Флоренция, 22.06.1890
Флоренция
22 Июня/4 Июля
Милая и дорогая Динуша, сегодня радости моей не было пределов: на меня пахнуло теплом с севера -- я получил твое письмо. Рад я очень, что вам хорошо живется, и думаю, что не утерплю и по дороге из Италии приеду к вам в Сливицкое, чтобы вместе вернуться в Петербург. Скажи Вале, что я очень благодарен ему за память об моем спокойствии и что я не сомневался, что честный мальчик будет держать слово. Что рассказать о моей теперешней жизни? Она богата не столько внешними, сколько внутренними впечатлениями. Я чувствую, что развиваюсь эстетически главным образом на чудных картинах, которых здесь масса. В каком-нибудь закоулке старая церковь, ты раздвигаешь красную занавеску, проходишь мимо нищей старухи и входишь в полутемную, сыроватую церковь, идешь -- по обе стороны алтари с кое-где горящей свечкой, свет проходит в окна -- звезды с причудливыми арабесками. На алтарях цветы, в образных стоят куклы, распятия (в одной церкви я видел крестителя и около него игрушечного барашка). Из сакристии1 раздается гнусавое пение. Вот прозвонил звонок, и ксендз в белом платье с монахом или мальчиком в кисейной пелеринке идет к одному из алтарей. Теперь я уже мало обращаю внимание на эту обстановку и прямо иду к картине, которая меня интересует. Здесь -- каталог из кармана, записная книжка с карандашом из другого, и сидишь иногда целый час. Иногда образ помещается в chiostro2. Так называется окруженный колоннадой дворик: тут чудеса искусства среди могильных досок, на которых просят помолиться за усопшего и здесь погребенного. "Orate pro eo, Prêcate per esso"3. Посередине растет трава, кипарис, розовый куст, а по коридору шныряют жирные доминиканские монахи с острыми глазами и тонсурой во всю голову, шныряют и высматривают, нельзя ли заговорить forestier'a4 и получить с него хоть чинкванту (полфранка). Лучше работать в галерее, в музее: прохладные залы -- в окна смотрят Апеннины и синее (светлое утром) небо, в залах бродят, как des âmes en peine5, англичане с красными носами и красными книгами, художники и художницы на высочайших стульях копируют картины, хохоча, завтракая, шутя со сторожами и неутомимо болтая, отчего, вероятно, копии не выигрывают: я не видел народа, который бы работал веселее, чем итальянцы. Но иногда в галерее совсем пусто: сидишь, смотришь, учишься, записываешь, мечтаешь. Приятно, когда вглядишься в ряд картин одного художника настолько, что его миросозерцание станет ясно, поймешь его идеал, вкусы, цели, -- его душу. Я исписал уже 4 книжки своими заметками и боюсь, что запружу ими весь чемодан6. В 1/2 4-го обед -- Pranzo по-здешнему.-- На первое кушанье я сегодня, например, взял Risotto con piselli7, т<о> е<сть> большая тарелка чего-то вроде пилава, очень жирного, с сыром и заправленного горошком. Сытно так, что второго кушанья я уже и не спрашивал. А то съешь котлетку, пьешь при этом красное вино с водой. Плодов я боюсь, кроме слив, а абрикосы и персики, говорят, хорошие. Вечером, например, сегодня мы ездили за город: в дилижансе и на паровой конке приезжаешь на высокую открытую площадку, по ту сторону Арно: с нее видна Флоренция как на ладони, а на самой площади возвышается монумент, отлитый с одной из лучших статуй Микель-Анджело8. Огромный Давид так пропорционален и красив, что кажется вовсе не колоссом, а изящным юношей. По краю идут широкие мраморные скамьи, еще ниже цветники, заречная часть города. По обе стороны площади сбегают вниз и поднимаются аллеи белой акации, каштанов, лип и кипарисов, совершенно черных, сравнительно с другими деревьями, а с аллей бегут дороги, окруженные каменными стенами вилл, выглядывают беседочки, увитые диким виноградом. Звонят колокола (они здесь постоянно звонят к Ave Maria, на закате), музыка иногда долетает, звонит паровая конка (здесь паровая конка звонит, конка настоящая свистит). Оттуда, напившись всякой газовой дряни или попробовав мороженого и пропустив (невольно засидишься и залюбуешься) все пути сообщения, идешь пешком.
Вот тебе один из дней. О моих внутренних художеств<енных> впечатлениях и занятиях рассказывать было бы долго и скучно.
Прощай, душка, целую тебя, Валю и всех.
Твой Кеня
Во Флор<енции> до 1-го или 2-го, с 6-го в Риме.
Печатается по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. No 277. Л. 11-12об.).
Впервые фрагмент письма был опубликован В. И. Анненским-Кривичем (ВК. С. 234). В полном объеме опубликовано: Эдельман. С. 35-37.
1 Речь идет о ризнице в католическом храме.
2 Монастырском дворе (ит.).
3 "Молитесь за него" (лат., ит.).
4 Forestière: иностранца (ит.).
5 Потерянные души (фр.).
6 Записные книжки 1890 г. сохранились в архиве Анненского под заглавием "Путевые заметки" (см.: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. No 263-267).
Отдельные их фрагменты были опубликованы В. И. Анненским-Кривичем (ВК. С. 238-245).
7 Ризотто (рисовая каша) с горошком (ит.).
8 Микеланджело (Michelangelo) Буонарротти (1475-1564) неоднократно упоминается в учено-комитетских работах Анненского (см., в частности: ИФА. II. С. 62-64).