Когда Стемидъ выходилъ изъ подземелья, Петя и рыболовъ, осторожно выглядывая изъ отверстія, провожали его глазами до тѣхъ поръ, пока онъ, наконецъ, совершенно скрылся изъ виду.
-- Помоги ему Господи, и спаси отъ всего недобраго,-- проговорилъ рыболовъ и затѣмъ началъ торопить Петю.-- Скорѣе, скорѣе! Здѣсь насъ могутъ каждую минуту настигнуть.
Петя развязалъ узелъ, вынулъ изъ него женское платье и въ одинъ мигъ преобразился въ дѣвочку.
-- Ну вотъ и хорошо!-- подбадривалъ его старикъ, коли кто и встрѣтитъ, такъ не узнаетъ.
Петя самодовольно улыбнулся, и оба они сейчасъ же вышли изъ подземелья.
Сначала имъ пришлось идти мѣстами довольно безлюдными, затѣмъ прохожіе и проѣзжіе попадались чаще, но никто не обращалъ на нихъ вниманія. Только въ моментъ, когда они подходили уже совсѣмъ почти близко къ рыбачьимъ хижинамъ, передъ ними, словно изъ земли, выросъ Русланъ. Какъ одинъ изъ злѣйшихъ враговъ христіанъ вообще, онъ всегда зорко слѣдилъ за ними. Многихъ изъ нихъ зналъ онъ въ лицо, Петю же въ особенности, такъ какъ этотъ мальчикъ всегда считался среди язычниковъ главнѣйшимъ распространителемъ Христовой вѣры. Русланъ очень обрадовался этой неожиданной встрѣчѣ, зная, съ какимъ трудомъ мальчика теперь вездѣ разыскиваютъ по повелѣнію верховнаго жреца. Привѣтливо кивнувъ головой рыбаку и не отрывая глазъ отъ Пети, онъ спросилъ старика!
-- Внучка твоя, что-ли, дѣдушка?
-- Внучка, родимый, не безъ тревоги отвѣчалъ старикъ.
-- Ишь, ты, какая шустрая!... Только платье, то больно неуклюже на ней.
Старикъ ничего не отвѣтилъ.
-- Больно ужъ неуклюже,-- продолжалъ Русланъ съ саркастической улыбкой. Смотри, какъ она въ немъ заплетается,-- еще, пожалуй, споткнется, да носъ расшибетъ...
-- Не споткнется... не маленькая... на своихъ ногахъ...-- пробормоталъ рыбакъ и, не желая вступать въ дальнѣйшій разговоръ, прибавилъ шагу.
Русланъ, для отвода глазъ, сначала свернулъ отъ встрѣтившихся путниковъ въ сторону, но затѣмъ сейчасъ же вернулся обратно, чтобы издали слѣдить за тѣмъ, куда направится старый рыбакъ со своей мнимой внучкой.
-- А что, дѣдушка, вѣдь эта встрѣча неладная!...-- замѣтилъ Петя.
-- Что тамъ за неладная! Богъ милостивъ, схоронимся!... Я спрячу тебя такъ, что никто не найдетъ;-- ты нешто знаешь этого человѣка?
-- Нѣтъ, я его никогда раньше не видалъ?
-- Такъ чего же сомнѣваешься?
-- Самъ не знаю чего; только больно онъ мнѣ сомнителенъ показался.
-- Полно, выкинь изъ головы пустыя мысли... Человѣкъ, какъ человѣкъ, ничего въ немъ нѣтъ особеннаго...
-- А все же мнѣ сдается, что дѣло у насъ выйдетъ неладное...
Старикъ махнулъ рукой, Петя печально склонилъ голову и, во все остальное время пути, больше ни слова не вымолвилъ.
Предчувствіе не обмануло его: часъ спустя послѣ того, какъ они успѣли добраться до хижины стараго рыболова, вбѣжавшій туда же сосѣдъ, христіанинъ, поспѣшилъ предупредить ихъ, что по дорогѣ къ рыбачьимъ хижинамъ валитъ толпа народа, а съ нею и вооруженные воины.
Петя закрылъ лицо руками и словно окаменѣлъ отъ охватившаго его чувства ужаса. Старикъ растерялся. Толпа, между тѣмъ, подвигалась ближе, и, нѣсколько минутъ спустя, хижина стараго рыболова оказалась со всѣхъ сторонъ оцѣпленною воинами. Они грубо отталкивали прочь человѣкъ 15--20 христіанъ, сбѣжавшихся на помощь сосѣду, чтобы какъ-нибудь помочь ему спасти Петю.
Впереди толпы, охраняемый небольшимъ отрядомъ вооруженныхъ воиновъ, шелъ-жертвоприноситель.-- По приказанію верховнаго жреца, онъ долженъ былъ забрать намѣченную для укрощенія гнѣва Перунова жертву...
-- Отоприте!-- крикнулъ онъ, остановившись около входной двери хижины.
Отвѣта не послѣдовало.
Тогда онъ вторично сталъ требовать, чтобы его впустили, такъ какъ пришелъ онъ не по собственной волѣ, а по приказанію верховнаго жреца и съ согласія большинства великокняжескихъ витязей.
