II.

Черезъ часъ въ освѣщенныхъ комнатахъ раздавался говоръ, сдержанный смѣхъ и шуршаніе дамскихъ платьевъ.

Довольно многочисленный кругъ знакомыхъ Вильда принадлежалъ въ среднему разряду столичныхъ чиновниковъ. Это были люди сытые, чинные, степенные, вносившіе съ собой всюду степенное же оживленіе. Легкій, канцелярскій оттѣнокъ лежалъ на нихъ, на ихъ рѣчи, походкѣ, даже на одеждѣ. Казалось, будто и фраки, и модные жилеты невольно принимали на ихъ плечахъ форменный видъ вицъ-мундира. Дамы, въ свою очередь, не уступали имъ въ степенности и отличались положительностью и практичностью своихъ взглядовъ и стремленій. Большая часть изъ нихъ получила домашнее воспитаніе подъ руководствомъ добропорядочныхъ швейцарокъ и чопорныхъ англичанокъ, которыя привили имъ умѣнье держать себя. Одѣвались онѣ прекрасно, не оригинально, но по послѣдней модѣ. Приличіе и сдержанность во всемъ, всегда, во всякое время -- было ихъ кодексомъ. Всякое рѣзкое движеніе, громкій смѣхъ, горячее слово считалось не то что "mauvais genre", а смѣшнымъ. А quoi bon ce -- телячій восторгъ!-- говорилось обыкновенно.

Общество раздѣлилось на группы. Въ кабинетѣ, за карточными столами, возсѣдали самые степенные члены общества. Игра шла по пятачку. Никто не волновался; выигрывали и проигрывали чинно, разнообразя эти два обстоятельства передачей другъ другу разныхъ оффиціальныхъ новостей, правительственныхъ распоряженій, биржевыхъ извѣстій и т. п.

Молодыя дѣвицы сидѣли за столами съ альбомами. Двое, трое молодыхъ людей -- драгоцѣнная рѣдкость гостиной -- занимали ихъ. Степанъ разносилъ чай и печенье. Дѣвицы, покусывая бисквитики и деликатно отпивая чай изъ изящныхъ фарфоровыхъ чашекъ, перебрасывались словами съ молодыми людьми о Патти, Нильсонъ, о туалетѣ княгини А., о прекрасной игрѣ Рубинштейна, о томъ, какъ скучно у Наваринскихъ, гдѣ весь вечеръ надо просидѣть въ темной комнатѣ, вертѣть столы и слушать разсказы о спиритическихъ явленіяхъ. Хорошенькія улыбки, сдержанный смѣхъ доказывали, что, повидимому, дѣвицамъ было весело.

За чайнымъ столомъ тоже шла оживленная бесѣда объ итальянской оперѣ, о французской труппѣ, о Naptal въ роли "La Dame aux Camélias", о столоверченіи.

Вильдъ весело расхаживалъ между гостями, болтая и любезничая съ дамами. Чрезвычайною мягкостью, тонкою, едва уловимою лестью звучало каждое слово его въ дамскомъ обществѣ. За то всѣ дамы были безъ ума отъ него и при его появленіи лицо каждой озарялось удовольствіемъ.

Надя предсѣдательствовала за чайнымъ столомъ и довольно разсѣянно слушала разсказы одной дамы о свадьбѣ ихъ общей знакомой.

Дама эта, Александра Леонтьевна Рыкова, высокая, полная, съ крупными чертами лица, съ мелкими завитушками рыжеватыхъ волосъ на лбу и густымъ мужскимъ голосомъ, приходилась троюродной кузиной Вильду. Темные слухи ходили объ ея страстной любви къ нему, о прежнихъ не вполнѣ братскихъ отношеніяхъ ихъ; но эти слухи касались только прошедшаго, о нихъ почти забыли и въ настоящемъ видѣли только крайне дружеское отношеніе съ обѣихъ сторонъ. Александра Леонтьевна занимала въ своемъ кругу независимое положеніе богатой, бездѣтной вдовы. Ея немного побаивались, и дѣйствительно, за словомъ въ карманъ она не ходила и на ноту себѣ ступить не позволяла. Барыня она была, что называется, "съ душкомъ". Свои сужденія высказывала рѣзко, категорически, не допуская и мысли о противорѣчіи или опроверженіи.

-- Ахъ, да, Nadine,-- прервала она вдругъ свой разсказъ о свадьбѣ.-- Знаете новость?

-- Какую новость, кузина?-- Спросила Надя, размѣщая чашки на поданномъ Степаномъ подносѣ.

-- Ваша хваленая Marie Ренъ какую штуку выкинула?

-- Какую штуку?

-- Сбѣжала!.. да, да сбѣжала!.. Pour tout de bon!.. Съ этомъ... какъ его? Ну, да съ этимь знаменитымъ барономъ,-- вѣдь вы знаете его?..

Надя вспыхнула и замялась. Разговоръ за столомъ умолкъ. Всѣ обратились въ слухъ.

-- Какъ!-- подхватилъ Прокофій Даниловичъ, придвигая свой стулъ къ столу:-- Ренъ обѣжала? Вотъ-те на!

Онъ засмѣялся своимъ сиплымъ смѣхомъ.

-- Нечему тутъ смѣяться!-- рѣзво замѣтила Александра Леонтьевна: -- она принадлежала къ нашему обществу. Это скандалъ!

-- Я всегда думалъ, что она кончитъ такимъ образомъ,-- глубокомысленно замѣтилъ высокій господинъ во фракѣ и съ англійскимъ проборомъ на затылкѣ.

-- Да когда же это случилось?-- спросилъ только-что начинающій молодой прокуроръ, съ пухленькимъ розовымъ личикомъ и бородкой вѣеромъ.-- Я еще на прошлой недѣлѣ имѣлъ честь танцовать съ ней. Она, по обыкновенію, была весела...

-- Да о чемъ ей грустить?-- перебила его презрительно Александра Леонтьевна.-- Бросила себѣ мужа и дѣтей, да и была такова!

-- Слышишь, Ольга, что говорить Александра Леонтьевна?-- обратился господинъ, съ проборомъ на затылкѣ, къ своей супругѣ, бѣлокурой, длиннолицей дамѣ, съ двумя длинными локонами по обѣ стороны головы. Она только-что подошла къ столу.

-- Слышала,-- возразила съ холоднымъ пренебреженіемъ бѣлокурая дама, поправляя кружево на рукавѣ.-- Я ничего другого не ожидала отъ Marie Ренъ.

Въ этомъ пренебрежительномъ голосѣ заключался цѣлый приговоръ.

-- И давно они сговорились съ этимъ барономъ?-- полюбопытствовалъ Прокофій Даниловичъ.

-- Кто же ихъ знаетъ!-- съ сердцемъ возразила Александра Леонтьевна.-- Я давно говорила, что она просто неприлично держитъ себя... А вы ее еще все защищали!-- обратилась она язвительно въ Надѣ.

-- Я и теперь....-- начала-было Надя порывисто, но Александра Леонтьевна прервала ее нетерпѣливымъ пожатіемъ плечъ.

-- Послѣ этого можно все допускать... все защищать!.. Отвергать всѣ принципы... Вы, вѣрно, не знаете, что она назначала ему свиданіе въ ресторанахъ... какъ кокотка!..

Ропотъ негодованія пронесся по всему столу.

-- А что же мужъ?-- спросилъ вдругъ Вильдъ.

Надя вздрогнула и мелькомъ взглянула на него; глаза ихъ на мгновеніе встрѣтились.

