Балъ въ собраніи былъ въ полномъ разгарѣ, когда семейство Берновичъ вошло въ ярко освѣщенную залу.
Любовь Гавриловна любила пріѣзжать новые другихъ, зная напередъ, что все общество съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ ожидаетъ ея пріѣзда. Толпа молодежи немедленно окружила обѣихъ дамъ и на расхватъ приглашала и мать и дочь на разные танцы. Николай Петровичъ, кивая головой направо и налѣво и подавая кому два пальца, кому три, кому всю руку, смотря по чину и званію, немедленно направился въ уг о льную, гдѣ за ломбернымъ столомъ солидные члены общества пріятно проводили время вплоть до ужина.
Оркестръ гремѣлъ. Кавалеры отличались неутомимостью и не давали вздохнутъ дамамъ. Одинъ танецъ смѣнялся другимъ; за вальсомъ слѣдовала полька; едва кончалась полька, начиналась ритурнель кадрили. Топанье ногъ, бряцанье шпоръ, шелестъ дамскихъ платьевъ, музыка, говоръ и смѣхъ -- все это сливалось въ смутный, непрерывный гулъ.:
Прислонившись спиной къ одной изъ колоннъ, стоялъ Вильдъ и съ тревожнымъ вниманіемъ озирался вокругъ. Онъ искалъ Климскую. По счастливому стеченію обстоятельствъ, ему еще не приходилось встрѣчаться съ ней. Она уѣзжала на время изъ П., затѣмъ легкая простуда не позволяла ей выѣзжать. Только наканунѣ до него дошелъ слухъ, что она поправилась и, разумѣется, появится на балу въ собраніи.
-- Ея еще нѣтъ!-- насмѣшливо прошепталъ Лысухинъ, проходя мимо него подъ руку съ какой-то дамой.
Вильдъ равнодушно пожалъ плечами и, не отвѣчая на замѣчаніе Лысухина, снова окинулъ взглядомъ всю валу. На этотъ разъ взглядъ его; пристально остановился на Надѣ. Противъ обыкновенія, она, видимо, веселилась. Блѣдныя щеки разгорѣлись, глаза оживились, и все лицо ея приняло дѣтски-безпечное выраженіе. Съ веселой улыбкой слушала она Ревкова и Вавилову, которые, перебивая другъ друга, живо что-то разсказывали ей. Оживленіе Нади, казалось, раздражало Вильда; съ явнымъ неудовольствіемъ слѣдилъ онъ за каждымъ ея движеніемъ, досадуя, что, несмотря на пристальный взглядъ его, она не оборачивается въ его сторону. Вдругъ онъ весь вздрогнулъ и быстро обернулся. Мимо него пронеслась гибкая, женская фигура. Свѣтло-палевое, атласное платье съ легкимъ свистомъ коснулось его руки; жгучіе глаза на минуту пристально остановились на немъ, и внезапно веселый, неотразимый смѣхъ озарилъ блѣдно-матовое лицо.
-- Скорѣй, Дубковъ, скорѣй!-- прозвучалъ звонкій голосъ.-- Мы еле подвигаемся!
Вильдъ, какъ вкопанный, оставался на мѣстѣ, слѣдя за мельканіемъ палеваго платья. Два раза, три раза пронеслась молодая женщина мимо него; онъ не двигался и продолжалъ слѣдить за ней. Толпа вальсирующихъ на минуту скрыла ее отъ него, но вотъ она снова появилась. Она не вальсировала и, съ трудомъ лавируя между танцующими, вмѣстѣ съ кавалеромъ своимъ направлялась къ колоннѣ, у которой онъ стоялъ. Вильдъ сдѣлалъ-было быстрое движеніе, чтобы стушеваться за колонной, но, озираясь съ тревогой вокругъ, онъ встрѣтилъ серьёзный, внимательный взглядъ Нади. Она стояла въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него съ своимъ кавалеромъ, и ему показалось, что она замѣтила его намѣреніе стушеваться. Онъ остался на мѣстѣ.
-- Принесите мнѣ мороженаго!-- повелительно говорила между тѣмъ дама ѣъ палевомъ платьѣ, въ изнеможеніи падая на стулъ, стоявшій близъ колонны.
Дубковъ со всѣхъ ногъ бросился въ буфетъ. Вильдъ слегка отодвинулся отъ колонны. При первомъ движеніи его, дама повернула къ нему красивую головку и насмѣшливый взглядъ остаются на поблѣднѣвшемъ, смущенномъ лицѣ его.
-- Неожиданная встрѣча, m-r Вильдъ, не правда ли?-- проговорила она звонкимъ, серебристымъ голосомъ.
