На другой день Войновскій явился съ визитомъ. Просидѣлъ около часу и откланялся, получивши приглашеніе Марьи Львовны бывать вапросто, по родственному. Вскорѣ онъ воспользовался этимъ приглашеніемъ, какъ-то вечеромъ, но пробылъ тоже очень недолго.
-- Какой очаровательный!..-- говорила о немъ Марья Львовна.
А Ненси не знала, что ей дѣлать: сердиться, обижаться или радоваться. Ее поражалъ странный, какъ бы оффиціальный тонъ его визитовъ. Передъ нею былъ другой человѣкъ -- не тотъ загадочный, чарующій Войновскій, встрѣча съ которымъ такъ взволновала ее на балу. Отъ этого вѣяло холодомъ и какою-то напускною сдержанностью. Однако, скоро все перемѣнилось. Войновскій сталъ каждый день посѣщать прелестный особнякъ, предпочитая, впрочемъ, день вечеру, когда гостиную Гудауровыхъ наводняли обычные посѣтители. Онъ съумѣлъ сдѣлаться необходимымъ и бабушкѣ, и внучкѣ. Съ нимъ совѣтовались, ему передавали подробно о всѣхъ мелкихъ событіяхъ дня, его посвящали въ планы будущаго, знакомили съ воспоминаніями прошлаго. А когда раздавался у дверей его увѣренный, порывистый звонокъ, Ненси первая спѣшила ему на встрѣчу. Онъ нѣжно цѣловалъ ея ручку или изрѣдка "бѣленькій, хорошенькій лобикъ", позволяя себѣ эту вольность въ качествѣ стараго, добраго родственника. Онъ иногда пропускалъ день-два; тогда къ нему тотчасъ же посылалась записка съ вопросомъ о здоровьѣ, а лучистые глазки Ненси блестѣли еще привѣтливѣе при встрѣчѣ.
Онъ велъ свою аттаку спокойно, смѣло, какъ ловкій шахматный игрокъ, предвидя напередъ всѣ ходы, готовя вѣрный шахъ и матъ неопытному противнику.
Ненси любила его плавную, бархатную рѣчь, полную остроумія; любила просиживать съ нимъ часы, болтая, весело смѣясь, толкуя о любимѣйшихъ произведеніяхъ искусства, уносясь мыслью въ далекіе знакомые музеи, или пыталась, при его помощи, разрѣшать сложные вопросы жизни, становившіеся для нея съ каждымъ днемъ все загадочнѣе, заманчивѣе и интереснѣе. Она, какъ бабочка, летѣла на огонь, не замѣчая той властной силы, что больше и больше сковывала ея свободу.
Однажды, сидя съ нимъ въ своемъ уютномъ голубомъ будуарѣ, она разсказала ему исторію своей любви и замужества. Онъ взялъ ее за голову и нѣжно поцѣловалъ ее въ лобъ.
-- Бѣдная, бѣдная крошка!..
Она разсердилась, хотя ей было очень пріятно, что онъ пожалѣлъ ее. Да!.. она -- бѣдная!.. и онъ сказалъ ей то же, что говорила когда-то бабушка и что за послѣднее время особенно жгуче стала ощущать сама Ненси... Она -- бѣдная: она отдала свое чувство мальчику, который не съумѣлъ даже должнымъ образомъ оцѣнить его. При первомъ же столкновеніи съ жизнью, онъ предпочелъ разлуку маленькой сдѣлкѣ съ самолюбіемъ... Да, Ненси очень, очень несчастна!
...А онъ говорилъ еще много-много: и о томъ, что жизнь коротка, и о томъ, что счастье -- только въ любви. Въ самой природѣ -- въ этомъ вѣчномъ движеніи, въ непрестанномъ обмѣнѣ веществъ -- страсть, повсюду страсть, всесильная, могущественная!.. Его голосъ звучалъ то нѣжно, то восторженно, то опускался до шопота. Голова съ сѣдыми кудрями наклонялась къ ней все ближе и ближе, а черные, отуманенные страстью глаза влекли въ себѣ неотразимо...
