Мужъ Соры, Мойша, былъ юноша лѣтъ 19-ти, низенькій, худенькій, плоскогрудый, сутуловатый, съ мелкими чертами лица, съ робкимъ испуганнымъ взглядомъ. На всей его тощей и жалкой фигуркѣ лежала печать хилости и забитости. Эта забитость и робость были и главными причинами, почему Мойша заикался.
Мойша былъ "ламдонъ" (ученый). Онъ зналъ наизусть сотню листовъ талмуда и, что удивляло всѣхъ, могъ въ теченіе нѣсколькихъ часовъ читать наизусть талмудъ, не заикнувшись ни разу. Свои талмудическія знанія Мойша пріобрѣлъ очень дорогой цѣной. Каждую страницу талмуда отецъ, ребъ Эльце -- чахоточный и озлобленный меламедъ -- вбивалъ ему въ голову смертнымъ боемъ. Но Мойшѣ были знакомы побои и болѣе прозаическаго характера. Съ ранняго дѣтства онъ получалъ колотушки отъ всякаго, кому только не лѣнь было колотить. Его била мать, базарная торговка, вымещая на немъ злобу за всѣ свои невзгоды; его колотили старшіе братья и сестры, колотили, потому, что онъ былъ слабѣе и безпомощнѣе ихъ, потому что онъ былъ заикой, потому, что онъ былъ "Мойшке-дуракъ", его колотили товарищи по школѣ, колотили христіанскіе мальчишки на улицѣ. А онъ, считая себя ниже всѣхъ, глупѣе всѣхъ, покорно принималъ побои и только старался избѣгать людей. Онъ всегда и всюду держался въ сторонкѣ, забивался въ уголъ, какъ затравленный звѣрекъ. Такимъ онъ былъ и тогда, когда его засватали и когда его повели къ вѣнцу.
Первое время послѣ свадьбы Мойша испытывалъ какой-то мистическій страхъ передъ своей женой.
Онъ считалъ себя невыразимо ниже, глупѣе ея, хотя и двухъ словъ не промолвилъ съ нею. Онъ считалъ грѣхомъ взглянуть на нее, и въ ея присутствіи краснѣлъ, терялся, заикался. Съ своей стороны и Сора какъ-то не могла убѣдить себя, что этотъ черненькій робкій и забитый мальчикъ ея мужъ, ея "хозяинъ".
Отношенія домашнихъ къ Мойшѣ остались и послѣ свадьбы такими же, какъ и раньше. Надъ нимъ попрежнему издѣвались, попрежнему всѣ помыкали имъ, онъ оставался все тѣмъ же "Мойшке-дуракомъ" -- и онъ попрежнему все это переносилъ молча и покорно.
Сора въ первое время глубоко возмущалась такимъ отношеніемъ къ ея мужу и, какъ ей это ни было трудно, часто заступалась за него. Вмѣстѣ съ этимъ она, съ глазу на глазъ, укоряла Мойшу, что онъ даетъ себя въ обиду, ставила ему на видъ, что онъ уже теперь не мальчикъ, а мужъ и "хозяинъ". Мойша сперва былъ пораженъ, испуганъ этими укорами и наставленіями. Но онъ почувствовалъ въ словахъ жены, въ ея шепотѣ, что-то хорошее, нѣчто такое, чего онъ раньше не зналъ и не слыхалъ -- онъ почувствовалъ въ Сорѣ близкаго, родного человѣка -- и сразу привязался къ ней всѣми силами своей нетронутой души. Однажды ночью онъ вдругъ совершенно неожиданно разсказалъ ей обо всѣхъ своихъ обидахъ.
Онъ говорилъ прерывающимся голосомъ, полнымъ горечи и жалобы, говорилъ какъ сынъ съ матерью -- и, припавъ къ ея плечу, зарыдалъ, какъ ребенокъ. Сора его поняла, почувствовала его изстрадавшуюся душу -- и приласкала, какъ ребенка. Съ этого дня между ними установилась та великая духовная связь, которая остается неразрывной до конца жизни. Положеніе Мойши въ семьѣ начало измѣняться къ лучшему. Сора теперь нисколько не стѣснялась заступаться за него, да и Мойша при ея нравственной поддержкѣ, съ каждымъ днемъ становился все бодрѣе, самостоятельнѣе.
