Надо было бороться нашему селу, остановить бѣду, пока она не скрутила всѣхъ, и никто не зналъ, что и какъ дѣлать.

Старостой въ селѣ былъ дядя мой, братъ матери. Послѣ вторыхъ похоронъ я пошелъ къ нему. За поставцомъ нашелся номеръ "Губернскихъ Вѣдомостей" съ наставленіемъ: "Какъ уберечь себя отъ холеры" и присланная отъ губернскаго земства брошюрка: "Что такое холера и какъ съ ней бороться". Прочитавъ находку, я со всѣмъ пыломъ молодости предложилъ рядъ рѣшительныхъ мѣръ, но староста не согласился быть "въ отвѣтѣ" одинъ. Сходъ созвать за короткое время, да еще въ горячую пору было немыслимо. Надумали собрать на совѣтъ почетныхъ стариковъ, "каштановъ", какъ у насъ говорили.

Заняли у цѣловальника самоваръ, приготовили чай, угощеніе. Я прочиталъ "каштанамъ" газету, и книжечку. Старики слушали въ тревожномъ молчаніи, и видно было, какъ напрягалась мысль подъ давленіемъ грозной бѣды, какъ наростало въ людяхъ что-то новое, просвѣтленное. Я зналъ, какъ туги обыкновенно старики къ книжному слову, и пытался толковать, что считалъ непонятнымъ.

На этотъ разъ, однако, не нужно было толкованій: умы раскрыла опасность.

-- Вотъ, вотъ!-- перебивалъ меня то одинъ, то другой согласнымъ словомъ.-- И допрежь домекалъ я: отъ нечисти она... нечистью передается...

Предложенныя мѣры были одобрены, и старики пообѣщали старостѣ поддержать его передъ сходомъ, когда будетъ отчитываться въ расходахъ. А мѣры для перваго раза были такія:

1) не пускать больше изъ Новой покойниковъ на свое кладбище и сейчасъ же послать объ этомъ телеграмму губернатору;

2) послать нарочнаго въ земскую больницу съ извѣщеніемъ, что въ Новой холера;

3) поставить караулы на рѣчкѣ, не давать брать изъ нея воду ни для питья, ни для другихъ нуждъ, а посылать всѣхъ за водой въ родники;

4) родники задѣлать досками такъ, чтобы ведра въ нихъ не могли пролазить и затаскивать на уторахъ нечистоту. При каждомъ родникѣ привѣсить ковшъ-черпакъ для этого, и, наконецъ,

5) въ воскресенье послѣ обѣдни собрать народъ около пожарныхъ бочекъ и прочитать ему газету съ книжкой.

Старики разошлись, а мы со старостой принялись за дѣло. Составивъ телеграмму губернатору, я поскакалъ за пятнадцать верстъ на почту. Миновалъ не безъ хлопотъ "карантины", поздно вечеромъ подъѣхалъ къ почтово-телеграфному отдѣленію. Здѣсь пришлось помытарствовать. Сначала почтальонъ пошелъ разыскивать чиновника. Я сидѣлъ на крыльцѣ и ждалъ, держа въ поводу взмыленную отъ бурной скачки лошадь съ потникомъ вмѣсто сѣдла и двумя черезсѣдѣльниками вмѣсто стремянъ.

Долго погодя пришелъ чиновникъ. Должно быть его оторвали отъ очень пріятнаго занятія:-- былъ онъ золъ и раздражителенъ со мной, но на лицѣ свѣтились остатки только что пережитаго удовольствія.

-- Ну, чего тебѣ?

Говорю:

-- Вотъ телеграмма, срочная. Потрудитесь принять...

Взялъ телеграмму, пошелъ въ помѣщеніе. Я привязалъ лошадь къ фонарному столбу и -- за нимъ. Сидитъ чиновникъ за барьеромъ спиной ко мнѣ, что-то дѣлаетъ. Жду-жду-жду...

-- Вы бы квитанцію мнѣ дали.

-- А? Кто тутъ? какую квитанцію? Ахъ да, это ты, братецъ? отъ К--скаго старосты? Твою телеграмму я не могу принять.

-- Какъ такъ?

-- А такъ. Она адресована къ губернатору. Безъ начальника не приму, а начальникъ спитъ.

-- Разбудите!

-- Не кричи!

-- Вы видите, телеграмма срочная!

На мое счастье начальникъ жилъ въ томъ же домѣ и должно быть спалъ въ сосѣдней комнатѣ черезъ стѣнку. Тамъ повозилось что-то, посопѣло, и вылѣзъ крупный старикъ въ неимовѣрно широкомъ бѣломъ балахонѣ, брюхомъ впередъ.

-- Что за шумъ подняли?

Взялъ изъ рукъ чиновника телеграмму, зѣвнулъ въ нее, гукнулъ:

-- Да что вы тамъ, съ ума посходили со своими мордвами? Отъ сельскаго старосты къ губернатору! Не приму!

