Два багровых восковых факела и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по темным длинным коридорам. Тут царил такой зловещий густой мрак, что этого света хватало только на то, чтобы не споткнуться, не удариться о стены.

Вслед за двумя фигурами в черных рясах шел высокий худощавый человек, за ним -- попарно -- шесть лиц.

-- Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие... -- раздался под мрачными сводами резкий, властный голос.

-- Что делать, ваша эминенция. Sis Deus vi It. Так хочет Бог.

-- Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью?

-- Пока еще нет. Misericordias causa... ради сострадания к юному безумцу-святотатцу час искупления греха не торопились сообщать ему заранее.

И опять жуткое безмолвие, молчаливое шествие таинственной процессии.

Но вот пол коридора стал как бы покатым, словно он спускался вниз.

-- Осторожнее, ваше эминенция, здесь так скользко... -- послышались вкрадчиво-льстивые голоса.

Воздух сразу изменился. Повеяло невероятной сыростью, точно от болота. Пол стал влажным, откуда-то сверху падали крупные капли холодной воды.

Свет факелов и свечей заколыхался вздрагивающими языками, словно под порывом вырвавшегося воздуха. Лязгнули замок и засов железной двери, пахнуло еще большей отвратительной сыростью, и процессия стала осторожно спускаться вниз.

Казалось, точно неведомые существа-призраки, появившись на земле, вновь устремляются в ее таинственные недра.

-- Однако с последнего раза сколько воды прибавилось здесь! -- прозвучал опять тот же резкий голос.

-- Как они смеют?! Как они смеют?! -- В бешенстве юный граф бросался к железной двери, что есть силы колотил в нее руками и ногами.

-- Пустите меня! Вы, преступники, палачи, слышите ли вы меня?

Ни звука. Ни шороха. Точно в могиле. Тогда он бросался к окну и каждый раз в ужасе отшатывался...

И вспомнились ему угрожающие слова: "Смотрите! Бог иногда мстит вероотступникам..." Но ведь он не отступился от Христа. А какой же есть еще Бог? "Вы приговариваетесь к смерти через поцелуй Бронзовой Девы", -- погребальным звоном гудит в его ушах приговор судей-палачей. Болеслав Ржевусский громко, жалобно зарыдал.

Вдруг он вскочил и с каплями холодного пота на лбу стал прислушиваться. Что это? Голоса? Шаги? Да, да, все яснее, ближе... Вот уже у самых дверей его каземата. Он задрожал всем телом, выпрямившись во весь рост.

С протяжным скрипом раскрылась дверь. На пороге со свечами в руках стояло несколько фигур, одетых в рясы-сутаны.

-- Так как вам трудно говорить, о. Бенедикт, то позвольте мне вместо вас напутствовать на смерть и поддержать дух преступника... -- донеслось точно издалека-издалека до несчастного молодого графа.

Два монаха-иезуита торжественно внесли какое-то белое одеяние.

-- Что это... что это значит? Что вам надо? -- в ужасе попятился от вошедших Болеслав Ржевусский.

-- Сын мой! -- начал торжественным голосом старый монах-иезуит. -- Вы уже выслушали смертный приговор, произнесенный вам тайным трибуналом святых отцов. Соберитесь с духом, призовите на помощь Господа. Этот приговор будет приведен в исполнение сейчас.

-- Что? -- дико закричал граф.

-- Сейчас вы искупите ваши страшные грехи.

-- Вы лжете! Слышите: вы лжете! Я не хочу умирать, вы -- палачи, убийцы! Вы не смеете меня умертвить.

-- Сын мой, все напрасно: еще ни один наш приговор не оставался без исполнения.

Два монаха приблизились к осужденному.

-- Оденьте вот это одеяние, а свое скиньте. Это последний наряд приговоренных.

И они протянули обезумевшему от ужаса молодому человеку белый балахон с широкими разрезными рукавами, веревку и белый остроконечный колпак.

-- Прочь! -- исступленно заревел граф, отталкивая от себя служителя палачей. -- Спасите меня! Спасите меня!

Безумный крик вырвался из камеры и прокатился по коридору.

-- Я должен предупредить вас, сын мой, что если вы не облачитесь добровольно, придется прибегнуть к силе. Возьмите же себя в руки: вы умели бесстрашно поносить Святую церковь, умейте же храбро умереть. Я буду читать, а вы повторяйте за мной: Pater noster, qui in coclum { Отче наш, сущий на небесах (лат.) -- первые слова молитвы (Евангелие от Матфея, 6,9). }...?

-- Помогите! -- прокатился опять безумный крик ужаса, страха. Но веревка уже была ловко накинута на руки осужденного.

Граф рванулся -- руки были связаны. Его повалили на соломенный матрац и насильно стали облачать в страшный предсмертный наряд.

-- Свяжите ноги! -- отдал приказ иезуит. -- Готово? Поддерживайте его с двух сторон и ведите!...

И скоро из камеры вышла белая фигура мученика-осужденного со связанными руками и спутанными ногами.