-- Что-жъ прикажешь ему дѣлать?-- вскрикнула Александра Леонтьевна:-- посуди самъ, какое глупое положеніе!

Злорадное выраженіе промелькнуло на лицахъ мужчинъ, но приличіе тотчасъ замѣнило его сочувственнымъ пожатіемъ плечъ.

-- Вѣроятно, онъ не оставитъ это дѣло такъ,-- замѣтилъ медленно Вильдъ.

-- Ты знаешь Рена, Alexis,-- возразила Александра Леонтьевна.-- Онъ тотчасъ теряется... Ему теперь совѣстно въ люди показаться!..

-- Ему совѣстно?-- протянулъ Вильдъ.-- Это почему? Не онъ себя обрызгалъ грязью, а супруга... Я только не понимаю, какъ онъ допустилъ, какъ онъ раньше не отнялъ у этой госпожи всякую возможность поставить его въ такое глупое положеніе...

-- Вообразите, онъ, говорятъ, былъ влюбленъ въ нее,-- пренебрежительно замѣтила Ольга Михайловна.

-- Влюбленъ!-- съ горечью подхватилъ Вильдъ.-- Да, онъ былъ влюбленъ въ нее -- и въ этомъ вся разгадка!.. Я бы запретилъ всѣ браки по любви!..

Всѣ засмѣялись.

-- Что бы сказали наши барышни, мечтающія о вѣчной, пламенной любви!-- со смѣхомъ вскричалъ розовенькій прокуроръ.

-- Онѣ бы искали любовь внѣ брака и до, и по, и во,-- подмигивая возразилъ Прокофій Даниловичъ.

-- Въ томъ-то и дѣло!-- продолжалъ Вильдъ, пропуская замѣчаніе Прокофія Даниловича,-- что при нашемъ глупомъ женскомъ воспитаніи онѣ только мечтаютъ о какой-то возвышенной любви, а дѣйствительной, реальной любви не понимаютъ... По-моему, при нашемъ положеніи общества, бракъ по любви нарушаетъ семейное начало...

Между дамами пронесся гулъ негодованія. Мужчины подсмѣивались.

-- Да, mesdames,-- произнесъ, какъ-бы съ сожалѣніемъ, Вильдъ,-- я долженъ окончательно васъ шокировать. Бракъ -- святое таинство, съ этимъ, вѣдь, никто не споритъ... На немъ зиждется вся нравственная основа общества, любовь же -- страсть -- потрясаетъ эти основы. Какъ же вы хотите?-- продолжалъ онъ, возвышая голосъ и прерывая нѣкоторыя попытки заговорить:-- Какъ же вы хотите, чтобы семейное начало сохранилось, когда глава семьи отуманенъ, ослѣпленъ страстью и не видитъ, что у него подъ носомъ дѣлается, не въ силахъ удержать за собой авторитетъ...

Дамы протестовали.

-- Алексѣй Васильевичъ, вы ли иго? васъ ли я слышу? я васъ не узнаю! Noos revenons aux tempe barbares!-- посыпалось на него со всѣхъ сторонъ.

-- Ну, братъ, акціи твои падаютъ!-- произнесъ Прокофій Даниловичъ.

-- Ахъ, пожалуйста, Прокофій Даниловичъ,-- полусердіто вскрикнула Александра Леонтьевна,-- не начинайте... Вы матеріалистъ и болѣе ничего!

Прокофій Даниловичъ, прищуривъ одинъ глазъ и выставивъ черные зубы, собирался возражать, но его перебилъ розовый прокуроръ.

-- Слышите, Алексѣй Васильевичъ,-- вскрикнулъ онъ.-- Ольга Михайловна (онъ головой указалъ на бѣлокурую даму въ кружевахъ) полагаетъ, что дѣло такъ не кончится: Ренъ потребуетъ развода.

-- Вотъ вамъ занятіе,-- обратился къ нему господинъ съ проборомъ.

Прокуроръ улыбнулся и продолжалъ вопросительно глядѣть на Вильда.

-- Не понимаю Рена, какъ онъ допустилъ до такого скандала!-- возразилъ Вильдъ, пожимая плечами.

-- Но что же будетъ съ дѣтьми! подумайте!..-- вскрикнула востроносенькая брюнетка, извѣстная въ кругу своихъ близкихъ знакомыхъ подъ именемъ Barbe. Она давно уже горѣла желаніемъ вставить и свое словечко.-- Поступокъ Marie Ренъ ужасенъ!.. ужасенъ, ужасенъ!-- повторила она, возвышая голосъ и энергически потрясая крошечной головой, на которой возвышался цѣлый монументъ изъ громаднаго шиньона, локоновъ, косъ и бантовъ. Все это зданіе тоже пришло въ движеніе, и, казалось, тоже повторяло: ужасенъ, ужасенъ!..

-- Но можно... à la rigueur найти нѣкоторыя... ну... оправданія, что-ли? la passion... говорятъ... знаете... Но бросить дѣтей, это непростительно... Elle n'а pas de coeur!..

-- Да, да, непростительно! Ужасно! C'est barbare!-- заговорили дамы.

-- А говорятъ еще, что она такъ любитъ дѣтей,-- съ усмѣшкой проговорила Ольга Михайловна.

-- Но какая же это любовь!-- вскрикнула востроносенькая Barbe.

-- Кажется, послѣ развода дѣти останутся у него?-- замѣтилъ кто-то изъ присутствующихъ.

-- Да, ужъ разумѣется,-- возразилъ съ ѣдкой улыбкой Вильдъ.-- Какъ же вы хотите иначе? Развѣ подобная мать можетъ удостоиться счастья видѣть около себя дѣтей своихъ. Она сама себя наказала, если только это наказаніе для нея!..

-- Чѣмъ же дѣти виноваты?-- рѣзко спросила Надя.

Всѣ съ удивленіемъ взглянули на нее.

-- Меня твой вопросъ удивляетъ, Надя!-- мягкимъ шопотомъ замѣтилъ Вильдъ.

-- Ну-да,-- продолжала Надя, не глядя на мужа; легкій трепетъ пробѣжалъ по ней.-- Съ какого права отнимаютъ у матери дѣтей?

-- Какъ съ какого права? да она сама лишилась его, поступивъ такимъ образомъ!..-- вѣжливо замѣтилъ господинъ съ проборомъ...

-- Наконецъ, законъ...-- ввернулъ съ улыбкой прокуроръ.

-- Законъ!-- подхватила, вся вспыхнувъ, Надя.-- Развѣ можетъ законъ, написанный неизвѣстно когда и кѣмъ, рѣшатъ нравственное право человѣка?

-- Vous êtes impayable, Nadine!-- вскрикнула Barbe,-- Всегда оригинальны. Но вы забыли -- она сама бросила дѣтей!

-- Нѣтъ, вы забыли еще другое, Надежда Николаевна,-- замѣтила бѣлокурая Ольга Михайловна,-- что она пожертвовала своими дѣтьми для... для... son amant!..

Ольгѣ Михайловнѣ почему-то показалось, что французское выраженіе смягчаетъ суть дѣла.

-- Какое же имѣетъ отношеніе къ дѣтямъ любовь матери не къ отцу ея дѣтей, а къ постороннему человѣка! Развѣ она послѣ этого перестаетъ бытъ матерью?!

-- Надя, позволь тебѣ сказать,-- снова мягко замѣтилъ Вильдъ,-- что ты, кажется, превратно понимаешь этотъ вопросъ, этотъ жизненный вопросъ, если мнѣ позволятъ такъ выразиться. Ни одинъ уважающій себя человѣкъ не дозволитъ, чтобы возлѣ его дѣтей находилась женщина, заклеймившая позоромъ его имя, понимаешь -- не дозволитъ!

