Оставивъ Петю на попеченіе рыболова, Стемидъ немедленно вышелъ изъ подземелья. Яркій солнечный свѣтъ, отъ котораго онъ, за время пребыванія своего въ "Чортовомъ Городищѣ", успѣлъ уже отвыкнуть, мѣшалъ ему смотрѣть. Онъ невольно прикрывалъ глаза рукою, жмурился и, намѣтивъ себѣ мысленно планъ дальнѣйшихъ дѣйствій, поспѣшно шагалъ впередъ, по направленію къ селу Предйславину. Туда, какъ онъ узналъ случайно въ Кіевѣ, великій князь только что отправился на охоту.
Сначала мальчикъ боязливо оглядывался по сторонамъ; въ каждомъ проѣзжемъ и прохожемъ онъ боялся встрѣтить человѣка, желавшаго причинить ему вредъ, но затѣмъ мало по малу успокоился. Дойдя до рѣчки Лыбеди, онъ свернулъ направо вдоль берега, и все шелъ впередъ и впередъ, не останавливаясь, безъ оглядки; шелъ до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, очутился среди густого, почти сплошь заросшаго деревьями и мелкимъ кустарникомъ, лѣса.
Хорошо знакомый съ мѣстностью, какъ внукъ лѣсного сторожа, онъ не боялся заблудиться и зналъ отлично, что князь будетъ охотиться непремѣнно здѣсь. Поэтому онъ остановился и сталъ всматриваться между деревьями направо и налѣво, прислушиваясь къ каждому звуку. По прошествіи очень непродолжительнаго времени, онъ сталъ явственно различать гдѣ-то по близости лай собакъ, человѣческіе голоса и звуки охотничьихъ роговъ... Всѣ эти звуки смѣшивались въ одинъ общій гулъ. Потомъ послышался конскій топотъ, и, наконецъ, вдоль просѣки, на прилегавшей къ ней полянѣ замелькали красные кафтаны княжескихъ псарей. Вслѣдъ за ними показалась многочисленная свита, съ гарцующимъ во главѣ ея, самимъ великимъ княземъ Владиміромъ. Владиміръ Святославовичъ ѣхалъ на росломъ, ворономъ конѣ; посадка его была "статная, красивая; поверхъ обычнаго охотничьяго кафтана, на плечахъ князя былъ накинутъ длинный плащъ, а на головѣ надѣта высокая мѣховая шапка, изъ-подъ которой мѣстами выбивались волосы. Когда притаившійся въ кустахъ Стемидъ взглянулъ на него, то ему почему-то показалось, что выраженіе лица князя "Краснаго Солнышка" было не то угрюмо, не то грозно... Мальчикомъ овладѣлъ невольный страхъ... Онъ уже почти готовъ былъ отложить задуманное предпріятіе, и даже вовсе отъ него отказаться,-- но страхъ этотъ, однако, продолжался не дольше мгновенія... Въ воображеніи его живо всталъ образъ Пети, оставленнаго имъ на произволъ судьбы,-- и, не разсуждая долго, онъ приподнялся съ мѣста, "дѣлалъ ловкій прыжокъ впередъ и, какъ хищный звѣрь, подстерегавшій заранѣе намѣченную добычу, мгновенно очутился подъ самыми ногами княжеской лошади.
Умное животное въ первую минуту испугалось и шарахнулось въ сторону, но затѣмъ осторожно обошло лежавшаго на землѣ мальчика, чтобы не задѣть его копытами...
Свита великокняжеская, заподозривъ въ Стемидѣ злоумышленника, окружила его со всѣхъ сторонъ, а одинъ изъ дружинниковъ, быстро соскочивъ съ сѣдла, сейчасъ же схватилъ его за шиворотъ и собирался, тутъ же на мѣстѣ, учинить съ нимъ расправу. Но вдругъ, среди всеобщаго молчанія, раздался громкій, повелительный голосъ великаго князя.
-- Оставь, не тронь! Я знаю этого мальчика... Пусть онъ скажетъ, что ему надобно!..
Стемидъ, освобожденный отъ крѣпко державшей его руки дружинника, подбѣжалъ къ великому князю, упалъ на колѣни и хотѣлъ заговорить, но сильное волненіе и подступившія къ горлу слезы, въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ, не позволяли ему произнести ни одного слова...
-- Говори, что тебѣ надобно,-- ласково обратился къ нему Владиміръ.
Ободренный милостивыми словами великаго князя, Стемидъ сдѣлалъ надъ собою усиліе.
-- Батюшка нашъ, "Солнышко Красное", пощади его, спаси!-- вскричалъ онъ умоляющимъ голосомъ.
-- О комъ ты говоришь, за кого просишь? я ничего не понимаю!-- продолжалъ князь, по прежнему ласково.
-- Петю спаси!
-- Какого Петю?
-- Верховный жрецъ назначилъ его въ жертву Перуну... Но ты, коли захочешь, можешь отмѣнить приказаніе... Ты умѣешь быть добрымъ и милостивымъ... Пощади же Петю, помилуй!.. Онъ за это всегда... всегда будетъ о тебѣ молиться такому милосердому Богу, Которому не нужны никакія жертвоприношенія... Который требуетъ отъ человѣка только добрыхъ дѣлъ... Который милостивымъ грѣшнымъ обѣщаетъ помилованіе, а гонимымъ за правду -- вѣчную награду... Такъ училъ меня Петя...-- съ жаромъ продолжалъ Стемидъ, не поднимаясь съ колѣнъ и глядя на Владиміра умоляющими глазами.
Слыхать про подобные случаи обреченія живыхъ людей въ жертву богамъ -- Владиміру приходилось не разъ. Правда, онъ самъ не отдавалъ подобныхъ приказаній, но лично присутствовалъ при человѣческихъ жертвоприношеніяхъ и относился къ этому жестокому обычаю совершенно равнодушно... Теперь же мольба Стемида о помилованіи назначеннаго въ жертву богамъ человѣка больно кольнула его въ сердце.
-- Тотъ, за кого ты просишь, христіанинъ?-- прервалъ онъ вдругъ Стемида.
Стемидъ утвердительно кивнулъ головой. Въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ Владиміръ упорно молчалъ, какъ бы что-то припоминая... что-то припоминая... что-то обдумывая...
-- Спаси его!.. Помилуй!-- молилъ между тѣмъ Стемидъ, принимая молчаніе Владиміра за нежеланіе исполнить его просьбу.
-- Христіанинъ, ты говоришь?-- тихо повторилъ Владиміръ.-- Я ихъ знаю: когда я былъ маленькимъ, то бабушка моя, княгиня Ольга, про христіанъ мнѣ много разсказывала...
Въ эту минуту къ великому князю подъѣхалъ одинъ изъ его приближенныхъ витязей; онъ держалъ на привязи трехъ собакъ, которыя, очевидно, чуя близость предстоящей схватки, визжали, нервно вздрагивали и усиленно рвались впередъ.
-- Государь,-- почтительно проговорилъ витязь,-- не изволишь-ли приказать тронуться,-- звѣрь, должно быть, близко!
И дѣйствительно, едва только витязь успѣлъ произнести эти слова, какъ невдалекѣ отъ просѣки послышался трескъ сухого валежника, по которому грузно ступали тяжелый лапы громаднаго бураго медвѣдя и затѣмъ раздался его страшный, глухой ревъ...