Такъ прошла недѣля. Ненси старалась избѣгать Войновскаго. Онъ принялъ относительно ея любезный, но нѣсколько оскорбленный тонъ. Лишь изрѣдка въ его бѣгло скользящихъ по ней взглядахъ загорался самодовольный огонь, а улыбка какъ бы говорила: "Ничего! перемелется -- мука будетъ".
Не понимая, въ чемъ дѣло, видя исключительно только нервное состояніе Ненси, Марья Львовна совершенно теряла голову, и, наконецъ, подумавъ, что Сусанна -- все-таки мать обожаемой ею внучки, рѣшилась подѣлиться съ дочерью своею тревогой.
-- Нѣтъ ничего удивительнаго!..-- бойко разъясняла Сусанна.-- Une jeune femme... а этотъ... я вѣдь знаю все,-- и, какъ бы мимоходомъ, обронила она фразу: -- ея герой... онъ старъ для нея...
"Можетъ быть, она и права, эта "каботинка"!-- подумала нѣсколько успокоившаяся Марья Львовна, но въ итогѣ не совсѣмъ довольная своей откровенностью съ Сусанной...
-- Родная, я къ вамъ съ просьбой,-- такъ начала, влетѣть, дня два спустя, въ гостиную Гудауровой, безпокойная Ласточкина:-- представьте, какое несчастіе! Эта противная кривляка совсѣмъ, наотрѣзъ, отказалась играть!.. Положимъ, она разстроена, даже собралась уѣхать, для успокоенія нервовъ, но такъ нельзя же подводить!.. Я просто въ отчаяніи!.. Я не рѣшаюсь просить сама вашу прелестную внучку, а вся надежда на васъ,-- умоляла она Марью Львовну:-- голубушка, спасите!
-- Но какъ же я васъ спасу?.. Я для этой роли, кажется, уже немного устарѣла,-- отшучивалась старуха,-- а Ненси слишкомъ молода...
-- Нѣтъ, нѣтъ, не вы... совсѣмъ другое!.. и пьеса другая... Спектакль идти долженъ, но дамъ интересныхъ у насъ нѣтъ совсѣмъ... Поймите мое положеніе! Одно спасеніе, чтобы Елена Сократовна была "гвоздемъ" спектакля... Бояться ей нечего -- я выбрала для нея чудную, подходящую роль молоденькой дѣвушки, и пьеса превеселенькая, ее здѣсь любятъ -- "Сорванецъ"... Я ужъ рѣшилась сама не играть въ главной пьесѣ -- поставлю для себя водевиль, въ концѣ... Спасите, родная! Умоляю!..
Она пыхтѣла и обмахивалась вѣеромъ.
Марья Львовна пробѣжала въ главныхъ сценахъ роль дѣвочки-"сорванца" -- ей она очень понравилась. Она боялась только, что Ненси, никогда не игравшая, откажется, испугавшись размѣровъ и отвѣтственности роли.
Самой Ненси не было -- она каталась.
-- Я подожду ее,-- объявила неугомонная Ласточкина.
-- Ты знаешь, chère enfant, мы тебя атакуемъ!-- встрѣтила ввучку Марья Львовна, когда та, возвратясь, вошла въ гостиную:-- мы двѣ союзныя державы,-- указала она на Ласточкину, глаза которой съ мольбой были устремлены на Ненси,-- и мы тебя атакуемъ!
Бабушка разсказала, въ чемъ дѣло. Ненси попросила дать ей прочесть пьесу.
-- Прочтите, прочтите!.. Она коротенькая, а я подожду, пока вы прочтете... я подожду, подожду!-- трещала Ласточкина.
Ненси не только не испугалась, а напротивъ, обрадовалась роли. Она съ жадностью ухватилась за мысль, что это дастъ ей возможность уйти отъ ея мучительнаго душевнаго состоянія.
И она сразу всецѣло окунулась въ лихорадочную сутолоку приготовленій къ спектаклю: учила роль, заставляла Марью Львовну, чтобы провѣрить выученное, спрашивать себя по нѣскольку разъ въ день, съ увлеченіемъ ѣздила на репетиціи и по цѣлымъ часамъ совѣщалась съ бабушкой о костюмахъ.
