Сказка.
Подъ тѣнистыми вѣтвями одной старой развѣсистой липы, однажды собралась веселая компанія маленькихъ птичекъ для того, чтобы вмѣстѣ позавтракать.
Къ заранѣе назначенному часу всѣ приготовленія оказались оконченными, и хозяева дома, если только въ данномъ случаѣ можно такъ выразиться, съ нетерпѣніемъ ожидали прибытія гостей. Хозяева же были никто иные, какъ птичка-зябликъ и его супруга. Они устраивали пиръ по случаю того, что ихъ четверо дѣтокъ, только что научились летать; на пиръ было приглашено очень много родныхъ и знакомыхъ.
Мамаша-зябликъ съ самаго ранняго утра суетилась и хлопотала по хозяйству, да и кромѣ хозяйства надо было позаботиться о томъ, какъ размѣстить гостей по вѣткамъ липы, которыя служили имъ вмѣсто креселъ и стульевъ; что касается угощенья, то оно было придумано согласно вкуса приглашенныхъ и состояло исключительно изъ зеренъ, сѣмянъ, червяковъ и различныхъ насѣкомыхъ. Всего этого было наготовлено очень много, такъ что гости не могли упрекать хозяевъ въ скупости.
Супруги-зяблики вообще среди своего птичьяго общества считались большими хлѣбосолами, и всѣ ихъ знакомые знали, что если они уже пригласятъ гостей, то и накормятъ и напоятъ въ волю.
Въ минуту моего разсказа, мамаша-зябликъ находилась въ большихъ хлопотахъ; разложивъ зернышки по вѣткамъ, она тщательно наблюдала за тѣмъ, чтобы они не скатились на землю; что касается папаши, то ему было поручено слѣдить за червяками и насѣкомыми, которые могли легко располстись въ разныя стороны прежде чѣмъ придутъ гости.
-- Спрячь ихъ подъ крылья, да смотри не зѣвай, гляди въ оба,-- обратилась мамаша-зябликъ къ своему супругу.
Супругъ повиновался, и распустивъ крылышки, принялся усердно запихивать подъ нихъ различныхъ червяковъ, мушекъ, мошекъ, таракашекъ. Заинтересованные невиданнымъ еще зрѣлищемъ -- птенчики кружились около и смотрѣли съ удивленіемъ.
-- Чего рты разинули?-- прикрикнула на нихъ мамаша,-- будетъ вамъ шалить да безъ дѣла толкаться, берите примѣръ съ отца и матери, они никогда не сидятъ праздными.
Но маленькіе птенчики повидимому вовсе не были расположены слушать совѣта матери, потому что, не обращая вниманія на ея слова, продолжали свои игры и забавы попрежнему.
-- Мама, Пери ударилъ меня крылышкомъ и сдѣлалъ больно!-- запищалъ старшій птенчикъ, подлетѣвъ къ матери.
-- Да Люлю первый ущипнулъ меня,-- оправдывался Пери, едва сдерживая слезы на своихъ крошечныхъ птичьихъ глазкахъ.
-- Перестаньте ссориться,-- унимала ихъ мать,-- теперь не время, сейчасъ навѣрное придутъ гости; помните, сегодня вы должны быть особенно умны и послушны и не забывать, что на первомъ планѣ гости,-- а не вы.
-- То, что ты сейчасъ сказала, мама, мнѣ совсѣмъ не нравится,-- пропищалъ третій птенчикъ -- я охотно съѣлъ бы приготовленное для гостей угощеніе сейчасъ же.
-- И я тоже,-- сказалъ въ заключеніе четвертый, самый маленькій.
Мамаша-зябликъ только что-хотѣла возразить, какъ папаша ей доложилъ, что идутъ гости, они должны были спѣшить къ нимъ на встрѣчу.
Первыми пришли ласточки, онѣ явились цѣлою семьею: отецъ, мать, бабушка, которая между прочимъ сообщила о своемъ безпокойствѣ по поводу того, что ея мужа, т.-е. дѣдушку, сильно помяла кошка и что, несмотря на это, она его все-таки привела сюда; затѣмъ тянулась цѣлая вереница дѣтей, двѣ замужнія дочери со своими семьями, свояки, своячиницы...
Хозяева даже затруднились, куда ихъ всѣхъ разсадить; но этимъ дѣло не кончилось; кромѣ ласточекъ явились еще другіе гости, и на вѣткахъ липы стало до того тѣсно, что просто негдѣ было повернуться. Гости этимъ однако не смущались, напротивъ имъ было пріятно, что хозяева пригласили всѣхъ разомъ, не дѣлая различія; они весело щебетали, сообщая другъ другу разныя новости, и въ промежуткахъ разговора клевали зернышки съ большимъ аппетитомъ.
Въ общемъ всѣ казались довольны собою и своими сосѣдями, если впрочемъ не считать одного маленькаго недоразумѣнія, которое произошло между семьею ласточекъ и такой же не менѣе многочисленной семьею воробьевъ; дѣло заключалось въ слѣдующемъ:
Воробей-мамаша, поздоровавшись съ хозяевами и съ остальными гостями, непремѣнно хотѣла занять лучшее мѣсто, но это ей не удалось, такъ какъ хозяйка указала на одну изъ низшихъ вѣтокъ, гдѣ она должна, была сидѣть согласно росписанію; въ первую минуту мамаша-воробей обидѣлась, но затѣмъ, вѣроятно разсудивъ, что всякое возраженіе скорѣе приноситъ вредъ, чѣмъ пользу, постаралась скрыть свое волненіе и вступила въ общую бесѣду.