-- Для меня не неожиданная, Екатерина Дмитріевна... Я зналъ, что встрѣчу васъ здѣсь...-- съ трудомъ пересиливая волненіе возразилъ Вильдъ.
-- Въ такомъ случаѣ, я поправлю нѣсколько свое выраженіе... Непріятная встрѣча, m-r Вильдъ, не такъ ли?
Вильдъ молчалъ. Онъ все еще не могъ справиться съ своимъ вмѣшательствомъ. Климская все съ той же насмѣшкой смотрѣла на него; его смущеніе, казалось, забавляло ее.
-- Я слышалъ, что вы замужемъ, Екатерина Дмитріевна,-- началъ наконецъ Вильдъ.-- Позвольте васъ поздравить.
-- Очень вамъ благодарна. А я слышала, что вы пріѣхали сюда съ намѣреніемъ жениться. Мнѣ сказали даже, что вы намѣтили рыбку, которую намѣрены поймать на удочку вашего прекраснодушія.
Вильдъ невольно оглянулся. Надя только-что приняла приглашеніе одного рьянаго танцора и встала въ ряды вальсирующихъ.
-- Я не предполагалъ, что царица баловъ, прелестная, блестящая Екатерина Дмитріевна, снисходитъ до сплетенъ кумушекъ!-- отвѣчалъ онъ уже развязно.-- Провинціальный воздухъ, видно, заразителенъ! Впрочемъ,-- продолжалъ онъ съ легкимъ, насмѣшливымъ поклономъ,-- я счастливъ, что хоть сплетни напоминаютъ вамъ о моемъ существованіи!
Климская смотрѣла на него, слегка прищуривъ большіе черные глаза. Легкая, презрительная усмѣшка скользнула по красивымъ, нѣсколько блѣднымъ устамъ. Усмѣшка эта покоробила Вильда. Нахмуривъ брови, онъ съ вызывающимъ видомъ встрѣтилъ холодный взглядъ ея красивыхъ глазъ.
"Какъ она похорошѣла!" подумалъ онъ, мгновенно оглядывая ее съ ногъ до головы. Злобное выраженіе исчезло. Не спуская глазъ съ прекраснаго блѣдно-матоваго лица, онъ наклонился къ ней и тихо прошепталъ:
-- Да, я радъ, что сплетни напомнили вамъ о моемъ существованіи, хотя, знаю, напоминаніе это не можетъ быть лестно для меня, но, можетъ быть, вы помните, еще?.. Я полонъ противорѣчій и предпочитаю, чтобы тѣ, которыми я разъ дорожилъ, лучше лихомъ вспоминали обо мнѣ, чѣмъ навсегда даже имя мое предали забвенію...
-- Относительно забвенія,-- замѣтила все также насмѣшливо Климская,-- я могу васъ успокоить... Есть вещи, которыя никогда не забываются...
-- Совершенно справедливо!-- перебилъ ее Вильдъ.-- Есть люди, событія, чувства, которые никогда не забываются. Ни время, ни другія привязанности не сглаживаютъ прошлое. И вотъ, теперь, когда вы во всей вашей дивной красотѣ снова явились мнѣ, я опять вспоминаю пережитыя терзанія, тѣ упреки, что я, какъ безумный, не съумѣлъ оцѣнить то цѣнное созданіе, которое съ такимъ довѣріемъ подошло ко мнѣ.
Вильдъ говорилъ тихо, страстнымъ, прерывистымъ голосомъ. Красота Климской, видимо, начинала кружить ему голову. Климская перемѣнилась въ лицѣ; легкая складка легла между бровями, тонкія ноздри вздрогнули.
-- Я полагала,-- начала она дрожащимъ голосомъ,-- что вы, какъ умный человѣкъ, не станете повторять тѣ фразы, которыя такъ красиво звучали лѣтъ шесть тому назадъ! Для опытнаго актера положительно промахъ повторять старую, избитую роль передъ той, которой не безъизвѣстны всѣ закулисныя замашки. Я не думала, что вы будете настолько наивны, чтобы принять со мной прежній тонъ. Актерство, видно, сдѣлалось второй натурой.
-- Это жестоко!-- произнесъ Вильдъ глухимъ голосомъ.-- Но я заслужилъ такое отношеніе. Я знаю, факты говорятъ противъ меня... Скажу болѣе, я знаю, что былъ виноватъ передъ вами, но, повѣрьте, Екатерина Дмитріевна, я дорого искупилъ свою вину. Съ самаго того дня, когда... Нѣтъ! я и теперь не могу вспомнить того дня!... И теперь меня дрожь пробираетъ, когда я вспоминаю тотъ вашъ взглядъ!... Съ самаго того дня образъ вашъ преслѣдовалъ меня... Воспоминаніе о васъ отравляло всѣ свѣтлыя минуты моей жизни... Когда я узналъ, что вы счастливы, я порадовался, искренно порадовался...