Первые нѣсколько мѣсяцевъ молодые прожили у ребъ Эльце на хлѣбахъ, ничего не дѣлая. Затѣмъ, хотя молодымъ и былъ обѣщанъ даровой столъ на два года, родители начали пріискивать какое-нибудь занятіе для Мойши и Соры. Для Мойши самымъ подходящимъ занятіемъ было бы, конечно, учительство, но косноязычіе дѣлало для него почти невозможнымъ это занятіе. Однако, ребъ Эльце удалось достать для Мойши взрослаго ученика -- "товарища", который платилъ рубль въ недѣлю. Сора заняла на проценты 25 рублей и поставила на базарѣ "шкафикъ" съ галантерейной мелочью. Съ заработка она выплачивала часть займа съ процентами..
Спокойная жизнь молодыхъ на даровыхъ хлѣбахъ продолжалась, однако, недолго. Ребъ Эльце ужъ многіе годы страдалъ чахоткой, но онъ, не смотря на это, продолжалъ учительствовать, и семья его жила безбѣдно. Но однажды, приблизительно черезъ полгода послѣ свадьбы Мойши во время занятій съ учениками, у ребъ Эльце хлынула кровь горломъ, и онъ слегъ. Родители учениковъ, прождавъ нѣсколько недѣль и видя, что ребъ Эльце не поправляется, отдали дѣтей другимъ учителямъ. Главный источникъ существованія сразу изсякъ, и вся семья ребъ Эльце осталась на плечахъ его жены Малки, продававшей яйца и птицу на базарѣ. Въ домъ стала быстро, со всѣхъ сторонъ прокрадываться злая нужда, а вмѣстѣ съ нею и все ростущее раздраженіе противъ молодыхъ. Малка начала уже довольно недвусмысленно намекать имъ, что ей трудно давать имъ даровой столъ, она стала жаловаться сосѣдкамъ, что молодая пара ее объѣдаетъ.
-- При такой дороговизнѣ, при такой дороговизнѣ,-- говорила она -- я одна должна припасать для всѣхъ! Я должна заработать, я должна принести, я должна приготовить, а они -- чтобъ имъ, Господи, подавиться!-- какъ паны сидятъ и объѣдаютъ меня!
Мойша началъ отдавать матери рубль, который онъ зарабатывалъ. Еще 50 копѣекъ давала Сора съ своего заработка, но Малка нисколько не успокоилась этимъ, и съ каждымъ днемъ становилась все придирчивѣе къ молодымъ. Мойша, съ ранняго дѣтства, привыкшій къ попрекамъ и проклятіямъ, мало смущался упреками матери въ дармоѣдствѣ. Но Сора глубоко страдала отъ нихъ. Не легко ей жилось подъ кровлей отца, но тамъ она, по крайней мѣрѣ, не знала такихъ обидъ, тамъ не попрекали ее каждымъ кускомъ хлѣба, тамъ она чувствовала себя хозяйкой. Хотя въ глубинѣ души она считала, что свекровь обязана давать ей и Мойшѣ даровой столъ, она, все-таки, не задумавшись, ушла бы отъ нихъ, если-бъ была малѣйшая надежда хоть какъ нибудь устроиться самостоятельно. Но такой надежды и тѣни не было, а Сора между тѣмъ чувствовала, что скоро сдѣлается матерью.
Однажды, вернувшись съ базара усталой, промокшей и раздраженной, Малка, подойдя къ печи, гдѣ стоялъ обѣдъ, вдругъ закричала, обращаясь къ Сорѣ:
-- Барыня! Хвора ты была сварить обѣдъ, который вы же сами сожрете?