-- C'ert évident!-- подхватилъ господинъ съ проборомъ.-- Это очевидно!-- перевелъ онъ, обращаясь къ своей супругѣ. Та только пожала плечами.

-- Не дозволитъ!-- повторила съ горечью Надя; глаза ея заблестѣли.-- Да съ какого права онъ не дозволитъ? Кто далъ ему право -- изъ чувства мести, оттого только, что она перестала любитъ его,-- лишать ее дѣтей, которыя принадлежатъ настолько же ей, какъ и ему?.. Неужели и здѣсь сошлются на законы!

Вильдъ слегка нахмурилъ брови и съ худо-скрытой досадой глядѣлъ на жену.

-- Меня вообще удивляетъ, Надя,-- началъ онъ сдержанно,-- что ты волнуешься такъ изъ-за вопроса, который никого здѣсь лично не касается... Разговоръ принялъ слишкомъ серьёзный оборотъ, и для продолженія его необходимо знать нѣкоторыя основныя положенія, о которыхъ, къ сожалѣнію, ты не имѣешь никакихъ понятій...

Горячій румянецъ разлился по щекамъ и шеѣ Нади; сердце ея сильно забилось, виски застучали. Она всѣми силами старалась побороть внезапный гнѣвъ, овладѣвшій ею. Неловкое минутное молчаніе воцарилось за чайнымъ столомъ.

Въ гостиной раздался въ это время шумъ, легкія вскрикиванія и смѣхъ.

-- Надъ чѣмъ это наша молодежь смѣется?-- съ насильственной улыбкой замѣтилъ Вильдъ, направляясь къ гостиной.

-- Алексѣй Васильичъ! M-r Вильдъ, ахъ, venez id! сюда, пожалуйста! -- залепетала дѣвичьи уста.-- Помогите намъ уговорить м-г Зыряно спѣть что-нибудь.

М-г Зыряно, бѣлобрысый, небольшого роста человѣчекъ, былъ вездѣ, какъ называется, душой общества. У него въ карманѣ всегда находился запасъ анекдотовъ, сантиментальныхъ и комическихъ романсовъ, загадокъ, каламбуровъ и тому жалобныхъ "talents de société", какъ выражаются французы. Онъ даже самъ написалъ два-три романса, имѣвшіе большой успѣхъ въ кругу его знакомыхъ.

-- И неужели вы можете отказываться, когда столь прекрасныя уста васъ молятъ, просять!--замѣтилъ Вильдъ, усаживаясь въ кругу дѣвицъ. Послѣ нѣкоторыхъ колебаній и препирательствъ, м-г Зыряно направился, наконецъ, къ роялю. Всѣ его окружили. Почти всѣ бесѣдовавшіе за самоваромъ тоже перешли въ гостиную.

За чайнымъ столомъ оставалась только Надя, двѣ-три дамы и Прокофій Даниловичъ. Но Надя не замедлила встать и, ссылаясь на необходимость провѣдать Васю, собиралась выдти, когда въ передней громко прозвенѣлъ колокольчикъ.

-- Кто это такъ поздно?-- проговорилъ Прокофій Даниловичъ.

Вошелъ Степанъ и подалъ Надѣ визитную карточку. Взглянувъ на нее, она вдругъ оживилась и быстро, почти бѣгомъ, направилась въ переднюю, крѣпко затворивъ за собой дверь.

-- Какая странная женщина!-- замѣтила вполголоса одна изъ дамъ, обращаясь съ кроткой улыбкой къ Прокофью Даниловичу.

Прокофій Даниловичъ не возражалъ; его заинтересовала визитная карточка.

-- Но какъ ее любитъ Алексѣй Васильевичъ,-- продолжала та же дама,-- это даже удивительно! Какой привлекательный человѣкъ!

-- Что мы тутъ сидимъ?-- произнесъ, наконецъ, Прокофій Даниловичъ.-- Послушаемъ-ка того пѣвуна.

Дамы зашуршали платьями. Онъ тоже всталъ, однако не послѣдовалъ за ними въ гостиную, а направился въ переднюю.

Тихо, осторожно пріотворилъ онъ дверь. Степанъ и нѣсколько лакеевъ полулежали на ларѣ и стульяхъ. Степанъ вскочилъ.

-- Кто это звонилъ?-- спросилъ Прокофій Даниловичъ.

-- Барыня какая-то...

-- Барыня? гдѣ-жъ она? уѣхала?

-- Никакъ нѣтъ-съ... У барыни въ спальнѣ.

Прокофій Даниловичъ вопросительно взглянулъ на Степана.

-- А, хорошо!-- процѣдилъ онъ и, затворивъ за собой дверь, снова вошелъ въ столовую.

"Барыня! что за барыня?", подумалъ онъ.

А Надя въ это время ввела свою гостью въ спальню и спѣшила зажечь свѣчу.

-- Ну, скажите, пожалуйста,-- живо проговорила она, подходя со свѣчой въ гостьѣ и освѣщая красивое лицо Климской.-- Какими судьбами вы здѣсь?

-- Какими судьбами!-- весело повторила Климская.-- Я пріѣхала вчера, а завтра уже ѣду за границу.

-- За границу? зачѣмъ?

-- Доктора посылаютъ... Я къ вамъ на минутку... У васъ гости... Мнѣ страшно хотѣлось васъ видѣть...

Надя молчала. Ея тяжело поразила худоба Климской и неестественный румянецъ на впалыхъ щекахъ.

-- Садитесь,-- проговорила она, наконецъ, подводя ее въ дивану.

-- А вашъ caro sposo что скажетъ? Вѣдь вы знаете, мы не друзья,-- замѣтила съ улыбкой Климская, усаживаясь однако на диванъ.

Надя не отвѣчала.

-- Вы прямо изъ П.?

-- Да, прямо оттуда.

-- Разскажите мнѣ, что тамъ дѣлается,-- такъ сказала она, беря Климскую за руку.

-- Нѣтъ, прежде чѣмъ разсказывать, дайте мнѣ на васъ посмотрѣть!-- проговорила Климская, впиваясь жгучими глазами въ лицо Нади.

-- Нежели это вы?-- продолжала она серьёзнымъ голосомъ.-- Тамъ, въ передней, мнѣ показалось, что вы совсѣмъ не измѣнились, а теперь...

Климская покачала головой.

-- Зачѣмъ вы не отвѣчали на мои письма?

Надя покраснѣла.

-- Я вамъ отвѣчала,-- уклончиво произнесла она.

-- Отвѣчали!-- написали только слова два послѣ второго или третьяго моего посланія, да и то только для того, чтобы просить меня болѣе не писать...

Надя встала и подошла къ сосѣдней комнатѣ.

-- Кто тамъ такое?-- спитъ кто-нибудь?-- отрывисто спросила Климская.

-- Да, Вася... Онъ нездоровъ.

-- Ахъ да, я и забыла, что вы мать семейства. Счастье для васъ!...

-- Это вѣдь счастье для всѣхъ женщинъ,-- съ улыбкой замѣтила Надя, возвращаясь въ дивану.

-- Ну, нѣтъ, я съ этимъ не согласна! Что бы я, напримѣръ, стала дѣлать съ дѣтьми? Еще, впрочемъ, мальчики туда-сюда, а дѣвочки!... Съ какой стати производить на свѣтъ Божій вѣчноноющія созданія!...

