На слѣдующій день утромъ мы проснулись въ подлинной Сербіи. Сербія -- это безконечное кукурузное поле съ часто разбросанными зелеными островками посерединѣ. Островки -- сливные и вишневые садики. Среди садиковъ низкія бѣленыя хаты съ соломенными крышами до того похожими на наши полтавскія, что забываешь даже, гдѣ ѣдешь: по нашей Малороссіи или по Сербіи. Около хатъ на завалинкахъ тѣ же сивоусые неповоротливые старики въ такихъ же длинныхъ бѣлыхъ сорочкахъ и бабы въ пестрыхъ клѣтчатыхъ плахтахъ, съ головными платками, повязанными такъ же, какъ повязываютъ наши хохлушки. Тотъ же говоръ, та же мелодія рѣчи, повадка, походка, то же добродушіе.
На одной изъ станцій поѣздъ стоялъ долго. Мы бѣгали на ярмарку, которая собралась неподалеку. Потолкались здѣсь, купили арбузовъ, винограда "по два гроши за око",-- на наши деньги что-то около восьми копѣекъ за три фунта,-- нашли корчму и выпили пива. Пиво было настолько хорошо и дешево, что слава о немъ моментально разнеслась по всему поѣзду. Мужчины гурьбой двинулись къ корчмѣ и, должно быть, добрую половину запаса выпили. При разсчетѣ мальчишка-подручный вздумалъ было взять съ нѣкоторыхъ дороже цѣны, назначенной старикомъ хозяиномъ. Надо же было видѣть. какъ разсердился старикъ на своего подручнаго: кричитъ, топаетъ ногой, тянется къ чупринѣ.
И чѣмъ ближе подвигались мы къ Нишу, тѣмъ гуще было населеніе, тѣмъ культурнѣе мѣстность. Вмѣстѣ съ тѣмъ все чаще и чаще стали встрѣчаться раненые. Они запруживали станціи, лежали вповалку на землѣ вдоль линіи, кое-какъ перевязанные, съ запекшеюся кровью на одеждѣ. Нѣкоторыхъ уводили подъ руки бабы, тутъ же перевязавъ ихъ своими цвѣтными платками. Подъ Нишемъ поѣздъ нашъ наполнился ими такъ, что некуда было ступить... И, что особенно насъ угнетало, не видно было слѣдовъ правильной медицинской помощи. Ближе къ мѣсту боя. видимо, были еще перевязочные пункты, а тутъ по желѣзной дорогѣ и дальше въ глубинѣ страны лѣчили бабы, перевязывали бабы, ухаживали онѣ же. Чѣмъ и какъ. Господь имъ свидѣтель.
Въ Нишѣ на станціи мы встрѣтили первый отрядъ сестеръ милосердія, только-что пріѣхавшій сюда изъ Россіи. Здѣсь были врачи и студенты. Они, какъ оказывается, пріѣхали сюда не прямымъ путемъ, черезъ Болгарію, а поднялись по Дунаю вверхъ, до той узкой полосы, гдѣ смыкаются сербская и румынская границы. Болгарское правительство не пропустило этого отряда черезъ свою территорію подъ предлогомъ "строгаго нейтралитета".
Неужели правъ былъ сербъ въ Салоникахъ?
Нишъ -- это типичный уѣздный городокъ, мѣсто которому въ любой нашей южной губерніи. Тѣ же грязныя широкія улицы съ низкими мазаными домиками; тѣ же магазины, въ которыхъ продаются кондитерскіе товары вмѣстѣ со свинымъ саломъ и дегтемъ; тѣ же неповоротливые, медлительные погонщики, тоже праздное, отнюдь не злое, любопытство встрѣчныхъ прохожихъ. И если чего недостаетъ для полноты нашей родной картины, такъ это еврейскихъ селедочницъ и юркихъ еврейскихъ мальчишекъ съ ваксой и газетами.
И сербскій говоръ, если вникать въ слова, главнымъ образомъ въ корни словъ,-- тотъ же нашъ говоръ съ подмѣсью французскихъ словъ и корней. Поговоришь съ однимъ сербомъ, съ другимъ, съ третьимъ уже бесѣдуешь по пріятельски.
Первый "визитъ" мой въ небольшой, сдружившейся компаніи бѣженцевъ былъ въ королевскій дворецъ, гдѣ ютилось русское посольство. Называется онъ "конакъ Александра". Нашли мы этотъ конакъ очень легко. Кого ни спросишь, съ охотой покажутъ улицу. проводятъ до угла.
Въ пору своихъ скитаній по бѣлу свѣту я видѣлъ не мало дворцовъ, но такого еще не видывалъ. Зданіе, правда, обширное, каменное, но примѣнять къ нему слово дворецъ не подходитъ. Досчатый, едва-ли когда крашенный полъ готовъ былъ въ любую минуту рухнуть. Доски гнулись подъ ногами, говорили и пѣли, рычали свирѣпо ступени лѣстницъ. Стѣны выглядѣли до того темно и неопредѣленно, что приходилось невольно сторониться ихъ.