Среди гостей находились также синицы, трясогузки, черные дрозды, которые между ними казались великанами, чижи и сплетницы-кукушки, всюду совавшія: свой носъ; несмотря на ихъ довольно красивую наружность, онѣ никому особенно не нравились, и птицы всѣ вообще ихъ не любили главнымъ образомъ за то, что онѣ имѣли обыкновеніе нести свои яйца въ чужихъ гнѣздахъ.
По вотъ съ поля прилетѣлъ веселый маленькій жаворонокъ.
-- Здравствуй, дружокъ,-- любезно привѣтствовалъ его зябликъ,-- что такъ поздно? Мы давно тебя ожидаемъ.
-- Прости; дѣла задержали, никакъ не могъ раньше вырваться,-- отозвался жаворонокъ, шаркнувъ ножкой.
-- А когда же прилетитъ соловей?-- спрашивали гости одинъ у другого.
-- Онъ обѣщалъ быть непремѣнно! иначе причинилъ бы намъ большое неудовольствіе,-- поспѣшно отозвались хозяева.
-- О, да, да, конечно...-- И опять началось прежнее щебетанье.
-- Господа, вы все разговариваете и совсѣмъ ничего не кушаете!-- обратился хозяинъ-зябликъ къ своимъ гостямъ, любезно раскланиваясь.
-- Благодарю покорно;-- послышалось отовсюду, и милые гости, не заставляя себѣ дважды повторить предложеніе кушать, съ такимъ азартомъ бросились на угощеніе, что стали безцеремонно толкать другъ друга, каждый пробираясь впередъ. Произошло всеобщее смятеніе; сильные конечно брали" верхъ надъ слабыми; больше всѣхъ при этомъ, пострадали птенчики, но видя, съ какою назойливостью дѣйствовали ихъ родители, они старались тоже подражать имъ. Маленькій Пери и его братья позабывъ приказаніе матери оставаться сегодняшній день особенно умными, послушными и помнить, что гости должны быть на первомъ планѣ, безъ церемоніи накинулись на птенчика-воробья, стараясь вырвать у него изъ клюва крупное ячменное зерно: воробей не поддавался; началась свалка, во-время которой воюющіе малютки по неосторожности сбросили на землю находившееся на одной изъ вѣтокъ гнѣздо и подняли страшный шумъ. Родители сочли долгомъ явиться на помощь, но имъ стоило большого труда разнять ихъ. Пери съ пискомъ поспѣшилъ спрятаться подъ крылышко своей мамаши, въ то время какъ его противникъ стоялъ въ сторонѣ сконфуженный и оскорбленный.
-- Пери, какъ тебѣ не стыдно поступать подобнымъ образомъ!-- укоряла мамаша-зябликъ маленькаго сына.
-- Да, мамочка, онъ очень уже безцеремоненъ; если бы ты видѣла, какое громадное зерно ему досталось!-- старался оправдаться птенчикъ-зябликъ.
-- Это ничего не значитъ, мой другъ, во всякомъ случаѣ онъ твой гость, и ты долженъ былъ уступить ему.
-- Вотъ видишь, вотъ видишь!-- вскричалъ тогда птенчикъ-воробей, успѣвшій оправиться отъ недавняго смущенія:-- конечно я гость, и ты долженъ былъ быть со мною любезенъ, но зато я теперь наверстаю потерянное!-- И пернатый малютка, возвратившись къ лежавшему поблизости ячменному зерну, принялся съ ожесточеніемъ теребить его своимъ маленькимъ носикомъ.
Родители дѣлали видъ будто сердятся на него за такой неделикатный поступокъ, но въ сущности были очень довольны: "Молодецъ, молодецъ!-- повторяли они втихомолку:-- кушай себѣ на здоровье!"
Е упру гамъ-зябликамъ, какъ хозяевамъ, эта исторія однако была крайне непріятна, они не знали, какъ къ ней отнесется соловей и очень боялись, что знаменитый пѣвецъ, услыхавъ о неблаговоспитанности ихъ сына, пожалуй откажется пѣть, а между тѣмъ его пѣніе такъ много доставило-бы удовольствія всѣмъ приглашеннымъ.
Грустно склонивъ головку, мамаша-зябликъ подсѣла къ супругѣ соловья, которая занимала самое почетное мѣсто, и осторожно, такъ сказать изъ далека, спросила: будетъ ли она и всѣ присутствующіе имѣть счастье сегодня слушать пѣніе ея мужа.
-- Едва-ли,-- отвѣчала соловьиха.
-- Почему?-- не безъ тревоги спросила хозяйка.
-- Онъ сегодня не въ голосѣ, но ежели хотите, то я могу замѣнить его.
-- Да, да, конечно, мы всѣ тебя объ этомъ просимъ.
Супруга соловья немедленно запѣла.
Кругомъ наступила тишина, всѣ слушали ее съ величайшимъ вниманіемъ, а когда она окончила, просили повторить.
Хозяева вздохнули свободнѣе; все общество снова оживилось; говоръ, шумъ и веселье начались попрежнему.
-- Стоитъ ли обращать вниманіе на неразумную выходку дѣтей,-- старалась поддержать мамашу-зяблика кумушка ея трясогузка:-- они сами не знаютъ, что дѣлаютъ... То ли ещё бываетъ, моя дорогая, не только у насъ грѣшныхъ, а и у людей.
-- Какъ будто люди лучше насъ? Нисколько!-- вмѣшалась въ разговоръ малиновка.
-- Нисколько... нисколько!-- подхватила синичка.-- Люди всѣ такіе злые, гадкіе, только и норовятъ какъ-бы учинить намъ что-нибудь неподходящее; вбили себѣ въ голову, что все на бѣломъ свѣтѣ должно принадлежать имъ однимъ, а мы не смѣй ни въ садъ залетѣть, ни на поле, ни въ огородъ... чтобы насъ пугать, чучелъ вѣдь наставили; слыхали ли вы про это, подруженьки мои милыя?
