терезы состоитъ главнымъ образомъ изъ энергіи физическаго темперамента, полученнаго отъ отца -- итальянца и изъ живости сердечныхъ чувствъ, данныхъ матерью. Горячая кровь и мечтательное сердце. Эта мечтательность, т. е. сила воображенія, направленная на чувство и, не удовлетворенная бездѣтнымъ замужествомъ, и заставила ее измѣнить въ первый разъ мужу. Два раза она сама обманывалась, наталкиваясь на эгоизмъ и грубость мужчины, пока въ страсти къ Гюберу обѣ стороны ея существа не нашли себѣ полное удовлетвореніе; этимъ глубокимъ, цѣльнымъ чувствомъ она думала возстановить себя. Но кровь отца взяла верхъ надъ чувствомъ и она, не переставая любить Гюбера, отдалась минутному влеченію къ самому пошлому, дюжинному Донъ Жуану. Не сама она, не вся она обманула довѣріе Гюбера, а нѣкоторая часть ея существа, (стр. 176 un être caché en elle, mais qui n'etait pas elle toute entière). Натура сильная, великодушная, она не знала интриги, мелкой, низкой лжи, утаиванья, она не оправдывалась передъ Гюберомъ и продолжала обожать его. Но эта любовь не возстановила падшей женщины, а молодого человѣка только деморализовала. Послѣ мученій ревности, опомнившись, онъ сталъ задумываться надъ главною причиною этой измѣны и когда опредѣлилъ ее какъ силу физическаго темперамента, то болѣзненно постигъ всю жестокость роковой загадки: въ немъ проснулась жалость къ слабой женщинѣ и христіанское понятіе отвѣтственности замѣнилось у него неяснымъ фатализмомъ; онъ понялъ неизбѣжное горе человѣка (l'inévitable misère humaine) т. е. его слабость передъ силами природы; а затѣмъ, въ сердцѣ его произошла метаморфоза: "я ни во что не вѣрю, ни на что не надѣюсь, ничего не люблю". Наконецъ, свиданіе съ нею, потеря собственнаго достоинства и сознаніе своей слабости передъ тѣми же силами природы, жертвою которыхъ была и она,-- отняли у него послѣднюю гордость и окончательно погубили всю его нравственную силу. Онъ утерялъ вѣру въ себя и въ людей; онъ сталъ, какъ многіе другіе: хотя мать съ прискорбіемъ думала, что воспитывала его не для того и не какъ другихъ, а въ немъ грубый, животный инстинктъ оказался сильнѣе всѣхъ нравственныхъ задатковъ, полученныхъ отъ природы и отъ воспитанія. Въ заключительныхъ строкахъ, гдѣ Бурже старается резюмировать мысль этой грустной повѣсти, но неясности этой мысли мы узнаемъ автора психологическихъ этюдовъ такъ же, какъ и по лиризму, которымъ замѣняется отвѣтъ на поставленный вопросъ. Вотъ эти строки: "Увы, это глубокая истина, что человѣкъ таковъ, какова его любовь", но любовь эта къ чему? откуда она? Вопросъ безъ отвѣта! и, какъ измѣна женщины, какъ слабость мужчины, какъ сама жизнь,-- жестокая, жестокая загадка!"