-- Разскажите же мнѣ про себя,-- перебила ее Надя.-- Отчего васъ посылаютъ за границу?

-- А вотъ для чего?-- живо возразила Климская, съ веселой улыбкой указывая на впалыя щеки.-- Да, вѣдь, это пустяки! Они думаютъ, что излечатъ... Давно ужъ я знаю, что неизлечима! Ѣду я только потому, что мнѣ хочется перемѣны. П. надоѣлъ мнѣ и, кажется, отъ скуки мнѣ стало хуже... Вотъ они и торопятъ...

Климская закашлялась и поспѣшно поднесла платокъ къ губамъ; легкая струйка крови показалась на платкѣ. У Нади защемило сердце.

-- Вы не удивились, что я написала вамъ?-- снова заговорила Климская, оправившись отъ кашля.

-- Нѣтъ,-- возразила Надя, тихо пожимая ей руку.

-- Мнѣ отъ васъ лично хотѣлось знать, какъ вамъ живется. Я доспрашивала о васъ, кого могла. Разъ даже пересилила себя и подошла къ Любовь Гавриловнѣ... Она, между прочимъ, молодѣетъ и молодѣетъ; ни одного бала не пропускаетъ въ собраніи... Итакъ, я подошла къ ней, чтобы спросить о васъ, счастливы-ли вы? "Надя!" вскрикнула она съ изумленіемъ: "да какъ же ей не быть счастливой? Мужъ на рукахъ ее носитъ!... Онъ влюбленъ, до безумія влюбленъ въ нее!"... говорила она съ удареніемъ на каждомъ словѣ... Съ намѣреніемъ -- понимаете? Она думала, что извѣстье это возбудитъ мою ревность! C'est nu mari rare, chère m-me Klimsky! прибавила она, принимая приглашеніе какого-то кавалера... Вотъ все, что я отъ нея узнала!

Легкая горькая усмѣшка промелькнула въ глазахъ Нади.

-- Не могла я утерпѣть, чтобы не заѣхать къ вамъ теперь,-- продолжала Камская.-- Мнѣ казалось, что послѣ того разговора тамъ, въ читальной комнатѣ, мы болѣе не чужія... Помните вы тотъ разговоръ?

Климская наклонилась къ Надѣ и пытливо взглянула на нее, но Надя не успѣла отвѣчать. Дверь распахнулась и въ комнату поспѣшно вошелъ Вильдъ. Одна свѣча такъ тускло освѣщала комнату, что только за два шага отъ дивана онъ узналъ Климскую. Онъ вдругъ остановился.

-- Мы все какъ-то внезапно встрѣчаемся, Алексѣй Васильевичъ,-- развязно произнесла Климская.-- Прошу извинить меня, что я явилась незванной гостьей!

-- Помилуйте, Екатерина Дмитріевна, я весьма радъ,-- съ свѣтской любезностью возразилъ Вильдъ, подходя къ ней и пожимая ей руку. Но зачѣмъ же вы не желаете удостоить насъ чести пожаловать въ тѣ комнаты? Надя, какъ же ты не догадалась, душа моя, ввести Екатерину Дмитріевну въ гостиную и не дала мнѣ знать объ ея пріѣздѣ... Ты знаешь, я всегда радъ старымъ знакомымъ.

-- Вы изумительно любезны!-- съ легкой насмѣшкой замѣтила Климская.-- Но какъ же я появлюсь между вашими гостями? Вы видите, я въ домашнемъ платьѣ.

Климская указала на черное шелковое платье, ловко обхватывающее ея стройный, но сильно похудѣвшій станъ. Вильдъ любезно улыбнулся.

-- Вашъ туалетъ, какъ всегда, безукоризненъ. Къ тому же, какъ мнѣ ни жаль нарушить вашу бесѣду, обязанность хозяина принуждаетъ меня напомнить Надѣ, что наши гости удивлены ея отсутствіемъ.

Климская встала.

-- Пойдемте, Надежда Николаевна. Какъ видите, противъ насъ заговоръ. Вашъ мужъ боится насъ оставить en tête-à-tête,-- прибавила она, съ насмѣшливой улыбкой взглядывая на Вильда.-- Онъ боится, что я васъ совращу съ пути истиннаго!...

Вильдъ нахмурилъ брови.

-- Я привыкъ къ вашимъ насмѣшкамъ, Екатерина Дмитріевна, и не позволю себѣ забыть, что вы моя гостья.

-- Ого! какой величественный тонъ!-- со смѣхомъ возразила Климская.-- Но вы ошибаетесь, я гостья Надежды Николаевны!... Однако пойдемте, пойдемте!-- живо продолжала она, беря Надю подъ руку,-- а то, чего добраго... On ma me mettre à la porte, а я на васъ еще не насмотрѣлась!

Вильдъ попытался улыбнуться, но губы его искривились въ кислую гримасу, а глаза враждебно глядѣли на все еще прелестное, несмотря на худобу, лицо Климовой.

Нѣсколько минутъ спустя они втроемъ появились среди чинно-веселаго общества, слегка озадаченнаго отсутствіемъ хозяевъ. Появленіе Климовой озадачило его еще болѣе. Всѣ почти замолкли; даже Зыряно, съ выразительными жестами разсказывавшій въ кругу дѣвицъ какое-то необычайное происшествіе, случившееся съ его пріятелемъ въ Италіи, даже и онъ вдругъ остановился на самомъ эффектномъ мѣстѣ и съ изумленіемъ смотрѣлъ на красивую, черную даму.

Климскую никто не зналъ въ этомъ обществѣ, кромѣ Александры Леонтьевны и Прокофья Даниловича. Оба они въ былое время были повѣренными любви Вильда и съ живѣйшимъ интересомъ слѣдили за всѣми перипетіями этой драмы. Прокофій Даниловичъ благодушно покровительствовалъ влюбленнымъ и отечески принималъ Екатерину Дмитріевну, гдѣ дурковатая супруга его, Эмилія Ивановна, всегда готова была служить ширмой чему угодно. Когда любовь Вильда слегка испарилась и онъ, испуганный энергіей Екатерины Дмитріевны, поспѣшилъ спрятаться за свои принципы, Прокофій Даниловичъ, давно предвидѣвшій эту развязку, полагалъ, что теперь настала его очередь. Но онъ какъ-то не въ-время приступилъ въ дѣлу и наскочилъ на такую сцену, выслушалъ такіе эпитеты, что еще долго спустя онъ вспоминалъ ихъ безъ малѣйшаго удовольствія.

Александра Леонтьевна играла въ этой обыкновенной исторіи роль ангела-хранителя. Она съ трогательной заботливостью предохраняла Вильда отъ коварства Екатерины Дмитріевны и всѣми силами старалась удержать его отъ брака, въ который, по ея мнѣнію, онъ твердо рѣшилъ вступить.

-- Какая дерзость!-- прошептала она теперь такъ громко, что сидѣвшая около нея Ольга Михайловна съ удивленіемъ взглянула на нее и затѣмъ, прищуривъ глаза, оглядѣла съ ногъ до головы Климскую. Сверкающая красота Екатерины Дмитріевны, ея простой, но изящный туалетъ, роскошные, искусно зачесанные волосы -- все это тотчасъ же бросилось въ глаза Ольгѣ Михайловнѣ, и она еще съ большимъ пренебреженіемъ оглядѣла молодую женщину.

-- Quelle est cette apparition?-- обратилась она къ Александрѣ Леонтьевнѣ.

-- Я вамъ разскажу это послѣ, chère amie.... Теперь нельзя... Она сейчасъ подойдетъ ко мнѣ.

