Русланъ давно уже былъ дома, когда Стемидъ, наконецъ, вернулся отъ Пети, въ бесѣдѣ съ которымъ, не замѣчая времени, засидѣлся довольно долго. Петя опять ему разсказывалъ много новаго и поразительнаго. Больше всего Стемиду понравился разсказъ юнаго друга о рождествѣ Спасителя, о Его служеніи людямъ посредствомъ проповѣди и чудесныхъ исцѣленій, также о мучительныхъ крестныхъ страданіяхъ Христа и чудномъ Его воскресеніи. Стемидъ старался все это хорошенько запомнить, чтобы, придя домой, подробно передать дѣдушкѣ.
Русланъ накормилъ его ужиномъ и предложилъ лечь спать; самъ же медлилъ ложиться. Чувствуя себя утомленнымъ, Стемидъ съ наслажденіемъ вытянулся на лавкѣ, закрылъ глаза и уже почти началъ засыпать, какъ его разбудилъ скрипъ двери, на порогѣ которой показался высокій мужчина, съ очень непріятною наружностью; судя по платью, онъ принадлежалъ къ числу великокняжескихъ слугъ. Русланъ съ нимъ дружески поздоровался, и они, присѣвъ къ столу, начали о чемъ-то перешептываться, изрѣдка поглядывая въ сторону мальчика. Потомъ, полагая, вѣроятно, что мальчикъ спитъ, стали говорить громче.-- Русланъ разсказалъ своему посѣтителю про недавній разговоръ съ верховнымъ жрецомъ, про присланный Лупоглазихой кувшинчикъ, и про готовившійся заговоръ противъ христіанъ.
Стемидъ сдѣлался невольнымъ свидѣтелемъ ихъ задушевной бесѣды, когда же рѣчь коснулась того, что верховный жрецъ завтра же будетъ публично объявлять боярамъ и витязямъ о необходимости немедленно принести въ жертву разгнѣванному Перуну человѣка и, при этомъ, обязательно христіанина,-- то его, словно что за сердце схватило.-- "А что, если этотъ человѣкъ-христіанинъ будетъ Петя?" -- съ ужасомъ подумалъ онъ...
Затаивъ дыханіе, онъ сталъ внимательнѣе прислушиваться къ разговору, но товарищи снова заговорили шопотомъ, такъ что дальше, при всемъ стараніи, ничего нельзя было разслышать.
Мысль, что дѣло касается Пети, неотвязно преслѣдовала Стемида; и онъ провелъ тревожную ночь. Дождавшись, наконецъ, утра, Стемидъ поспѣшилъ проститься со своимъ гостепріимнымъ хозяиномъ, сказавъ, что торопится домой, такъ какъ оставилъ дѣдушку совсѣмъ еще больнымъ и слабымъ. Русланъ его не удерживалъ; онъ самъ торопился къ верховному жрецу, чтобы совмѣстно съ нимъ выступить передъ собранною послѣднимъ толпою язычниковъ-слушателей.
Утро выдалось пасмурное, холодное, но, несмотря на это, на площади вокругъ Перунова идола народъ давно уже тѣснился плотною толпою. Стемидъ, вмѣсто того, чтобы идти по направленію къ дому, тоже вмѣшался въ эту толпу. Взоры всѣхъ были устремлены въ одну точку, лица выражали нетерпѣніе; на широкомъ подножіи кумира долженъ былъ появиться верховный жрецъ.
Каждому хотѣлось пробраться къ жрецу ближе, чтобы лучше его слышать и яснѣе видѣть, но общая торжественная тишина, при этомъ, почти не нарушалась.