Марья Львовна восхищалась ею и увѣряла, что у нея -- талантъ; на репетиціяхъ всѣ ее хвалили, и Ласточкина захлебывалась отъ восторга, хотя тутъ же прибавляла:
-- Боюсь, будутъ промахи, непремѣнно будутъ! Но она такъ молода и красива, и притомъ играетъ только въ первый разъ!..
Бабушка ожила. Она присутствовала на всѣхъ репетиціяхъ и готовилась поразить городъ богатствомъ и изяществомъ туалетовъ своей "enfant chérie".
Нельманъ, въ качествѣ директора "Кружка", въ помѣщенія котораго шли репетиціи (спектакль предполагался въ городскомъ театрѣ), держалъ себя очень важно и былъ начальнически строгъ, устроивая постоянныя баталіи съ Ласточкиной изъ-за освѣщенія.
-- Однако, cher,-- пробовала разъ даже вмѣшаться Марья Львовна:-- вы заставляете сидѣть всѣхъ въ темнотѣ -- суфлеръ едва читаетъ.
-- Нельзя-съ, нельзя-съ!..-- развелъ руками Нельманъ, причемъ лицо его выражало полную непреклонность:-- я, какъ директоръ, защищаю интересы учрежденія.
-- Но мы вамъ платимъ!-- заявила Ласточкина.
-- Не мнѣ-съ -- "Кружку"!.. Прошу не забывать!..
И только одинъ разъ, и то благодаря неотступной просьбѣ Ненси, суровый директоръ смягчился, и любители не бродили въ потемкахъ, рискуя разбить себѣ лобъ или носъ о кулисы.
Игравшій роль генерала и режиссирующій, въ то же время, спектаклемъ, Эсперъ Михайловичъ, былъ необыкновенно гордъ своимъ положеніемъ.
Кто-то посовѣтовалъ-было пригласить одного изъ актеровъ городского театра, въ качествѣ режиссера.
-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- закипятилась Ласточкина.-- Тѣмъ и должны отличаться любительскіе спектакли, чтобы никто не училъ, чтобы въ нихъ не было ничего актерскаго... каждый играетъ, какъ умѣетъ. Среди насъ, наконецъ, столько опытныхъ... Я сама двадцать лѣтъ на сценѣ!..
Пигмаліоновъ мрачно и неотступно ходилъ за Ненси.
На генеральную репетицію явилась Сусанна. Ненси боялась пріѣзда Войновскаго. Однако, онъ остался вѣренъ своему такту -- его не было.
Ненси въ первой же сценѣ струсила и, спутавшись сама, сбила всѣхъ окружающихъ.
-- Ахъ, какъ вы хорошо играете!-- повторяла, обнимая ее въ уборной, дочь предводителя дворянства, тоненькая, хорошенькая, шепелявая барышня, игравшая одну изъ сестеръ. Она жадно ждала провала Ненси, считая роль "сорванца" своей коронной ролью.
-- Я говорила -- будутъ промахи!-- точно радовалась сбывшемуся предсказанію Ласточкина. -- Ну, ничего, ничего!-- успокоивала она юную дебютантку: -- у насъ репетиція безплатная.
Ненси испытывала горькій, самолюбивый стыдъ и готова была плакать.
Въ антрактѣ, передъ выходомъ, она увидѣла возлѣ себя Пигмаліонова съ большой рюмкой мадеры въ рукахъ.
-- Совѣтую,-- и съ своимъ непоколебимо-мрачнымъ видомъ онъ протянулъ ей рюмку:-- успокоитъ нервы!..
Ненси выпила залпомъ, подстрекаемая страхомъ и самолюбіемъ.
Отъ выпитаго ли вина, или просто отъ нервнаго задора, но Ненси, побѣдивъ свою трусость, побѣдила и собравшуюся на репетицію публику, преимущественно учениковъ среднихъ учебныхъ заведеній, шумно выразившихъ свой восторгъ аплодисментами.
-- Вы завтра не будете робѣть?-- спрашивала у Ненси изнывающая отъ злости предводительская дочка.-- Вы знаете примѣту: если удается роль на репетиціи,-- говорятъ, непремѣнно провалишь на спектаклѣ.