Убого, бѣдно, заброшено и, какъ-то, черезчуръ уже нище... Нище не только для "дворца", не только для "посольской резиденціи", но просто для обыкновеннаго обывательскаго дома.
Управившись съ дѣлами въ "конакѣ", наша компанія отправилась въ ресторанъ, въ лучшій ресторанъ Ниша, съ громкимъ названіемъ "Русскій Царь". Этотъ "Царь", по обстановкѣ бѣдненькій провинціальный ресторанчикъ, былъ полонъ народомъ. Обѣдали. Мы съ трудомъ нашли мѣста и тоже стали заказывать ѣду. Къ немалому нашему удивленію, здѣсь не говорили ни по-русски, ни по-французски, а только по-сербски и по-нѣмецки. Казалось бы, что можетъ быть въ этомъ обиднаго? Мы не шовинисты, не "ура-патріоты". Не все-ли равно намъ, на какомъ языкѣ объясняется трактирщикъ въ Нишѣ? Лишь бы кормилъ хорошо.
Однако жъ, среди всей нашей компаніи не было ни одного, кто бы не почувствовалъ себя оскорбленнымъ такимъ обстоятельствомъ. Почему? Никто не разбирался въ этомъ, да и въ голову не приходило. Потому, можетъ быть, что слишкомъ ужъ наголодались за границей по русской жизни, русскому говору, русскимъ обычаямъ... A Сербія уже пахла Россіей. Нечего дѣлать. Пошумѣли, понегодовали, принялись за обѣдъ.
Послѣ обѣда опять стычка съ хозяиномъ "Русскаго Царя". Объявилъ, что беретъ только золотомъ, или сербскими кредитками, а у насъ были греческія. Послѣ долгихъ разговоровъ согласился взять по восемь франковъ греческія десятифранковыя бумажки. Взялъ, но, видимо, не обрадовался. Узнала объ этомъ мѣстная публика и подняла настоящій скандалъ. Особенно разгорячился молодой черногорецъ, какой-то банковскій служащій.
Весь огневый, яростный, какъ леопардъ, онъ наскочилъ на хозяина съ кулаками. Что-то говорилъ много и горячо, потомъ вырвалъ кредитки у того изъ рукъ и, шагая легко, точно по воздуху, подбѣжалъ къ нашему столу:
-- Вотъ ваши деньги! Платить не надо! Я сосчитаюсь съ этимъ негодяемъ!
Говорилъ на чистомъ русскомъ языкѣ, чеканя слова. Но тутъ запротестовали мы, пожелали непремѣнно заплатить.
-- Нѣтъ! Вы наши гости!
Долго и настойчиво препирались съ черногорцемъ и поддерживающими его сербами, наговорили другъ другу гору любезностей и похвалъ, въ концѣ концовъ нашли компромиссъ и тутъ: черногорецъ расплатился за насъ съ хозяиномъ "Русскаго Царя", а мы отдали ему наши греческія кредитки. При этомъ онъ, какъ банковскій служащій, при помощи сложныхъ вычисленій доказалъ намъ, что греческія деньги дороже сербскихъ, такъ какъ Греція страна невоюющая, и потому снабдилъ насъ сдачей.
Въ этомъ вопросѣ мы уже не рѣшились спорить съ нашимъ новымъ другомъ, чтобъ не подрывать авторитета банковскаго дѣльца.
Послѣ этого случая, естественно, мы пріобрѣли кучу сербскихъ друзей. Стали угощать насъ достопримѣчательностями, познакомили съ "войниками", которые были въ большой модѣ и въ фаворѣ у публики. Войники любезно показали свои "турски пушки" (турецкія ружья), въ обильи доставшіяся сербамъ во время послѣдней турецкой войны и направленныя теперь въ сторону Австріи. Показали ручныя гранаты, которыми увѣшаны были ихъ широкіе пояса, разсказывали о "доблестныхъ австріякахъ", которымъ позавидуетъ любой заяцъ изъ канавы: такъ они храбры и такъ лихо улепетываютъ отъ выстрѣла.
Подводили насъ и къ портрету "національнаго героя", маленькаго виновника большой войны. "Герой" этотъ, судя по портрету, остролицый худосочный юнецъ съ боязливымъ взоромъ и впалою грудью. Ему бы не въ кронпринца стрѣлять, а, по малой мѣрѣ, досиживать второй годъ въ четвертомъ классѣ гимназіи. Но мы такъ добродушно были настроены, что даже загадывали другъ другу загадку:
-- Отгадайте: изъ-за чего началась война?
Иной, наиболѣе склонный къ "матеріалистическому пониманію", начиналъ объяснять:
-- Въ виду того, во-первыхъ, что капиталистическое развитіе въ европейскихъ странахъ достигло того апогея...
-- Да вовсе нѣтъ!
-- Изъ-за чего же?
-- Изъ-за Принципа.
-- Ну да! И я говорю... но только изъ-за какого принципа?..
-- Того самаго, который стрѣлялъ во Францъ-Фердинанда...
-- A чортъ! Я думалъ: серьезно!