Прошло нѣсколько дней; дѣдушка Стемида физически чувствовалъ себя лучше, даже началъ вставать съ кровати, но зато нравственно страдалъ невыносимо.

Стемидъ, отправившійся въ Кіевъ ненадолго, до сихъ поръ не возвращался. Несчастный старикъ положительно терялся въ догадкахъ, какъ объяснить продолжительное отсутствіе внука, тѣмъ болѣе, что тотъ оставилъ дѣда больнымъ и одинокимъ. Правда, Лупоглазиха обѣщала заходить, но развѣ на нее можно расчитывать?.. Развѣ Стемидъ не зналъ, что у этой знахарки и колдуньи постоянно слишкомъ много дѣла, такъ что, при всемъ желаніи, она не можетъ удѣлять больному старику много времени.

Чѣмъ больше задумывался надъ всѣмъ этимъ старикъ, тѣмъ грустнѣе и тревожнѣе становилось у него на душѣ.

Въ одну изъ подобныхъ тяжелыхъ минутъ, когда онъ, присѣвъ къ столу, предавался своимъ обычнымъ мрачнымъ думамъ, съ наружной стороны входной двери кто-то постучался.

-- Кто тамъ? Толкни дверь,-- она не закрыта,-- отозвался старикъ.

-- Это я,-- послышался въ отвѣтъ женскій голосъ, и на порогѣ показалась сгорбленная фигура Богорисовны.

Богорисовна, вообще, рѣдко приходила на вѣщать своего стараго родственника, и потому увидавъ ее, онъ не только удивился, но даже и встревожился, полагая, что она, навѣрное принесла ему дурныя вѣсти о Стемидѣ.

-- Ты насчетъ Стемида?-- сорвалось у него съ языка.

-- Какой Стемидъ? Не до Стемида тутъ! Зашла попрощаться; можетъ, скоро разстанемся, оба мы съ тобою старые да дряхлые... пожалуй, больше и увидѣться не придется.

-- Куда же это ты собралась такъ далеко, что больше и увидѣться не придется?

-- А вотъ ужо, погоди все разскажу, дай передохнуть, устала; моченьки моей нѣтъ, насилу дотащилась, продолжала Богорисовна и, дѣйствительно, въ изнеможеніи опустилась на скамейку. Давно слышу, что тебѣ не здоровится, все навѣстить собиралась, да у насъ въ княжескомъ теремѣ намедни такая бѣда стрялась, что и сказать нельзя... всѣ ходимъ, словно громомъ пораженные... словно въ воду "пущенные...

-- Что же такое? я ничего не слыхалъ, впрочемъ, гдѣ мнѣ слышать, отъ кого?

Въ послѣднихъ словахъ старика сказывайся слезы; онъ хотѣлъ намекнуть на продолжительное отсутствіе Стемида, полагая, что старуха что-нибудь спроситъ о немъ, но она того не поняла, потому что продолжала свою рѣчь дальше.

-- Чуть было, вѣдь, не извели нашего батюшку великаго князя,-- говорила она съ волненіемъ.

Старикъ всплеснулъ руками.

-- И какъ ты думаешь, кто?

-- Не знаю.

-- Любимая супруга его, княгиня Рогнѣда...

-- Что ты говоришь?

-- Да,-- да!

-- Быть не можетъ!

-- Какъ быть не можетъ? Ужъ кому, кому, а мнѣ то все хорошо извѣстно...

-- Рогнѣда?-- снова переспросилъ старикъ.

-- Да, Рогнѣда; не выдержала, знать, сердечная, своей тоски-кручинушки... Послѣднее время она въ особенности все обижалась, что князь къ ней не заходитъ... Ночи напролетъ просиживала въ слезахъ... Раньше, бывало, меня до бѣлаго дня отъ себя не отпускала, а тутъ, напротивъ, стала требовать, чтобы и дѣвушки сѣнныя, и я, скорѣе уходили на покой... Одной хотѣлось остаться.

-- Подижъ ты! Женщина,-- а на какое дѣло пошла...-- перебилъ старикъ,-- да какъ же все свершилось-то?

