Фыркая и отбрасывая рыхлый снѣгъ, подкатили кони въ рѣзвому крылечку охотничьяго домика.
Все было уже приготовлено въ пріему гостей гостепріимнымъ хозяиномъ: въ гобеленовой комнатѣ ихъ ожидалъ роскошно сервированный обѣденный столъ. Поваръ былъ присланъ съ утра. Въ вазахъ стояли рѣдкія еще для времени года розы. Запахъ тонкихъ духовъ носился въ воздухѣ. Благоухали и столовая, и стильная спальня, и маленькій зимній садъ, гдѣ съ духами смѣшивался свѣжій ароматъ растеній.
Войновскій, не безъ самолюбивой гордости, выслушивалъ похвалы своему поэтическому уголку. Онъ самодовольно улыбался, и его волоокіе глаза свѣтились веселымъ блескомъ.
Пигмаліоновъ увивался возлѣ Ненси, топорща особенно усердно на этотъ разъ свои тараканьи рыжіе усы.
Ненси было скучно. Ей было тяжело и обидно, и ей казалось, что всѣ это видятъ, замѣчаютъ, и не понимала она, какъ онъ могъ это допустить... И не было ему ни больно, ни стыдно, а даже весело?
-- Зачѣмъ мы пріѣхали сюда?-- спросила она его шопотомъ съ тономъ упрека.
-- Я такъ привыкъ... я люблю... Я каждый годъ устраиваю пикники,-- отвѣтилъ онъ съ безпечной, радостной улыбкой.
Въ ожиданіи обѣда, Сусанна расположилась на большомъ диванѣ и, нюхая красную розу, слушала, съ хохотомъ, анекдоты игриваго свойства, передаваемые довольно откровенно Эсперомъ Михайловичемъ.
Всѣ чувствовали себя какъ дома.
-- Не ревнуй, глупая мышка!-- проговорилъ Войновскій, проходя мимо спальни, гдѣ сидѣла, въ большомъ креслѣ, грустная Ненси:-- вѣдь здѣсь обыкновенно бывалъ цѣлый цвѣтникъ дамъ, а теперь видишь: только ты и твоя мать.
Онъ пошелъ къ повару -- поторопить его. Когда онъ возвращался, Ненси продолжала сидѣть въ той же позѣ и съ тѣми же грустными глазами.
-- Ну... ну!..-- онъ ласково потрепалъ ее по щечкѣ:-- ты знаешь, я не люблю обычныхъ женскихъ сценъ... Будь умница, не надо сентиментовъ!..
Обильная закуска, горячій бульонъ, янтарная, великолѣпная осетрина, шофруа изъ перепеловъ, l'asperge du Nord въ замороженныхъ, ледяныхъ, сверкающихъ блескомъ настоящаго хрусталя, формахъ, синій огонь пылающаго плям-пуддинга, дорогія французскія вина, холодное шампанское -- все это вызывало еще болѣе веселое настроеніе у собравшагося общества.
Предложенныя, во время кофе, радушнымъ хозяиномъ гаванскія сигары пріятно щекотали нервы своимъ душистымъ ароматомъ.
Огромный, изъ разноцвѣтныхъ стеколъ, съ выпуклыми фигурами, фонарь фантастически пестрилъ комнату, причудливо играя синими, красными, зелеными бликами на лицахъ.
Казалось, что духъ Бахуса виталъ въ этомъ роскошномъ уголкѣ и радовался и поощрялъ въ веселью своихъ новѣйшихъ поклонниковъ.
Уже немного опьянѣвшіе Пигмаліоновъ и Увѣренный отважно налегли на ликеры, спаивая юнаго Сильфидова и бѣленькаго Крача, неизвѣстно какимъ образомъ залученнаго въ эту компанію.
Сильфидовъ изо всѣхъ силъ старался поддержать честь браваго офицера, опорожняя рюмку за рюмкой и громко, глупо, безъ всякой причины смѣялся; Крачъ имѣлъ унылый видъ; его маленькіе посоловѣлые глазки усиленно моргали.
