Всю дорогу до Варшавы мы ехали в отдельном купе 1-го класса, Путилин не спал.
Он был окружен целым рядом толстых фолиантов.
-- Pater noster! Qui est in Coelum... Credo in aeternam vitam {Отче наш! Иже ecи на небесах... Верую в жизнь вечную (лат.)}... -- бормотал великий, благороднейший сыщик.
-- Что это, И. Д., никак ты на старости лет за изучение латыни принялся? -- спрашивал я в сильном изумлении.
-- Спи, спи, доктор! -- невозмутимо отвечал он.
Вот и гордая, пышная столица бывшего Польского Крулевства. Мы приехали в Варшаву в те достопамятные дни, когда она глухо волновалась.
В роскошном нумере Центрального отеля, где мы остановились, Путилин принялся спешно переодеваться. Он облачился в безукоризненный длинный черный сюртук, надел крупный орден.
-- Что значит этот парад, И. Д.? -- спросил я не без удивления.
-- Я еду сейчас с визитом.
В великолепной -- с белыми колоннами -- зале граф Ржевусский заставил очень долго ждать себя. Наконец послышались шаги, в зал вошел старый магнат. Не подавая руки и слегка лишь наклонив полуседую гордую голову, он холодно спросил:
-- Чем обязан видеть у себя пана... пана Путилина? -- Он поднес визитную карточку Путилина к самому своему носу, обидно-небрежно вчитываясь в то, что на ней стояло.
-- Сейчас я буду иметь удовольствие объяснить пану... пану Ржевусскому цель моего визита... -- ответил ему в тон "пан" Путилин.
Это простое "пану Ржевусскому" вместо "пану-графу", по-видимому, было равносильно для старого магната удару хлыста. Огоньки гнева вспыхнули в его глазах. Голова надменно откинулась назад.
-- Я не знаю "пана Ржевусского", я знаю графа Ржевусского... -- резко проговорил он с сильным акцентом.
-- Равно как я не знаю "пана Путилина", а знаю ею превосходительство господина Путилина, начальника петербургской сыскной полиции, -- насмешливо ответил ему Путилин.
-- Попрошу вас ближе к цели. Что вам угодно?
-- Прежде всего -- сесть. Не знаю, как принято в Варшаве, но у нас в Петербурге я это любезно предоставляю каждому из моих посетителей-гостей.
Магнат побагровел от неловкости и гнева.
-- Прошу вас... -- сделал он величественный жест рукой, точно феодальный герцог, принимающий своего ленного вассала {Так в Западной Европе в эпоху феодализма называли вассалов, которые получали от сеньора (на условии несения службы) земельное владение или какой-либо другой источник дохода.}.
-- Изволите ли видеть, граф, возвращаясь из-за границы и очутившись в Варшаве, я случайно узнал об исчезновении вашего сына, молодого графа Болеслава Ржевусского... -- начал Путилин, не сводя пристального взгляда с лица старого магната.
-- Случайно? Должен сознаться, что случайность играет большую роль в вашей профессии... -- саркастически прервал его граф.
-- Вы правы: в деле раскрытия массы преступлений и поимке многих негодяев случай -- могущественный пособник правосудию.
-- Ну-с?
-- Узнав об этом, я решил проверить справедливость этих слухов и с этой целью явился к вам.
-- Прошу извинить меня, но... для чего?
-- Для того, чтобы предложить вам свои услуги, раз эти слухи справедливы.
Путилин чувствовал на своем лице острый, пронизывающий взгляд надменного магната.
-- Могу я узнать, ваше превосходительство, откуда до вас донесся слух об исчезновении моего сына, графа Болеслава Ржевусского.
-- Случайно в зале первого класса вокзала до меня долетели обрывки разговора компании молодых людей, принадлежащих, по-видимому, к лучшему обществу Варшавы.
-- Прошу извинить пана... pardon! генерала, но мне было бы любопытно узнать, отчего вы так заинтересованы участью пропавшего, как вы говорите, графа -- моего сына.
-- Если вам угодно, я скажу вам совершенно откровенно. Очень еще недавно судьба привела меня спасти от смертельной опасности исчезнувшего таинственным образом сына петербургского миллионера-купца Вахрушинского.
-- Я знаю этот ваш блестящий розыск... -- почему-то очень взволнованно проговорил старый граф.
-- Тем лучше. Так вот, услышав об исчезновении вашего сына, у меня мелькнула мысль: а что, если и в данном случае мы имеем дело с каким-нибудь тайным преступлением? Я поспешил приехать к вам, граф, и, признаюсь, ожидал с вашей стороны более любезного и сердечного приема. Прошу вас не забывать, что я действую совершенно бескорыстно.
