Псков, 16.10.1906
16/Х 1906 Псков
Гостиница Петербург
Вы, вероятно, уже слыхали, моя дорогая Екатерина Максимовна, что досадная случайность, в виде экстренного поручения в Псков -- на этот раз впрочем довольно серьезного, хотя и возникшего из пустяков -- лишает меня радости видеть Вас сегодня в белом. Положительно, я создан для мелодрам и элегий. Сколько удовольствий уже проходило мимо меня... Я даже начинаю находить вкус в неудачах... Радость, пройдя сквозь призму несбыточности, -- окрашивается такой нежной радугой... Видите ли ее вы, vous autres, chanèards? La voyez-Vous ma guigne irisée?1 Во Пскове холодно, хотя снегу и нет, и скверно: солдаты, солдаты... да праздно шатающаяся молодежь... Но колокола почти не звонят зато: только по темным улицам между редких фонарей движутся парами какие-то фигуры -- это прогимназисток2 ведут, чтобы они в церкви отмаливали наши грехи... Ох, бедные мои птички, много ли то вы отмолите?..
...Когда я приеду, спрашиваете Вы... Вероятно, в четверг3... Это зависит главным образом от денег. Как только проживусь до ретура: я здесь с Арефой4, в шубе, калека... Сегодня одна дама меня спросила, читаю ли я поэтов. Я ответил: "не только читаю, но даже заставляю себя читать". Она ничего не поняла и как-то глупо заморгала... Я, разумеется, оставил ее искать Эдипа, или быть съеденной сфинксом.
Скучно... Нудно... Внизу поют пьяные... Не входите сюда, нет...
Ваш И. Ан<ненский>
Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. No 5. Л. 22-23об.).
1 Вы, другие, счастливцы? Видите ли ее Вы, моя радужная несбыточность? (фр.).
2 Единственным казенным женским средним учебным заведением во Пскове была Псковская Мариинская женская гимназия, также бывшая одним из объектов ревизии Анненского и располагавшаяся в доме уездного земства по ул. Гоголевской (см.: Памятная книжка Псковской губернии на 1907 год. Псков: Тип. Губернского Правления, 1907. С. 77-79).
Здесь же, вероятно, речь идет о воспитанницах частной женской прогимназии при лютеранской церкви Св. Иакова с правительственными правами, располагавшейся в доме Гессе по ул. Сергиевской (Там же. С. 83).
3 19 октября.
4 Лакей Анненского, служивший в его семье, по словам В. И. Анненского, около 25 лет (см.: ВК. С. 209). В архиве Анненского сохранилась нотариально заверенная копия его свидетельства о браке, датированная 20 ноября 1893 г., в которой помечено, что документ этот представлен для заверения одному из киевских нотариусов "казаком Арефою Федоровичем Гламаздою".
В наиболее авторитетном издании воспоминаний об Анненском Арефе уделено немало строк. См., например, отрывок воспоминаний Т. А. Богданович: "Не нравилось мне и то, что на стол у них подавал лакей в белых перчатках, хотя я очень скоро убедилась, что этот лакей -- Арефа -- был очень простой и славный украинский парень, вывезенный ими из Киева. Лакейство, несмотря на все старания Дины Валентиновны, к нему совершенно не прививалось. Единственное, что было у него от лакея, это белые нитяные перчатки за обедом. В остальном он сохранил и своеобразный русско-украинский язык, и непосредственность обращения деревенского парня.
Из всей семьи до некоторой степени усваивал тон хозяйки только младший сын, Валя, и то больше по присущей ему лени.
Сидя за обедом, он вдруг заявлял:
-- Арефа, налей мне воды. Меня это возмущало.
-- Валя, -- вмешивалась я. -- Как тебе не стыдно. Ведь графин перед тобой. Неужели ты не можешь сам налить.
Но Дина Валентиновна сейчас же обрывала меня:
-- Оставь, пожалуйста, Таня. Арефа здесь именно для того, чтобы нам прислуживать.
Дядя Кеня отпускал какую-нибудь шутку. Остальные смеялись, и инцидент был исчерпан.
Вне обеда никто не обращался с Арефой как с лакеем, и сам он чувствовал себя как в родной семье, прожил там несколько десятков лет, женился, народил кучу детей, которые все жили и воспитывались тут же, и ушел только тогда, когда умерли и Иннокентий Федорович, и Дина Валентиновна" (ЛТ. С. 81).
Там же приводится фрагмент мемуаров "Петербургские эпизоды и встречи конца XIX и начала XX века" певицы M. H. Остроумовой, в котором она касается и этого весьма колоритного персонажа: "Типичная, сухая, изысканная фигура поэта-критика И. Ф. Анненского, точно сорвавшаяся со старинной английской гравюры,-- и сейчас стоит перед моими глазами. Эстет до мозга костей, он любил красивую позу и в личной жизни. За столом ему всегда прислуживал в блестящей ливрее и в белых перчатках слуга Арефа, он же докладывал о посетителях и подавал ему письма и литературу на серебряном подносе... Не многие знали, что под шикарной ливреей с золотыми позументами Арефа был просто преданный "слуга за все" (как выражались в Одессе). Не уклонялся ни от какой работы для семьи Анненских, к которым он был сильно привязан. Да и не мудрено... <...> В торжественные кануны больших праздников слуги приобщены были к большому семейному столу -- такое отношенье в те времена являлось редким" (ЛТ. С. 134). См. там же суждения об Арефе Н. Н. Пунина.
Позволю себе процитировать также мемуарный фрагмент А. В. Орлова, посвященный, впрочем, не столько Арефе, сколько жене Анненского: "Обладатель чина IV класса имел право на общий титул "превосходительства". Иннокентий Федорович относился к чинам, как к обветшалому пережитку давнего прошлого. В руководимой им гимназии титулование не применялось при обращении к нему ни учителями, ни учащимися. Все называли его просто по имени-отчеству. Напротив, супруге его, Дине Валентиновне, титулование импонировало чрезвычайно: дочь "генеральши" Сливицкой -- она сама стала теперь "генеральшей". Привезенному ею из Киева и оставшемуся в семье Анненских на долгие годы слуге Арефию Гламазда (Арефе) она велела титуловать ее и Иннокентия Федоровича: "Ваше превосходительство". Ею был установлен в домашнем обиходе старомодный ритуал "доклада" о посетителях, сохранявшийся и после смерти И. Ф. Анненского.
Это запомнилось мне из поры моего детства по тем неоднократным случаям, когда моя мать, взяв меня с собою, навещала больную вдову И. Ф. Анненского в наемной царскосельской квартире Анненских (район Софии, Захаржевская улица, дом генеральши Панпушко, а позднее -- дом Башиловой). Ни электрического освещения, ни электрических звонков в этих домах не было. Поднявшись на крыльцо, моя мать дергала ручку старинного звонка. Спустя минуту слышались поспешные шаги по скрипучей деревянной лестнице, входная дверь отворялась, и Арефа в белых нитяных перчатках и светло-серой ливрейной куртке с "ясными" пуговицами кланялся. Пригласив посетительницу войти в дом и обождать внизу, он взбегал проворно на второй этаж, откуда до нашего слуха доносился его громкий "доклад": "Вашше превосхходительство! Госпожа Орлова с сыном. Прикажете принять-с?" -- "Проси, проси, Арефа, голубчик..."" (Орлов. I. Л. 186-187).
См. также: Пащенко Т. А. Мои воспоминания // Пащенко Т. А., Позднева О. Л. В минувшем веке: Два детства. СПб.: Формика, 2002. С. 8.