Войновскій и Сусанна пропали неизвѣстно куда. На Ненси никто почти не обращалъ вниманія, и она была этому рада. Съ той минуты, какъ голоса пріѣхавшихъ раздались въ стѣнахъ охотничьяго домика, ей казалось, что стѣны эти точно обнажились, и все тайное сдѣлалось явнымъ: и стулья, и столы, и диваны разсказывали о позорно-сладкихъ и мучительныхъ часахъ, проведенныхъ ею здѣсь. Чувство паническаго ужаса охватило ее. Она рѣшила незамѣтно исчезнуть.
Увлеченные ликеромъ мужчины съ интересомъ слушали циничные анекдоты изъ устъ Эспера Михайловича, который, надо отдать ему справедливость, удивительно ловко затушевывалъ черезчуръ откровенныя подробности, стѣсняясь присутствіемъ Ненси въ комнатѣ.
Она встала и, быстро миновавъ спальню, вошла въ коридоръ, съ примыкающими къ нему ванной и зимнимъ садомъ. А вслѣдъ за нею раздался сейчасъ же громкій взрывъ хохота почувствовавшихъ себя на свободѣ, мужчинъ. И громче всѣхъ хохоталъ самъ Эсперъ Михайловичъ, окончившій, по уходѣ Ненси, особенно эффектно свой сальный анекдотъ.
-- Не разсуждай -- люби!..-- донесся до слуха Ненси страстный, слишкомъ ей хорошо знакомый шопотъ Войновскаго.
Она, вся вздрогнувъ, остановилась. Дверь въ зимній садъ была полуоткрыта.
-- И мать, и дочь!.. Это немножко очень сильно,-- засмѣялась Сусанна.
Новый взрывъ хохота изъ столовой покрылъ своимъ шумомъ отвѣтъ Войновскаго.
Ненси стояла въ оцѣпенѣніи, боясь пошелохнуться, боясь малѣйшимъ шорохомъ обнаружить свое присутствіе; а ей казалось, что она кричитъ громко, на весь міръ, какъ безумная...
...Вдругъ точно молотомъ ударило ее по головѣ:
-- Вонъ! вонъ! вонъ!..
Она стремглавъ бросилась черезъ кабинетъ въ переднюю, кое-какъ дрожащими руками надѣла шапочку, накинула ротонду и выбѣжала на крыльцо.
Какъ въ чаду вскочила она въ сани и приказала кучеру везти себя домой.
Когда они пріѣхали, она велѣла ему вернуться въ домикъ за матерью.
-- Смотри же, вспоминай меня дорогой!-- сказала она неизвѣстно зачѣмъ.
На что приземистый, черноволосый Филиппъ любезно снялъ шапку и, тряхнувъ кудрями, отвѣтилъ:
-- Рады стараться... Помилуйте, какъ забыть... ваши слуги!
Когда тройка, позвякивая колокольчикомъ, отъѣхала и скрылась въ темнотѣ, Ненси сдѣлалось страшно. Вернуться домой ей представлялось невозможнымъ. Она спустилась со ступенекъ подъѣзда, подняла высоко воротникъ ротонды и перешла на другую сторону улицы.
Въ комнатѣ бабушки горѣлъ огонь. Ненси рѣшила вернуться домой, когда онъ будетъ погашенъ. Она знала, что не выдержитъ, и какъ только увидитъ Марью Львовну,-- разскажетъ ей все. А при одной этой мысли ее охватилъ страхъ: она вспомнила одинъ свой разговоръ съ бабушкой наканунѣ сочельника, вспомнила отвѣты старухи...
-- Нѣтъ, нѣтъ! лучше не говорить, лучше уйти, уйти подальше.
Небо раскинулось широкимъ, необъятнымъ шатромъ надъ одиноко стоящей Ненси, а звѣзды свѣтлыми точками, мигая съ высоты, точно подсмѣивались надъ ея безпомощностью и горемъ. Ей не хотѣлось двигаться -- она стояла какъ прикованная къ своему мѣсту. Снова блеснулъ огонекъ изъ окна бабушкиной комнаты... И представилось Ненси, будто огонь этотъ, все расширяясь и расширяясь, залилъ свѣтомъ все окно... весь домъ... яркимъ полымемъ раскинулся по небу... и померкли звѣзды, и стало небо огненнымъ... и сдѣлалось совсѣмъ свѣтло, какъ днемъ; только зловѣщимъ чернымъ пятномъ выдѣлялась ея фигура, прижавшаяся къ забору...
