Уже недѣля, какъ Марья Львовна и Ненси -- въ деревнѣ. Ненси скучаетъ, а потому рѣшили, посовѣтовавшись съ докторомъ, провести зиму снова за границей. У Ненси не остыла страсть къ рисованію, и она думаетъ возобновить свои уроки живописи у парижской знаменитости. А здѣсь Ненси скучно, "ужасно скучно", и бабушка не знаетъ, какъ и чѣмъ занять ее. Какъ-то утромъ, отъ нечего дѣлать, бродя по пустыннымъ комнатамъ большого стариннаго дома, Ненси забрела въ библіотеку, гдѣ отыскала нѣсколько интересныхъ историческихъ книгъ на французскомъ языкѣ. Исторію Ненси любила, и теперь у нея было занятіе -- по утрамъ она могла читать, но остальное время дня, по прежнему, тянулось скучно и однообразно.

-- О, нѣтъ, пусть лучше меньше пользы для моего здоровья, но въ Парижъ! въ Парижъ!..-- твердила Ненси.-- Тутъ даже и природы нѣтъ разнообразной -- все луга, луга да лѣсъ... Ни холмика, ни горки...

Однажды вечеромъ бабушка велѣла заложить кабріолетъ.

-- Поѣдемъ покататься, Ненси.

-- Отлично! Отчего тебѣ давно это въ голову не пришло? Я буду сама править.

-- Ну, хорошо, но грума мы все-таки возьмемъ.

Ненси быстро убѣжала и почти тотчасъ же вернулась, одѣтая въ шляпку и толстыя перчатки, вся пунцовая отъ нетерпѣнія.

-- Что уже, скоро?

-- Да сейчасъ, сейчасъ!

Кучеръ Вавила, жирный, облѣнившійся старикъ, смотрѣлъ, однако, повидимому, на дѣло нѣсколько иначе и совсѣмъ не торопился, несмотря на слезныя просьбы мальчика-грума, который, желая изо всѣхъ силъ угодить барышнѣ, молилъ его запрягать какъ можно скорѣе.

-- Постой... постой,-- медленно приговаривалъ Вавила,-- не егози... Что поспѣшишь -- людей насмѣшишь!..

-- Вавила...-- раздался, наконецъ, у конюшни нетерпѣливый голосъ Ненси.-- Я приду, право, сама помогать!

Вавила усмѣхнулся себѣ въ бороду и покачалъ головой.

-- Ишь ты, какая прыткая, что твой гренадеръ!... Шустро-больно -- поспѣешь... Сей-ча-съ, барышня!-- протянулъ онъ, закидывая черезсѣдельникъ.

Наконецъ запряжка была кончена, и кабріолетъ подкатилъ въ крыльцу.

-- Лошадь смирная?-- спросила опасливо Марья Львовна.

-- И-и-и... овца!..-- отвѣчалъ Вавила.

Ненси вскочила и ловко взялась за возжи. Бабушка усѣлась рядомъ, а сзади помѣстился грумъ, сынъ завѣдующаго молочнымъ хозяйствомъ, черноглазый расторопный подростовъ Васютка. Онъ былъ грамотный, отлично учился въ школѣ и, услыхавъ о пріѣздѣ господъ, самъ побѣжалъ къ управляющему просить, чтобы его сдѣлали грумомъ.

Лошадь, потряхивая ушами, рѣзво бѣжала по проселочной, хорошо накатанной дорогѣ. Вправо и влѣво потянулись луга, съ разбросанными кое-гдѣ деревьями: тамъ стройный, высокій дубъ стоитъ одиноко, поднявъ горделиво свою кудрявую голову; здѣсь, въ сторонѣ отъ него, близко лѣпясь одна въ другой, молодыя березки скучились небольшой рощицей и между ними завязалась злосчастная осинка, съ вѣчно трепещущими, не знающими покоя листьями. За лугами пошли вспаханныя поля. Какой-то запоздалый мужикъ, почти у самой дороги, допахивалъ на бурой, тощей клячонкѣ свою полоску, спѣша окончить долгій рабочій день. Навстрѣчу кабріолету, поднимая цѣлую тучу ныли, шла домой съ поля скотина; пастухъ съ длиннымъ-предлиннымъ кнутомъ и двое босыхъ мальчишекъ-подпасковъ, перебѣгая съ мѣста на мѣсто, подгоняли отстававшихъ коровъ и овецъ. Большая, косматая овчарка, какъ бы съ сознаніемъ серьезности возложенной на нее обязанности, важно выступала впереди стада.

Ненси опустила возжи, и лошадь пошла шагомъ. Проѣзжали мимо небольшой усадебки, стоящей на границѣ бабушкина имѣнія.

Новый, въ русскомъ стилѣ, съ рѣзнымъ крыльцомъ и такамъ же балкончикомъ, домъ пріютился подъ сѣнью темныхъ развѣсистыхъ липъ и зеленыхъ кленовъ. Передъ домомъ, на небольшомъ открытомъ лужкѣ разбита круглая пестрая клумба, съ очень искуснымъ подборомъ цвѣтовъ. Дверь на балконъ, откуда спускалась лѣстница въ садъ, была раскрыта настежь. Тихіе, меланхолическіе звуки Шопеновскаго ноктюрна неслись оттуда и какъ бы замирали, дрожа и плача въ окрестномъ воядухѣ. Кто-то игралъ не столько искусно, сколько увлекательно. Чья-то душа изливалась въ звукахъ. Подъ пальцами играющаго они пѣли, рыдали, они говорили.