Звонкій, серебристый смѣхъ Климской прервалъ его. Вільдь остановился; сѣрые глаза приняли холодно-жесткое выраженіе. Съ сдержанной элобой окинулъ онъ взглядомъ гибкую, красивую фигуру.
-- Извините, m-r Вильдъ!-- проговорила, наконецъ, Екатерина Дмитріевна,-- съ моей стороны очень невѣжливо прерывать такимъ образомъ ваше краснорѣчіе... Вы порадовались моему счастью? какъ вы добры!... Скажите, пожалуйста, кого вы здѣсь морочите, меня или себя самого?
Вильда снова передернуло.
-- Вы весьма невеликодушны, Екатерина Дмитріевна,-- замѣтилъ онъ сдержанно.-- Сознаніе моей вины налагаетъ на меня узду, и вы знаете, что я снесу все, что вамъ будетъ угодно сказать мнѣ.
-- Какое удивительное прекраснодушіе!-- съ легкимъ смѣхомъ возразила Климская.-- Вы положительно сдѣлали успѣхи на этомъ поприщѣ!
-- Я съ горькимъ чувствомъ замѣчаю, Екатерина Дмитріевна, что вы сдѣлали успѣхи на другомъ поприщѣ. Прежде я не замѣчалъ въ вашей гармонической натурѣ злой ироніи... Но...
-- Что "но"?
-- Но меня эта перемѣна не удивляетъ... Жизнь часто ломала самыя лучшія натуры...
Климская нетерпѣливо передернула плечами.
-- Пощадите, m-r Вильдъ. Я понимаю: когда фраза вошла въ привычку, трудно отъ нея отдѣлаться; но, повторяю еще разъ,-- кого вы здѣсь морочите?
-- Екатерина Дмитріевна!-- уже съ нескрываемымъ раздраженіемъ возразилъ Вильдъ.-- Всему есть мѣра! Я позволю вамъ замѣтить, что не я искалъ встрѣчи съ вами.
Климская снова съ насмѣшливой усмѣшкой взглянула на него.
-- Странный отвѣтъ на мой вопросъ,-- спокойно возразила она.-- Вы хотите, вѣроятно, этимъ сказать, что встрѣчи этой искала я?
Вильдъ молчалъ; онъ нервно стучалъ носкомъ сапога по полу.
-- Я хочу этимъ сказать,-- произнесъ онъ, наконецъ, пересиливая раздраженіе,-- что я не дерзнулъ бы первый искать встрѣчи съ вами, и потому...
-- Если бы!-- спокойно перебила его Климская.-- Но ваше ненасытное самолюбіе напрасно ищетъ новую пищу для себя. Я этой встрѣчи тоже не искала.
Нахальная, недовѣрчивая усмѣшка скользнула на губахъ Вильда. Климская, наклонивъ голову слегка на бокъ, равнодушно смотрѣла на него.
-- Да, я этой встрѣчи не искала, но и не избѣгала. Откровенно признаюсь, мнѣ отчасти хотѣлось знать, какую перемѣну время произвело въ васъ, и я съ удовольствіемъ вижу, что перемѣны нѣтъ никакой: то же прекраснодушіе, то же самолюбіе, только съ примѣсью еще большаго нахальства. Поздравляю заранѣе, m-r Вильдъ! Вы можете быть вполнѣ увѣрены, что бѣдная рыбка попадетъ на вашу удочку!
Оркестръ въ это время замолкъ. Запыхавшіяся, раскраснѣвшіяся дамы попарно расхаживали по залѣ, усердно обмахиваясь вѣерами. Ряды зрителей рѣдѣли; толпа направлялась въ буфетную.
-- Алексѣй Васильевичъ,-- раздался бархатный голосъ Любови Гавриловны,-- наконецъ-то я васъ нашла! Я не могла понять, гдѣ вы, и... Ахъ, pardon!-- обратилась она съ любезной улыбкой въ Климской, подавая ей руку.-- Я не знала, что Алексѣй Васильевичъ въ такомъ пріятномъ обществѣ, и теперь не удивляюсь, что онъ забылъ насъ!...
