До слуха веселой компаніи явственно донеслось протяжное блеянье. Купцы привскочили и, навалившись другъ на друга, приникли къ маленькому оконцу. Вскорѣ на улицѣ появилась отара {Стадо овецъ.}. Во всю ширину улицы, въ облакѣ пыли, шла плотная масса овецъ, напиравшихъ другъ на дружку. Воздухъ оглашался жалобнымъ блеяньемъ. Нѣсколько сотскихъ, выбиваясь изъ силъ, воевали съ овцами, отгоняя то ту, то другую партію отъ воротъ ихъ двора, куда онѣ стремительно бросались Испугъ и робкое недоумѣніе выражалось въ отчаянномъ метаніи несчастныхъ овецъ, которыя никакъ не могли сообразить, почему ихъ теперь не пускаютъ во дворъ, куда ихъ обыкновенно такъ ласково зазываютъ и дальше котораго они сами почти никогда не уходятъ.
Почти у каждыхъ воротъ стояли крестьянки. Однѣ провожали отару долгимъ страдальчески-покорнымъ взглядомъ и молча смотрѣли, какъ овцы, ихъ родныя овцы, рвались во дворъ, жалобно блея, какъ бы прося защиты у своихъ хозяекъ, и безжалостно отгонялись сотскими. Другія, не будучи въ силахъ молча переносить это зрѣлище, плакали навзрыдъ и причитывали.
Тутъ же возлѣ матерей тѣснились ребятишки, грустные, притихшіе. Мужиковъ на улицѣ было мало, да и тѣ стояли молча и понуро глядѣли въ землю.
Купцы съ жаднымъ любопытствомъ перебѣгали глазами опытныхъ оцѣнщиковъ по отарѣ. Вдругъ съ противоположнаго двора ихъ замѣтила одна крестьянка, только что проводившая съ рыданьемъ своихъ овецъ.
-- Вонъ они!-- рыдая воскликнула она, съ поднятыми кулаками и горящими глазами.
-- Бодай вамъ провалиться! Бодай вамъ околѣть. Чтобъ вамъ руки и ноги поотсохли!..
-- Ну-ну, бабка! потише, поти-ише-е!-- прикрикнулъ на нее урядникъ.-- Чего раскудахталась, а? Въ холодную хочешь? Смо-отри у меня! Ступай! Маршъ въ хату!
Купцы, слишкомъ занятые своимъ дѣломъ, даже вниманія не обратили на крики женщины. Когда отара скрылась, они поодиночкѣ отвалились отъ окна, серьезные, задумчивые.
-- Товаръ хорошій...-- промолвилъ соображая Грудковъ.
-- М... м... разный...-- процѣдилъ Шпетный,-- и дряни много.
-- Есть, а все жъ больше крѣпкая овца, здоровая. Нечего напрасно хулить,-- вмѣшался Лещукъ.
-- Главное дѣло отара большая: штукъ 800 будетъ, вставилъ замѣчаніе и Липкинъ. Даже Бугай и тотъ былъ непривычно серьезенъ, бормоталъ про себя что-то и высчитывалъ по пальцамъ.
Къ столу подошелъ Шарфманъ.
-- Теперь нечего считать, сколько и что,-- заговорилъ онъ негромко и спокойно.-- Будемъ покупать, тогда и посмотримъ товаръ. Теперь вотъ надо подумать, чтобъ между нами обиды не было...
-- Какой обиды?..-- крикнулъ съ еле сдержаннымъ гнѣвомъ Шпетный.
-- А вотъ какой,-- отвѣтилъ ему наставительно Шарфманъ.-- Насъ здѣсь семь человѣкъ. Всѣ мы сюда ѣхали не играть,-- всѣ мы барыша хотимъ. Надо прямо говорить.
-- "Прямо! прямо!" перебилъ его сердито Шпетный.-- Кому твоя жидовская прямота сдалась? Чего тебѣ надо? Кто купитъ, тому и барышъ... "Прямо!"
-- Нѣтъ, ты, Назаръ Ивановичъ, не горячись!--остановилъ его Лещукъ.-- Давидъ Лазаревичъ знаетъ, что говоритъ. Тутъ надо раньше сговоръ сдѣлать, не иначе. Такъ вездѣ дѣлается... Ты вотъ жадный, тебѣ хотѣлось бы одному всю отару укупить...
-- А то тебя буду спрашивать?!-- вскипятился опять Шпетный.
-- Ну, вотъ: ты меня спрашивать не станешь, и я тебя спрашивать не буду,-- и выйдетъ неладно, и никому ничего не достанется.
-- Слушайте, купцы!-- воскликнулъ послѣ небольшого молчанія Лещукъ.-- Давайте прямо сговоръ сдѣлаемъ, а то, смотрите: станемъ всѣ торговаться, набьемъ цѣну и никому ничего не достанется. А сговоримся не перебивать -- и купимъ дешево.
-- Нѣтъ, совсѣмъ не торговаться нельзя,-- замѣтятъ сговоръ,-- вставилъ Тимченко.
-- Ну, что жъ, для проформы можно тамъ 30--40 коп. на овцу прибавить,-- это не бѣда. Только чтобъ другъ у дружки не перебивать! На торгу будетъ себѣ кажыдй покупать, и потомъ по совѣсти дѣлежку сдѣлаемъ...