Она еще плотнѣе закуталась въ свою ротонду и пошла быстрыми шагами, спасаясь отъ собственнаго призрака... Она свернула въ пустынные переулки и шла долго, безцѣльно, успокоивая себя механизмомъ ходьбы...
Когда она вернулась къ дому -- огня уже не было въ комнатѣ Марьи Львовны.
На звонокъ Ненси дверь отворила заспанная нянька.
-- Барыня вернулась?-- спросила Ненси отрывисто.
-- Почиваютъ,-- отвѣтила нянька, не разобравъ вопроса:-- ждали, ждали и почивать легли, а мнѣ сказали, чтобы дожидалась я васъ безпремѣнно...
-- Да нѣтъ!.. Я спрашиваю: вернулась?.. вернулась?..
-- О! да вы про мамашеньку? а мнѣ и не вдомекъ!.. Нѣту еще, нѣту... А ихъ превосходительство все ждали, ждали и почивать легли.
Блѣдное лицо внучки и особенно сухой блескъ въ глазахъ смутили, поутру, Марью Львовну.
Сусанна явилась изъ своей комнаты только къ завтраку -- напудренная, благоухающая. Она, по обыкновенію, приложилась къ рукѣ матери и нѣжно поцѣловала дочь.
Ненси, едва скрывая отвращеніе, отвѣтила на этотъ поцѣлуй Іуды, и ей показалось лицо матери какимъ-то совершенно новымъ, незнакомымъ, точно увидала она его въ первый разъ, или за этимъ всѣмъ видимымъ было открыто только ея глазамъ другое -- настоящее, никому, кромѣ нея, неизвѣстное!
Не отрывая пытливаго взгляда, смотрѣла она на полныя, нѣсколько увядшія щеки, большіе изсиня-сѣрые глаза, подъ круглыми темными бровями, на вздернутый носъ и пухлыя красныя губы.
-- Куда ты такъ внезапно исчезла вчера?-- спросила Сусанна, чувствовавшая себя не совсѣмъ пріятно подъ упорно-пристальнымъ взглядомъ дочери.-- Мы всѣ такъ безпокоились, особенно Борисъ Сергѣевичъ... Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, что съ тобой случилось?
-- Развѣ она уѣхала раньше?-- удивилась Марья Львовна.
-- Ну да... ну да...
-- Мнѣ нездоровилось,-- сухо проговорила Ненси.
-- Такъ что же ты не велѣла разбудить меня?
И бабушка укоризненно покачала головой.
"Ахъ, да оставьте вы меня всѣ!.. всѣ!.." -- хотѣлось крикнуть Ненси, но, чтобы скрыть свое волненіе, она низко допустила голову надъ чашкою, и, чуть не обжигаясь, стала молча пить горячій кофе.
Марья Львовна хотя и привыкла къ своеволію и капризамъ избалованной внучки, тѣмъ не менѣе, съ безпокойствомъ слѣдила за ней.
Уйдя сейчасъ же въ свою спальню, Ненси заперлась на ключъ.
Часа въ три она услышала легкій, осторожный стукъ въ двери.
-- Кто тамъ?
-- Я.
Ненси нарочно переспросила, хотя знала, что это -- Войновскій:
-- Да кто же?
-- Я... я!..
Она щелкнула ключомъ -- и онъ вошелъ, свѣжій, веселый, жизнерадостный.
-- Что, моя мышка, заперлась?-- спросилъ онъ, взявъ ее за подбородокъ:-- да и что съ тобою?..
Не столько обезпокоился, сколько удивился онъ, когда она, дрожащая и блѣдная, почти упала на диванъ.
-- И вчера тоже... я такъ встревожился!
Кровь бросилась въ голову Ненси.
-- Я бы хотѣла... поговорить...