-- Какъ не слыхать, слыхали: да и видать не разъ приходилось,-- со всѣхъ сторонъ отозвались птички.
-- А я такъ вотъ этихъ чучелъ совсѣмъ не боюсь,-- весело защебетала мамаша-воробей:-- люди хитры, но меня перехитрить трудно; еще прошлымъ лѣтомъ я однажды подлетѣла къ чучелѣ совсѣмъ, совсѣмъ близко, и что же вы думаете, изъ чего онѣ сдѣланы? Туловище изъ метельной палки, обмотанной тряпками, а голова изъ опрокинутой кверху дномъ крынки, поверхъ которой иногда надѣта какая-нибудь дырявая шляпа, а то такъ и ничего; у здѣшняго хозяина въ вишневомъ саду тоже стоитъ такое пугало, а я вчера на зло ему забралась на самое высокое дерево со всей своей семьей да и наклевалась досыта; совѣтую, милыя кумушки, и вамъ сдѣлать то же.
-- Ты говоришь о своемъ подвигѣ такимъ торжественнымъ голосомъ, словно совершила какое-нибудь доброе дѣло,-- вмѣшалась сизокрылая ласточка,-- а по-моему, такъ ничего нѣтъ хорошаго причинять людямъ непріятность.
-- Скажите пожалуйста какая сердобольная! А когда люди въ видѣ потѣхи разоряютъ наши гнѣзда и убиваютъ насъ -- такъ это ничего?
-- Умный человѣкъ ни за что безъ особенной причины не сдѣлаетъ ни того ни другого, а съ глупаго и спрашивать не стоитъ...
-- Вѣрно, вѣрно изволите говорить, сударыня,-- подтвердилъ черный дроздъ:-- я самъ всегда за людей стою; вы только подумайте, кто бы пригрѣлъ да. прокормилъ зимою тѣхъ изъ насъ, которыя не улетаютъ въ теплыя страны, а остаются здѣсь,-- ну кто? Скажите?
-- Положимъ отчасти это такъ, но, тѣмъ не менѣе, не всѣ люди одинаково добры!-- вскричалъ воронъ:-- многіе изъ нихъ выбрасываютъ крошки вмѣсто того, чтобы отдать намъ, и не хотятъ согласиться, что каждый изъ насъ могъ бы вполнѣ этимъ насытиться; удивительно, какъ полиція, поставленная въ городахъ для порядку, не требуетъ отъ нихъ этого; будь я на мѣстѣ полиціймейстера все пошло бы иначе.-- Нѣтъ, какъ вы тамъ ни разсуждайте, а человѣкъ прескверное созданіе!
-- Не скажу,-- возразилъ жаворонокъ:-- вотъ я напримѣръ знаю одну маленькую дѣвочку, которая постоянно заботится о насъ... У нея очень добрая мама, и когда дѣвочкѣ было еще четыре года, то она уже начала наставлять ее всему хорошему.
-- Около ихъ окна есть мѣстечко, гдѣ никогда не бываетъ снѣга, и вотъ зимой эта самая дѣвочка каждый день насыпаетъ туда для насъ разныя сѣмечки; кромѣ того, по приказанію матери, прелестная маленькая Нюша, такъ зовутъ дѣвочку, послѣ каждой ѣды подбираетъ всѣ крошечки и тоже выкидываетъ за окно, все для насъ вѣдь -- развѣ это не доказываетъ доброе сердце? Мы, конечно, не ждемъ приглашенія, сами аккуратно являемся на даровой обѣдъ, а она, чтобы не спугнуть насъ, только тихонько выглядываетъ изъ-за занавѣски.
-- Все это не подлежитъ сомнѣнію. Нюша дѣйствительно очень хорошая дѣвочка и мать ея тоже превосходная женщина,-- сказала синица. Кромѣ зеренъ и крошекъ она иногда еще ухитряется вывѣсить на рамѣ кусочки мяса, и вотъ тогда-то мы задаемъ уже настоящій пиръ!
-- Конечно,-- подтвердилъ дроздъ серьезнымъ тономъ, не допускающимъ возраженія,-- да не отъ одной твоей Нюши, а отъ людей вообще нажива бываетъ не рѣдко; я, напримѣръ, всегда радуюсь, когда они жарятъ гуся.
-- Почему?
-- Потому что, поѣвши гуся выкидываютъ кости, которыя остаются въ нашу пользу...
-- Это случается изрѣдко; моя же Нюша заботится о насъ каждый день; послѣднее время впрочемъ я рѣдко видѣлъ ее -- думаю, что она куда-нибудь уѣхала, или заболѣла, потому что выраженіе лица матери, которая теперь сама выноситъ намъ кормъ, порою бываетъ страшно задумчиво и печально.
-- Твоя Нюша никуда не уѣхала, я вчера еще заглянулъ въ окошко,-- возразилъ дроздъ,-- и видѣлъ, что она лежитъ въ кровати больная.
Маленькій жаворонокъ склонилъ головку; очевидно извѣстіе о болѣзни любимой дѣвочки причинило ему большое огорченіе; супруга соловья это -замѣтила, и чтобы хотя немного успокоить его, поспѣшила добавить слѣдующее:
-- Да ты не тревожься, сегодня утромъ, она уже выходила гулять въ садъ, хотя повидимому еще слаба, такъ какъ шла подъ руку съ няней.
-- Похудѣла небось?-- съ участіемъ спросилъ жаворонокъ.
-- Да, щечки ввалились, но это неудивительно, столько дней провести въ комнатѣ вѣдь не весело и не полезно.
-- Слава Богу, что хотя поправилась-то... Чудная, чудная она дѣвочка, я ее хорошо знаю, такъ какъ всю прошлую зиму провелъ у нея..