Прошло около получаса томительнаго ожиданія; наконецъ среди толпы пробѣжалъ шопотъ: "идетъ, идетъ", и, вслѣдъ затѣмъ, передъ присутствующими предстала мощная фигура Перунова жреца, явившагося въ сопровожденіи нѣсколькихъ служителей, въ числѣ которыхъ Стемидъ сейчасъ же узналъ и Руслана. Верховный жрецъ, поддерживаемый подъ руки, медленно взобрался на помостъ, окинулъ быстрымъ взглядомъ окружающую толпу и заговорилъ громкимъ голосомъ:
-- Мудрые бояре, дружинники великаго князя Владиміра Святославича и всѣ, здѣсь црисутствующіе, граждане Кіева! Какъ жрецъ верховный, близко стоящій ко всемощному Перуну, объявляю вамъ, что мѣра терпѣнія великаго Перуна переполнена: онъ не можетъ долѣе сносить того, что многіе изъ кіевлянъ,-- какъ граждане, такъ и ратные люди,-- стоящіе въ рядахъ великокняжеской дружины,-- съ каждымъ почти днемъ, не только все менѣе и менѣе усердствуютъ своимъ богамъ, а еще охотно поддаются вліянію христіанъ и стоятъ за законъ греческій... Къ нашему великому горю, даже самъ князь, раньше ревностно относившійся къ поклоненію языческимъ богамъ, теперь совершенно измѣнился... Ему стали не любы наши празднества, обряды и молитвословія... Не любы жертвоприношенія, да и самыя жертвоприношенія-то, въ общемъ, оскудѣли... Вѣра ослабѣваетъ... О прежнемъ усердіи къ ней нѣтъ и помину... Повторяю, мудрые бояре и дружинники великокняжескіе, мѣра терпѣнія могучаго Перуна переполнена! Если вы, всѣ здѣсь стоящіе (при этомъ жрецъ торжественно обвелъ передъ собою рукой), не поспѣшите умилостивить его, то на ваши головы посыплются безконечныя бѣды, напасти, несчастія...
Послѣднія слова жреца вызвали среди внимательно слушавшей его толпы глухой ропотъ.
-- Неужели кара боговъ надвинется на всѣхъ безъ разбора?.. Мы ни въ чемъ не виновны!..
-- Мы не отступаемъ отъ вѣры предковъ и отъ жертвоприношеній!-- слышались отовсюду громкіе возгласы, къ которымъ иногда примѣшивались даже вопли женщинъ и дѣтей.
Жрецъ постарался водворить спокойствіе жестомъ руки и продолжалъ рѣчь свою.
-- Вы говорите, что отъ жертвоприношеній не отказываетесь? Еще бы! Но я долженъ васъ предупредить, что въ настоящее время, прогнѣванные вашимъ поведеніемъ, боги не удовольствуются уже обыкновенными жертвоприношеніями... Да, да!.. Гнѣвъ ихъ утолить можетъ лишь человѣческая кровь, а не кровь безсловесныхъ животныхъ... Чьей именно крови онъ требуетъ,-- мнѣ тоже извѣстно.
Тутъ жрецъ замолчалъ, и уже сдѣлалъ шагъ назадъ, чтобы спуститься съ помоста, но въ толпѣ опять раздался гулъ цѣлой сотни голосовъ, высказывавшихъ различныя предположенія.
-- Ему нужна кровь христіанина!-- крикнулъ тогда жрецъ, повернувшись снова лицомъ къ толпѣ народа.
-- Любо!.. Любо!..-- послышались въ отвѣтъ утвердительные возгласы.-- Мы охотно выполнимъ волю могучаго Перуна; скажи только намъ, на кого онъ указываетъ.
-- На отрока-христіанина Петра, сына вдовы рыболова... Петръ -- заклятый врагъ язычниковъ, онъ старается всюду, гдѣ только возможно, проповѣдывать христіанство!-- продолжалъ кричать жрецъ.
-- Любо!.. Любо!..-- снова раздалось въ толпѣ. Верховный жрецъ, въ отвѣтъ на это восклицаніе, поклонился во всѣ четыре стороны и, поддерживаемый служителями, молча удалился съ помоста. Народъ началъ расходиться по домамъ; но такъ какъ сплотившейся толпѣ сразу разойтись было трудно, то шумъ и гамъ на площади стояли еще довольно долго. Каждый изъ присутствующихъ ощущалъ потребность высказаться и, если случайно не видѣлъ около себя знакомаго, то обращался даже къ совершенно постороннимъ лицамъ.
-- Пустите, дайте пройти!-- раздался вдругъ среди всеобщаго шума взволнованный голосъ знакомаго намъ внука Богорисовны, маленькаго Стемида, съ трудомъ пробивавшагося сквозь толпу. Лицо его было блѣдно, глаза наполнены слезами; онъ ловко прокладывалъ себѣ путь впередъ, пуская въ ходъ локти и кулаки, благодаря чему скоро очутился на одной изъ узкихъ улицъ, ведущихъ къ тому мѣсту, гдѣ жилъ Петя. Онъ спѣшилъ предупредить друга о грозившей ему опасности и дать совѣтъ о принятіи необходимыхъ къ спасенію мѣръ.