Она съ трудомъ справлялась съ своимъ волненіемъ; ея голосъ прерывался и дрожалъ.
Лицо Войновскаго сразу нахмурилось, и онъ зѣвнулъ.
-- Ахъ, Боже мой, да что же случилось?-- протянулъ онъ лѣниво, садясь въ кресло возлѣ нея и точно приготовляясь къ чему-то томительно-скучному.
Ненси прямо взглянула ему въ лицо.
-- Я знаю все.
Войновскій небрежно пожалъ плечами, не придавая серьезнаго значенія ея словамъ.
-- Вы слышите ли? Все!.. Я тамъ была... въ то время... въ коридорѣ!..
Онъ вскочилъ, какъ ужаленный; въ его глазахъ вспыхнула злоба и испугъ, но онъ быстро нашелся:
-- Что же, я очень радъ!
Онъ засмѣялся холоднымъ, дѣланнымъ смѣхомъ.
-- Вполнѣ достойное возмездіе!.. Подслушивать, подсматривать... Какая гадость!.. Шпіонить... ловить!.. И по дѣломъ!.. и по дѣломъ, и по дѣломъ!...
Онъ заикался, захлебывался отъ нервной торопливости; онъ утратилъ свой обычный, рыцарски-благородный обликъ и походилъ на злого, но безсильнаго, пойманнаго въ засаду звѣря. И обвиненія посыпались за обвиненіями на голову ошеломленной Ненси, не ожидавшей такого исхода.
Онъ говорилъ о томъ, что женщины не умѣютъ быть счастливими, а только притязательны... и чтобы онѣ всегда помнили свое мѣсто,-- человѣкъ долженъ всячески отстаивать свою самостоятельность; что женщины и ограниченны, и тупы, и нужно ихъ обманывать, и этого онѣ вполнѣ достойны, потому что жаждутъ только подчинять себѣ, а не умѣютъ вѣрить и любить.
Онъ много говорилъ еще обиднаго, несправедливаго, нелѣпаго и злого, подогрѣвая себя самъ собственными словами. И все, что онъ говорилъ въ эту минуту, такъ было далеко отъ того гимна о вѣчномъ счастьѣ и любви, который еще такъ недавно бросилъ несчастную Ненси въ его объятія.
Ледяной холодъ смерти охватилъ все ея существо. Она почувствовала -- точно подъ ея ногами топкое болото... все дальше и дальше засасываетъ оно ее въ свою вязкую грязь, и некуда уйти... и нѣтъ исхода... Погибель!..
Она стала защищаться, и, сама понимая всю слабость своихъ возраженій, при полномъ сознаніи его несправедливости и своей правоты,-- говорила тоже обидныя, рѣзкія вещи, а чувствовала, что нужно говорить иначе и что-то совсѣмъ другое...
Выбившись изъ силъ, она залилась горькими, безпомощными слезами.
Ему стало и жаль ее, и отчасти стыдно за себя. Онъ взялъ ея холодную ручку и мягко, любовно началъ успокоивать.
-- А все-таки не хорошо шпіонить...-- сказалъ онъ тономъ добраго наставника.-- Но Богъ съ тобой!.. Я не сержусь.
-- Я не шпіонила!..
И съ страшной болью въ сердцѣ, плача и задыхаясь, Ненси передала всѣ подробности нечаянно услышаннаго ею вчера разговора.
Онъ задумчиво гладилъ ее по волосамъ.
-- Вотъ, видишь ли, крошка,-- сказалъ онъ ласково, устремляя свои черные глаза куда-то въ пространство:-- я всю мою жизнь искалъ женщину, кототорая съумѣла бы какъ должно Понять любовь и страсть... "Страсть" и "любовь" -- надо понять различіе -- нельзя ихъ смѣшивать вмѣстѣ... Человѣка захватитъ, и онъ... самъ не свой -- вотъ это страсть!.. Любовь -- это... тамъ, глубоко... понимаешь, въ нѣдрахъ души... тамъ!.. И женщина должна понять: любовь -- сама по себѣ, страсть -- сама по себѣ... Если случится порывъ, влеченіе въ другой -- это не есть измѣна!.. Нужно понять... Не простить -- ты понимаешь, а какъ умная женщина -- понять, такъ какъ вины тутъ нѣтъ вѣдь никакой!.. Вѣдь это тѣло, только тѣло, душа осталась тамъ -- гдѣ любишь... тамъ... Въ насъ два начала, два элемента -- плоть и духъ...