-- О! разскажи намъ, дорогой, какимъ образомъ это могло случиться?-- въ одинъ голосъ защебетали всѣ птички.-- Неужели тебя поймали и засадили въ противную душную клѣтку, улетѣть изъ которой не было возможности?
Жаворонокъ отрицательно покачалъ головой; на маленькихъ глазкахъ его какъ будто навернулись слезы, можно было подумать, что ему дѣйствительно пришлось пережить въ людскомъ домѣ нѣчто тяжелое, но затѣмъ онъ проговорилъ самъ себѣ, съ глубокимъ чувствомъ: "Нюша, добрая, хорошая моя!" и о слезахъ больше не "было помину.
-- Ну, ну, разсказывай скорѣе!-- торопили птички.
-- Дѣло было прошлый годъ зимою,-- началъ разсказчикъ, почему-то перепрыгнувъ съ одной вѣтки на другую.-- Зима стояла необыкновенно суровая, снѣгу выпало масса, озера и рѣки покрылись толстымъ слоемъ льда; я не зналъ куда дѣваться отъ холода и голода и чувствовалъ, что моя кровь начинаетъ застывать.
-- Все это намъ дѣло знакомо,-- перебила синичка,-- можешь не распространяться, или лучше прямо къ цѣли, т.-е. разскажи, какъ и когда попалъ въ руки маленькой благодѣтельницы.
-- Мнѣ кажется проще всего было бы, не ожидая ни отъ кого никакихъ благодѣяній, улетѣть заблаговременно въ теплыя страны, какъ дѣлаютъ благоразумныя птички,-- замѣтилъ чижикъ.
-- Молчи, не перебивай, дай ему договорить,-- съ съ досадою остановили чижика остальные слушатели.
Чижикъ нахохлился, ему непріятно было выслушать замѣчаніе, а жаворонокъ продолжалъ:
-- И такъ я два дня почти ничего не ѣлъ, вслѣдствіе чего конечно настолько ослабъ, что не могъ летать, тѣмъ болѣе, что отъ мороза у меня даже захватывало дыханіе... Увидавъ случайно открытое окно и сквозь него двѣ маленькія ручки, которыя насыпали на подоконникъ различныя зернышки и крошки хлѣба, я рѣшилъ подойти туда, собравъ свои послѣднія силы. Вмѣстѣ со мною туда же, на этотъ самый подоконникъ явилась дѣлая стая другихъ птицъ, всѣ онѣ стремились впередъ, толкая одна другую и наперебой другъ передъ другомъ хотѣли захватить кормъ; я попробовалъ сдѣлать то же самое, но отъ сильной слабости у меня внезапно закружилась голова, я потерялъ сознаніе и, словно мертвый, упалъ на подоконникъ... Долго ли продолжался мой обморокъ, опредѣлить не могу, знаю только одно, что когда очнулся, то увидалъ себя лежащимъ въ ручкѣ маленькой дѣвочки на чемъ-то мягкомъ, тепломъ и чувствовалъ, какъ кто-то дулъ мнѣ въ головку, желая этимъ привести въ сознаніе.... "Мама, посмотри, птичка жива,-- раздался надъ самымъ моимъ ухомъ нѣжный голосокъ Нюши,-- позволь ее снести въ теплую комнату, тамъ она навѣрно совсѣмъ оправится".
-- Нѣтъ, дѣточка, не трогай,-- отвѣчала мать:-- слишкомъ большой переходъ отъ холода къ теплу можетъ повредить твоей бѣдной больной птичкѣ, пусть она нѣсколько времени полежитъ на подоконникѣ, только заверни ее въ вату; мы поставимъ ей туда ѣду и воду, и ты увидишь, какъ она скоро поправится.
Дѣвочка послушалась совѣта матери, и исполнила въ точности все, что послѣдняя ей говорила; я же, отогрѣвшись въ ватѣ, дѣйствительно очень скоро набралъ настолько силъ, что даже съѣлъ нѣсколько зернышекъ и выпилъ капельки двѣ-три воды.
Послѣ этого я почувствовалъ себя совершенно бодрымъ, но мнѣ не хотѣлось улетѣть съ подоконника, не поблагодаривъ Нюши, а потому я дождался, когда она снова подошла къ окну.
-- Ну, что, моя крошечка, отогрѣлась?-- спросила меня Нюша.
Въ отвѣтъ ей я зачирикалъ.
Тогда она осторожно взяла меня въ руки, понесла въ комнату и посадила въ прохладное мѣстечко на окно, гдѣ я почувствовалъ себя какъ нельзя лучше, черезъ нѣсколько часовъ былъ уже совсѣмъ здоровъ и принялся напѣвать пѣсенку, стараясь этимъ выразить дѣвочкѣ свою глубокую благодарность за то, что она спасла меня отъ вѣрной гибели.
Съ тѣхъ поръ я поселился въ маленькомъ домикѣ матери Нюши и жилъ на полной свободѣ; въ клѣтку меня хотя и сажали, но дверцы постоянно оставались открытыми, такъ что я могъ свободно выходить на чистый воздухъ, когда мнѣ было угодно. Въ кормѣ я не нуждался, маленькая Нюша ухаживала за мною, и мы съ нею были большіе друзья. Ради меня она порою забывала о другихъ птичкахъ, которыя ежедневно получали отъ нея свою порцію; могъ ли я послѣ всего этого думать о томъ, чтобы покинуть свою благодѣтельницу,-- конечно, нѣтъ... Я не спускалъ съ нея глазъ и интересовался каждымъ ея движеніемъ. Когда она при. мнѣ первый разъ присѣла къ письменному столу, чтобы написать письмо, я съ любопытствомъ помѣстился около; меня чрезвычайно забавляло, какъ она водила перомъ по бумагѣ и какъ послѣ этого на бумагѣ оставались черные слѣды... она черпала перомъ въ какой-то маленькой черной баночкѣ довольно густую черную воду, люди ее называютъ чернилами; мнѣ захотѣлось посмотрѣть на эту воду поближе, я тихонько вспорхнулъ съ мѣста, и только что пристроился на краю маленькой баночки, какъ вдругъ, эта баночка, вѣроятно отъ тяжести моего тѣла, перекувырнулась и чернила пролились на столъ.