Любовь Гавриловна давно замѣтила, гдѣ стоялъ Вильдъ. Она видѣла, какъ Климская сѣла около него, видѣла, что Вильдъ наклоняется къ ней, съ жаромъ говоритъ ей что-то, и рѣшила прервать этотъ опасный, по ея мнѣнію, tête-à-tête. Небрежно опираясь на руку кругленькаго артиллерійскаго офицера, она воспользовалась минутой отдыха, чтобы легкой, скользящей походкой перейти залъ и незамѣтно подойти къ колоннѣ. Климская будто не видала поданную ей руку. Веселымъ наклоненіемъ головы отвѣчала она на поклонъ кругленькаго офицера и, оборачиваясь въ Любови Гавриловнѣ съ спокойной улыбкой, замѣтила:
-- М-me Берновичъ, я могу васъ увѣрить, что m-r Вильдъ не раздѣляетъ вашего мнѣнія относительно пріятности моего общества. Мой кавалеръ оставилъ меня и отравился, вѣроятно, въ Сибирь за мороженыхъ... Г-нъ Вильдъ изъ вѣжливости долженъ былъ "me tenir compagnie"... Но я освобождаю его отъ этой обязанности!... Признаюсь, въ нѣкоторыхъ вещахъ, я профанъ... М-г Вильдъ обладаетъ удивительнымъ даромъ слова... Я убѣждена, m-me Берновичъ, что вашъ тонкій вкусъ давно оцѣнилъ эту способность, и вы умѣете дать толчокъ импровизаторскому таланту... Я же, каюсь, своею неловкостью постоянно прерываю это краснорѣчіе... Поэтому, увѣряю васъ, онъ нисколько не жаждетъ моего общества.-- Не такъ ли, m-r Вильдъ?-- обратясь она съ насмѣшливой улыбкой къ нему.
Жёсткій, злобный взглядъ былъ ей отвѣтомъ и на мгновеніе придалъ почти звѣрское выраженіе сѣро-оловяннымъ глазамъ. Климская слегка перемѣнилась въ лицѣ, но спокойно выдержала этотъ взглядъ.
"И я его любила!" подумала она. "И я ѣхала сюда съ такимъ страхомъ, что любовь эта все еще жива, что мнѣ придется еще бороться съ ней! Вотъ эти глаза, которые тогда сдѣлали невозможной мою любовь! Наконецъ-то я довела его до этого взгляда!"
Съ легкимъ вздохомъ, будто что-то тяжелое скатилось съ плечъ ея, медленно отвела она глаза отъ лица Вильда, и полунасмѣшливая улыбка снова озарила подвижное, красивое лицо.
Любовь Гавриловна пристально; смотрѣла на Вильда. Отъ проницательнаго взгляда ея не ускользнуло злобно-ненавистное выраженіе его глазъ, хотя выраженіе это промелькнуло всего на одно мгновеніе.
"Лысухинъ ошибается!" подумала она: "что бы тамъ между ними ни было, онъ болѣе не влюбленъ въ нее. Напротивъ, онъ ненавидитъ ее теперь!"
-- Екатерина Дмитріевна!-- проговорилъ вдругъ кругленькій офицеръ, все время пожиравшій глазами Климскую.-- Вы сказали, что послали вашего кавалера за мороженымъ... Прикажете, я принесу!...
-- Да вотъ и онъ!-- вскрикнула Климская.
Раскраснѣвшійся, взъерошенный Дубковъ, быстро сѣменя ногами, направлялся къ ней.
-- Что вы обо мнѣ думали, Екатерина Дмитріевна!-- задребезжалъ онъ, подавая ей блюдечко съ мороженымъ.
-- Думала, что вы, вѣрно, изъ преданности ко мнѣ отправились на луну за мороженымъ!
-- Повѣрьте, Екатерина Дмитріевна, съ бою я его досталъ!... Собственными боками поплатился!... Что за давка у буфера, за не можете себѣ представить! Я было уже схватилъ блюдечко съ мороженымъ и направился къ вамъ, какъ вдругъ въ дверяхъ наткнулся на какого-то толстаго помѣщика съ неменѣе толстой барыней. Желая посторониться, онъ локтемъ вышибъ у меня блюдечко изъ рукъ; оно грохнулось на полъ, мороженое упало на платье барыни, барыня взвизгнула, двѣ барышни взвизгнули, началась суетня, появились платки, салфетки, упреки, извиненія. Я кое-какъ выскользнулъ, и вторично...
-- Алексѣй Васильевичъ, не хотите ли пройтись со мной немножко? Здѣсь такъ жарко! обратилась Любовь Гавриловна въ Вильду.
Вильдъ поспѣшно подалъ ей руку.
-- Любовь Гавриловна!-- проговорилъ Дубковъ, подбѣгая къ ней: вы обѣщали мнѣ пятую кадриль, не забыли?