"Nocturne" былъ конченъ. И вотъ, то требуя и угрожая, то плача и изнемогая, понеслись могучіе вопли Бетховенской сонаты "Pathétique". Таинственный нѣкто игралъ удивительно, съ поразительной силой, передавая муки великаго духа, томящагося бытіемъ.

Какъ очарованныя сидѣли въ своемъ кабріолетѣ бабушка и Ненси, сдерживая дыханіе, боясь пошевельнуться.

Рояль замолкъ, но черезъ минуту онъ зазвучалъ новой, на этотъ разъ безконечно грустной мелодіей. То было "Warum?" Шумана. Томящіе звуки неотступной мольбы лились тоскливо - тревожно. Они наростали больше и больше, а все та же неизмѣнная музыкальная фраза настойчиво повторяла тяжелый, неразрѣшимый вопросъ... Напрасно все!.. Какъ онъ усталъ, какъ изнемогъ онъ, въ тщетныхъ поискахъ -- истерзанный творецъ, онъ гаснетъ, умирая. И вопль послѣдняго, предсмертнаго "Warum?" хватаетъ за душу и рветъ на части сердце.

-- Какъ хорошо!..-- тихо прошептала Ненси, когда замерла послѣдняя нота.

-- Поѣдемъ. Неловко, могутъ замѣтить,-- убѣждала бабушка.

-- Ахъ, нѣтъ, мы должны послушать еще!

Но слушать больше было нечего. Артистъ кончилъ. Ненси подождала съ минуту, потомъ, вздохнувъ, тронула лошадь, но поѣхала шагомъ, все еще надѣясь, что волшебные звуки опять раздадутся изъ уютнаго деревяннаго домика.

-- Какъ хорошо!.. Кто тамъ живетъ и кто такъ очаровательно игралъ?

-- Барченокъ...-- предупредительно откликнулся Васютка.

Ненси обернулась.

-- Какой барченокъ? Неужели онъ маленькій?

-- Нѣтъ, какой маленькій,-- фыркнулъ Васютка,-- длиннѣйшій. А только онъ молодой совсѣмъ еще... Въ гимназію вотъ только пересталъ ходить.

-- А!.. да, я теперь припоминаю: это вдова съ сыномъ. Она недавно, лѣтъ пять тому назадъ, купила эту усадьбу. Я какъ-то видѣла ее одинъ разъ въ церкви,-- сказала Марьи Львовна.

-- Ахъ, бабушка, голубушка,-- засуетилась Ненси,-- позови ихъ къ намъ! Онъ будетъ играть намъ, играть много-много, сколько захотимъ.

-- Полно, дитя! Ну, какъ же я позову? Мы незнакомы.

-- Ну, милая... ну, ради Бога!.. Напиши записку -- они и пріѣдутъ... Ну, я хочу!-- капризно настаивала Ненси.

-- Нѣтъ, этого нельзя. Можетъ быть, представится случай, тогда -- другое дѣло.

Ненси нетерпѣливо дернула лошадь, и она побѣжала рысью. Дорога пошла хуже; кабріолетъ, поминутно, то подбрасывало на кочкахъ, то совсѣмъ накренивало на бокъ, на глубокихъ неровныхъ колеяхъ.

Ненси не обращала ни малѣйшаго вниманія на это обстоятельство. Понукая и торопя лошадь, она ѣхала, не разбирая дороги, сердитая и мрачная.

-- Ненси,-- взмолилась наконецъ Марья Львовна.-- Ты съ ума сошла... Да пожалѣй меня!.. Ѣдемъ назадъ!

Ненси молча повернула лошадь и поѣхала шагомъ. Бабушка чувствовала себя виноватой передъ своей любимицей.

-- Ненси, успокойся. Я какъ-нибудь устрою. Разъ ты хочешь -- конечно, я сдѣлаю...

Личико Ненси моментально озарилось беззаботной улыбкой. Она чмокнула старуху въ щеку.

-- Бабушка, какъ это будетъ весело!.. Онъ будемъ играть много, много...

Когда кабріолетъ снова поровнялся съ домикомъ, дверь балкона оказалась закрытой; но ея большія, широкія стекла позволяли видѣть уютную комнату, освѣщенную лампой съ красивымъ абажуромъ, и сидящихъ у стола: пожилую, благообразной наружности женщину, съ работой въ рукахъ, и блѣднаго, худощаваго юношу, наклонившагося надъ книгой.

-- Вотъ это вѣрно онъ -- нашъ музыкантъ,-- шепнула Ненси.-- Посмотри, это и есть барченокъ?-- спросила она Васютку.

-- Они... они... онъ самый!-- почему-то ужасно обрадовавшись, Васютка привсталъ даже на своемъ сидѣньѣ, заглядывая въ стеклянныя двери балкона.

Съ этого вечера Ненси не переставала надоѣдать бабушкѣ относительно даннаго ей обѣщанія. Старуха не знала, какъ быть? Ѣхать самой она считала неловкимъ и для себя унизительнымъ. Одна оставалась надежда -- встрѣтиться въ церкви, находившейся въ имѣніи Марьи Львовны, куда съѣзжались въ обѣднѣ всѣ болѣе или менѣе богомольные сосѣди-помѣщики. Хотя пришлось бы идти на знакомство первой и въ этомъ случаѣ, но церковь какъ-то примиряла съ этою мыслью Марью Львовну. Въ церкви все-таки будто не такъ неловко; тѣмъ болѣе, что церковь принадлежала ей.

Но судьбѣ было угодно распорядиться иначе, и желанію Ненси суждено было исполниться совсѣмъ не по плану, намѣченному бабушкой.