-- Ай, ай, ай!-- громко закричала тогда Нюша; на крикъ ея прибѣжала прислуга, которая хотѣла поймать меня, но мнѣ удалось отъ нея вырваться и я въ испугѣ бросился прямо къ Нюшѣ, надѣясь'на ея защиту.
-- Ахъ ты глупенькая птичка,-- сказала тогда Нюша, взявъ меня на руки:-- смотри на кого ты похожа, настоящій трубочистъ! вся выпачкалась -- теперь придется тебѣ хорошенько выкупаться, иначе перепачкаешь и меня и все, куда ни присядешь!
Съ этими словами она осторожно опустила меня въ полоскательную чашку, наполненную холодной водой. Я дѣйствительно былъ похожъ на трубочиста: всѣ мои перья оказались выпачканными чернилами, и куда я ни садился, всюду оставлялъ большія черныя кляксы.
Во время купанья пришлось три раза перемѣнить воду; въ первой ваннѣ, которую Нюша заставила меня принять, вода, была совсѣмъ черная, въ слѣдующей уже меньше, а въ третьей наконецъ чистая.
Я чувствовалъ себя виноватымъ и инстинктивно понялъ, что сильно набѣдокурилъ, но это послужило мнѣ хорошимъ урокомъ, такъ какъ съ тѣхъ поръ я сильно боялся черной жидкости и никогда больше къ ней не подходилъ.
Увидавъ, что Нюша не сердится на меня за мою глупую выходку, я наконецъ успокоился, и наша жизнь потекла обычнымъ порядкомъ.
Къ Нюшѣ по утрамъ каждый день приходилъ учитель, который давалъ ей уроки музыки; я очень любилъ при этомъ присутствовать, и когда учитель уходилъ, принимался насвистывать тѣ самые мотивы, которые Нюша играла подъ его руководствомъ; она же въ это время всегда бывало уставится на меня своими хорошенькими голубыми глазками и смотритъ долго... долго... съ такой любовью, съ такой заботой, что мнѣ такъ и захочется сказать ей какое-нибудь ласковое слово, но бѣда -- люди не понимаютъ птичьяго языка, и всѣ наши рѣчи называютъ простымъ чириканьемъ!.. Но вотъ, мало-по-малу, я къ великому моему огорченію сталъ подмѣчать, что моя маленькая благодѣтельница начала худѣть и чахнуть; то же самое очевидно подмѣчала и ея мама.
-- Нюша больна -- проговорила она однажды и послала за докторомъ. Докторъ прописалъ лѣкарство, должно быть горькое, противное, потому что, принимая его, Нюша всегда морщилась. Въ холодные дни она не смѣла болѣе выходить изъ комнаты и даже не подходила къ окну.
-- Подожди, моя дорогая, Богъ дастъ наступитъ весна, тебѣ будетъ легче,-- старалась успокоить ее мама. Нюша въ отвѣтъ матери мило улыбалась, но въ улыбкѣ ея было столько чего-то грустнаго, тоскливаго, хватающаго за сердце, что я, простая, маленькая, глупенькая птичка, и то не могла видѣть ее безъ сожалѣнія... Мнѣ становилось невыносимо тяжело, я не въ силахъ былъ совладать съ собою и, забившись куда-нибудь въ уголъ, переставалъ пѣть и сидѣлъ нахохлившись...
-- Ты скучаешь, потому что находишься въ неволѣ?-- говорила мнѣ тогда Нюша:-- погоди, съ теплыми лѣтними днями я отпущу тебя на всѣ четыре стороны... будешь свободна!
-- Да нѣтъ же, нѣтъ, хотѣлось мнѣ тогда отвѣчать моей дѣвочкѣ; но... но я вѣдь птичка... и не умѣю говорить такъ, чтобы моя рѣчь была для нея понятна!..
Время между тѣмъ шло обычной чередою; миновала зима, миновала весна, въ концѣ концовъ наступило лѣто ее всѣми его прелестями; деревья и луга зазеленѣли, появились прекрасные цвѣты, солнышко стало свѣтить еще веселѣе, распространяя вокругъ себя не только свѣтъ, но и живительную теплоту... Нюша какъ будто чувствовала себя крѣпче.
-- Дорогая моя птичка,-- сказала она мнѣ однажды,-- теперь я спокойно отпускаю тебя, прощай, лети съ Богомъ, куда тебѣ хочется и не забывай твоей Нюши...
Затѣмъ она открыла окно, поцѣловала меня въ головку и знакомъ руки показала, что я могу улетѣть.
Въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ я однако не двигался съ мѣста, жаль мнѣ было покинуть свою милую дѣвочку, кажется еще минутка, и я навсегда бы отказался отъ свободы, съ тѣмъ, чтобы остаться съ нею, но тутъ вдругъ, откуда ни возьмись, явилась одна изъ моихъ родственницъ, малиновка, и, подсѣвъ ко мнѣ, начала разсказывать о томъ, какъ она устроила себѣ гнѣздо, какъ теперь высиживаетъ птенчиковъ, и какъ потомъ будетъ за ними ухаживать.
-- Не стыдно тебѣ вести праздную жизнь,-- сказала малиновка въ, заключеніе, и посмотрѣла на меня такъ строго, что, я невольно опустилъ глаза.