Старый магнат взволнованно приподнялся с золоченого кресла и стал нервно ходить по залу. Видимо, какая-то упорная, глухая борьба происходила в душе этого гордого, надменного человека. Моментами он останавливался, словно хотел подойти и что-то сказать своему непрошеному гостю, но то, что боролось в нем, противилось этому. Путилин сидел бесстрастно-спокойный, скрестив руки на груди.
Вдруг старый граф круто остановился перед Путилиным и хрипло произнес:
-- Да, мой сын, мой единственный сын действительно исчез бесследно вот уже девять дней...
-- И вы не тревожитесь этим исчезновением, граф? Горький смех, в котором зазвенели сарказм, гнев, обида, тревога, пронесся по роскошной зале замка старою магната.
-- А будь вы кто хотите: пан генерал, черт или святой, а я вам скажу, что не тревожусь, особенно потому, что я знаю, где находится мой сын!
Граф хрустнул пальцами.
-- Вы... вы знаете, где находится ваш сын? -- Путилин даже привстал в сильнейшем изумлении.
-- Да. Лучше, чем кто-либо, лучше, чем сыскная полиция всего мира.
-- Вы простите меня, граф, но, ради Бога, почему же вы не пытаетесь отыскать его, вызволить из того плена, куда он попал по неосторожности или же по неосмотрительности? Еще раз повторяю: мои, может быть, непрошено-нескромные вопросы продиктованы только чувством искреннего желания помочь вашей беде.
-- Га! -- бурно вырвалось у старого Ржевусского. -- Вы спрашиваете: почему я не делаю попытки спасти моего сына, мою гордость, мою единственную утеху в жизни. Извольте, я вам скажу тоже откровенно: потому что это -- бесполезно, потому что этого плена сам желал и добивался мой сын.
-- Я вас не понимаю, граф... -- искренно вырвалось у Путилина. Жилы напряглись на шее и висках старого магната.
-- Его сгубила проклятая любовь! Исчезновение Болеслава -- дело рук проклятых Ракитиных.
-- Что?! -- переспросил Путилин. Он провел рукой по лбу, словно стараясь привести свои мысли в порядок.
Граф Ржевусский с удивлением поглядел на него.
-- Что с вами?
-- Вы... вы даете мне честное, благородное слово графа Ржевусского, что все, что вы сказали сейчас, -- святая правда?...
-- Я никогда не лгал! -- гордо ответил один из варшавских феодалов.
-- В таком случае... я боюсь, что ваш сын действительно или уже погиб, или на краю гибели.
-- Во имя Пречистой Девы, что означают ваши слова?! Вы что-нибудь знаете?
Как изменилось это холодное, надменное лицо! Сколько чисто отцовской любви и страха засветилось в глазах!...
-- Знаю. Слушайте, граф.
И Путилин шаг за шагом начал рассказывать ошеломленному графу о приезде Ракитина, о том, как тот умолял его спасти молодого человека.
-- Это... это -- правда?
Лицо графа было смертельно бледно. Пот проступил на лбу.
-- Правда, граф.
Маленький золоченый столик, на который опирался магнат, упал на блестящий паркет зала.
-- Так... так где же мой сын, ваше превосходительство? -- с ужасом прошептал он.
-- Вот для того, чтобы узнать это, я и приехал к вам в Варшаву. Как видите, ваше сиятельство, моя профессия не всегда заслуживает такого обидно-пренебрежительного отношения, каким вы подарили ее.
Граф взволнованно подошел к Путилину.
-- Простите меня. Вы как умный человек отлично поймете те чувства, которые обуревали меня. Я против этого брака. Кто может осудить меня за это? Разве каждый отец не относится любовно-ревниво к своему детищу?
-- Простите, граф, теперь нам некогда говорить об этом. Надо спасать вашего сына.
-- Да, да! -- рванулся польский магнат к своему врагу -- начальнику русской сыскной полиции. -- Теперь и я вас умоляю: спасите Болеслава! Я весь к вашим услугам. Угодно вам переехать из гостиницы в мой замок? Распоряжайтесь, как вам угодно.
-- Благодарю вас, но как раз этого не надо делать. Если вам угодно, чтобы я спас вашего сына -- если это только не поздно -- я вас попрошу держать мой приезд в Варшаву в полной тайне. Я буду являться к вам, когда мне потребуется. Мой пароль -- "Pro Christo morir" -- "умираю за Христа".
Путилин, сопровождаемый графом, направился к двери. В ту секунду, когда он взялся за дверную ручку, послышался голос:
-- Libertas serenissime? {Свобода, ваша светлость? (лат.).}
-- Amen! -- ответил граф. -- Аминь!
Быстрее молнии Путилин прикрыл рукой свой орден и, когда отворилась дверь и на пороге показалась фигура упитанного патера, громко по-польски обратился к магнату:
-- Имею высокое счастье откланяться вашему ясновельможному сиятельству...