Черезъ нѣсколько дней послѣ этого пришелъ ко мнѣ Климъ, мрачный, осунувшійся.
-- Что съ вами?
-- Да все съ дядей!-- отвѣтилъ онъ съ горькой усмѣшкой.-- Раньше онъ не препятствовалъ:-- "Поѣзжай, говоритъ, себѣ съ Богомъ!" -- обѣщалъ даже и кобылу мнѣ дать, и пару бычковъ, телѣгу. А теперь, какъ увидѣлъ, что я и не въ шутку задумалъ уйти отъ него, онъ и назадъ повернулъ:-- "ничего тебѣ не дамъ". Что тутъ съ нимъ дѣлать?
Я ему посовѣтовалъ то же самое, что и другіе совѣтовали ему раньше меня: обратиться къ обществу.
-- Хорошо-то оно хорошо, я бы ничего, и на сходъ бы пошелъ! Да что тамъ сказать-то? Вѣдь надо бы сказать, что онъ, дядя-то, меня гонитъ со двора безъ имущества, отдѣлиться не даетъ? Да вѣдь и онъ не дуракъ: теперь онъ меня не трогаетъ, ласкается, говоритъ:-- "живи со мной, скоро умру, все тебѣ оставлю, никому ничего не отпишу, а все тебѣ!" Вотъ вѣдь какъ говоритъ. Значитъ, что я самъ что-то съ нимъ не лажу, а онъ вишь не виноватъ ни въ чемъ!
-- Что-жъ изъ этого можетъ выйти?
-- Да не выпуститъ общество-то! скажетъ: живи съ дядей по старому!
-- Врядъ ли скажетъ общество такъ: вѣдь оно знаетъ что онъ васъ раньше гналъ?..
-- А вѣдь, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ такъ:-- оживившись, весело сказалъ Климъ.-- А то можно и вотъ что сдѣлать: придетъ какъ нибудь дядя пьяный, я ему только слово скажу, что ѣхать хочу,-- онъ сейчасъ все добро на улицу выброситъ. А я тогда сейчасъ въ сборню: вотъ онъ меня гонитъ, а отдѣлить, какъ слѣдуетъ, не хочетъ. Разсудите!.. Да, такъ я и сдѣлаю!-- рѣшительно закончилъ Климъ.
Онъ ушелъ отъ меня повеселѣвшій, но я хорошо зналъ, что у него не хватитъ духу самому сдѣлать вызовъ дядѣ.
Прошло недѣли три. Во все это время я не видѣлъ никого изъ собиравшихся ѣхать: мнѣ къ нимъ некогда было идти, а ко мнѣ никто изъ нихъ не приходилъ.
Клима я раза два встрѣтилъ, но онъ какъ-то старался ускользать отъ меня, и на мой вопросъ, отчего онъ не заходитъ,-- отговаривался "недосугомъ", но обѣщалъ придти на праздникахъ. На второй день Пасхи, онъ дѣйствительно зашелъ ко мнѣ. За это время онъ немного осунулся и, вообще, былъ невеселъ, или старался казаться такимъ. Я ждалъ, что онъ заговоритъ о переселеніи, но онъ, какъ бы нарочно, говорилъ все о другомъ, а объ этомъ ни слова. Наконецъ, я спросилъ, что новаго слышно на счетъ "Урала"?
Нѣсколько минутъ Климъ молчалъ, принужденно улыбаясь и смотря мнѣ прямо въ глаза.
-- Я уже отдумалъ... не ѣду!..-- промолвилъ онъ тихо, отрывисто, продолжая смотрѣть на меня не то со страданіемъ, не то съ мольбой. Мнѣ стало жаль его: я видѣлъ, что ему очень непріятно продолжать разговоръ на эту тему и не сталъ его разспрашивать.