Руки Ненси, помимо ея воли и сознанія, обвились сами собою вокругъ его шеи, и она почувствовала на своихъ губахъ прикосновеніе его горячихъ губъ... Въ глазахъ потемнѣло, сердце точно сдавили желѣзные тиски... Она слабымъ усиліемъ оттолкнула его отъ себя.
-- Какъ только выпадетъ первый снѣгъ, я буду совсѣмъ, совсѣмъ счастливъ,-- заговорилъ снова Войновскій, пожимая нѣжно ручку Ненси.-- Зима ныньче что-то запоздала, а ужъ декабрь на дворѣ.
Не долго, впрочемъ, пришлось ждать желаннаго снѣга. Какъ-то, утромъ, Ненси, проснувшись, увидѣла улицу, сплошь покрытую бѣлымъ, пушистымъ покровомъ. Снѣгъ шелъ всю ночь.
-- Ну, снѣгъ выпалъ -- и мы ѣдемъ кататься,-- объявилъ Войновскій, входя съ оживленнымъ, радостнымъ лицомъ.-- Ѣдемъ сейчасъ; я выпросилъ у бабушки малютку Ненси.
-- Сейчасъ?
У Ненси затрепетало сердце; она убѣжала къ бабушкѣ.
-- Борисъ Сергѣевичъ, я вамъ ее поручаю -- смотрите, чтобы не простудилась,-- озабоченно внушала Войновскому Марья Львовна.
У подъѣзда стоялъ вороной рысакъ, запряженный въ щегольскія маленькія санки.
-- Я безъ кучера, буду править самъ,-- это веселѣе,-- сказалъ Войновскій.-- Ступай домой и напомни Матвѣю, что сегодня за обѣдомъ -- чужіе. Обѣдъ будетъ въ половинѣ седьмого,-- приказалъ онъ высокому мужику, державшему лошадь подъ уздцы.
Ненси прыгнула въ сани. Снѣгъ шелъ мягкими хлопьями, капризно кружась въ воздухѣ; пятиградусный морозецъ пріятно пощипывалъ вожу.
Взрывая дѣвственный снѣгъ, поскрипывая полозьями, быстро мчались сани по отдаленнымъ улицамъ и, наконецъ, выѣхали за городъ.
-- Какая прелесть!-- восхищалась Ненси, указывая на поля.-- Сколько поэзіи въ этомъ бѣлоснѣжномъ просторѣ!
Спутники ѣхали уже около часу. Показалась опушка сосноваго лѣса, рѣзвой синеватой полоской обозначившаяся на горизонтѣ.
-- А вотъ и нашъ пріютъ,-- указалъ Войновскій на хорошенькій рѣзной домикъ, съ балкончикомъ и бельведеромъ, словно прильнувшій къ лѣсу.
-- Зачѣмъ?-- испуганно спросила Ненси.
-- Чтобы отдохнуть и согрѣться... выпить стаканъ вина.
-- Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ,-- не надо!
Войновскій улыбнулся.
-- Вотъ такъ трусиха!.. Вѣдь я не волкъ -- не съѣмъ Красную Шапочку... Это мой охотничій домикъ и всѣми въ городѣ очень любимый. Когда устраиваютъ пикники, обыкновенно здѣсь сервируютъ завтракъ или ужинъ и превесело проводятъ время... Но... не желаю быть навязчивымъ!..-- съ нѣкоторымъ раздраженіемъ добавилъ онъ.-- Не хочетъ прелестная племянница посѣтить мою хибарку -- Богъ съ нею!.. Доѣдемъ только взглянуть хотя снаружи.
Онъ пустилъ шагомъ вспѣнившуюся лошадь, лѣниво бросивъ возжи.
Ненси почувствовала себя виноватой, и любопытство, смѣшанное со страхомъ, волновало ея молодую грудь. Въ самомъ дѣлѣ, что же тутъ дурного, если войти?.. Это такъ интересно -- похоже на экскурсію... Она осматриваетъ какой-нибудь достопримѣчательный домъ!..
-- Тамъ много рѣдкихъ вещей,-- точно отвѣтилъ на ея мысли Войновскій.-- Старинныя картины, бронза, мебель и цѣлая коллекція настоящихъ кружевъ. У меня мать была любительница, но послѣ я собиралъ еще и самъ.