-- Примите тогда жалобу къ начальнику округа...

-- Что? Да ты изъ какихъ?

-- Изъ тѣхъ самыхъ!

-- Мм... Впрочемъ... Можно будетъ принять -- обратился онъ къ чиновнику,-- пусть только подписку выдастъ: "вслѣдствіе особыхъ настояній подавателя"... и какъ тамъ...

-- А самъ ты не холерный?

-- Какъ видите.

Телеграмма была принята, отправлена, и сдѣлала все, что было нужно. На другое же утро пріѣхалъ въ Новую исправникъ, отвелъ холерное кладбище.

Скорая отзывчивость начальства на нашу дерзкую телеграмму всѣхъ пріободрила. Староста хоть и согласился приложить вчера свою печать къ телеграммѣ, все же въ тайнѣ побаивался. Послѣ же того, какъ я разсказалъ ему про свои мытарства на телеграфѣ, сталъ было потрухивать явно. Теперь миновали всякіе страхи, онъ высоко поднялъ голову, бойко заметался по селу, постукивая должностнымъ подожкомъ.

Всѣ общественные родники очистили, вычерпавъ изъ нихъ илъ до чистой подающей воду песчаной жилы, оправили, задѣлали крышками, привѣсили къ каждому по парѣ новыхъ леекъ. Забота о родникахъ особенно понравилась народу. Здѣсь мы попали не на новшество, а на древній, освященный вѣками обычай. Въ нашихъ мѣстахъ считается хорошимъ, душеспасительнымъ дѣломъ оправлять родники, чистить ихъ, ухаживать за ними. Почти всѣ роднички на поляхъ и водопои были устроены когда-то благочестивыми добровольцами "души гля спасенія".-- Люди эти жили можетъ быть сто, а можетъ быть больше лѣтъ тому, а имя ихъ въ народѣ не забывается и до сего дня.

Всѣ полевые роднички, всѣ водопои называются по имени того, кто ихъ оправилъ когда-то въ срубъ, украсилъ колодой. И въ лѣтнюю засуху, во время молебствій о дождѣ на родники эти ходятъ съ иконами, служатъ молебны, поминаютъ добромъ невѣсть когда жившаго устроителя. Вообще, чистая родниковая вода въ нашихъ мѣстахъ пользуется такимъ же стариннымъ почетомъ, какъ и хлѣбъ съ солью. Можетъ быть это -- остатокъ язычества, когда моленія и жертвоприношенія богамъ природы происходили на берегу студеныхъ ключей и полевыхъ родниковъ. Народъ сталъ пить чистую воду, но такъ какъ оправку родниковъ на этотъ разъ связали съ холерой, то вдругъ особенное значеніе получили тѣ изъ слуховъ, которые говорили, что холера отрава, пущенная въ воду. Наша забота о родникахъ какъ будто выдвинула на первое мѣсто эту именно басню изъ ряда другихъ многочисленныхъ басенъ, занесенныхъ въ деревню изъ города. За питьевой водой стали доглядывать, вскорѣ вышелъ случай чуть ли не стоившій жизни прохожему человѣку.

Проходилъ черезъ село старичокъ въ городскомъ платьѣ съ большимъ дождевымъ зонтикомъ подъ мышкой. День былъ душный, и старику захотѣлось пить, но спросить не у кого. Народъ былъ въ полѣ и на гумнѣ: возили сѣно, убирали въ ометы. Подошелъ старичекъ къ роднику, видитъ благоустроенно, чисто. Покачалъ головой, похвалилъ, напился изъ ковшика, пошелъ дальше. Видитъ другой родникъ, также обдѣланъ, подошелъ, осмотрѣлъ. Къ третьему подошелъ,-- все дивуется. А за нимъ слѣдомъ, какъ воробьи за просыпаннымъ пшеномъ, ребятишки: и съ боку забѣгутъ, и сзади посмотрятъ.

Видятъ ребята,-- чужой человѣкъ по родникамъ ходитъ и внутрь заглядываетъ, дѣлаетъ что-то. Слыхали отъ большихъ, что беречь надо воду, быть на сторожѣ, отрядили пословъ къ большимъ на гумна:

-- Баринъ какой-то по родникамъ ходитъ! Въ рукахъ держитъ не знай чего... Самъ въ шляпѣ! Наговариваетъ, нашептываетъ и сыпетъ чего-то... Стра-ашны-ый!..

Встревожились бабы, старухи, стали скликать мужиковъ. Тѣ наспѣхъ повскакали верхомъ, да вдогонку. Старикъ успѣлъ выйти за село только. Его догнали, связали, волокомъ притащили къ расправѣ.

Оказалось, къ счастью, что старика знали многіе изъ мужиковъ лично: онъ служилъ конторщикомъ у одного изъ ближнихъ помѣщиковъ, гдѣ мужики брали испольщину.

Старика отпустили, но родники еще разъ почистили.