-- Ну, Кузя, отворяй с Богом!
"Кузя", которому было лет за семьдесят, отпер большой замок на железной двери, раскрыл ее, и мы вошли во внутренность церкви.
Миром, покоем, святой тишиной повеяло на нас.
Церковь была маленькая, бедная. Тут не сверкали золотом и драгоценными камнями скромные ризы икон, тут не было нарядных ковров, серебряных паникадил... Но зато тут была масса воздуха, света.
Лучи солнца врывались через окна и заливали храм золотыми потоками.
-- Ну, Кузя, приготовляй... -- обратился к псаломщику батюшка.
Путилин посмотрел на часы.
-- Да, теперь надо скоро ожидать.
-- Мне-то недолго облачиться... Скажите, барышня, вы конечно, по доброй воле идете под венец? -- вдруг обратился старенький священник ко мне.
Я, твердо памятуя приказание моего друга, молчал.
-- Вы не удивляйтесь, батюшка, что невеста молчит... -- Сами понимаете: волнение... тревога... утомление... А только Сметанина идет, безусловно, по доброй воле. Да, впрочем, кто же таким романтическим образом, уводом, венчается не по любви?...
-- Это вы точно сказали, господин полковник... -- мягко, тихо рассмеялся старый батюшка. -- А вы, извините, как полагаете, почему я решился на такое венчание?
-- Чрезвычайно добро и любезно с вашей стороны... хотя и рискованно... -- пробормотал Путилин.
-- Вы, может, полагаете, что я на деньги польстился? Нет, полковник, из-за денег я не пошел бы на это дело. А вот случай был со мной один в моей долгой священнической службе.
Лицо симпатичного иерея омрачилось.
-- Какой же случай, батюшка?
-- А такой, изволите видеть. Вот как бы теперь, к примеру сказать, обратился ко мне один молодой человек. "Повенчайте, -- говорит, -- ради Бога, нас батюшка, без бумаг невесты. Свадьба, -- говорит, -- уводом. Мы любим друг друга, а родители невесту мою за другого прочат". Я наотрез отказался. Ни за что, говорю, нипочем! Он аж в слезы. "Что ж, -- говорит, -- нам делать? Так взять ее жить -- только ославишь, сраму предашь; ждать -- за другого волоком потащат в церковь. С деньгами да с бумагами в порядке кто же не окрутит?" Так я и отказался. Ушел мой бедный молодой человек, а через неделю я в газете прочитал, что он застрелился. Поверите ли, оторопь, жуть, тоска взяла меня. Мой, думаю, ведь это грех. Повенчай я их, ничего бы этого не случилось. Долго мучился я и тогда же решил, что ежели ко мне когда кто иной еще обратится с такой же просьбой, уважить сию просьбу, обвенчать. И вот-с, спустя столько-то лет случай и выходит с вашими знакомыми. Я-с даже обрадовался: грех старый сниму с души. А денег мне не надо: нам со старухой моей, попадьей, жить немного осталось, хватит...
Путилин, человек чрезвычайно добрый, чувствительный, был растроган рассказом старого священника и с чувством пожал ему руку.
-- Вот какие светлые личности попадаются среди духовенства, -- бросил он мне. -- Позвольте, я слышу топот лошадей. Кажется, едут.
-- И то, и то!... -- засуетился симпатичный батюшка. -- Что ж, встречу бедокуров!
И с этими словами он засеменил старческими ногами к выходу из храма.