-- Нѣтъ, не забыла,-- возразила Любовь Гавриловна, лукаво прищуривая глаза.-- Ахъ, вы, бабочка!-- прошептала она, наклоняясь къ нему.-- Съ цвѣточка на цвѣточекъ!...
-- Клянусь вамъ,-- началъ-было, со смѣхомъ Дубковъ.
-- Хорошо, хорошо! Въ пятой кадрили услышу исповѣдь...
Она отвернулась отъ него и снова обернулась къ Вильду.
-- Уфъ!-- продолжалъ Дубковъ, подходя, къ Климовой и обмахивая себя платкомъ.-- Со всѣмъ этимъ я пропустилъ вальсъ, польку, не танцовалъ съ вами...
Климская не отвѣчала; она задумчиво смотрѣла вслѣдъ за удаляющейся парой.
-- Екатерина Дмитріевна, вы сегодня совсѣмъ не такъ веселы, какъ обыкновенно,-- замѣтилъ заискивающимъ голосомъ таявшій офицеръ.
-- Я не весела!-- вскричала Климская, встряхивая черной головкой, какъ-бы желая отогнать неотвязчивыя мысли.-- Пустяки! Напротивъ, сегодня я намѣрена веселиться елико возможно! Съ кѣмъ это я танцую слѣдующую кадриль, я не помню?
-- Со мной! со мной!-- крикнули наперерывъ Дубковъ и кругленькій офицеръ.
-- На узелки!-- предложилъ Дубковъ.
Веселый, серебристый смѣхъ Климской разнесся по всей залѣ.
Любовь Гавриловна обернулась, и съ худо-скрытой завистью оглядѣла группу молодежи, которая окружила Климскую, лишь только раздался ея веселый смѣхъ.
-- Что за загадочное существо!-- мягко прошептала она.-- Какого вы о ней мнѣнія, Алексѣй Васильевичъ?
-- Мое правило, Любовь Гавриловна, никогда не высказывать свое мнѣніе о женщинѣ, если оно не можетъ быть безусловно въ ея пользу,-- сдержанно отвѣтилъ Вильдъ.
-- О, еслибъ всѣ мужчины такъ поступали!-- восторженно прошептала Любовь Гавриловна, съ трогательнымъ довѣріемъ опираясь на его руку.
Вильдъ не отвѣчалъ; осторожно лавируя между толпой, онъ протискивался съ своей дамой въ столовую. Выходя, изъ двери, онъ обернулся и окинулъ взглядомъ всю валу. Онъ искалъ Нади. Оркестръ уже началъ ритурнель кадрили, и всѣ пары спѣшили разсѣсться по мѣстамъ. Надя танцовала съ какимъ-то длиннымъ господиномъ, который съ приторной улыбкой наклонился къ ней. Она казалась утомленной. Вильдъ прояснился. Ему пріятно было видѣть, что она скучала.
Лишь только кончилась кадриль, онъ поспѣшилъ вернуться въ залу и собирался уже подойти къ Надѣ, но въ это время къ ней подбѣжала Вавилова и увела ее въ дамскую уборную.
-- Знаете-ли, душка,-- щебетала сдобнымъ голосомъ Варвара Михайловна, усаживая Надю на диванъ и садясь около нея,-- я вамъ удивляюсь, право! Вы такая строгая, неприступная, а мужчины по васъ съ ума сходятъ! Влюбленнаго вѣдь ужъ ничѣмъ не скроешь, и всему городу извѣстно, что вы отказываете женихамъ!.. Какая вы странная! Развѣ вы не хотите замужъ выходить?
"Кубышка", забавно приподнявъ брови, съ недоумѣніемъ взглянула на Надю. Дѣвушка невольно улыбнулась, глядя на круглое, добродушное лицо Вавиловой.
-- Постойте, душка, я вамъ поправлю волосы!-- продолжала Варвара Михайловна, звонко цѣлуя Надю.-- Прелесть какая вы хорошенькая! Я васъ ужасно люблю! Нѣтъ, право! а все-таки... Вѣдь я все говорю, что на умъ взбредетъ... Мужчины, знаете, любятъ, чтобы съ ними кокетничали! Ну, а какая-же вы кокетка? Монашенка вы у насъ!.. Вотъ и странно мнѣ, что они по васъ съ ума сходятъ... Даже и Вильдъ -- и тотъ влюбился!..
Надя сдѣлала движеніе.