-- Добромъ не послушаете,-- заставимъ силою,-- вмѣшались воины, и одинъ изъ нихъ, дѣйствительно, такъ крѣпко нажалъ своимъ корпусомъ дверь, что она сейчасъ же подалась.
Всякое сопротивленіе со стороны рыболова было бы безполезно; хижина его мгновенно наполнилась воинами.
Видя свое безсиліе, онъ упалъ на колѣни и, обливаясь слезами, принялся просить пощады; но на мольбы его, конечно, никто не обратилъ вниманія... Петю со связанными руками вывели, на улицу и поволокли по направленію къ городской площади, гдѣ стоялъ княжескій теремъ, а передъ нимъ, на холмѣ, "истуканъ Перунъ".
Чѣмъ ближе подходило шествіе къ идолу, тѣмъ толпа сгущалась все больше и больше.
По обѣимъ сторонамъ главнаго языческаго жертвенника были поставлены прислужники жреца въ праздничныхъ одеждахъ, у самаго же идола толпились бояре, витязи и многіе изъ приближенныхъ людей великаго князя.
Глаза всѣхъ устремлены были на жилище жреца.
Двери его дома должны были сію секунду распахнуться, и онъ долженъ былъ немедленно появиться въ сопровожденіи своего вѣрнаго Руслана... Всѣ присутствовавшіе съ интересомъ и нетерпѣніемъ ожидали начала ужаснаго зрѣлища... Минуты жизни несчастнаго Пети, казалось, были уже сочтены.
-- Господи, да будетъ воля Твоя! громко повторялъ онъ отъ времени до времени. Въ головѣ его проносились несвязныя мысли, лучше сказать, обрывки мыслей, такъ какъ онъ ни на чемъ не могъ сосредоточиться, кромѣ, впрочемъ, мысли о матери. При одномъ представленіи ея тоски и скорби онъ и самъ приходилъ въ полное отчаяніе. Но вотъ, наконецъ, появился жрецъ въ дверяхъ своего дома, прошелъ сквозь разступившуюся предъ нимъ толпу и остановился передъ идоломъ...
-- Господи, да будетъ воля Твоя!-- снова проговорилъ Петя, силясь перекреститься... но, со связанными руками, это оказалось для него невозможно.
Окинувъ взоромъ окружающую обстановку, онъ сразу понялъ, что страшная минута наступила.
-- Мама, дорогая мама, прощай!-- крикнулъ онъ надорваннымъ голосомъ, зашатался и, если бы его не поддержали стоявшіе по обѣимъ Сторонамъ воины, онъ упалъ бы на землю.
Въ толпѣ кое-гдѣ слышались вопли... То были христіане, оплакивавшіе несчастную жертву, но такъ какъ, по сравненію съ присутствовавшими тутъ же язычниками, ихъ оказывалось незначительное меньшинство, то они и не пытались освободить Петю. Они знали, что ихъ попытки не могутъ принести обреченному на смерть никакой пользы.-- Больше всѣхъ, плакалъ старикъ рыбакъ, а въ то мгновеніе, когда Петю, наконецъ, повели на закланіе, онъ. громко зарыдалъ...
-- Стойте, посторонитесь!-- раздался вдругъ, повелительный, громкій голосъ воина, стоявшаго на стражѣ позади плотно стоявшей толпы.
На этотъ голосъ невольно всѣ обернулись...
Всѣ присутствовавшіе, не исключая и самого, верховнаго жреца, вдругъ присмирѣли. Воинъ, указывалъ имъ рукою вдаль.
-- Гонецъ отъ великаго князя!-- зашумѣлъ народъ.
Произошло смятеніе... Тотчасъ же воины стали раздвигать въ стороны столпившійся народъ, который съ тихимъ, сдержаннымъ шопотомъ почтительно началъ разступаться...
На площади въ эту минуту показался конный всадникъ, одинъ изъ княжескихъ приближенныхъ дружинниковъ. Остановивъ коня и спустившись съ него на землю, поручилъ, его одному изъ воиновъ, а самъ, со словами: "посторонись, пустите"! властно и ловко сталъ, пробираться впередъ.
-- Государь, великій князь, приказалъ остановить жертвоприношеніе!-- обратился онъ къ верховному жрецу повелительнымъ голосомъ. Жрецъ почтительно поклонился. Затѣмъ гонецъ подошелъ къ Петѣ, развязалъ ему руки и немедленно вывелъ изъ оторопѣвшей толпы. Что же касается Пети, то онъ, все еще находясь подъ вліяніемъ пережитаго ужаса близкой смерти, вовсе не могъ отдать себѣ отчета въ томъ, сонъ ли это онъ видитъ, или дѣйствительность. Окончательно пришелъ онъ въ себя только тогда, когда въ числѣ другихъ, появившихся вслѣдъ за гонцомъ, всадниковъ увидѣлъ и Стемида.
-- Стемидъ! Петя!-- одновременно вскричали оба мальчика и, стремительно бросившись другъ другу въ объятія, разразились рыданіями!.. Но это не были уже слезы горя и отчаянія, какъ раньше... Нѣтъ! оба они плакали отъ неожиданной радости... Оба они были теперь необычайно счастливы.