-- Летимъ;со мною... перестань лѣниться... заживи своимъ домкомъ...-- продолжала щебетать малиновка, не отрывая отъ меня взора.
-- Хорошо! - отвѣтилъ я ей тогда съ какой-то отчаянной рѣшимостью, и взмахнувъ крылышками, улетѣлъ навсегда отъ моей Нюши...
Очутившись на свободѣ, среди роскошной зелени, окруженный такими же птичками, какъ самъ -- я первое время находился точно въ чаду: все меня тѣшило, все забавляло... Я приступилъ къ устройству гнѣздышка, для чего первоначально выбралъ укромное мѣстечко, затѣмъ началъ таскать туда необходимый матеріалъ; работа подвигалась быстро; по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, гнѣздышко было готово; глядя на него, я не могъ нарадоваться, но радость эта впрочемъ была ничто въ сравненіи съ той радостью, которую я испыталъ, когда у меня появились маленькіе птенчики. Я заботился о нихъ такъ, какъ только можетъ заботиться.самая нѣжная мамаша; несмотря на это. мысль о Нюшѣ почти меня не покидала.
"Когда птенчики мои начнутъ летать, я отправлюсь съ ними къ Нюшѣ" мысленно повторялъ я себѣ чуть не ежедневно, и дѣйствительно, какъ только мои малютки оперились и окрѣпли мы сейчасъ же полетѣли къ хорошо знакомому окошку.
Тамъ все было постарому: тотъ же подоконникъ, почти сплошь усыпанный зернами; та же чашка съ водою, та же полуоткрытая форточка, та же бѣлая занавѣска... Я смѣло опустился на подоконникъ и началъ чирикать, надѣясь этимъ привлечь вниманіе Нюши, но къ сожалѣнію труды мои пропали даромъ; Нюша къ окну не подошла, и такъ какъ мои маленькіе спутники оказались страшно трусливы, и ни за что не рѣшались не только присѣсть на подоконникъ, но даже къ нему приблизиться,-- то я принужденъ былъ вмѣстѣ съ ними улетѣть обратно.
Въ продолженіе лѣта намъ жилось хорошо и привольно, но когда наступила осень и начались заморозки, то я не безъ сожалѣнія вспомнилъ о теплой комнатѣ и готовомъ кормѣ у Нюши, нѣсколько разъ уговаривалъ своихъ птенчиковъ ближи подлетѣть къ окну, но они все еще не рѣшались.
"Мама, мама, посмотри, вѣдь это мой жавороночекъ прилетѣлъ, навѣрное съ своими дѣтками..." -- услыхалъ я наконецъ голосъ Нюши въ одно изъ нашихъ посѣщеній; но птенчики испугались незнакомаго для нихъ звука и поспѣшно полетѣли домой и я принужденъ былъ послѣдовать за ними.
Наступила зима, а съ нею ея неизбѣжные спутники: снѣгъ и стужа. Намъ негдѣ было укрыться отъ мороза, кромѣ того мы чувствовали сильный недостатокъ въ пищѣ; однимъ словомъ вмѣсто прежней привольной жизни приходилось переживать пору голода и недостатка, и вотъ въ одну изъ подобныхъ тяжелыхъ минутъ, мнѣ наконецъ удалось уговорить птенчиковъ идти искать пріютъ у доброй Нюши.
Когда мы прилетѣли къ ея окну, то я увидѣлъ дѣвочку лежащую въ кровати, она выглядѣла совсѣмъ блѣдною, больною и очевидно не могла встать,-потому что, замѣтивъ насъ, позвала маму.
-- Мнѣ кажется, что мой жаворонокъ стучится въ окошко и проситъ, чтобы его впустили,-- сказала она улыбаясь.
Мать поспѣшила открыть окно, а я не замедлилъ влетѣть въ комнату, и смѣло сѣвъ на грудь Нюшѣ прижался къ ея щекѣ своей головою.
-- Милая, хорошая моя, птичка, приговаривала дѣвочка, нѣжно проводя исхудалой ручкой по моимъ перышкамъ,-- какъ я рада, что ты опять прилетѣла къ намъ; съ тобою и зима не покажется мнѣ такой длинной.
-- Посмотри-ка, Нюшечка, кого твой жаворонокъ привелъ съ собою,-- сказала мать, указывая на моихъ дѣтокъ, которыя хотя и полетѣли за мною, но дальше подоконника не смѣли показать носа. Нюша приподняла голову съ подушки; увидавъ птенчиковъ она пришла положительно въ восторгъ и всѣми силами старалась какъ можно скорѣе приручить ихъ. Сначала птенчики относились къ ней съ недовѣріемъ, но потомъ скоро совершенно освоились, и всѣ мы зажили въ полномъ довольствѣ. Я могъ бы назвать себя даже счастливымъ во всѣхъ отношеніяхъ, ежели бы мое счастіе не омрачилось видомъ тяжкой, продолжительной болѣзни Нюши.
Бѣдная дѣвочка худѣла и блѣднѣла съ каждымъ днемъ, родители очень тосковали и даже втихомолку плакали, въ особенности, когда докторъ однажды объявилъ имъ, что положеніе ея опасное.
-- Но не безнадежное?-- дрожащимъ голосомъ спросила мать.
-- Какъ вамъ сказать,-- отвѣчалъ докторъ, пожимая плечами,-- конечно, все зависитъ отъ Бога, ежели намъ удастся протянуть ея жизнь до будущаго лѣта, т.-е. ежели она переживетъ зиму, то, можетъ быть, и поправится.
-- Можетъ быть!-- печально отозвалась бѣдная женщина и, закрывъ лицо руками, горько заплакала.