-- А то нѣтъ? Да это и слѣпому видно! По правдѣ сказать, не нравится мнѣ вашъ Вильдъ. Является вѣчно мрачный, словно герой изъ романа. Смотритъ на всѣхъ съ такой улыбкой, будто хочетъ стать: "Эхъ! вы, мелкота! куда вамъ до меня!" Ненавижу эту улыбку! И что онъ о себѣ воображаетъ? Пока одной особы нѣтъ въ комнатѣ, онъ точно воды въ ротъ наберетъ! Ни съ кѣмъ ны слова не проговоритъ! а лишь только кто-то войдетъ въ гостиную, онъ совсѣмъ другой! Ниже трава, тише вода! И ужъ радъ-радёшенекъ, бѣдный!.. Вамъ знакомъ этотъ "кто-то"?-- приставала "кубышка", громко цѣлуя раскраснѣвшуюся дѣвушку.-- Неужели онъ вамъ нравится?-- спрашивала она, съ жаднымъ любопытствомъ впиваясь въ нее.
Надя безпрерывно краснѣла, слушая болтовню Вавиловой. Она ласково уклонилась отъ ея щедро-расточаемыхъ поцѣлуевъ и встала съ дивана.
-- Что мы тутъ сидимъ?-- проговорила она, не отвѣчая на предложенный ей вопросъ и направляясь въ двери.-- Пойдемте въ залу. Слышите, начинаютъ танцовать.
Варвара Михайловна покачала головой.
-- Вѣдь этакая скрытная! Ну, Богъ съ вами! не хотите говорить, такъ какъ хотите! А все-таки я васъ ужасно люблю! Гордая вы, это правда, но и добрая! Никогда ни про кого дурного слова не скажете, вотъ за это люблю!..
Поцѣловавъ еще разъ Надю, она взяла ее подъ руку, и обѣ онѣ вышли въ залу. Въ дверяхъ къ Вавиловой подлетѣлъ Дубковъ и увлекъ ее въ вихрь вальса. Въ залѣ все снова кружилось. Мимо Нади пронеслась Любовь Гавриловна, граціозно опираясь рукой на плечо Лысухина и томно склонивъ головку. Полузакрывъ глаза, она будто замерла въ его объятіяхъ. Объявивъ неутомимымъ танцорамъ, что она устала, Надя поспѣшила забиться въ самый уединенный уголокъ залы около двухъ дремлющихъ старушекъ, чтобы хоть нѣсколько минутъ остаться одной.
Слова Вавиловой звучали у нея въ ушахъ. Машинально слѣдя за танцующими, она мысленно унеслась въ голубую гостиную, куда вотъ уже мѣсяцъ почти каждый вечеръ являлся Вильдъ. Вавилова права. Онъ, дѣйствительно, ни съ кѣмъ не заговаривалъ; онъ садился только около нея, говорилъ только съ ней. Въ первый разъ посторонній человѣкъ обратилъ ее вниманіе на это простое обстоятельство. До сихъ поръ она обращалась съ нимъ просто, спокойно. Убѣжденіе, что онъ все еще не оправился отъ удара, нанесеннаго ему смертью жены, не допускало въ ней и мысли, что онъ можетъ отнестись въ ней иначе, какъ съ простымъ, дружескимъ чувствомъ. Она охотно разговаривала съ нимъ, или, скорѣе, охотно слушала его, такъ какъ въ бесѣдахъ ихъ онъ являлся большею частью разсказчикомъ, а она внимательнымъ, горячимъ слушателемъ. На основаніи всѣхъ его разсказовъ объ его дѣтствѣ, воспитаніи, планахъ, разочарованіяхъ, онъ представлялся ей человѣкомъ пылкимъ, даровитымъ, энергичнымъ, но глубоко страдающимъ и ведущимъ неутомимую борьбу съ самимъ собой и обстоятельствами. Эти страданія и борьба возбуждали въ ней глубокое сочувствіе къ нему, но до сихъ поръ ей и въ голову не приходило задумываться объ его отношеніяхъ къ ней. Никто не намекалъ ей на эти отношенія.
Послѣ ея отказа Лысухину, въ домѣ, къ ея недоумѣнію, послѣдовала какая-то перемѣна. Отецъ не только не разразился криками и упреками, но вотъ уже болѣе мѣсяца оставлялъ ее совершенно въ покоѣ. Ей предоставлялась большая свобода, даже на посѣщенія Ирины Петровны отецъ, повидимому, не обращалъ вниманія. Надя была еще слишкомъ молода, чтобы съ недовѣріемъ отнестись къ этому щатишью. Беззаботность юности брала свое. Она свободно вздохнула послѣ двухлѣтнихъ, ежедневныхъ сценъ, терзаній и борьбы, и больные, утомленные нервы начали успокоиваться, отдыхать. На Вильда родители, повидимому, не смотрѣли, какъ на жениха; никто, казалось, не обращалъ вниманія на ея длинныя бесѣды съ нимъ, поэтому-то весьма прямое намеки "кубышки" и встревожили ее теперь.
