Бабушка впервые увидала Ненси, когда ей исполнилось два года. То были дни тяжелыхъ, грустныхъ испытаній для Марьи Львовны. Толпы интимныхъ и неинтимныхъ друзей рѣдѣли и исчезали вокругъ пятидесяти-четырехъ-лѣтней старухи. Тиза давно покинула свою chère dame и поселилась гдѣ-то въ одной изъ французскихъ провинцій, устроивъ son ménage на пріобрѣтенныя нетруднымъ путемъ русскія деньги. Хотя, благодаря богатству Марьи Львовны, цѣлыя оравы льстецовъ, добивавшихся ея благосклонности, и теперь тѣснились возлѣ нея, замѣняя прежнихъ рыцарей-поклонниковъ ея неотразимой красоты и прелести, но Марья Львовна была слишкомъ горда и самолюбива. Ей становились противны, гадки всѣ эти немолодые и молодые люди, опивающіеся ея шампанскихъ и готовые притвориться даже влюбленными въ нее. Она презирала ихъ. Она привыкла видѣть у своихъ ногъ поэтовъ и музыкантовъ, слагающихъ въ честь ея стихи и романсы, милліонеровъ, готовыхъ ради ея благосклонности спустить все свое состояніе. Она привыкла изъ лучшихъ лучшимъ отдавать симпатіи своего сердца. Всѣ ея многочисленныя любовныя исторіи были полны иллюзій и поэзіи. Она привыкла царствовать надъ мужскими сердцами всесильной властью своего женскаго могущества красавицы... И вдругъ признать эту силу въ деньгахъ, покупать любовь и ласки за деньги! Нѣтъ, для Марьи Львовны это было бы хуже смерти. Она закрыла наглухо двери своего огромнаго дома въ Петербургѣ и уѣхала за границу, гдѣ искала хотя какого-нибудь забвенія. Но гдѣ найти его? Всесильныя чары ушли, оставивъ за собою только раздражающую сладость далекихъ воспоминаній. Сознаніе этой невозвратимой утраты преслѣдовало ее повсюду: и въ Парижѣ, и въ излюбленныхъ курортахъ... Она поселилась, наконецъ, въ Монако и тамъ всецѣло отдалась во власть отвратительному чудовищу, придуманному человѣкомъ -- рулеткѣ. Она играла, играла, играла съ безумствомъ утопающаго, хватающагося за соломинку. Однако практическій смыслъ, который она пріобрѣла во время управленія дѣлами, послѣ смерти мужа, пришелъ во-время на помощь и помогъ ей выбраться изъ бездны, куда тянула ее ненасытная потребность забвенья. Передъ нею точно въ видѣніи промелькнуло что-то страшное; она увидала грозный призракъ нищеты и, ужаснувшись ея возможности,-- очнулась. Въ одно прекрасное утро, когда особенно ярко и привѣтливо свѣтило солнце, она покинула очаровательный уголокъ, оставивъ въ жертву прожорливаго чудовища милліонъ изъ своего двухъ съ половиною милліоннаго состоянія. Подъѣзжая къ Россіи, она, кажется, въ первый разъ за все время охватившаго ее безумія, вспомнила, что у нея есть дочь, и рѣшилась посѣтить ее. Въ сердцѣ Марьи Львовну зашевелилось даже что-то похожее на любовь -- во всякомъ случаѣ, то была жажда прилѣпиться къ чему-нибудь, жажда привязанности и ласки. Когда она увидѣла Ненси, необыкновенно восторженное чувство овладѣло ею: о! это -- живое олицетвореніе амура съ картины Мурильо! Одинъ изъ выдающихся художниковъ своего времени былъ нѣсколько лѣтъ фаворитомъ Марьи Львовны, и она выучилась у него примѣнять свои впечатлѣнія жизни въ произведеніямъ искусства. "Амуръ съ картины Мурильо" до того овладѣлъ всѣми чувствами Марьи Львовны, что она прожила у дочери гораздо болѣе, чѣмъ предполагала, и когда