И настали для Юрія черные, трудные дни -- дни смятенія, тоски, негодованія. Онъ возмущался не только бабушкой, считая ее причиною всѣхъ золъ, не только потерявшей нравственный обликъ Сусанною и романтично-развратнымъ Войновскимъ, не только ими всѣми, этими забывшими и стыдъ, и честь людьми -- онъ возмущался самой Ненси, потому что считалъ ее чистой сердцемъ и сильной духомъ. Но всякій разъ, когда негодованіе на нее закипало въ груди, на смѣну являлось чувство мучительной жалости и состраданія и какая-то неясная для него самого рѣшимость пожертвовать собою.
Такъ же, какъ въ то прошедшее время, передъ своимъ отъѣздомъ въ консерваторію, онъ по цѣлымъ днямъ уходилъ въ лѣсъ и одинъ, совсѣмъ одинъ, переживалъ тяжелую, сложную борьбу мыслей и чувствъ. Жизнь въ этомъ домѣ его тяготила, но онъ зналъ, что теперь уйти еще нельзя.
Ненси понимала остроту его душевнаго состоянія; подъ предлогомъ болѣзни Муси, у которой рѣзались коренные зубы, она устроила свою спальню возлѣ дѣтской ребенка. Зловѣщее что-то витало въ стѣнахъ роскошнаго барскаго дома.
Не замѣчали, или просто не хотѣли этого знать, лишь Сусанна да Эсперъ Михайловичъ, болѣе чѣмъ когда-нибудь считавшіе жизнь вѣчнымъ праздникомъ въ этомъ мірѣ, лучшемъ изъ міровъ.
Но Марья Львовна зорко слѣдила за событіями и, хотя не могла знать всего, но предполагала, что Юрій -- единственная причина странной неурядицы, и съ каждымъ днемъ сильнѣе ненавидѣла его.
Отъѣздъ Сусанны, а вслѣдъ за этимъ пріѣздъ Войновскаго нѣсколько разсѣяли мрачное настроеніе Марьи Львовны. Она надѣялась, что теперь Ненси, можетъ быть, воспрянетъ духомъ и все пойдетъ по иному.
"Все-таки, il est bien beau encore",-- думала она о Bofiновсвомъ.
Наталья Ѳедоровна чуяла, что съ сыномъ творится что-то неладное, но недоумѣвала, съ какой стороны подойти къ щекотливому вопросу. Юрій вообще былъ скрытенъ, а тамъ, гдѣ дѣло касалось его сердечныхъ движеній,-- прятался, какъ улитка, отъ всякаго посторонняго вторженія, не дѣлая въ такихъ случаяхъ исключенія даже и для матери.
-- Вы не находите, что этотъ grand artiste,-- злобно проговорила Марья Львовна, бесѣдуя съ Войновскимъ,-- отравляетъ всѣмъ намъ существованіе... Я, право, очень бы хотѣла развода.
-- О, нѣтъ!.. Онъ очень милый молодой человѣкъ, немного странный только,-- заступился Войновскій.
Однако самъ онъ тоже обращался не такъ уже свободно съ Юріемъ, какъ прежде, и даже какъ бы избѣгалъ его, хотя Ненси не обмолвилась ни словомъ о страшной сценѣ у обрыва.
По пріѣздѣ Войновскаго, Юрій встрѣтился съ нимъ за обѣдомъ. Непонятное, дикое желаніе овладѣло имъ въ первую минуту: подойти къ этому старому красавцу и ударить его по лицу, при всѣхъ. Онъ едва сдержалъ свой безобразный порывъ.
"Не этимъ же рѣшать такой вопросъ",-- подумалъ онъ, сгорая отъ внутренняго за себя стыда.
Рѣшительная минута, однако, пришла -- онъ это понялъ, но какъ она разрѣшится -- было для него, попрежнему, неясно. И новое, доселѣ неизвѣданное имъ чувство, острое и злое, змѣей обвилось вокругъ сердца и жгло его и жалило. То была ревность.
Всѣ чувствовали себя тяжело. Бываетъ такъ иногда передъ грозой: сгущенный воздухъ какъ-то странно давитъ грудь и что-то безпричинное, но неотступное волнуетъ и тревожитъ.
-- Ты знаешь, я разсказала ему все!-- сообщила Ненси Войновскому, гуляя съ нимъ по тѣнистымъ дорожкамъ стариннаго сада.
Онъ весь вспыхнулъ и разсердился.
-- Удивительное дѣло, какъ люди любятъ осложнять свою жизнь!.. Все шло прекрасно... хорошо...
-- Ахъ, ты находишь, что хорошо?
-- Конечно!.. Такъ нѣтъ -- надо запутать, осложнить!.. Удивительная способность!-- пожалъ онъ сердито плечами.-- Ну, что же дѣлать теперь?.. Что?..
А Ненси испытывала злорадное, мстительное чувство при видѣ его замѣшательства.
-- Поразительная нелѣпость!.. Изъ самаго обыденнаго дѣла устроить цѣлую исторію!..
Весь день онъ былъ видимо разстроенъ и за обѣдомъ ничего почти не ѣлъ. Ночь тоже провелъ отвратительно.
-- Чортъ знаетъ, какое безтолковое положеніе!-- волновался онъ, ходя по большому кабинету покойнаго мужа Марьи Львовны, куда его помѣстили.
Онъ вспоминалъ свою жизнь, всѣ мимолетныя и болѣе продолжительныя связи. Никогда ничего подобнаго съ нимъ не случалось. Все такъ бывало просто, естественно.
-- Положительно, народились кавіе-то выродки, психопатическіе и нелѣпые!-- негодовалъ онъ и досадовалъ, и раскаивался въ своемъ увлеченіи Ненси.