Но Александра Леонтьевна ошиблась. Климская и не думала подходить къ ней и даже будто не замѣчала ее.

-- "Эге! вотъ кто эта барыня!" подумалъ между тѣмъ Прокофій Даниловичъ, тяжелой, развалистой походкой направляясь къ Климовой.

-- Екатерина Дмитріевна, васъ ли я вижу?-- проговорилъ онъ, нерѣшительно протягивая ей жилистую, красную руку.

-- Меня, почтеннѣйшій Прокофій Даниловичъ, меня!-- съ легкимъ смѣхомъ возразила Климская.-- Я думаю, еслибы вамъ явился призракъ, вы не были бы болѣе удивлены.

-- Отчего же-съ? Оіень пріятно васъ видѣть и, къ тому же, все такой же веселой-съ!-- проговорилъ Прокофій Даниловичъ съ добродушной улыбочкой, сквозь которую проглядывало однако нѣкоторое замѣшательство.

-- Что же подѣлываетъ Эмилія Ивановна?

-- Ничего-съ. Здравствуетъ.

-- Каждый годъ, сообразно вашимъ принципамъ, даритъ вамъ наслѣдниковъ. Я думаю, у васъ уже цѣлый полкъ?

-- Пожалуй, что за немногимъ дѣло стало,-- съ сиплымъ смѣхомъ возразилъ Прокофій Даниловичъ.

-- Ну, а Gardinenpredigten продолжаются?

-- Какія Gardinenpredigten?

-- Будто вы не знаете? Полноте притворяться. Когда, бывало, Эмилія Ивановна провинится въ чемъ-нибудь,-- обратилась со смѣхомъ Климская къ Надѣ,-- Прокофій Даниловичъ никогда тутъ же не сдѣлаетъ ей замѣчанія, а съ глазу на глазъ и начнетъ ей выговаривать, да такъ исправно, что Эмилія Ивановна потомъ плачетъ, плачетъ,-- не можетъ наплакаться.

-- Богъ знаетъ, что вы на меня клеплете, Екатерина Дмитріевна!-- смѣясь, говорилъ Прокофій Даниловичъ, но недобрый взглядъ кинули на нее его прищуренные глазки. Онъ любилъ слыть за добродушнаго семьянина, поэтому не совсѣмь-то пріятно задѣло его его громогласное раскрытіе его семейныхъ тайнъ.

-- Какая безтактность!-- прошептала Александра Леонтьевна настолько громко, чтобы находившійся въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея предметъ ея злобы могъ разслышать ея замѣчаніе. Но Климская даже не оглянулась. Вильдъ въ это время представлялъ ей съ оффиціальной вѣжливостью розовенькаго прокурора.

Дамамъ она положительно не понравилась; за то мужчины съ ея появленіемъ оживились и не спускали глазъ съ нея. Зыряно давно покинулъ кругъ дѣвицъ и сѣменилъ ножками около нея, съ нетерпѣніемъ взглядывая на Вильда въ ожиданіи, что онъ и его, наконецъ, представитъ ей.

Появленіе Степана съ мороженымъ, фруктами, конфектами оживило нѣсколько дамское общество. Надя, воспользовавшись этимъ случаемъ, взяла Климскую подъ руку и увела ее въ заставленный зеленью уголокъ гостиной, гдѣ на время онѣ остались однѣ.

Къ Вильду подошелъ старичокъ съ орденомъ на шеѣ, плѣшивый, сморщенный, какъ сморчокъ. Онъ конфиденціально взялъ подъ руку хозяина дома, называя его "mon cher" и увелъ въ кабинетъ для сообщенія какого-то весьма важнаго дѣла. Прокофій Даниловичъ не рискнулъ тотчасъ же попасть на язычокъ Климовой. Запасшись предварительно мороженымъ, онъ сѣлъ около Александры Леонтьевны, и съ улыбочкой слушалъ ея таинственныя поясненія Ольгѣ Михайловнѣ нѣкоторыхъ біографическихъ подробностей о Климовой. Ольга Михайловна была возмущена; она не понимала, какъ такую госпожу Вильды принимаютъ.

-- Что же дѣлать, chère amie?-- съ соболѣзнованіемъ говорила Александра Леонтьевна.-- Alexis такъ мягокъ, деликатенъ!.. Это все Nadine... Но я ему скажу, что это просто неприлично... Я непремѣнно ему скажу...

-- И часто у васъ собраніе звѣрей?-- говорила между тѣмъ Климская, усаживаясь около Нади.

-- Разъ въ мѣсяцъ,-- съ улыбкой возразила Надя.-- Но разскажите же мнѣ, наконецъ, про П.

Климская придвинулась къ ней и, не отвѣчая на ея просьбу, проговорила вполголоса.

-- Вы мнѣ не нравитесь, Надежда Николаевна.

Надя слегка покраснѣла.

-- Что такъ?-- спросила она съ насильственной улыбкой.

-- Вы слишкомъ серьёpно смотрите на жизнь...

-- Не будемъ философствовать... Раpскажите мнѣ лучше про себя, про вашихъ общихъ знакомыхъ...

-- Нѣтъ, будемъ говорить о васъ, пока насъ не прервали!-- настойчиво проговорила Климская.-- Знаете... вы до такой степени измѣнились, что я бы васъ не узнала... Мени тревожить выраженіе вашего лица.

Нѣжная нотка зазвучала въ серебристомъ голосѣ, а глаза ея приняли мягкое, бархатное выраженіе. Надя и не предполагала, чтобы эти жгучіе глаза могли засвѣтиться такой мягкостью. Мягкость эта сообщилась и ей. У нея вдругъ пропала охота уклоняться отъ этого разговора.

-- Отчего же оно васъ тревожитъ?-- тихо спросила она.

-- Оттого, что съ такимъ выраженіемъ люди добромъ не кончаютъ.

Надя слегка вздрогнула и вопросительно взглянула на Климскую.

-- Да, не кончаютъ,-- повторила еще тише Екатерина Дмитріевна.-- Вы знаете, исповѣди мнѣ вашей не надо; я и безъ словъ знаю, что въ эти три года произошло. Въ васъ вѣра исчезла, ваши мечты разбились... Я предвидѣла это, и думала, что тогда остановлю васъ... Какъ будто можетъ чужой опытъ остановить кого бы то ни было отъ ошибокъ!

Чарующимъ образомъ дѣйствовалъ ея бархатный, вкрадчивый голосъ на Надю. Ей казалось, что одинъ за другимъ спадаютъ тѣ желѣзные обручи, что до боли сжимали ей сердце и не давали ему вольно биться въ продолженіи трехъ лѣтъ; ей казалось, что эти бархатные, милые глаза проникаютъ въ самую глубь ея наболѣвшей души и съ жгучею болью видятъ, понимаютъ все, что въ ней накипѣло. Дыханіе ея сперлось; кинуться къ ней на шею хотѣлось ей и выплакать въ горючихъ слезахъ все то тяжелое, отъ чужихъ глазъ укрываемое, что годами на сердцѣ накопилось. Но вокругъ нихъ сидѣли чужіе люди, раздавался говоръ, сдержанный смѣхъ, и обѣ онѣ оставались неподвижно на своихъ мѣстахъ, смутно сознавая, что между ними исчезли тѣ свѣтскія преграды, которыя стоятъ между малознакомыми людьми.

Надя подняла голову и встрѣтилась глазами съ Климской; обѣ онѣ улыбнулись.