Онъ помолчалъ и потомъ заговорилъ тверже и убѣдительно:
-- Вѣдь тутъ вотъ какое дѣло. Я разсчиталъ, что мнѣ незачѣмъ ѣхать. Другое дѣло, еслибъ я безземельный былъ; а то у меня, слава Богу, и земля, гдѣ работать, есть, и уголъ есть, и домъ,-- а тамъ Богъ его еще знаетъ, какъ будетъ? У кого земли нѣтъ, тому ничего. И еще: теперь я на свою шею ничего не беру: все идетъ на дядину шею,-- а тогда бери все на свою! И опять, какъ вы сказали: нищимъ, безъ гроша, нельзя ѣхать и опасно,-- какъ разъ пропадешь ни за что... Вотъ я и надумалъ: пусть пока другіе, безземельные, поѣдутъ, я пока на готовомъ поживу... Какъ вы думаете?..
Онъ посмотрѣлъ на меня болѣзненнымъ, умоляющимъ взглядомъ, какъ бы прося меня, чтобы я не сталъ его опровергать,-- и я ему ничего и не отвѣтилъ. Потомъ онъ сообщилъ мнѣ, что и Марко тоже не ѣдетъ:
-- Раньше онъ хотѣлъ домъ продать, хозяйство, купить лошадей и уѣхать. Но домъ продать теперь некому. Кто его купитъ? Вотъ и онъ тоже передумалъ.-- "Подожду, говоритъ, нонишняго урожая (онъ посѣялъ 50 дес.), а тогда посмотрю. Пусть пока безземельные ѣдутъ: тогда виднѣе будетъ".
-- Ну, а отставной староста? а другіе?-- спросилъ я
-- Староста тоже не ѣдетъ!-- отвѣтилъ Климъ уже оживленнѣе:-- его не пускаютъ, пашпорта не даютъ. Хлѣбъ 64 мѣрки общество ему прощаетъ, а деньги взыскиваетъ... А вотъ Яшка съ братомъ и еще два безземельныхъ -- они ѣдутъ: стараются насчетъ пашпортовъ.
Еще съ полчаса просидѣлъ у меня Климъ, но, какъ я замѣтилъ, онъ чувствовалъ себя не особенно ловко, и скоро ушелъ.
Вечеромъ зашелъ ко мнѣ въ комнату хозяинъ, пьяный-препьяный, съ краснымъ лицомъ и осовѣлыми глазами. Онъ остановился въ дверяхъ, еле сдерживая на губахъ пьяную улыбку: повидимому, онъ хотѣлъ дать мнѣ время замѣтить, въ какомъ состояніи онъ находится.
Я попросилъ его зайти.
Широкая, пьяная добродушная улыбка разлилась по его лицу. Онъ подошелъ къ столу, сѣлъ и началъ на цѣлый часъ разсказывать мнѣ, что онъ пьянъ, что теперь онъ будетъ пить всю недѣлю, что у него такая ужъ натура, и что онъ никого не боится.
Вдругъ онъ прервалъ свою пьяную рѣчь и заговорилъ, стараясь казаться серьезнымъ:
-- А твой Яшка-то, не ѣдетъ на Вралъ, не ѣдетъ!
-- Почему?
-- Пашпорта не даемъ!.. просилъ у насъ, у общества -- мы сказали: не дадимъ!
И онъ съ гордостью мотнулъ головой.
-- Отчего же не даете?
Онъ не выдержалъ серьезнаго тона и разсмѣялся.
-- А песъ ихъ знаетъ, отчего они, подлецы, не даютъ!... Я бы ему далъ пашпортъ: пусть ѣдетъ бѣдняга,-- а міръ не даетъ, не хочетъ!.. Ну, съ него деньги слѣдуютъ,-- заговорилъ было онъ опять серьезно, но сейчасъ же прервалъ свою рѣчь и воскликнулъ весело.
-- А пойдемъ, паря, ко мнѣ, выпьемъ? я полкварту принесъ... Я, паря, ей-Богу, всю эту недѣлю буду водку жрать!... Ѣсть не буду, а водку сосать буду... Пойдемъ?..