Невольно разбирала она теперь каждое слово, каждый взглядъ Вильда. Отрывочныя фразы припоминались ей; она прислушивалась къ вкрадчивому, тихому звуку его голоса, который только съ ней одной принималъ эту мягкость.-- "Неужели онъ любитъ меня?" подумала она. Внутренній голосъ отвѣчалъ ей утвердительно. Щеки ея покрылись горячимъ румянцемъ, и легкая, мимолетная улыбка польщеннаго женскаго самолюбія озарила-было ея лицо, но она тотчасъ же исчезла.-- А я?-- думала она съ тревогой. Она не умѣла отвѣчать на этотъ вопросъ. Странное, тревожное чувство овладѣло ею. Вильдъ привлекалъ, интересовалъ ее. Въ немъ, казалось, было столько жизни, горячности, такая жажда дѣятельности, труда, но... отчего же сердце ея такъ болѣзненно сжалось? Отчего ей страшно? Отчего она вспомнила теперь, именно теперь то, что ей несимпатично въ немъ: его смѣхъ, подчасъ его пристальный взглядъ исподлобья? Отчего воспоминаніе это коробитъ ее теперь?-- "Я вѣчно разбираю!-- съ горечью подумала Надя.-- Maman права; должно быть, я, дѣйствительно, сухая!"
-- Наконецъ-то, Надежда Николаевна, удалось мнѣ пробраться къ вамъ,-- проговорилъ вдругъ Вильдъ около нея.-- Вы, положительно, неприступны сегодня.
Надя вздрогнула. Лицо ея снова вспыхнуло, и въ первый разъ послѣ знакомства съ Вкладомъ присутствіе его смутило ее.
-- Я испугалъ васъ,-- замѣтилъ Вильдъ, садясь около нея и любуясь ея смущеніемъ.-- Можетъ, я явился не впопадъ...
-- Вы меня не испугали... Я только не ожидала васъ видѣть... Мнѣ казалось, что васъ не было въ залѣ...
-- Я всё время былъ въ залѣ,-- значительно отвѣчалъ Вильдъ,-- и издалека наблюдалъ, какъ вы веселились. Невольно позавидовалъ я вамъ! Сколько свѣжести, эластичности дано вамъ природой! Подчасъ невольно дѣлаю я себѣ упреки, что отнимаю у васъ золотое время на старческія, нерадостныя бесѣды со мной, и словно злая туча скрываю на минуту ясное небо, которое еще такъ сине, такъ безоблачно для васъ!
Надя медлила отвѣтомъ. Она никакъ не могла побороть овладѣвшее ею смущеніе. вильдъ пристально смотрѣлъ на нее.
-- Да,-- повторилъ онъ,-- подчасъ я дѣлаю себѣ упреки...
-- Вы это не серьёзно говорите,-- промолвила наконецъ Надя, просто взглядывая на него.-- Вы знаете, что бесѣды ваши не кажутся мнѣ старческими.
-- Я знаю, что вы добры, какъ никто, Надежда Николаевна,-- прошепталъ Вильдъ, наклоняясь къ ней.
Надя снова вспыхнула и замялась, Досада на себя и какое-то неловкое, чувство овладѣли ею. Ей хотѣлось, уйти, уйти отъ него, чтобы не слышать того слова, которое страшило ее, и не видѣть того взгляда, который смущалъ, тяготилъ ее.
Вильдъ съ-разу замѣтилъ, что въ Надѣ произошла какая-то перемѣна. Ея смущеніе, ея тревога были очевидны. Но онъ былъ слишкомъ опытенъ въ отношеніяхъ съ женщинами, чтобы воспользоваться минутнымъ замѣшательствомъ дѣвушки и усилить ея смущеніе пристальными взглядами или неосторожными словами. Онъ чувствовалъ, что въ данномъ случаѣ торопливость ни къ чему не поведетъ; напротивъ, только оттолкнетъ Надю отъ него, возбудитъ въ ней недовѣріе, и онъ рѣшился успокоить ее.
-- Надежда Николаевна,-- началъ онъ мягкимъ, вкрадчивымъ голосомъ, слегка отодвигаясь отъ нея,-- у меня къ вамъ просьба... большая просьба!...
-- Просьба?-- повторила Надя.
-- Да. Вы не разъ говорили мнѣ объ Иринѣ Петровнѣ, но до сихъ поръ мнѣ удавалось видѣть ее только мелькомъ... Будетъ ли это навязчиво съ моей стороны, если я явлюсь къ ней съ визитомъ? Вы понимаете, конечно, что такая натура не можетъ не возбуждать въ себѣ моей симпатіи?
