Надумала однажды птичница Матрена посадить на яйцы курицу Мохнатку, чтобы та вывела ей цыплятъ.
Встала старуха ранешенько, пока всѣ въ домѣ спали, выбрала самое темное мѣстечко въ курятникѣ, поставила корзинку, наполненную душистымъ сѣномъ, положила туда дюжину яицъ, а на нихъ посадила свою любимицу, да въ-потьмахъ-то со слѣпу не разсмотрѣла, что одиннадцать штукъ были чисто бѣлаго цвѣта куриныхъ, а двѣнадцатое какое-то зеленоватое, побольше прочихъ, однимъ словомъ -- утиное.
Сидитъ курица прилежно, грѣетъ подложенные подъ нее яички, не ходитъ никуда, къ себѣ никого не подпускаетъ, забыла даже о миломъ дружкѣ Петѣ, золотомъ гребешкѣ, который прождалъ Мохнатку день, прождалъ другой, да и не вытерпѣлъ, пошелъ отыскивать по всѣмъ закоулкамъ.
Долго ходилъ онъ по двору, хлѣвамъ, амбарамъ, наконецъ заглянуль въ птичникъ и какъ разъ наткнулся на нее; но Мохнатка, при видѣ гостя, такъ разсердилась, зашипѣла, заклохтала, что пѣтухъ, струсивъ не на шутку, убрался по добру по здорову, и несмотря на то, что очень любопытно было знать причину отсутствія подруги -- не рѣшался больше навѣщать ее.
А она все сидитъ, да сидитъ; сбѣгаетъ поклевать зернышекъ, водицы попить -- и опять за прежнее дѣло. Даже вся вылиняла, стала такая некрасивая, злая, что совсѣмъ не походила на ту прелестную бѣлую курочку съ густымъ хохолкомъ и мохнатыми ножками, которой когда-то всѣ любовались.
Цѣлыя три недѣли просидѣла бѣдняжка такимъ образомъ; наконецъ изъ яицъ стали одинъ за другимъ маленькіе цыплята выклевываться -- желтенькіе, точно канарейки, прехорошенькіе.
Проколетъ плутишка скорлупку своимъ крошечнымъ носикомъ, выскочитъ, отряхнется, и начнетъ ножками пыль разрывать.
Съ каждымъ днемъ семейство Мохнатки все прибывало и прибывало, позже всѣхъ появился на свѣтъ утенокъ изъ зеленоватаго яичка, и какой же онъ забавный вышелъ! Просто всѣмъ на удивленіе -- кругленькій, точно шарикъ, пушистый, на короткихъ ножкахъ съ преширокимъ расплюснутымъ носомъ. Мохнатка часто на него посматривала, задавая себѣ вопросъ:
"Что это за странный у меня дѣтенышъ? Неуклюжій какой-то, косолапый, ходитъ смѣшно, точно старикъ, переваливаясь съ боку на бокъ, да и клюетъ-то не по нашему -- однимъ словомъ, никуда не годится, срамъ въ люди показать!"
Дивится на него курица, но тѣмъ не менѣе любитъ и бережетъ наравнѣ съ остальными, думая про себя: "какъ тамъ ни говори, а все же сынъ, вѣдь!"
Не только ни въ чемъ не отличаетъ отъ другихъ, но какъ будто даже сильнѣе жалѣетъ; найдетъ, бывало, гдѣ-нибудь въ травѣ червячка или букашку, начнетъ скликать семью -- раздѣлитъ всѣмъ поровну, ему получше порцію оставитъ и смотритъ, чтобы кто не обидѣлъ; а какъ завидитъ въ воздухѣ злѣйшаго своего врага, ястреба, въ одинъ мигъ распуститъ перья и, широко раздвинувъ крылья, попрячетъ всѣхъ маленькихъ цыпочекъ,-- косолапаго такъ наровитъ засунуть подальше.
Мало-по-малу дѣтки стали подростать.-- "Пора, думаетъ курица, учить ихъ уму разуму; не вѣкъ же мнѣ самой отыскивать разныхъ букашекъ, таракашекъ; пусть знаютъ какъ надо добывать пищу".
И вотъ принялась Мохнатка за воспитаніе малютокъ; первые уроки, конечно, были не совсѣмъ удачны; крошечныя лапки, стараясь подражать матери, вмѣсто того, чтобы выкапывать лакомые кусочки, или зарывали ихъ глубже, или откидывали въ сторону, но затѣмъ дѣло пошло на ладъ, такъ что черезъ нѣсколько дней не только одиннадцать проворныхъ желтенькихъ крошекъ, но даже и неповоротливый уродецъ сдѣлалъ замѣчательные успѣхи, вслѣдствіе которыхъ счастливая мамаша порѣшила свести всю семью на берегъ большаго пруда, гдѣ въ сырой и рыхлой землѣ не разъ видала много червяковъ и тому подобнаго вкуснаго жаркаго.
Но каково же было ея удивленіе и ужасъ, когда не успѣла она спуститься съ крутаго обрыва, какъ вдругъ замѣтила, что коротконогій сынокъ ея, скатившись кубаремъ, бросился прямо въ прудъ и какъ клочекъ ваты, плавно покачиваясь на поверхности, загребалъ воду своими перепончатыми лапками.
Мохнатка начала кричать что есть силы, замахала крыльями кинулась сама къ пруду, но, не рѣшаясь войти въ него, отчаянно бѣгала около; цыплята тоже переполошились -- принялись пищать, суетиться, толкали другъ друга, а одинъ изъ нихъ, посмышленѣе должно быть, вскочилъ на камешекъ, вытянулъ шейку и въ первый разъ въ жизни пропѣлъ хриплымъ голосомъ: "ку-ку-ре-ку! помогите, молъ, добрые люди, съ братцемъ приключилось что-то особенное".