-- Вы говорите, я слишкомъ cерьёзно смотрю на жизнь,-- проговорила Надя съ легкою усмѣшкой.-- А вы? къ чему ведетъ ваше отношеніе къ жизни? къ этому?

Она указала на впалыя, худыя щеки Климовой.

-- Ахъ, это другое дѣло!-- живо заговорила Екатерина Дмитріевна, встряхивая головой.-- Что я? мои дни сочтены!.. Я живу, не жалѣя себя, изо дня въ день, такъ чтобы день прошелъ скорѣе, да веселѣе! Собой мнѣ дорожить нечего! Но вы-то, вы-то зачѣмъ себя губите?

-- Чѣмъ же я себя гублю?

-- Тѣмъ, что пассивно отдаетесь обстоятельствамъ... Вамъ скверно... Отчего же вы тянете канитель?

-- У меня сынъ,-- тихо произнесла Надя.

-- Сынъ!-- злобно повторила Климская, и глаза ея сверкнули.-- Отчего же вы не возьмете его и не уйдете отсюда?

-- Онъ принадлежитъ не мнѣ одной..

-- Не вамъ? А кто его больше любитъ? Вы, или онъ?

-- Я не имѣю права... Онъ также и его сынъ,-- съ усиліемъ произнесла Надя.

-- А онъ имѣетъ право васъ мучить? Скажите, на что вы похожи? Какой вы можете быть матерью послѣ этого?

Горячій румянецъ прихлынулъ въ щекамъ Нади и снова исчезъ. Съ мольбой взглянула она на Климскую.

-- Ахъ, оставимъ это! къ чему? Вѣдь здѣсь нельзя говорить! Кто знаетъ? Можетъ, я сама во многомъ виновата!.. Я не съумѣла справиться... Вѣдь другія же женщины живутъ и довольны, а онѣ, можетъ, тоже ожидали встрѣтить въ бракѣ не то, что встрѣтили...

Климская собиралась возражать, но Надя быстро остановила ее.

-- Нѣтъ, нѣтъ! Не надо! не здѣсь! ради Бога!

-- Когда же?-- Нетерпѣливо замѣтила Климская.-- Вѣдь другого такого случая не будетъ! Вы знаете, что я всѣмъ существомъ готова помогать вамъ... Я не уѣду... Скажите только... Рѣшитесь... Не тяните только канитель!.. Это ни къ чему не поведетъ! поймите вы это!

-- Надя, ты и не предложила Екатеринѣ Дмитріевнѣ мороженаго,-- произнесъ въ это время Вильдъ, подходя къ нимъ и подозрительно всматриваясь въ обѣихъ.

-- Благодарю васъ, я не хочу,-- возразила Климская, мелькомъ взглядывая на него и снова обращаясь въ Надѣ.

Вильду показалось, что въ этомъ косвенномъ взглядѣ было какое-то пренебреженіе. Лицо его передернулось, онъ взялъ стулъ и съ вызывающимъ видомъ сѣлъ около Нади.

-- Не скажете-ли вы мнѣ, Екатерина Дмитріевна, что дѣлаетъ Лысухинъ?-- произнесъ онъ сдержаннымъ голосомъ, но въ которомъ звучало оскорбленное самолюбіе.

-- Да то же, что и прежде. Состоитъ при Любовь Гавриловнѣ, играетъ въ карты и продолжаетъ искать богатыхъ невѣсть. Но ему неудача! Вотъ вы отбили у него Надежду Николаевну...

-- А что Ревковъ?-- поспѣшила спросить Нади, видя, что насмѣшливое раздраженіе увеличиваетъ раздраженіе Вальда.

-- Вы развѣ не слыхали, что онъ потерпѣлъ фіаско въ Москвѣ? Да, да,-- полное фіаско!-- несмотря на гарантіи знаменитаго Стефани. Съ горя бѣдный юноша закутилъ, тутъ подвернулась ему какая-то госпожа... Менѣе чѣмъ въ годъ облупила она его, какъ липку, и скитается онъ теперь по Руси съ какой-то кочующей труппой.

-- Бѣдный Ревковъ!-- грустно произнесла Надя.

-- Позвольте вамъ представить, Екатерина Дмитріевна,-- проговорилъ Прокофій Даниловичъ,-- молодого композитора, подающаго большія надежды, m-r Зыряно.

M-r Зыряно съ скромной улыбкой шаркнулъ ножкой, быстро наклонилъ и также быстро поднялъ голову, будто сзади его кто дернулъ за пружину и, захлебываясь, заговорилъ, что онъ весьма радъ, давно жаждалъ имѣть честь...

Разговоръ сдѣлался общимъ. Прокофій Даниловичъ, Зыряно, розовенькій прокуроръ болѣе не отходили отъ Климовой. Дамы сторонились. Вильдъ ни на іоту не отступалъ отъ законовъ вѣжливости относительно своей непрошенной гостьи, но, видя, что ее окружили и не даютъ говорить съ Надей, избѣгалъ подходить къ ней, и, какъ въ началѣ вечера, переходилъ отъ одной группы въ другой. Но вечеръ не клеился. Хозяева, видимо, были не въ своей тарелкѣ, а появленіе Климовой внесло чужой элементъ въ это чинное общество. Дѣвицы, оставшись безъ кавалеровъ, скучали; дамъ шокировала развязность и красота Климской. Къ тому же, біографическіе очерки Александры Леонтьевны успѣли облетѣть гостиную и усилить чопорность всего общества. Многія дамы стали довольно явно посматривать на часы и торопить въ отъѣзду заигравшихся въ карты мужей.

Одно обстоятельство еще болѣе ускорило отъѣздъ скучающихъ гостей. Въ то время, какъ въ столовой уже шли приготовленія въ ужину, въ гостиную вошла Даша и, поспѣшно подойдя къ Надѣ, шепнула ей что-то на ухо. Надя перемѣнилась въ лицѣ, встала и немедленно вышла. Вильдъ послѣдовалъ за ней. Черезъ минуту онъ вернулся съ извѣстіемъ, что ребенку его хуже; жена проситъ гостей извинитъ ее: она не можетъ отойти отъ Васи. Извѣстіе это обдало холодомъ и безъ того уже охладѣвшее общество. Всѣ заторопились ѣхать. Вильдъ не удерживалъ и съ грустнымъ, озабоченнымъ лицомъ выслушивалъ всѣ соболѣзнованія.

Климская, при первыхъ словахъ Вильда, поспѣшно направилась въ дѣтскую. Надя стояла надъ кроваткой и съ невыразимой тоской смотрѣла на ребенка. Вася горѣлъ въ жару, метался, тихо стоналъ. Климская неслышно подошла въ Надѣ и обняла ее. Надя не двигалась; она не спускала глазъ съ мальчика.

-- Что у него такое?-- прошептала Климская.

-- Не знаю... Въ городѣ, говорятъ, скарлатина,-- глухимъ голосомъ произнесла она.

-- Я не могу помочь вамъ?

Надя отрицательно покачала головой.

-- За нимъ уходъ будетъ... Это обыкновенная дѣтская болѣзнь... Многіе же переживаютъ ее...

Голосъ ея дрогнулъ. Она быстро нагнулась надъ мальчикомъ и прижалась губами въ его горячей головкѣ. Климская задумчиво стояла около нея. Многое надо было сказать ей, но теперь все было бы некстати. Для Нади никто и ничто не существовало въ этотъ моментъ. А завтра надо ѣхать!.. Надя останется одна... Не остаться ли? Но Вильдъ не дозволитъ быть съ ней...