На глазахъ доктора выступили слезы; но вѣроятно сказать въ утѣшеніе было нечего, такъ какъ, несмотря на видимое горе своей собесѣдницы, онъ повернулся по направленію къ двери и тихимъ шагомъ вышелъ изъ комнаты.
По счастію зима для Нюши миновала благополучно, хотя въ общемъ состояніе здоровья было не важное; она ни разу не вставала съ кровати безъ посторонней помощи, а ходить даже и съ кѣмъ-нибудь уже не могла; ее катали въ креслѣ.
Какъ только, она бывало, сядетъ туда, вся обложенная подушками, такъ мы сейчасъ же принимаемся громко чирикать и кружиться надъ ея головою, выражая этимъ наше сочувствіе...
-- А она что?-- перебила разсказъ маленькая ласточка.
-- Улыбается, ловитъ рукою каждую изъ насъ по очереди, подноситъ къ губамъ, цѣлуетъ..
-- Бѣдная, бѣдная дѣвочка!-- раздавались со всѣхъ сторонъ птичьи голоса.
-- Бѣдная, бѣдная!-- вслѣдъ за другими повторила даже кукушка, которая вообще никогда не отличалась добрымъ сердцемъ и не умѣла выказывать сочувствія.
-- А знаете что я скажу вамъ, милостивые государи и милостивыя государыни,-- вдругъ какимъ то особенно торжественнымъ голосомъ заговорилъ черный дроздъ, выступивъ впередъ.
-- Что, что?-- послышалось въ отвѣтъ ему отовсюду.
-- Никому изъ васъ навѣрное не приходитъ въ голову, что почти мы всѣ здѣсь присутствующіе нѣсколько зимъ подъ рядъ питались подаяніемъ той самой дѣвочки Нюши, о которой сейчасъ разсказалъ жаворонокъ.
Птички переглянулись.
Нѣсколько минутъ продолжалось полное молчаніе, каждая изъ нихъ, очевидно, была занята своею собственною думою, но затѣмъ черный дроздъ снова заговорилъ первый.
-- Ну, такъ какъ же, милые друзья, что вы скажете относительно моего предположенія?
-- То есть, относительно того, что мы все время питались подаяніемъ Нюши?
Дроздъ утвердительно кивнулъ головою.
-- Это не подлежитъ никакому сомнѣнію...
-- Это совершенно вѣрно..
-- Это правда...
- Удивительно! какъ раньше изъ насъ никто до этого не додумался...-- слышалось отовсюду.
-- Прекрасно!-- продолжалъ дроздъ тѣмъ же самымъ поучительнымъ тономъ: -- теперь подумайте, по справедливости, не слѣдуетъ ли намъ за всѣ ея благодѣянія отплатить ей хоть чѣмъ-нибудь.
-- Оно, конечно, не мѣшало бы,-- отозвалась трясогузка,-- но какъ и чѣмъ можемъ отплатить мы бѣдныя безпомощныя птички?
-- Надо постараться найти какой-нибудь способъ.
-- Да, но какой именно, это задача не легкая.
-- А вотъ какой,-- вмѣшался въ общую бесѣду все время сидѣвшій въ сторонѣ соловушка:-- соберемся всѣ гурьбою, полетимъ къ ея окошку и хоромъ пропоемъ каждый свою любимую пѣсенку.
-- Ай да молодецъ, соловушка, хорошо придумалъ, спасибо!-- обратился къ нему жаворонокъ съ низкимъ поклономъ.
-- За что благодарить, это лишнее, развѣ мы не должны быть признательны всѣ одинаково.
-- Такъ-то такъ,-- защебетала синичка,-- но подумали ли вы о томъ, насколько намъ будетъ страшно подлетѣть близко къ человѣческому жилью!
-- Изъ любви къ Нюшѣ мы должны побороть страхъ..
-- Не стыдно ли тебѣ, глупая птичка, быть такой трусливой,-- насмѣшливо воскликнулъ воробей,-- бери съ меня примѣръ, я ничего не боюсь; первый сяду на окно, ежели нужно даже въ комнату влечу и буду кричать во все горло.
-- Ну... ну.. ну... не очень хорохорься!-- шутливо замѣтилъ дроздъ; а какъ ты думаешь, въ какое время дня будетъ всего удобнѣе начать концертъ!-- добавилъ онъ обратившись къ жаворонку.
-- Нюша часто дурно спитъ по ночамъ и засыпаетъ только къ утру, поэтому рано безпокоить ее нельзя,-- сказала малиновка.
-- Конечно; самое лучшее собраться такъ около двѣнадцати,-- предложила синичка.
-- По-моему вечеромъ, возразила -- соловьиха.
-- Какъ бы не такъ, какъ бы не такъ,-- съ досадою возстали остальныя птицы,-- тебѣ хорошо говорить вечеромъ, ты привыкла всегда пѣть по ночамъ, а мы этого не любимъ, да и для Нюши неудобно. Нельзя, милая, быть такой эгоисткой.
-- Ахъ, Боже мой, чего вы всѣ ко мнѣ пристали!-- отозвалась соловьиха,-- я никому не навязываю своего мнѣнія, только предлагаю и въ концѣ концовъ всегда готова сдѣлать такъ, какъ для другихъ удобно.
-- Знаемъ мы васъ, знаменитыхъ пѣвицъ-то! сдѣлаете вы для другихъ, какъ же!-- проговорила трясогузка.
Соловьиха нахохлилась и хотѣла что-то отвѣтить, но маленькая малиновка въ предупрежденіе могущей возникнуть ссоры поспѣшила перебить ее.
-- Теперь не время спорить, голубушки птички,-- сказала она ласково,-- давайте лучше сообща обсуждать вопросъ, какъ все устроить и когда именно приступить къ дѣлу.