Это значитъ что любовь -- т. е. та любовь, которая выражается измѣною женщины и слабостью передъ нею мужчины -- начало стихійное. Это -- стремленіе къ жизни, къ ея продолженію; и оно также непонятно, какъ сама жизнь и какъ происхожденіе и назначеніе жизни. Это -- проявленіе роковой непостижимой силы природы и потому оно сильнѣе всѣхъ другихъ, какъ привитыхъ воспитаніемъ, такъ и наслѣдованныхъ чувствъ достоинства, самоуваженія, благородства и т. п. Стихійныя силы природы управляются законами, которые наука старается найти, опредѣлить и объяснить; проявленіе этихъ силъ и примѣненіе къ нимъ этихъ законовъ ученые указываютъ и въ человѣческой жизни. Эти-то, если не законы, то научныя гипотезы Бурже и старается иллюстрировать жизненнымъ фактомъ, разсказаннымъ въ "Жестокой загадкѣ". Онъ намѣревался показать какъ передъ роковою силою жизни, передъ загадочною природою слабъ оказывается и сильный молодой человѣкъ и какъ жестоко онъ страдаетъ отъ этой силы. И Тереза и Гюберъ -- жертвы этой силы, фатума, олицетвореннаго въ грубомъ животномъ инстинктѣ. Оба могли-бы быть счастливы взаимною горячею привязанностью; но врагъ ихъ -- въ нихъ-же самихъ и сильнѣе всего въ женщинѣ. Гюберъ одаренъ и богатымъ сердцемъ, и силою характера -- кровь храбрецовъ, людей дѣла, а не мысли, течетъ въ въ его жилахъ; но ничто не спасаетъ его отъ нравственнаго паденія: грубый, животный инстинктъ все превозмогаетъ. И Тереза горячо, искренно его любитъ, но тотъ-же инстинктъ убиваетъ и ея чувство, дѣлая ее неспособною быть ему вѣрною. Необузданная стихія губитъ ихъ счастье. И жертвы этой стихіи такъ жестоко страдаютъ, что вызываютъ въ авторѣ самое горячее участіе и состраданіе. Замѣтимъ мимоходомъ, что состраданіе къ Терезѣ, какъ къ жертвѣ собственнаго темперамента, Бурже приписываетъ и такъ сильно отъ нея пострадавшему Гюберу, что ничуть не вяжется съ его цѣльнымъ незнающимъ анализа умомъ и, наоборотъ, очень естественно въ чувствительномъ пессимистически-настроенномъ Бурже. Человѣчество, безпомощное, будто-бы, передъ всесильною стихіею, достойно жалости. Правы, слѣдовательно, отрицатели прогресса: человѣкъ умножаетъ свои потребности и тѣмъ дѣлаетъ себя только несчастнѣе, потому что сила природная для ихъ удовлетворенія не увеличивается, а развиваясь мы только осложняемъ наше существованіе. Развѣ Гюберъ и Тереза, не смотря на высокую степень ихъ окружающей культуры, далеко ушли отъ первобытныхъ дикарей? Они также безпомощны передъ роковою силою природы, какъ дикари, но гораздо несчастнѣе. Причина ихъ страданій -- нравственное паденіе, а оно въ самой основѣ жизни. Не значитъ-ли это, что любовь, какъ начало, созидающее жизнь, и женщина, какъ воплощеніе этого начала, образуютъ съ тѣмъ вмѣстѣ и силу губительную, т. е. любовь, служащая къ продолженію рода, служитъ и разрушенію жизни.
Подобному толкованію этотъ романъ поддается, конечно, не безъ натяжки. И самъ Бурже этихъ пессимистическихъ мыслей такъ отчетливо не формулируетъ: о нихъ можно догадываться по общему тону его и по нѣкоторымъ лирическимъ эпизодамъ: такъ горестно онъ констатируетъ жестокость роковой стихіи и такъ горячо соболѣзнуетъ ея жертвамъ! А между тѣмъ фактическія данныя его разсказа не только идутъ въ разрѣзъ съ этими мыслями, но служатъ имъ даже опроверженіемъ. Отсюда то отсутствіе цѣльности въ романѣ, которое и вызвало до нѣкоторой степени недоумѣніе критики. Читатель изъ подробнаго анализа характеровъ готовъ вывести одно, а авторъ, какъ будто подсказываетъ другое: впечатлѣніе получается двойственное, противорѣчивое.