пришлось уѣзжать, рѣшилась предложить отдать ей совсѣмъ Ненси. Четѣ Войновскихъ (такова была фамилія родителей Ненси) этотъ планъ пришелся очень по вкусу. Приданое Сусанны было уже на исходѣ, и папаша съ деликатной осторожностью намекнулъ бабушкѣ, что, въ виду тяжелой для нихъ разлуки съ единственной обожаемой дочерью, недурно было бы родителей снабдить болѣе или менѣе солидной суммой. На единовременную выдачу Марья Львовна не согласилась, но опредѣлила ежегодно выдавать Сусаннѣ денежное пособіе. На этомъ покончили, и амуръ былъ отданъ въ полное распоряженіе бабушкѣ. Никогда не знавшая дѣтской близости, Марья Львовна растерялась, недоумѣвая, какъ лучше обращаться съ очаровательнымъ амуромъ. Одно казалось ей несомнѣнно яснымъ: жизнь Ненси должна быть сплошнымъ праздникомъ; ни въ чемъ не долженъ встрѣчать отказа этотъ чудный ребенокъ; онъ долженъ быть окруженъ роскошью и нѣгой, потому что созданъ для счастія, радости и власти. Такъ рѣшила Марья Львовна и, чтобы дать образцовое воспитаніе внучкѣ, пригласила для этой цѣли рекомендованную ей одну очень почтенную особу; но она оказалась, къ сожалѣнію, воспитательницей черезчуръ суровой, съ слишкомъ спартанскими взглядами; бѣдная изнѣженная Ненси часто плакала, и бабушка разсталась съ воспитательницей. Притомъ, боясь, что долгія усидчивыя занятія, къ которымъ, благодаря своей впечатлительности и любознательности, была склонна Ненси, гибельно повліяютъ на здоровье нервной, малокровной дѣвочки, Марья Львова нашла, что лучшимъ и наиболѣе успѣшнымъ воспитателемъ въ дѣлѣ образованія будутъ для Ненси путешествія. Онѣ стали ѣздить по Европѣ, не оставляя позабытымъ ни одного уголка, хоть сколько-нибудь и чѣмъ-нибудь замѣчательнаго. И дѣйствительно, Ненси скоро выучилась свободно болтать на нѣмецкомъ, французскомъ, англійскомъ и итальянскомъ языкахъ -- какъ на своемъ собственномъ. Она, правда, затруднилась бы сказать, шестью ли шесть тридцать-шесть или шестью-семь, но зато она твердо знала всѣ школы живописи, она могла указать, въ какомъ музеѣ или картинной галереѣ, и гдѣ именно, находится картина такого-то мастера, и никогда вещь временъ Людовика XIV не приняла бы за принадлежащую эпохѣ Людовика XV. Бабушка радовалась блестящему облику, пріобрѣтенному, благодаря путешествіямъ, ея любимицей, все болѣе и болѣе убѣждаясь въ правильности своихъ взглядовъ на воспитательное значеніе путешествій.
Организмъ Ненси былъ такъ болѣзненно хрупокъ, что доктора не позволяли ей жить въ Петербургѣ, и бабушка продала тамъ свои огромные дома, положивъ разъ навсегда никогда болѣе не возвращаться въ этотъ пагубный для здоровья Ненси городъ. Пользуясь всѣми благами жизни богатой дѣвочки, Ненси расцвѣтала и хорошѣла съ каждымъ днемъ. Марья Львовна упивалась, таяла, блаженствовала, созерцая свою любимицу; ей казалось, что въ этомъ нѣжно-прозрачномъ тѣлѣ возрождается она сама, попрежнему юная, прекрасная, и снова начинаетъ жить, радоваться, наслаждаться.
Вотъ именно въ эту эпоху мы и застаемъ ихъ въ Савойѣ, близъ Женевы, въ горахъ, гдѣ бабушка поселилась въ прелестномъ château, чтобы Ненси подышала свѣжимъ горнымъ воздухомъ, а къ августу мѣсяцу предполагалось увезти ее въ русскую деревню, по предписанію доктора, на всю зиму.