Съ этими словами она сдѣлала знакъ остальнымъ птицамъ подойти ближе, и когда птицы, согласно ея рѣшенію собрались въ кружокъ, повела длинную рѣчь о томъ, что и какъ надо устроить.
Много по этому поводу было разговоровъ, споровъ, пререканій; одной хотѣлось устроить такъ, другой иначе, но подъ конецъ все обошлось благополучно и по общему совѣту было рѣшено концертъ устроить завтра не позже половины двѣнадцатаго.
-- А теперь, кажется, пора и по домамъ,-- сказала ласточка, надо дать покой милымъ хозяевамъ, мы слишкомъ долго злоупотребляли ихъ любезностью.
-- Пора, пора,-- согласились остальные гости и начали прощаться съ супругами зябликами, которые изъ любезности пригласили ихъ посидѣть еще, а сами про себя думали:-- давно пора вамъ расходиться, мы устали до изнеможенія и будемъ очень рады, когда. вы насъ оставите...
По счастію гости, словно угадывая мысль хозяевъ, рѣшили не засиживаться, и скоро одинъ за другимъ исчезали.
Папаша-зябликъ, забравъ птенчиковъ, пошелъ немного отдохнуть, а мамаша съ прислугою осталась прибирать недоѣденныя зернышки и прочее угощенье.
На слѣдующее утро большая часть птицъ, пировавшихъ наканунѣ у зябликовъ, явилась къ нимъ снова, но на этотъ разъ уже не въ качествѣ гостей, а просто для того, чтобы гдѣ-нибудь собраться и затѣмъ цѣлой стаей летѣть къ окну маленькой больной Нюши. Прилетѣли почти всѣ, за исключеніемъ впрочемъ, супруги воробья, которая хотя по наружному виду, какъ будто забыла нанесенную ея птенчику птенчикомъ-зябликомъ обиду, но въ сущности не могла съ этимъ примириться, она прислала съ мужемъ передать, чтобы ее не ждали, такъ какъ намѣрена къ назначенному часу прилетѣть прямо на мѣсто.
-- Пусть дѣлаетъ, какъ для нея удобнѣе,-- отозвалась мамаша-зябликъ, и при этомъ такъ строго, такъ выразительно взглянула на Пери, что бѣдняжка даже струсилъ.
Менѣе чѣмъ черезъ полчаса все общество оказалось въ сборѣ, но прежде чѣмъ отправиться въ путь, согласно заранѣе сдѣланному росписанію, жаворонокъ долженъ былъ слетать къ тому дому, гдѣ жила Нюша, и, забравшись на чердакъ, посмотрѣть черезъ низенькое окно, не спитъ ли дѣвочка и вообще не обезпокоятъ ли ее птицы своимъ неожиданнымъ посѣщеніемъ.
Размѣстившись по вѣткамъ развѣсистой липы, птички съ нетерпѣніемъ ожидали возвращенія своего посланнаго и очень удивлялись тому, что онъ такъ замѣшкался; но вотъ наконецъ вдали показалось крошечное темное пятнышко, которое держась въ- воздухѣ съ каждой минутой все ближе и ближе подвигалось къ липѣ.
-- Онъ...-- проговорилъ зябликъ, и дѣйствительно, не ошибся; неустанно махая маленькими крылышками, жаворонокъ направлялся къ нимъ.
-- Ну, что, какъ, можно?-- закидали его вопросами птицы.
Жаворонокъ вмѣсто отвѣта отрицательно покачалъ головой, опустился на первую же вѣтку и, уткнувъ носикъ въ перышки, горько, горько заплакалъ.
-- Что случилось?-- съ испугомъ спросили птички и, какъ бы инстинктивно ночуя бѣду, всѣ сразу перестали чирикать.
Жаворонокъ между тѣмъ продолжалъ плакать.
-- Нюши не стало... Нюша умерла!-- проговорилъ онъ наконецъ сквозь глухія рыданія.
Птички печально склонили головки... Жаль имъ было свою дорогую дѣвочку-кормилицу, и вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ серьезно боялись за то, что жаворонокъ но перенесетъ такой ударъ.
-- Милый, хорошій нашъ жаворонокъ,-- заговорила наконецъ сизокрылая ласточка,-- не плачь, не тужи, слезами горю не поможешь. Повѣрь, Нюшѣ на небѣ будетъ легче и отраднѣе, чѣмъ здѣсь, гдѣ она такъ давно и такъ долго страдала... Я нѣсколько разъ своими собственными ушами слышала, какъ люди говорили, что со смертью каждаго человѣка для него начинается новая духовная жизнь, несравненно лучшая, лучшая, конечно, для того, кто здѣсь на землѣ дѣлалъ добро и не обижалъ ближнихъ... Слѣдовательно, мы за нашу Нюшу можемъ быть покойны!
Слова доброй ласточки подѣйствовали благотворно на жаворонка, который хотя, конечно, совершенно успокоиться скоро не могъ, но тѣмъ не менѣе уже такъ не убивался.
Въ день похоронъ Нюши онъ и всѣ остальныя птички полетѣли провожать маленькій гробикъ до кладбища, я когда его закопали въ землю, то очень долго оставались сидѣть на могилкѣ, которую потомъ въ продолженіе остальной части лѣта посѣщали почти ежедневно.
Но вотъ миновало лѣто, наступили холода, заморозки, большая часть птичекъ полетѣли въ теплыя "страны; тѣ же, которыя оставались здѣсь, старались куда-нибудь спрятаться, и конечно не могли уже аккуратно навѣщать дорогую могилку. Одинъ только жаворонокъ оставался неизмѣннымъ посѣтителемъ ея, продолжалъ прилетать до тѣхъ поръ, пока въ одинъ прекрасный день сторожъ, разметавшій снѣгъ, нашелъ его тамъ совершенно окоченѣлымъ.