Сердце Ненси усиленно билось; она упорно молчала. Неясная, но упрямая мысль давила мозгъ. По мѣрѣ приближенія въ домику, взглядъ Ненси становился все мрачнѣе и мрачнѣе.
-- Ну, вотъ мы и у цѣли,-- грустно вздохнувъ, произнесъ Войновскій, когда сани подкатились въ крылечку съ рѣзной рѣшотвой и навѣсомъ.-- "Поцѣлуемъ пробой и поѣдемъ домой",-- пошутилъ онъ.-- Прикажете повернуть?-- и онъ натянулъ уже правую возжу.
Ненси вспыхнула.
-- Ахъ, нѣтъ, нѣтъ! Я хочу посмотрѣть... кружева,-- договорила она смущенно и тихо-тихо.
Войновскій, какъ бы нехотя, сталъ отстегивать полость, помогъ Ненси выйти изъ саней, досталъ изъ кармана американскій ключъ и отворилъ тяжелую дубовую дверь. Дверь захлопнулась, и Ненси, смущенная, очутилась въ высокой, темноватой передней.
Со стѣны тянулись развѣсистые, причудливые оленьи и лосиные рога; голова дикаго вепря свирѣпо показывала свои бѣлые клыки; большой бурый медвѣдь, разинувъ пасть, опирался на суковатую дубину, и, распустивъ пушистый хвостъ, вытягивала свою хитрую мордочку рыжая лисица.
-- Ой, какъ здѣсь страшно!-- пролепетала Ненси совсѣмъ по-дѣтски.
Войновскій сбросилъ съ себя шубу.
Приблизившись къ ней, онъ сталъ разстегивать воротъ ея шубки. Руки его слегка дрожали -- онъ былъ взволнованъ.
-- И придумаютъ же эти женщины такіе невѣроятные крючки!-- смѣялся онъ дѣланнымъ смѣхомъ.
Когда упрямый крючокъ соскочилъ съ петли, Войновскій порывистымъ, нетерпѣливымъ движеніемъ стащилъ шубку съ плечъ Ненси.
-- "Привѣтъ тебѣ, пріютъ прелестный!" -- пропѣлъ онъ пріятнымъ баритономъ, приподнимая тяжелыя гобеленовыя драпри. Такіе же гобелены сплошь покрывали стѣны шестиугольной комнаты, куда ввелъ Войновскій свою гостью.
По срединѣ стоялъ дубовый, съ выточенными фигурами столъ, окруженный высокими старинными стульями. Шесть стрѣльчатыхъ готическихъ оконъ своими разноцвѣтными стеклами придавали комнатѣ нѣсколько мрачный, таинственный характеръ. На столѣ красовалась серебряная, великолѣпной работы ваза -- Бахусъ, держащій въ рукѣ хрустальную чашу. Янтарный ананасъ горделиво поднималъ свою перистую зеленую голову; ароматныя дюшессы лѣпились вокругъ него, оттѣняемыя прозрачными гроздьями винограда. Въ старинной грани кувшинѣ, съ серебряной ручкой, искрилось вино, а изъ стоявшаго тутъ же серебрянаго ведра аппетитно выглядывала бутылка шампанскаго.
Ненси отступила въ смущеніи.
Онъ слегка обнялъ ея гибкій станъ.
-- Ну, пойдемъ осматривать мое хозяйство.
Домъ былъ точно заколдованный. Люди въ домѣ отсутствовали.
Когда они вернулись въ гобеленовую комнату, Войновскій усадилъ Ненси въ одно изъ рѣзныхъ креселъ.
-- Впрочемъ, здѣсь неудобно...
Ненси дѣйствительно было неловко сидѣть въ глубокомъ креслѣ, съ его высокою, твердою спинкой.
-- Дитя мое, тамъ будетъ лучше -- на софѣ.
Ненси послушно перешла на широкую, покрытую гобеленовымъ ковромъ софу; а онъ, поставивъ на низенькій столикъ тарелку съ фруктами и вино, присѣлъ тутъ же, на небольшой табуреткѣ.