-- А вотъ какъ: великій князь наканунѣ вечеромъ пировалъ со своими витязями въ потѣшномъ дворцѣ. Навеселившись досыта, онъ, наконецъ, удалился къ себѣ, легъ спать и, навѣрное, очень крѣпко заснулъ. Можетъ, вино тому было причиной,-- не знаю, только онъ вовсе не слыхалъ, какъ она потихоньку вошла въ его княжескую спальню и, съ ножемъ въ рукѣ, подкралась къ самой его кровати...

-- Да какъ же она изъ своего-то терема пробралась туда,-- какъ ее пропустили?

-- Потайнымъ переходомъ прошла, тамъ никакой стражи нѣтъ, остановить некому... Ну, значитъ, подошла къ самой кровати, и только ножъ занесла надъ головою, князь-то и проснулся.

-- Тутъ ужъ, чай, онъ съ ней раздѣлался такъ, что сразу духъ вышибъ.

-- Какое тамъ вышибъ духъ! Пальцемъ не тронулъ... Чудной онъ какой-то сталъ нынче; прежде-то и не задумался бы смертію отомстить за измѣну, а теперь хотя, должно бытъ, мысленно и рѣшилъ казнить,-- но только и виду ей не подалъ, а велѣлъ княгинѣ вернуться въ свой теремъ, надѣть княжеское платье, что было на ней надѣто въ день свадьбы, и ждать его прихода.

-- Такъ она и сдѣлала?

-- Такъ и сдѣлала; пришла въ теремъ, блѣдная, дрожитъ вся, слова вымолвить не можетъ... Я, какъ ее увидала, даже ахнула: "достань, говоритъ, матушка, свадебный нарядъ мой, помоги одѣться".-- Начала я одѣвать ее, а у самой-то руки такъ и трясутся, ни пуговки, ни крючка и застегнуть не могу... "Теперь, говоритъ, разбуди княжича Изяслава и приведи сюда".-- Я пошла за княжичемъ, разбудила его осторожно, чтобы ребенокъ, часомъ, не испугался со сна. Привела его... Она начала ему что-то тихонько шептать на ухо... Потомъ вошелъ самъ князь, остановился передъ ней и сталъ въ нее вглядываться такими страшными глазами, что я ужаснулась; ну, думаю, сейчасъ ей сердечной, конецъ будетъ... Да, можетъ статься, такъ бы и случилось, если бы вдругъ, изъ-за ея спины, не показался княжичъ... Онъ держалъ въ своей маленькой ручкѣ мечъ, подошелъ къ отцу и проговорилъ смѣло: "если ты пришелъ сюда для того, чтобы убить мою мать,-- вотъ мечъ, возьми его и убей ее! Но помни, я здѣсь, я... все увижу!"

-- Это ужъ княгиня научила,-- перебилъ старикъ,-- ребенку не выдумать такихъ рѣчей...

-- Само собою разумѣется.

-- Ну и что-же сдѣлалъ князь, казнилъ ее или помиловалъ?

-- Отдалъ все это дѣло на судъ бояръ и народа, а вѣче упросило князя помиловать княгиню, онъ и умилостивился надъ ней, простилъ ее и еще, говорятъ, отдалъ ей въ удѣлъ городъ Изяславль въ землѣ Полоцкой... всѣ надивиться не могутъ, что такое съ нимъ сдѣлалось... Бывало, для него голову человѣку снести -- все равно, что шапку снять, а теперь...

Старуха, въ заключеніе рѣчи, махнула рукой, потомъ, послѣ минутнаго молчанія, заговорила снова:

-- Всѣ думаютъ, что княгиня съ княжичемъ скоро совсѣмъ въ Полоцкую землю уѣдутъ; коли это сбудется, то и я съ ними поѣду.

-- Чего ради?

-- А здѣсь то что дѣлать? Послушалъ бы ты, что бояре толкуютъ... Волосы на головѣ дыбомъ становятся... Всюду, куда ни оглянешься, число христіанъ съ каждымъ днемъ прибываетъ, наши старые законы ногами попираются... Къ нашимъ богамъ ни отъ кого никакого радѣнья нѣтъ. Диво-ли, что на насъ боги разгнѣвались! И ужъ что только дальше будетъ?... Охо-хо-хо-хо-хо!