-- Духъ! Духъ! оттого и страсть должна быть также одухотворенная!-- вспыхнула въ негодованіи Ненси.-- Неправда, все неправда!.. Мы люди, люди, а не звѣри! Вѣдь, другой вы не скажете "страсть", вы не скажете: "плоть", вы будете говорить: "любовь" -- и лгать... Выскажете: "люблю" -- и солжете, вы потребуете и отъ нея этого злосчастнаго "люблю"... "люблю"... Зачѣмъ?
-- Затѣмъ, что женщины не понимаютъ жизни.
-- И о вѣчномъ, вѣчномъ, вѣчномъ, вы станете ей говорить -- не правда ли?..
-- Что-жъ! увлекаясь, человѣкъ преувеличиваетъ многое...
-- А женщина должна ему вѣрить?
-- Должна? Зачѣмъ должна?.. Но если вѣритъ -- то отлично... Вѣра пріятнѣе невѣрія.
-- А если послѣ будетъ больно?!..-- съ волненіемъ вырвалось у Ненси.
-- Это зависитъ отъ себя,-- отвѣтилъ, не смущаясь, Войновскій.-- Нужно умѣть стать выше предразсудковъ.
-- Отличное существованіе!..-- нервно смѣялась Ненси. -- А женщина -- та тоже: страсть къ одному, любовь -- къ другому?
-- Это не есть необходимость... Но если явилось влеченіе -- тогда... пускай! Вѣдь еслибы съ тобою случилось что-нибудь подобное,-- проговорилъ онъ торопливо,-- я бы не сталъ отравлять жизнь неистовствами; я бы спокойно выждалъ минуту... и ты пришла бы ко мнѣ опять!.. Нужно умѣть привязать въ себѣ, нуженъ извѣстный тактъ въ отношеніяхъ...
-- Уйдите!..-- сквозь стиснутые отъ душевной боли зубы простонала Ненси.
Онъ вышелъ безмолвно, даже не взглянувъ на нее.
И снова щелкнулъ ключъ въ дверяхъ спальни. Ненси цѣлый день не выходила изъ своей комнаты и отказалась обѣдать. Марья Львовна оскорбилась ея поведеніемъ.
Уѣхавшая послѣ завтрака, Сусанна явилась только въ ночи домой.
А Ненси то ходила взадъ и впередъ по комнатѣ, мрачно сдвинувъ брови, то ложилась навзничь на кушетку и, закинувъ за голову руки, разсѣянно глядѣла вверхъ, постукивая нервно ногой объ ногу. Она чувствовала, что нужно что-то предпринять, а что -- сама не знала, Одно было ей ясно: совершилось что-то до безобразія грязное, гнусное, вопіющее!
И не только личная обида мучила ее -- нѣтъ, все лицемѣріе, ложь и разукрашенный развратъ окружающихъ ее людей, какъ страшная общая бѣда, камнемъ придавила ей грудь.
"Любовь" и "страсть"... "страсть" и "любовь"?-- пыталась она разобраться сама, найти связь и гармонію двухъ этихъ чувствъ. Она мыслила живыми образами, и сердцемъ чувствовала всю правду, но объяснить ее себѣ, облечь въ слово -- была не въ силахъ.
-- Какъ же это?..
Дрожь отвращенія пробѣжала по ея тѣлу. Негодованіе и жалость, и обида встали изъ глубины души.
-- Такъ, значитъ, нѣтъ ничего!.. нѣтъ?.. и все неправда? И вѣрить нельзя!-- восклицала Ненси, ломая руки, тщетно ожидая отвѣта въ своей безсильной тоскѣ.
И она горько, горько рыдала, оплакивая свою молодую, поруганную страсть, тоскуя объ утраченныхъ, хотя неясныхъ, но живущихъ въ душѣ, идеалахъ любви.