-- Вамъ такъ неловко,-- проговорила Ненси, не зная, что сказать.
-- Нѣтъ, милая, мнѣ хорошо...
-- Кто это все здѣсь приготовилъ?.. точно въ сказкѣ!..
Немного прозябшая Ненси съ наслажденіемъ прихлебывала вино.
-- И какое славное вино!..
-- Правда?.. Это -- кипрское, настоящее кипрское! А приготовилъ все Аѳанасій, мой бывшій деньщикъ. Онъ здѣсь живетъ, при домѣ. У меня тутъ и погребъ... всегда есть всѣ припасы. Я часто останавливаюсь здѣсь, послѣ охоты, отдохнуть... И, какъ видишь, дитя мое, люблю полный комфортъ.
Онъ потрепалъ ее по щечкѣ. Ненси немного отстранилась.
-- Что ты точно чужая сегодня? Вотъ чудачка-то!.. Не хочешь оставаться здѣсь, такъ поѣдемъ домой.
Онъ, недовольный, всталъ съ мѣста и ходилъ по комнатѣ, напѣвая въ подголоса.
Ненси сама почувствовала, что она какая-то чужая, и этотъ такой близкій ей человѣкъ, безъ котораго, за послѣднее время, она дня не могла провести, онъ тоже ей совсѣмъ, совсѣмъ чужой... а уйти не хочется.
-- Такъ ѣдемъ?
Войновскій остановился передъ нею въ выжидательной позѣ и глядѣлъ куда-то, поверхъ ея головы, равнодушными глазами.
Ненси приподнялась и снова сѣла.
-- А... а кружева?..-- щеки ея зардѣлись.
-- Вотъ то-то, глупенькая!-- засмѣялся Войновскій.
Онъ опустился рядомъ съ нею на софу и, обнявъ ее одною рукою, другою поднесъ стаканъ къ ея губамъ.
-- Выпей лучше еще винца; вѣдь это -- кипрское... нектаръ... понимаешь? Ну, чокнемся и... пей! О, это -- вѣрный, вѣрный другъ!-- воскликнулъ онъ, опоражнивая свой стаканъ.-- Все... все измѣнитъ... женщины, друзья... а это -- никогда!.. Странно -- ты не любишь вина... Я научу тебя любить его!... Ахъ, да!.. Я и забылъ...
Онъ съ необычайною ловкостью вскочилъ съ мѣста, отперъ низенькій дубовый шкафъ и бросилъ на колѣни Ненси цѣлую груду нашитыхъ на атласныя полосы кружевъ. Какъ о живыхъ людяхъ, разсказывалъ онъ исторію каждаго кусочка этихъ кружевъ, а Ненси, проникаясь, съ благоговѣніемъ всматривалась въ тонкія паутины причудливыхъ узоровъ. Вдругъ она смутно вспомнила о мужѣ.
-- Пора домой!..-- проговорила она спѣшно.
-- До-м-ой?-- удивленно протянулъ Войновскій.-- Но ты еще не выпила шампанскаго за мое здоровье... Ты меня кровно, кровно обидишь!
Онъ ловкимъ, привычнымъ движеніемъ откупорилъ бутылку.
-- Выпьемъ, дитя, за нашъ первый поцѣлуй!-- произнесъ онъ, съ блестящими глазами. Онъ былъ поразительно красивъ въ эту минуту.
Ненси печально покачала головой.
Онъ крѣпко, судорожно сжалъ ея холодную руку. Мрачный огонь въ глазахъ Ненси, ея дикость, смущеніе -- раздражали и опьяняли его сильнѣе вина.
-- Эхъ, милая! Когда тебѣ будутъ говорить о мукахъ, о страданіяхъ -- не вѣрь! Все это вздоръ, утопіи! Будь весела и празднуй праздникъ жизни!.. Вѣдь ты меня любишь... любишь... любишь?
Точно могучій вихрь налетѣлъ на Ненси, опалилъ ея щеки. Зажмуривъ глаза, она бросилась въ объятія Войновскаго, съ дикой, безумной тоской отвѣчала она на поцѣлуи и ласки, какъ бы упиваясь ихъ ядомъ и готовая умереть...