Стемидъ не могъ безъ ужаса вспомнить отвратительный крикъ жреца, только что произнесшаго смертный приговоръ его дорогому, маленькому другу... О, какимъ ненавистнымъ человѣкомъ казался ему теперь этотъ жрецъ, въ своемъ широкомъ плащѣ, прикрывавшемъ всю его фигуру сзади и заканчивавшемся острымъ колпакомъ на головѣ; спереди плащъ расходился,-- это Стемидъ отлично разглядѣлъ; изъ подъ плаща виднѣлся длинный охабень, а за поясомъ торчалъ кривой ножъ...
-- Надо спасти Петю во что бы то ни стало,-- повторялъ Стемидъ мысленно самъ про себя на пути. Наконецъ выбрался онъ изъ толпы и дошелъ до берега Днѣпра. Тамъ скоро увидѣлъ онъ ярко пылавшій костеръ, вокругъ котораго сидѣло нѣсколько рыбаковъ. Онъ пустился бѣжать по направленію къ нимъ впередъ, безъ оглядки.
-- Что тебѣ надо, мальчуга? Обидѣлъ чтоли кто тебя или чего напугался?-- окликнулъ его сѣдой старикъ, разбиравшій и сортировавшій только что пойманную рыбу.
-- Нѣтъ, дѣдушка, никто меня не напугалъ и не обидѣлъ, а тороплюсь я скорѣе повидать рыбака Петю... Можетъ, слыхалъ про такого?
-- Какъ не слыхать! Его всякій знаетъ; на что онъ тебѣ понадобился?
Стемидъ уже открылъ ротъ, чтобы откровенно сообщить обо всемъ, но тутъ ему невольно пришло на умъ, что въ лицѣ говорившаго съ нимъ незнакомаго человѣка онъ легко можетъ встрѣтить врага христіанства, т. е. язычника, который вмѣсто того, чтобы содѣйствовать, еще, пожалуй, повредитъ дѣлу, а потому рѣшилъ отвѣчать уклончиво.
-- Мнѣ надо видѣть его по собственному дѣлу... Не знаешь, дѣдушка, онъ дома?
-- Нѣтъ, родимый; ихъ, кажись, никого нѣтъ дома, и избушка заперта... Мать его собиралась уйти на цѣлую недѣлю въ Васильковъ, погостить къ брату, а Петя только что отправился рыбу ловить, должно быть, куда-нибудь не близко, потому что въ челнокѣ поплылъ...
На лицѣ Стемида невольно выразилась тревога; старикъ, очевидно, это замѣтилъ. Онъ поспѣшно всталъ со своего мѣста, взялъ Стемида за руку, отвелъ въ сторону и проговорилъ строгимъ голосомъ:
-- Не юли, а толкомъ сказывай, подосланъ что-ли кѣмъ? У Пети враговъ много. Петя христіанинъ и, главное, не только самъ живетъ по христіанской вѣрѣ, а еще старается распространять ее среди язычниковъ, чтобы обратить ихъ на путь истинный... Вотъ, за это самое, язычники и ненавидятъ его...
-- А ты, дѣдушка, христіанинъ или язычникъ?-- смѣло спросилъ Стемидъ.
-- Христіанинъ,-- тихо отвѣчалъ старикъ, ласково взглянувъ на своего маленькало собесѣдника. Тотъ, вмѣсто отвѣта, бросился ему на шею, прошептавъ умоляющимъ голосомъ:
-- Помоги спасти Петю!..-- Въ короткихъ словахъ передалъ онъ старому рыболову только что слышанную страшную рѣчь верховнаго жреца.
Старикъ слушалъ съ большимъ вниманіемъ.
-- Время терять нечего,-- отозвался онъ;-- я знаю навѣрное, что ни Пети, ни его матери нѣтъ дома. Сядемъ скорѣе въ мой челнокъ и отправимся на розыски.
Съ этими словами оба они спустились въ лодку и оттолкнулись веслами отъ берега.