Климская взглянула на Надю. Она, повидимому, забыла объ ея присутствіи и, склонившись надъ ребенкомъ, съ тревогой прислушивалась въ его прерывистому дыханію.

-----

-- Вы думаете, что опасности нѣтъ?-- спрашивалъ Вильдъ, наливая дрожащей рукой вина доктору.

-- Ничего еще не могу сказать, Алексѣй Васильевичъ,-- возразилъ чуть-чуть съ нѣмецкимъ акцентомъ докторъ, плотный мужчина лѣтъ сорока-пяти, слегка плѣшивый, съ изумительно бѣлымъ, пухлымъ, будто прозрачнымъ лицомъ.-- Завтра, не позже, болѣзнь выяснится.

-- Не могу понять, гдѣ онъ простудился?-- съ озабоченнымъ видомъ говорилъ Вильдъ.-- Его такъ кутаютъ...

-- Да, это не слѣдуетъ,-- возразилъ докторъ, съ разстановкой отпивая вино.-- Но вы, почтеннѣйшій Алексѣй Васильевичъ, не волнуйтесь. Дастъ Богъ, все кончится благополучно.

-- Ну, вотъ, и я ему говорю, что не слѣдуетъ волноваться,-- замѣтилъ Прокофій Даниловичъ, на минуту отрываясь отъ заливного изъ дичи и наливая себѣ вина.

-- Не слѣдуетъ, не слѣдуетъ,-- повторилъ докторъ, опоражнивая стаканъ и вставая.-- Дайте ему микстуры,-- обратился онъ съ дѣловымъ видомъ къ Вильду,-- черезъ часъ по чайной ложкѣ... Впрочемъ, супруга ваша уже знаетъ... Завтра утромъ заѣду... Прощайте-съ!..

Вильдъ и Прокофій Даниловичъ остались одни. Глубокое молчаніе воцарилось въ столовой. Вильдъ, подперевъ рукой голову, сумрачно глядѣлъ себѣ въ тарелку. Прокофій Даниловичъ не любилъ говорить за ѣдой. Онъ, молча, съ видимымъ удовольствіемъ, уписывалъ лакомые кусочки и обильно запивалъ все проглатываемое виномъ. Основательно отвѣдавъ отъ всѣхъ яствъ, приготовленныхъ для многочисленнаго общества, онъ съ легкимъ вздохомъ удовлетворенія отодвинулъ, наконецъ, отъ себя тарелку, обтеръ губы салфеткой и, наливъ себѣ еще портвейна, закурилъ сигару.

-- Напрасно, братецъ, ты ничего не ѣшь,-- началъ онъ, прищелкивая губами, чтобъ высвободить крошки, попавшія между зубами.-- Ужинъ сдѣланъ на славу! Вѣрно, не дома?

-- Конечно, нѣтъ. Въ англійскомъ клубѣ заказанъ.

-- Манификъ!-- продолжалъ Прокофій Даниловичъ, густыми струями выпуская дымъ.-- Ну-съ, теперь я готовъ слушать.

-- Что слушать?-- нетерпѣливо спросилъ Вильдъ, поднимая голову.

-- Да, вотъ, ты давеча хотѣлъ говорить со мной...

-- Ахъ, да!-- произнесъ Вильдъ, вставая и принимаясь шагать.

-- Не лучше ли намъ вотъ у огонька посидѣть?-- и спокойно, и пріятно... Прикажи Степану угольевъ принести и отпусти его. Что ему въ передней торчать, да носомъ клевать! Ты и самъ можешь за мной дверь запереть.

Прокофій Даниловичъ, захвативъ бутылку портвейна и стаканъ, направился въ камину. Вильдъ, между тѣмъ, отрывисто отдавъ приказаніе Степану, продолжалъ шагать. Снова ярко запылали уголья, алымъ заревомъ освѣщая благодушествующаго Прокофія Даниловича. Степанъ, погасивъ лишнія свѣчи, на цыпочкахъ вышелъ изъ передней, осторожно притворивъ за собой дверь.

Вильдъ подкатилъ другое кресло къ камину и съ видомъ изнеможенія бросился въ него. Прокофій Даниловичъ, слегка повернувъ къ нему часть своего тѣла, оставался въ выжидательномъ положеніи.

-- Ты знаешь меня,-- началъ Вильдъ, нервно проводя рукой по лбу,-- ты знаешь, до чего я мягкій человѣкъ... Ты знаешь, что во мнѣ почти женская потребность ласки и любви, и много надо, чтобы довести меня до ожесточенія, до жесткости...

-- Такъ, такъ,-- согласился Прокофій Даниловичъ, одобрительно потрясая головой.

-- Много, много надо,-- продолжалъ Вильдъ прерывистымъ голосомъ,-- чтобы довести меня до ожесточенія! И вотъ, три года меня систематически доводятъ до этого... Съ самаго перваго дня свадьбы сдѣлалась она моимъ врагомъ... Я тебѣ тогда не говорилъ... Самъ знаешь, между мужемъ и женой не всегда возможно вводить третье лицо.

Глазки Прокофья Даниловича еще крѣпче зажмурились. Онъ окончательно повернулся въ сторону Вильда и снова, въ знакъ участія, потрясъ головой.

-- Да, съ самаго перваго дня свадьбы сдѣлалась она моимъ врагомъ,-- раздражительно повторилъ Вильдъ.-- Ея голову напичкали чортъ знаетъ какою нелѣпостью относительно брака... Ну, да нечего на этомъ останавливаться. Дѣло въ томъ, что сперва все это меня тѣшило... нѣтъ, не тѣшило! Скажу болѣе: эта дѣвическая чистота приводила меня въ такое умиленіе, что я былъ способенъ на все для нея, ради нея! Она изъ меня могла дѣлать все, что угодно, а я на колѣняхъ стоялъ бы и молился на нее...

-- Неисправимый идеалистъ!-- прошепталъ Прокофій Даниловичъ.

-- Неисправимый, разумѣется,-- съ горькой усмѣшкой возразилъ Вильдъ.-- Тебѣ хорошо говоритъ! Ты, съ твоимъ матеріалистическимъ взглядомъ на женщинъ, никогда не сталкивался съ разочарованіемъ.

-- Съ своими матеріалистическими взглядами я устроилъ свою жизнь спокойнѣе и проще, чѣмъ ты съ своими идеальными требованіями и стремленіями. Впрочемъ, объ этомъ послѣ. Дальше, дальше... я слушаю.

Прокофій Даниловичъ еще покойнѣе растянулся на креслѣ, приготовляясь слушать еще внимательнѣе.

-- Ты понимаешь, что, относясь къ ней, какъ я въ ней относился, я едва могъ дождаться нашей свадьбы... И съ какимъ трепетомъ ожидалъ я этого дня, съ какимъ благоговѣйнымъ трепетомъ!.. Какою нѣжностію, любовью я давалъ себѣ слово окружить ее...

Лицо Вильда приняло мягкое выраженіе, глаза сдѣлались влажными, голосъ зазвенѣлъ. Прокофій Даниловичъ съ участіемъ придвинулъ кресло ближе въ пріятелю.

-- Но съ перваго же дня я встрѣтилъ въ ней такую ненависть, такое ожесточеніе, какого не могъ предположить въ этой мечтательной дѣвушкѣ. Видишь ли, она почувствовала себя оскорбленной,-- оскорбленной моей глубокой, неудержимой страстью!..

Вильдъ злобно разсмѣялся; Прокофій Даниловичъ отвѣчалъ ему легкой усмѣшкой.

-- Неужели,-- началъ-было онъ,-- Любовь Гавриловна съ намѣреніемъ воспитывала свою дочку въ такомъ...