Старуха замолчала, закрыла глаза и сидѣла въ глубокомъ раздумьѣ.

-- А я вотъ все тоскую,-- нерѣшительно заговорилъ дѣдушка,-- Стемидъ пропалъ изъ дому... Ушелъ въ Кіевъ по дѣлу, сказалъ, что пойдетъ ненадолго, а ужъ скоро недѣля, какъ о немъ нѣтъ никакихъ извѣстій...

-- Стемидъ твой тоже, кажись, сталъ пренебрегать вѣрой отцовъ, того и жди -- скоро перейдетъ на сторону христіанъ.

-- Почему ты такъ думаешь?-- поспѣшилъ спросить старикъ, предполагая, что Богорисовна что-нибудь знаетъ о немъ.

-- Связался онъ тамъ въ Кіевѣ съ какимъ-то мальченкой -- христіаниномъ, заклятымъ врагомъ всѣхъ язычниковъ... Этотъ мальчишка, по волѣ боговъ, долженъ быть принесенъ въ жертву, для укрощенія гнѣва могучаго Перуна. Между тѣмъ Стемидъ про это провѣдалъ, предупредилъ обреченнаго на жертву, уговорилъ его спрятаться да и самъ вмѣстѣ съ нимъ, навѣрное, гдѣ-нибудь скрывается. Вотъ какъ теперь на его слѣдъ нападутъ разосланные по всему Кіеву служители верховнаго жреца, такъ ему, навѣрное, не сдобровать... Мальчишку -- христіанина, во всякомъ случаѣ, принесутъ въ жертву, а что станется со Стемидомъ, ужъ и не знаю... По правдѣ тебѣ сказать, мнѣ его рѣчи никогда не нравились; я часто останавливала его, когда онъ говорилъ разныя нелѣпости при княжичѣ Изяславѣ, а вѣдь тогда онъ еще, кажется, не знался съ христіаниномъ -- мальчишкой. Да!.. вотъ еще забыла сказать самое-то главное: ты знаешь, зачѣмъ онъ ушелъ въ Кіевъ?

-- Знахарка Лупоглазиха послала.

-- Да, она послала его къ сыну, который служитъ у верховнаго жреца; велѣла отнести зелье... Зельемъ-то надо было опоить княжескихъ витязей, чтобы они крѣпче держались старой вѣры... Какой-то кудесникъ, вишь, научилъ... А Стемидъ то, ничего не зная, и понесъ... Это хорошо, онъ сдѣлалъ доброе дѣло; а только вотъ, на грѣхъ да на бѣду, въ Кіевѣ то столкнулся съ противнымъ мальчишкой, который будетъ наставлять его совсѣмъ на другое.

Бесѣда стариковъ на эту тему продолжалась долго, и когда дѣдъ, наконецъ, проводилъ свою гостью и заперъ за нею дверь, то на дворѣ уже совершенно стемнѣло. Новости, принесенныя Богорисовной, его, конечно, взволновали, но, при мысли о спасеніи Стемидомъ маленькаго христіанина, старикъ, невѣдомо почему, чувствовалъ въ душѣ какую-то отраду; особенно пріятно ему было, когда онъ старался увѣрить себя, что спасеніе касается именно того мальчика, про котораго ему говорилъ Стемидъ... Но за Стемида ему становилось страшно. Онъ зналъ, что жрецы для своихъ выгодъ не задумаются и не остановятся ни передъ чѣмъ.

-- Завтра же пойду къ Лупоглазихѣ, пусть поворожитъ... Авось, что и узнаю!-- рѣшилъ онъ мысленно и, чтобы скорѣе дождаться слѣдующаго дня, какъ маленькій ребенокъ, поторопился лечь въ кровать и хотѣлъ заснуть. Послѣднее оказалось, однако, напраснымъ и невыполнимымъ. Его волновали страшныя думы, и Стемидъ не выходилъ у него изъ головы...