Дѣйствительно. Можно-ли отрицать, что слабость человѣческая достойна жалости и несчастные заслуживаютъ состраданія? Но неужели человѣкъ такъ уже безпомощенъ? Неужели тотъ фатумъ, отъ котораго онъ страдаетъ, всесиленъ и борьба съ нимъ невозможна? Если Гюберъ и Тереза -- жертвы этого фатума, то не потому-ли только, что они съ этою стихіею и не пробовали бороться? Порочнымъ влеченіямъ свѣтской женщины въ безцѣльной праздной жизни ея не противодѣйствовало ничто: она измѣняла мужу изъ любопытства, отъ скуки. Сердцемъ и фантазіею ея ничто не управляло: нравственнаго сознанія не существовало, воля бездѣйствовала. Та сила, которою человѣкъ борется противъ фатума, называемаго порокомъ, сила воли бездѣйствуетъ и въ Гюберѣ: онъ одаренъ богатымъ сердцемъ, приписывается ему и сильный мужественный характеръ, доставшійся по наслѣдству отъ храбрецовъ. Но примѣненія этой силы мы не видимъ; мы видимъ только, какъ плохо онъ вооруженъ для борьбы съ самимъ собою и знаніемъ и волею. Не фатумъ, не роковая сила жизни велика, а мелки и слабы тѣ характеры, которые авторъ подчиняетъ стихіи. Правда, что они оба несчастны и особенно несчастенъ Гюберъ тѣмъ, что не удовлетворяетъ собственнымъ требованіямъ отъ самого себя. Правда, что развитая цивилизація увеличиваетъ эти требованія и осложняетъ жизнь: и Гюберу вѣковая цивилизація внушила тѣ нравственныя потребности, которыхъ не зналъ первобытный дикарь; потому онъ и несчастнѣе дикаря. Но виновато въ томъ не человѣчество, не цивилизація, расширяющая взгляды и потребности людей, а та индивидуальность, которая неравномѣрно развиваетъ свои силы, т. е. въ которой воля, какъ сила нравственная, слабѣе умственной, слабѣе сознанія; та индивидуальность, которая въ общемъ своемъ развитіи отстаетъ отъ широкаго, всесторонняго развитія цивилизаціи. Можно-ли потому сказать, что Тереза и Гюберъ, эти жертвы жестокой загадки стоятъ на высотѣ культуры? Она -- свѣтская женщина, получившая отъ культуры одинъ только внѣшній лоскъ, а онъ -- воспитанный вдали отъ жизни и получившій для своего времени такое неполное образованіе,-- могутъ-ли они назваться носителями развитой цивилизаціи? Не развитіе ихъ виновато въ ихъ паденіи, а напротивъ, недостатокъ, неполнота развитія, т. е. горячность, сила чувства, не уравновѣшенныя сознаніемъ и волею. Такимъ образомъ, пессимистическій тонъ и заключеніе повѣсти оказываются ничуть изъ нея не вытекающими; а умиленіе автора передъ жестокою, загадочною силою жизни и передъ слабостью подавляемаго ею человѣка, было-бы совершенно непонятно, если-бы мы не знали Бурже, какъ автора психологическихъ очерковъ. Только зная направленіе его не всегда ясной мысли, можно догадаться, что онъ хотѣлъ сказать своею "Жестокою загадкою"; хотѣлъ сказать,-- а сказалъ онъ нѣчто совершенно иное.
Обыкновенный читатель, который не стоитъ на "научной" точкѣ зрѣнія Бурже и не вѣритъ потому въ формализмъ, во всемогущую силу рока,-- ее къ тому же въ романѣ и не видно,-- не удовольствуется, какъ Бурже, однимъ чувствомъ состраданія, а спроситъ себя: если эти люди несчастны, то кто-же виноватъ въ ихъ несчастьи? Читатель наврядъ-ли обвинитъ безличный рокъ или таинственную силу жизни; скорѣе онъ увидитъ изъ романа, что сами же они и виноваты. Гюберъ несчастенъ, но онъ и виноватъ; онъ преступаетъ нравственный законъ, преступаетъ его сознательно и это сознаніе и дѣлаетъ его несчастнымъ. На сколько онъ это сознаетъ, авторъ не показываетъ, нельзя потому и судить, на сколько онъ несчастенъ. Вообще, понятіе нравственнаго закона въ этой книгѣ нашего моралиста отсутствуетъ совершенно. Несчастнѣе всѣхъ несомнѣнно -- мать Гюбера. Но, какъ не жаль прекрасную благородную женщину, а слѣдуетъ сказать, что она своею любовью и своимъ воспитаніемъ содѣйствовала его нравственному паденію. Виновата мать и ея друзья тѣмъ, что при узости и отсталости взглядовъ развили въ мальчикѣ однѣ сердечныя стороны характера, не дали ему правильнаго знакомства съ жизнью и не воспитали той силы, которая можетъ устоять противъ соблазновъ и искушеній. Если читатель не осудитъ и мать --: бѣдная женщина, такъ слѣпо любившая сына, не вѣдала, что творила,-- то во всякомъ случаѣ отнесется къ ней съ большимъ состраданіемъ, чѣмъ къ Терезѣ. Что же касается до вопроса о роковой силѣ природы и о силѣ женскаго вѣроломства, то отъ этой постановки его у Бурже онъ не приблизится къ рѣшенію. Какъ вопросъ о происхожденіи и назначеніи жизни, какъ всѣ подобные вопросы, онъ рѣшается не умомъ, не наукою: отвѣтъ на негО найденъ давно -- нравственнымъ чувствомъ человѣчества.