Въ день спектакля, Ненси съ утра не находила себѣ мѣста отъ волненія. Ее даже не радовали разложенныя въ ея спальнѣ и будуарѣ прелестныя платья, надъ созданіемъ которыхъ такъ много потрудились онѣ съ бабушкой, хотя роль требовала самыхъ простенькихъ туалетовъ.
-- Я провалюсь, я провалюсь,-- твердила она съ дѣтскимъ упорствомъ, выводившимъ изъ себя Марью Львовну.
-- Ты провалиться не можешь -- tu es la plus jolie...
-- Нѣтъ, нѣтъ! провалюсь, провалюсь! Вотъ увидите!..
Она цѣлый день ничего не ѣла, и къ вечеру показалась даже Марьѣ Львовнѣ похудѣвшею.
-- Вы себя положительно портите!-- восклицала вечеромъ одѣвавшаяся съ Ненси въ одной уборной предводительская дочка.-- Вамъ нужно больше румяниться, какъ можно больше!.. Позвольте, я вамъ сдѣлаю...-- и она обильно наградила щечки Ненси румянами.
-- Это не портитъ кожи?-- съ тревогою освѣдомилась Марья Львовна.
Ее очень безпокоили косметики, въ полной безопасности которыхъ увѣрялъ парикмахеръ, а главное, ее возмущали грязь и пыль за кулисами и даже въ уборной, принадлежавшей оперной примадоннѣ, и гдѣ теперь одѣвалась Ненси.
-- Все это ужасно портитъ кожу... и пыль вездѣ...
-- Позвольте, душечка, вы слишкомъ красны!-- затараторила влетѣвшая въ уборную Ласточкина, въ свѣтло-сѣромъ шолковомъ платьѣ и съ розеткой распорядительницы на правой сторонѣ груди.-- У меня рука ужъ навыкла... на-в-ы-кла...-- сжавъ губы и откидывая ежеминутно голову, чтобы лучше видѣть, мазала она бѣлилами по тонкимъ чертамъ лица Ненси.-- Я гриммъ отлично изучила, отлично!
Но подъ искусными руками отлично изучившей гриммъ Ласточкиной хорошенькая Ненси превратилась чуть не въ урода: бѣлое, красное лежало лепешками, носъ сдѣлался длиннымъ, широкія, черныя, какъ чернила, брови рѣзкими полосами тянулись по бѣлому, какъ бумага, лбу...
Ласточкина была въ восторгѣ отъ своего произведенія.
-- Вы не смотрите, что отсюда рѣзко -- оттуда будетъ только-только въ мѣру... театръ большой.
Но Марья Львовна прямо испугалась безобразнаго вида своей любимицы и не знала, что дѣлать, такъ какъ въ искусствѣ гримировки была совсѣмъ неопытна.
По счастію, въ уборную легкой сильфидой впорхнула Серафима Константиновна, тоже участвовавшая въ этомъ спектаклѣ.
Увидя свою прелестную "Весну" въ такомъ ужасномъ гриммѣ, она иронически усмѣхнулась и, несмотря на энергичные протесты Ласточкиной, уничтожила всю ея художественную работу. Она сдѣлала Ненси совершенно блѣдной, сильно увеличивъ ея глаза, что придало всему лицу нѣсколько странное выраженіе, но сохранило его красоту.
-- Courage, courage!-- подбадривалъ Ненси преобразившійся въ генерала Эсперъ Михайловичъ.
-- Совѣтую вамъ... какъ вчера... глоточекъ, другой,-- тихо, но многозначительно шепнулъ точно пришитый къ хвосту Ненси Пигмаліоновъ.
Ненси не видѣла, не слышала, не понимала ничего -- она была точно въ чаду. Сердце ея прыгало и замирало, ноги дрожали, подкашиваясь...
Большой залъ, съ уменьшеннымъ, сравнительно со сценой, свѣтомъ ошеломилъ ее. Однако, она не сробѣла, и не по вчерашнему -- бойко повела свою роль, мило конфузясь, но не это трусости, а отъ новизны и непривычки.