-- Чего тамъ по "по совѣсти?" -- отозвался Грудковъ -- Насчетъ дѣлежки надо раньше сговориться.
-- Поровну всѣмъ!-- воскликнулъ Липкинъ,-- Какъ не перебивать, такъ всѣмъ поровну.
-- Ну-у, нѣтъ!-- протянулъ съ достоинствомъ Грудковъ.-- Это твоя милость брешетъ. Чтобъ я да съ тобой поровну дѣлилъ? Руки коротки! Я, коли хочешь, и тебя куплю...
-- Покупайте!-- разсердился и Лещукъ.-- Не хотите поровну, будемъ цѣны набивать! Пусть никому не достанется.
Поднялся шумъ, всѣ заговорили разомъ, заспорили, закричали. Только Шпетный и Шарфманъ не принимали участія въ спорѣ. Назаръ Ивановичъ сидѣлъ въ углу съ убійственной рѣшимостью не обращать никакого вниманія на либеральныя выдумки своихъ конкуррентовъ. Ишь, что вздумали! Сговоры, дѣлежи! Какіе тамъ сговоры? Чья сила возьметъ, тому и достанется. Пойдетъ онъ съ ними въ сдѣлку, станетъ онъ добровольно уступать имъ свою копѣйку. Какъ бы не такъ!
Шарфманъ тоже сидѣлъ въ сторонѣ, но спокойный, невозмутимый. Онъ философски разсуждалъ, что такое дѣло безъ шуму обойтись не можетъ. Конечно, для него лично дѣло было очень ясно и просто. Но эти люди вѣдь такъ глупы!..
Прудкову, наконецъ, удалось перекричать другихъ:
-- Дѣлежка будетъ по капиталу -- вотъ что!-- кричалъ онъ рѣшительно.-- Сколько у кого съ собой капиталу есть, такая тому и часть!
-- Не согласны!-- крикнули разомъ Бугай и Липкинъ.
-- И я не согласенъ!-- присталъ къ нимъ Лещукъ.
-- Ну, и Богъ съ вами!-- вмѣшался въ разговоръ Шарфманъ.-- Не согласны, значитъ, у васъ капиталу нѣтъ -- и бояться васъ, значитъ -- нечего.
-- Ты моего капитала не считалъ!-- воскликнулъ Лещукъ.
-- Постой, не кипятись!-- остановилъ его Шарфманъ и взялъ за руку.-- Ну, сколько у тебя капиталу?
-- 800 рублей.
-- Вотъ видишь. А у меня всего 720. Но я согласенъ. Иначе нельзя. Ужъ такой порядокъ. А у тебя сколько?-- спросилъ онъ Бугая.
-- 300,-- отвѣтилъ тотъ уныло.
-- Нечего толковать! по капиталу!-- воскликнулъ рѣшительно Грудковъ.-- Выкладывайте, купцы, капиталъ -- вотъ и все! И чтобы безъ хитрости было...
Поспорили еще немного и, наконецъ, всѣ согласились. Даже Шпетный, увидѣвъ, что у конкуррентовъ капиталу немного, тоже какъ-то сразу согласился и кряхтя вытащилъ изъ бумажника 2.000 рублей. У Грудкова было столько же. Тимченко имѣлъ 1.000. Каждый поочередно считалъ на виду у всѣхъ свои деньги.
-- Ну, а ты?-- дошла очередь до Липкина, стоявшаго въ сторонѣ.
-- Я не согласенъ на капиталъ,-- отвѣтилъ онъ, сдѣлавъ упрямое движеніе.
-- Чего ты ломаешься? Одинъ умникъ выискался!-- накинулся на него Лещукъ.
-- Умникъ, а на капиталъ не согласенъ.
-- Да у тебя сколько копѣекъ-то? а?-- спросилъ, подозрительно взглянувъ на него, Шарфманъ.
-- Это мое дѣло... Ну, вотъ что! Пусть такъ будетъ: не надо мнѣ овецъ совсѣмъ; дайте мнѣ отступного!
-- Сколько?
-- Сорокъ рублей. Я хоть сейчасъ уѣду.
-- Да ты, должно, только за отступнымъ и пріѣхалъ, а?-- спросилъ его гнѣвно Грудковъ.
-- Ладно! А не дадите отступного, буду цѣны набивать.
-- И набивай!.. И вонъ изъ хаты! В-вонъ, чтобъ духа твоего не пахло здѣсь, а то -- убью!!-- разсвирѣпѣлъ вдругъ Грудковъ и бросился на него со сжатыми кулаками.
Липкинъ выбѣжалъ.
-- По-остойте! Попомните меня, жулье!-- крикнулъ онъ въ окно и убѣжалъ на деревню.
-- Знаете, сколько у него денегъ?-- отозвался смѣясь Бугай, когда волненіе улеглось.-- Двадцать рублей! Ей-Богу! самъ мнѣ показывалъ.
-- Ишь, мерзавецъ! Прямо, значитъ, на дурницу ѣхалъ!-- воскликнулъ Грудковъ.
-- И безпремѣнно ровную долю со всѣми ему дай!-- смѣялся Тимченко.
-- Подлецъ! вторилъ имъ Лещукъ.