Онъ безповоротно рѣшилъ завтра же уѣхать.
-- Если она такъ любитъ бури и скандалы -- пускай распутываетъ сама эту путаницу.
Поутру онъ всталъ рано, но, несмотря на смутную внутреннюю тревогу, какъ всегда, занялся самымъ тщательнымъ образомъ своимъ туалетомъ. Освѣженный холоднымъ душистымъ умываньемъ, съ подвитыми, надушенными усами, онъ собирался уже приняться за укладываніе своего чемодана, какъ былъ внезапно непріятно пораженъ появленіемъ Юрія въ кабинетѣ.
-- Я пришелъ вамъ сказать,-- началъ отрывисто Юрій, глядя въ упоръ на него сѣрыми, скорбными глазами:-- сказать... или предложить... Нѣтъ! я пришелъ объявить вамъ, что я даю женѣ моей свободу... И если вы порядочный человѣкъ... если вы честный -- вы женитесь на ней.
Войновскій растерянно указалъ Юрію на стулъ, по другую сторону письменнаго стола.
-- Благодарю,-- сухо уклонился Юрій отъ любезнаго приглашенія.
И они стояли другъ противъ друга, за большимъ стариннымъ краснаго дерева, съ бронэой, столомъ -- оба блѣдные, оба дрожащіе...
Изъ открытаго окна, на середину комнаты, задѣвая столъ, искрясь въ бронзѣ массивныхъ подсвѣчниковъ, падалъ широкой косой солнечный столбъ, а въ немъ, точно въ плавномъ ритмическомъ танцѣ, кружились миріады пыльныхъ точекъ. Онѣ играли, перегоняли другъ друга, волнообразно качались...
Глаза Юрія смотрѣли строго. Взглядъ Войновскаго выражалъ ненависть и нескрываемое презрѣніе.
-- Такъ вотъ я вамъ объявляю мое рѣшеніе!..-- сказалъ Юрій, и голосъ его, какъ металлъ, зловѣще гулко прозвучалъ въ стѣнахъ высокой комнаты.
-- Позвольте!..-- Войновскій постарался насколько возможно овладѣть собою.-- Я вамъ, кажется, не далъ ни повода, ни права говорить со мною такимъ образомъ.
-- Повода? Нѣтъ... А право?.. Вы понимаете сами мое право... Вѣдь вы же сдѣлали ее несчастной, сбили съ пути, лишили покоя, семьи!.. Отдайте же ей свою жизнь!.. Или жизнь эта дороже совѣсти и чести?..
-- Вы, молодой человѣкъ, слишкомъ злоупотребляете этимъ словомъ,-- произнесъ, съ натянутой улыбкой, блѣдный какъ полотно Войновскій.-- Но вы слишкомъ взволнованы, и я не принимаю вашихъ словъ серьезно.
-- Напрасно не принимаете!-- вспылилъ Юрій.
-- Позвольте, дайте мнѣ докончить. Во-первыхъ, я ничего не отнималъ у особы, о которой вы говорите... лучшимъ доказательствомъ чему служитъ эта сцена: вы объясняетесь со мною какъ оскорбленный мужъ...
-- Не мужъ, а человѣкъ, защищающій другого.
-- Ну человѣкъ!.. во всякомъ случаѣ -- близкій... А вы говорите, что я что-то отнимаю, разрушаю...
-- Покой вы отняли!..-- гнѣвно воскликнулъ Юрій:-- вы понимаете?.. спокойную совѣсть!.. А что вы дали? Что,-- кромѣ обиды и позора!.. Такъ искупите же свою вину -- я вамъ даю возможность.
-- Такого злодѣя надо бѣжать, а не предлагать ему жениться.
Высокій лобъ Войновскаго покрылся красными пятнами.
-- Честь -- понятіе условное,-- произвесъ онъ какъ-то неестественно громко, и въ его бархатномъ голосѣ появились необычайныя визгливыя ноты.-- Да и въ дѣлахъ любви... при чемъ тутъ честь?
Юрій замеръ и впился жадными глазами въ это красивое, но ставшее плоскимъ и жалкимъ, въ своемъ испугѣ, лицо.
Его рука, съ тонкими пальцами, опираясь на спинку стула, вздрагивала при каждомъ словѣ Войновскаго, точно отъ нривосеовенія электрическаго тока. Его неожиданное молчаніе раздражало и злило еще больше Войновсваго.
-- Мы только идемъ женщинамъ на встрѣчу. И въ данномъ случаѣ,-- проговорилъ онъ съ особенной злобой:-- я только отвѣчалъ... я...
Косой солнечный столбъ дрогнулъ и весь всколыхнулся. Миріады пыльныхъ точекъ потеряли плавность ритма и, прерванныя въ своемъ волнообразномъ круженіи, смѣшались, завертѣлись въ хаосѣ дикой, необузданной пляски.
Войновскій лежалъ на полу, и тутъ же, въ нѣсколькихъ вершкахъ отъ его блѣднаго лица, валялся тяжелый бронзовый подсвѣчникъ.
"Что это?.. Что это?!. Дѣйствительность или мучительный бредъ"?
Ужасъ леденилъ сознаніе Юрія.
Кровь текла изъ раны на вискѣ и медленно скатывалась на полъ по мертвому лицу.
Кровавая тонкая змѣйка предательски подползла къ самымъ ногамъ Юрія.
Онъ выбѣжалъ въ смежную комнату и закричалъ дикимъ, не своимъ голосомъ.
-- Я -- убійца!!!...
И снова онъ пересталъ помнить, понимать...