Вдругъ, среди самой оживленной своей сцены, она внезапно остановилась, устремивъ въ одну точку испуганные глаза. Точка эта была лицо Войновскаго, скорѣе угаданное, чѣмъ увидѣнное Ненси въ полутьмѣ широкаго зала. Но это было одью мгновенье. Какая-то дикая злость охватила все ея существо, а бѣсъ самолюбія зажегъ огнемъ ея глаза и рѣчи... Она почувствовала себя сильной на этихъ, стоящихъ выше всей остальной толпы, подмосткахъ, а главное -- выше его.
Ее вызывали, ей хлопали, кричали... Самыя разнообразныя чувства волновали ей сердце, успѣхъ пьянилъ, исключительность переживаемыхъ минутъ какъ бы радовала...
Такое горячечное, полусознательное состояніе не покидало ее весь вечеръ: и тогда, когда выходила она на вызовы публики, и когда подали ей изъ оркестра -- а Эсперъ Михайловичъ передалъ -- огромную корзину розъ и бѣлыхъ гіацинтовъ, и когда прикладывались въ ея ручкамъ восторженные поклонники, и когда гордая ея успѣхомъ бабушка, цѣлуя ее, шептала ей на ухо:
-- Charmeuse et grand talent!
Все это пронеслось для Ненси въ какомъ-то смутномъ снѣ.
Послѣ спектакля рѣшено было ѣхать ужинать въ Кружокъ. Ужинъ затѣяла Ласточкина, или, вѣрнѣе, ея мужъ.
Марья Львовна отказалась сопровождать Ненси. Она чувствовала себя очень уставшею. Ненси поѣхала въ обществѣ Пигмаліонова. За время репетицій и спектакля, она привыкла къ нему, и ее даже стало забавлять его молчаливое, мрачное ухаживаніе.
Когда они пріѣхали въ "Кружокъ" -- всѣ были уже въ сборѣ, и Ласточкинъ изнывалъ, ожидая замѣшкавшуюся Ненси, изъ-за которой не садились за столъ.
Первое, что бросилось въ глаза Ненси, было лицо Сусанны, забравшейся тоже на ужинъ; а когда, послѣ закуски, обносили борщокъ, въ дверяхъ показался Войновскій.
Ненси едва не вскрикнула.
-- Не пускайте... ко мнѣ никого не пускайте!-- прошептала она скороговоркой Пигмаліонову.
Онъ сейчасъ же занялъ свой стулъ. Сусанна сидѣла наискось отъ дочери и находилась, повидимому, въ самомъ веселомъ расположеніи духа, съ улыбкой устарѣвшей вакханки.
Войновскій занялъ мѣсто далеко на другомъ концѣ стола, возлѣ тающей отъ восторга имѣть его своимъ кавалеромъ предводительской дочки, пріѣхавшей на ужинъ въ сопровожденіи какой-то замаринованной тетушки. Отецъ ея былъ въ отъѣздѣ, а мать, хронически больная женщина, не покидала своей квартиры.
Пигмаліоновъ усердно подливалъ вино въ стаканъ Ненси, и она не отказывалась -- пила съ удовольствіемъ. Ей почему-то вспомнились слова Войновснаго, сказанныя въ ихъ первое, роковое свиданіе: "Ты не любишь вина -- я научу тебя любитъ его"... И Ненси сегодня любила вино и даже понимала, что можно его пить, пить до тѣхъ поръ, пока не станетъ "все равно". Да, "все равно" -- жить, умереть, страдать, блаженствовать, любить и ненавидѣть!..
Подъ общій шумъ и говоръ, Сусанна что-то говорила ей, черезъ столъ, потомъ засмѣялась и, до половины прикрывъ вѣеромъ лицо, подмигнула лукаво въ сторону Пигмаліонова.
-- Мнѣ душно здѣсь,-- сказала Ненси, вставъ съ мѣста.
За нею сейчасъ же послѣдовалъ ея кавалеръ. Минуя маленькую голубую гостиную, обставленную совсѣмъ по казенному, Ненси вошла въ темный залъ, освѣщенный только свѣтомъ, проникавшимъ изъ гостиной. Ненси опустилась на длинный, простѣночный диванъ, откинувъ голову назадъ, и закрыла глаза.
-- Не обращайте на меня вниманія,-- мнѣ надо успокоиться.
