Верстахъ въ пятидесяти отъ Салоникъ проходитъ сербская граница. Здѣсь ждалъ насъ особый поѣздъ, предупредительно приготовленный сербской администраціей. Поѣздъ чистый, просторный, удобный.
Вмѣсто старшаго кондуктора ѣхалъ съ нами самъ главный инспекторъ желѣзныхъ дорогъ Сербіи. На изысканномъ французскомъ языкѣ онъ предупредилъ "дорогихъ гостей" не запасаться билетами. Достаточно показать русскій паспортъ. И, разумѣется, всякій можетъ занять мѣсто по собственному выбору, гдѣ кому удобнѣе.
До сей поры большинство пассажировъ отлично мирилось съ удобствами третьяго класса, нерѣдко -- четвертаго. Теперь же со стремительнымъ крикомъ ринулись всѣ къ вагонамъ перваго класса. Привычные первоклассные пассажиры не успѣли ахнуть, какъ бархатные диваны были захвачены ткачами, польскими рабочими, американскими евреями.
Только самые безпечные и нерасторопные, въ родѣ Притулы и еврейчика, пѣвшаго "Чарочка моя, серебряная", очутились съ нами во второмъ классѣ.
Одинъ столичный адвокатъ, ѣхавшій съ женой и груднымъ ребенкомъ, оказался въ затруднительномъ положеніи. Женщина сидѣла на узлахъ на перронѣ, плакала полнымъ голосомъ и ни за что не хотѣла идти въ третій классъ, ребенокъ ревѣлъ, самъ адвокатъ бѣгалъ по вагонамъ, умолялъ уступить ему мѣсто:
-- Господа! въ третьемъ классѣ просторно. Умоляю васъ... Тамъ такіе прекрасные вагоны, удобные, чистые!
-- A не поіхать ли вамъ, панычу, въ тимъ третьимъ классѣ? -- отзывались на его уговоры парни,-- колы тамъ хорошо!
Адвокатъ пускалъ въ ходъ все свое профессіональное краснорѣчіе, а ему только улыбались. Подмигивали другъ другу. Наконецъ, терпѣніе адвоката лопнуло. Онъ выругался:
-- Нахалы!
-- Что вы сказали? ну? Что вы сказали? -- вспылилъ вдругъ сухой еврейчикъ, пѣвшій "Чарочку".
Адвокатъ смутился, но повторилъ:
-- Нахалы!
-- Два раза сказали! -- нежданно смѣшливо отвѣтилъ еврей, и гулъ дружнаго хохота покрылъ слова.
Адвокатъ растерялся, побагровѣлъ и не нашелъ ничего лучшаго, какъ повторить снова;
-- Нахалы!
-- Три раза сказали! -- тѣмъ же тономъ отвѣтилъ еврей и новая лавина грохочущихъ голосовъ потрясла вагонъ.
Но въ концѣ концовъ устроился и адвокатъ съ семьей. Изъ отдѣльнаго купэ въ нашемъ вагонѣ высунулась голова стараго еврея, настолько обросшая волосами и бородой, что можно было принять ее скорѣе за голову бѣлаго пуделя, чѣмъ за человѣческую.
-- Эй-эй! пане! нане! -- закивала голова въ сторону адвоката,-- пане! нехай -- ну ваша барыня идетъ сюда! ну? A мы пойдемъ въ третій классъ! Ну?
Изъ купэ одинъ за однимъ вышли шесть пожилыхъ евреевъ съ охлопьемъ подъ мышками и подъ предводительствомъ сѣдого, волосатаго направились къ выходу.
-- Намъ все равно! Мы можемъ ѣхать и въ какомъ другомъ классѣ! ну?
Адвокатъ устроилъ успокоившуюся жену съ ребенкомъ въ купэ, самъ усталый, но довольный, вышелъ къ намъ въ общій вагонъ.
-- Уфъ! измучился, измотался! -- сказалъ онъ, отдыхая.
Но отдыхъ адвоката былъ коротокъ. Въ вагонѣ запахло вдругъ гарью. Всѣ стали принюхиваться, недоумѣвая,-- откуда. A поѣздъ тронулся и вскорѣ развилъ полный ходъ. Запахъ гари разростался.
Въ запертомъ купэ послышалась сначала возня, потомъ острый крикъ испуганнаго женскаго голоса. Прибѣжалъ чиновный сербъ, взъерошенный, взволнованный, ворвался въ купэ, что-то звякнуло,, и снова закричала женщина, но уже воющимъ голосомъ.
Сербъ вышелъ изъ купэ, осмотрѣлъ вагонъ безпокойнымъ огневымъ взглядомъ, и, убѣдившись, что все на мѣстѣ и въ порядкѣ, такъ же скоро вышелъ.
Вслѣдъ за сербомъ вышла и жена адвоката, плачущая, убитая, безпомощная. Упала на диванъ, зарыдала:
-- Что онъ со мной сдѣлалъ!.. Что сдѣлалъ...
Только тутъ мы догадались наконецъ всполошиться. Адвокатъ и наши женщины бросились къ плачущей утѣшать, уговаривать.
-- Что онъ сдѣлалъ! -- не унималась та, мѣшая рыданія съ истеричными криками,-- онъ и ребенка чутъ не выкинулъ въ окно! Все... фамильное серебро... спиртовку... молоко... Чѣмъ я буду кормить малютку!
Оказалось, она разожгла въ купэ спиртовку, чтобъ вскипятить ребенку молоко. Поѣздъ рванулъ, спиртъ выплеснулся, облилъ багажъ, и все загорѣлось. Мы всѣ еще принюхивались и прислушивались, а чиновный сербъ съ поразительной находчивостью не только сразу догадался, въ чемъ дѣло, но опредѣлилъ также, гдѣ именно произошло несчастье.
Возможно, что если бы не онъ -- мы нѣкоторое время ѣхали бы въ пылающемъ поѣздѣ, а потомъ, вѣроятно, утучнили бы своими костями и безъ того богатыя человѣческимъ тукомъ македонскія поля.
Благодаря сербу, все кончилось благополучно. A какой-нибудь полудикій македонецъ найдетъ фамильное серебро стараго барскаго рода, и изъ несчастья барыни родится счастье для него, полуголоднаго оборванца.
Развеселая компанія нашихъ сосѣдей, не стѣсняясь присутствіемъ адвоката, заранѣе поздравляла невѣдомаго македонца съ находкой и не безъ зависти разсуждала о томъ, какъ македонецъ лихо подвыпьетъ.