-- Кто жъ его варилъ, какъ не я?-- удивилась Сора.
-- Варила? У-у! чтобъ на свадьбахъ у твоихъ сестеръ были такіе обѣды. Ха! сварила! Надруганье одно! Выкипѣло до дна! Но какое ей до этого дѣло? Она и Мойшка, вѣроятно, не голодны, вѣроятно, наѣлись уже. Вѣдь они зарабатываютъ свой хлѣбъ.
-- "Зарабатываютъ"!.. Мойша вѣдь отдаетъ вамъ свой рубль, я даю вамъ 50 копѣекъ...
-- Что? Шести карбованцевъ въ мѣсяцъ мало за то, чтобъ накормить двухъ такихъ вампировъ.
-- Кто же виноватъ въ томъ, что Мойша не умѣетъ зарабатывать больше?-- воскликнула уже съ раздраженіемъ Сора.
-- Слы-ша-ли вы ис-то-рію!-- заговорила протяжно Малка. Оказывается, что ее, бѣдненькую, обманули! всучили ей мужа калѣку! Ну? Шутка ли? Дочь самого Шмуэля "лапотника" съ такимъ приданымъ! Захватили обманнымъ образомъ этотъ кладъ!.. У-у! стыдилась бы! Молчала бы лучше!.. Но пусть будетъ по твоему! Пусть обманули тебя! Чѣмъ же я виновата? Десять мѣсяцевъ кормили васъ -- довольно! Мойша у меня не единственный сынъ. Вамъ не вырвало глазъ, вы видите, что я бьюсь, какъ рыба объ ледъ, вы видите, что Эльце не только не зарабатываетъ, но еще самъ нуждается въ уходѣ, въ лучшей пищѣ. Чего вы хотите, чтобъ я его оставила умереть съ голоду, и васъ бы кормила? Чего вы на меня насѣли? Идите себѣ, идите!
-- Куда мнѣ... идти!.. Съ кѣмъ мнѣ...
И не окончивъ фразы, Сора горько заплакала.
-- Ша! ша! не оплакивай меня живую!-- отозвалась упавшимъ голосомъ Малка.-- Я тебѣ больше ни слова не скажу! Ѣшьте, ѣшьте мой хлѣбъ, если у васъ хватитъ сердца...
-- Онъ мнѣ сладокъ... вашъ хлѣбъ...-- простонала сквозь слезы Сора и вышла.
Малка съ минуту стояла молча, съ опущенной головой.
-- И ей, бѣдной, есть что завидовать, ой-ой-ой!-- проговорила она съ тяжелымъ вздохомъ.
Черезъ нѣсколько недѣль послѣ этого разговора Сора родила мальчика, а нѣкоторое время спустя отдѣлилась отъ ребъ Эльце и перебралась на собственную квартиру.
На обзаведеніе Малка дала имъ столикъ, пару скамеекъ, кадушку и двѣ оловянныхъ тарелки. Шмуэль тоже далъ кой какую рухлядь и изъ послѣдняго купилъ и подарилъ имъ козу.
Больше всего безпокоилась за будущую судьбу Мойши и Соры именно Малка.
-- Чтобъ мнѣ такъ знать горе, какъ я знаю, какъ они будутъ жить и съ чего будутъ жить,-- сокрушалась она.
-- Женщина! не говори, какъ ребенокъ, не грѣши!-- останавливалъ ее умирающій ребъ Эльце,-- "Богъ кормитъ червяка подъ камнемъ" -- Онъ и ихъ не оставитъ.
При помощи раввина, Мойша досталъ еще одного ученика -- "товарища", который платилъ 3 рубля въ мѣсяцъ -- и молодая семья начала самостоятельную жизнь.
Черезъ четыре года послѣ свадьбы, Сора имѣла уже трехъ дѣтей. Заработокъ Мойши не увеличивался, а къ послѣднему семестру онъ совершенно потерялъ своихъ "товарищей". Вмѣсто жизни впроголодь выступилъ призракъ голодной смерти.