Когда она вернулась въ столовую, тамъ было еще шумнѣе и оживленнѣе. Ужинъ приходилъ къ концу и наступало самое веселое, непринужденное время...
Ненси встрѣтила задорный, точно поощряющій взглядъ матери, и вся затрепетала.
Между тѣмъ тосты сыпались за тостами, и больше всего пили за ея здоровье, прославляли ея талантъ, красоту, молодость...
Когда же вниманіе было отъ нея отвлечено тостами, направленными по адресу дѣйствующихъ лицъ спектакля, къ ней подошелъ, съ загадочной, нѣсколько робкой улыбкой и съ бокаломъ въ рукѣ -- Войновскій.
-- Позвольте мнѣ тоже выпить за ваше здоровье,-- проговорилъ онъ почтительно.-- Вы были сегодня прелестны, я искренно любовался вами.
Притронувшись слегка своимъ бокаломъ къ ея бокалу, онъ отошелъ. И Ненси стало такъ страшно, какъ страшно бываетъ маленькимъ дѣтямъ, когда нянька, среди чужихъ незнакомыхъ лицъ, оставитъ ихъ однихъ.
Да, все это чужое, страшное: и длинный столъ съ смятыми салфетками, опустошенными бутылками, съ остатками мороженаго на тарелкахъ, и красный Ласточкинъ, съ сіяющимъ лицомъ наѣвшагося обжоры, и Серафима Константиновна, снизошедшая до вниманія къ полковнику Эрастову, и Ласточкина, и Сильфидовъ, и Сусанна, и Пигмаліоновъ, и... О, все это страшное, лишнее, ненужное, чужое!..
И она стала ждать, чтобы онъ снова скорѣе подошелъ къ ней.
Онъ угадалъ ея желаніе. При первой удобной минутѣ онъ былъ уже около нея.
-- Ты очаровательна сегодня,-- проговорилъ онъ тихо, сразу переходя на "ты".-- Довольно упрямиться, довольно сердиться!..
-- Зачѣмъ вы меня мучаете?-- проговорила она едва слышно.
Они продолжали разговоръ въ полголоса.
-- Я мучаю? Я?.. Это мило!.. Ты мучаешь... ты!.. Ты извела меня, я мѣста не нахожу -- и я же, по твоему, виноватъ?!.. Когда я люблю тебя больше жизни!..
Она слушала его страстный полушопотъ, и ей казалось, что все окружающее уходитъ отъ нея куда-то далеко-далеко, и ничего нѣтъ, кромѣ этихъ большихъ, черныхъ, полу-закрытыхъ, сжигающихъ ее глазъ и этого ласкающаго слухъ полушопота...
-- Такъ рѣшено -- сейчасъ я выйду, а ты, незамѣтно, уйди черезъ десять минутъ.
Она ничего не отвѣтила; однако, едва прошли десять минутъ -- она уже была на подъѣздѣ, гдѣ ее ожидалъ Войновскій.
...И вотъ опять очутилась Ненси въ причудливыхъ, красивыхъ стѣнахъ пріюта. Но только это была другая Ненси. Та -- прежняя -- въ полномъ незнаніи боялась и радовалась страсти, а эта -- ничего не боялась и ничему не радовалась... Зачѣмъ она пришла сюда?.. Она пришла, какъ жалкій нищій въ свою убогую лачугу, гдѣ все-таки было лучше, чѣмъ на холодной мостовой...
Но чѣмъ веселѣе и безпечнѣе смотрѣлъ Войновскій, тѣмъ задумчивѣе становилась Ненси, и между ея тонкими бровями на бѣломраморномъ лбу залегла продольная морщинка.
Злоба преступника къ виновнику своего паденія, ненависть раба грызли ея душу, и къ этому примѣшивался малодушный, ребяческій страхъ: она и ненавидѣла, и боялась утратить этого человѣка, безотчетно торжествуя свою побѣду надъ нимъ.
-- Ты дѣлаешься женщиной... Изъ ребенка становишься львицей,-- сказалъ ей Войновскій.
-- А это развѣ хорошо?-- спросила Ненси равнодушно.
-- Еще бы!.. Мы съ тобой дѣлаемся взрослыми. Мы начинаемъ входить въ жизнь!..