-- Нѣтъ, куда!-- перебилъ его Вильдъ.-- Ее воспитывала старая, полоумная тетка... Она-то и напичкала ей голову разными бреднями.

Вильдъ раздражительно вскочилъ и зашагалъ по ковру.

-- Вотъ, изъ-за этой тётки,-- проговорилъ онъ, останавливаясь передъ Прокофьемъ Даниловичемъ,-- тоже выходили у насъ сцены. Надя настаивала, чтобы она жила съ нами... Но -- слуга покорный! Я не желаю, чтобы третье лицо становилось между нами.

Прокофій Даниловичъ не возражалъ. Нагнувшись надъ каминомъ, онъ тщательно разгребалъ уголья.

-- Да, такъ что-жъ я хотѣлъ сказать?-- началъ Вильдъ, снова бросаясь на кресло и проводя рукой по волосамъ.-- Да! я сказалъ, что съ самаго дня нашей свадьбы она почувствовала ко мнѣ ненависть, и съ тѣхъ поръ ненависть эта только росла и росла. Всѣ мои просьбы, увѣщанія, требованія ни къ чему не вели! Послѣ рожденія Васи она, будто, немного смягчилась, смирилась, но это только наружно. Внутри я чувствовалъ постоянный отпоръ, постоянный нѣмой упрекъ!... Терпѣніе мое, наконецъ, лопнуло! Это вѣчныя сцены, дутье, слезы -- невыносимы мнѣ... Она предлагаетъ разойтись -- а? какъ тебѣ это нравится! Разойтись! Для того, чтобы на меня пальцами показывали, смѣялись надо мной, жалѣли...

Вильдъ на минуту остановился; лицо его поблѣднѣло, губы дрожали.

-- А нѣтъ-ли тутъ -- началъ съ разстановкой Прокофій Даниловичъ,-- какъ тебѣ сказать?-- чего-нибудь сердечнаго, такъ, на сторонѣ?

-- То-есть не влюблена-ли она въ кого-нибудь?

Прокофій Даниловичъ утвердительно кивнулъ головой.

-- Нѣтъ! я допытывался... Она терпѣть не можетъ,-- конечно на зло мнѣ,-- почти всѣхъ, кто бываетъ у насъ!

-- Знаю, по опыту знаю!-- насмѣшливо замѣтахъ Прокофій Даниловичъ.-- Не по нраву пришлись...

-- Ну да... Своихъ знакомыхъ она не имѣетъ. Я бы не допустилъ... Нѣтъ, это не то... Модная дребедень, видишь-ли, засѣла ей въ голову! Хочется ей завести французскій ménage. Monsieur -- на одной половинѣ, madame -- на другой... Она грозитъ, что ни передъ чѣмъ не остановится, и я знаю -- она теперь способна на все...

Вильдъ снова вскочилъ и въ волненіи ватагахъ по комнатѣ. Прокофій Даниловичъ тоже покинулъ кресло и сталъ спиной въ камину, раздвинувъ обѣими руками полы сюртука.

-- Да. Какъ-бы ты поступилъ на моемъ мѣстѣ?-- проговорилъ Вильдъ, останавливаясь передъ пріятелемъ.

-- На твоемъ мѣстѣ? гмъ! Я даже и представить себя не могу на твоемъ мѣстѣ!

Странное выраженіе промелькнуло въ крошечныхъ глазкахъ Прокофія Даниловича. Онъ, будто, удерживался отъ смѣха. Вильдъ продолжалъ стоять передъ нимъ, сумрачно глядя себѣ подъ ноги.

-- Ну, какъ же мнѣ послѣ этого не бранить тебя за идеализмъ! Ну, виданное-ли дѣло, чтобы до формальнаго развода, жена...

Прокофій Даниловичъ вдругъ разразился хохотомъ. Вильдъ нетерпѣливо топнулъ ногой.

-- Перестань!-- раздражительно крикнулъ онъ, тряся пріятеля за руку.-- Я у тебя совѣта спрашиваю, а ты хохочешь! Самъ знаю, мое положеніе глупое! и не хочу я,-- слышишь, не хочу -- оставаться въ дуракахъ!

-- Да кто-жъ тебѣ велитъ!-- продолжалъ Прокофій Даниловичъ, съ трудомъ пересиливая смѣхъ и закашливаясь.

-- Что-жъ ты хочешь?-- чтобы я силу употребилъ!

-- Н-н-нѣтъ! Это, пожалуй, неудобно! Распустилъ бразды, поздно прибѣгать теперь въ силѣ!... Надежда Николаевна далеко не овечка!... Есть другія средства!...

-- Какія?

-- Мало-ли ихъ! Будто самъ не знаешь? Вотъ, къ примѣру: слабая струнка Надежды Николаевны -- Вася. Ну, и пригрози, что удалишь его отъ нея.

Вильдъ не отвѣчалъ. Онъ пристально смотрѣлъ на своего собесѣдника и, казалось, взвѣшивалъ все значеніе этого совѣта.

-- Если болѣзнь Васи не опасна, не затянется, то теперь, можетъ, самая удобная минута,-- проговорилъ онъ задумчиво.

-- Разумѣется!... Эхъ, братъ!-- продолжалъ Прокофій Даниловичъ, хлопая его по плечу.-- Вѣдь, кажется, у тебя царь къ головѣ, какъ же ты съ женщинами справиться не можешь?

Онъ снова сипло засмѣялся. Вильдъ не отвѣчалъ. Онъ сѣлъ въ кресло и задумчиво глядѣлъ въ каминъ.

-- Да вотъ еще!-- продолжалъ Прокофій Даниловичъ, наливая себѣ вина.-- Ты не очень-то допускай Екатерину Дмитріевну до жены... Мнѣ сдается, что она настраиваетъ ее противъ тебя. Не даромъ онѣ тамъ, въ гостиной, такъ долго шептались.

-- Принесла же ее нелегкая!-- проворчалъ Вильдъ, стискивая зубы.-- Чего ей отъ меня нужно?

Прокофій Даниловичъ не тотчасъ же отвѣтилъ. Онъ медленно, съ чувствомъ, отпивалъ вино, какъ-бы желая продолжить удовольствіе -- бутылка была уже порожняя.-- Дойдя до дна стакана, онъ разомъ опрокинулъ остатокъ вина въ ротъ, чмокнулъ, поставилъ стаканъ на каминъ и тогда уже обратился въ Вильду.

-- Очень ужъ она тебя не любитъ! Ну, да вѣдь и есть на то причины! Самъ знаешь. Такъ лучше подальше. Отъ нея вѣдь можно всякую штуку ожидать... Демонъ это, а не женщина!... А какъ еще чертовски хороша она?...

Прокофій Даниловичъ подмигнулъ глазомъ.

-- Чортъ съ ней!-- крикнулъ Вильдъ, съ сердцемъ передергивая плечами.

Прокофій Даниловичъ усмѣхнулся, но не возражалъ. Нѣкоторое время длилось молчаніе.

-- Да,-- проговорилъ наконецъ Вильдъ, встряхивая головой,-- это лучшій способъ. Раньше было неудобно. Вася былъ слишкомъ малъ, но теперь...

-- Разумѣется, теперь самое время,-- согласился Прокофій Даниловичъ.

Пріятели потолковали еще нѣкоторое время, какъ приступить въ дѣйствію, и часы давно пробили два, когда Прокофій Даниловичъ, потянувшись и зѣвнувъ, объявилъ наконецъ, что ему пора домой.