Надя перевела дыханіе. Ничего не было сказано такого, что могло встревожить ее.
"Можетъ, это это пустыя сплетни", подумала она. "Онъ, какъ всегда, просто дружески относится ко мнѣ".-- Вы желаете познакомиться съ тётей?-- заговорила она, окончательно оправляясь отъ смущенія и съ свѣтлой улыбкой взглядывая на него.-- О, я такъ этому рада! Только знаете, съ ней нелегко разговориться! Она такая дикая, совсѣмъ не умѣетъ разговаривать съ незнакомыми ей людьми... Но вы увидите, что это за симпатичная женщина!..
Томительное чувство, овладѣвшее-было Надей, исчезло, и она съ увлеченіемъ принялась разсказывать ему про Ирину Петровну. Вильдь снова наклонился къ ней и, казалось, внимательно слушала ее, но, по правдѣ сказать, все сказанное дѣвушкой проскользнуло мимо ушей его. Онъ смотрѣлъ на нее и любовался ея разгорѣвшимся, оживленнымъ лицомъ, ея темными глазами, крошечной ямочкой на правой щекѣ.
Вдругъ онъ вздрогнулъ и быстро обернулся. До него снова донесся знакомый, звонкій голосъ и серебристый смѣхъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него стояла Климская и весело болтала съ Лысухинымъ и двумя-тремя молодыми людьми. Она не оборачивалась и, повидимому, не видала или не хотѣла видѣть Вильда; но одно появленіе ея вызвало всю ту ненависть, которую за полчаса передъ тѣмъ онъ почувствовалъ къ этой женщинѣ. Все обаяніе красоты ея не существовало болѣе для него. Она насмѣялась надъ нимъ! Она вторично въ глаза назвала его актеромъ, и въ этотъ разъ не на основаніи оскорбленнаго чувства. Если бы она любила еще, онъ снисходительно простилъ бы ей всѣ грубыя выходки, вполнѣ убѣжденный, что этими выходками руководитъ любовь...
Вильдъ съ злобой взглянулъ на сверкающую смѣхомъ и красотой Климскую.
...Она унизила его, ему необходимо теперь, чтобы не чувствовать этого униженія, подняться, высоко подняться въ глазахъ другой женщины!. Ему необходимо возбудить горячее сочувствіе, чтобы стряхнуть тягостное чувство, наложенное этимъ ненавистнымъ смѣхомъ...
Климская снова умчалась съ однимъ изъ поклонниковъ своихъ. Вильдъ перевелъ дыханіе. Недобрымъ взглядомъ проводилъ онъ ее и съ напряженіемъ слѣдилъ нѣкоторое время за мельканіемъ гибкой фигуры, облитой блестящими складками. Затѣмъ онъ медленно обернулся къ Надѣ. Дѣвушка съ изумленіемъ смотрѣла на него; ее поразило злобное выраженіе его лица.
-- Я произвелъ на васъ непріятное впечатлѣніе, Надежда Николаевна?-- произнесъ Вильдъ глухимъ голосомъ.-- Да, да! Я вижу осужденіе, недовѣріе въ вашихъ свѣтлыхъ глазахъ!... Не могу, не желаю я скрывать отъ васъ все то горькое, изломанное, перековерканное въ моей натурѣ... Не желаю обманывать васъ!.. Боже меня упаси отъ подобнаго намѣренія... Я, кажется, уже сказалъ вамъ разъ, что Климская несправедливо враждебно относится во мнѣ... Не имѣю право касаться нѣкоторыхъ фактовъ... Скажу только въ объясненіе одно: я не могу выносить враждебнаго отношенія всякой личности, которая нѣкогда была дорога мнѣ... Подобное отношеніе приводитъ меня въ такое нервное состояніе, что вся та огромная доза горечи, злобы, накипѣвшей боли всплываетъ наружу... Надежда Николаевна, повѣрьте, много надо толчковъ, ударовъ, потрясеній, чтобы мужчину, со всѣми задатками силы, мужества, энергіи -- довести до такой малодушной женской впечатлительности!
Вильдъ замолчалъ и, нервно играя цѣпочкой часовъ, разсѣянно слѣдилъ за танцующими.
-- Я знаю,-- начала Надя, тихимъ голосомъ,-- что вы страшно страдали, и страданія, можетъ быть, многое сломали въ васъ; но въ васъ еще столько силы, горячности...
-- Силы! горячности!-- перебилъ ее съ горечью Вильдъ, быстро оборачиваясь и наклоняясь въ ней.-- Да! эта сила была! въ горячности тоже не было недостатка; но... безмысленная, безумная жизнь развѣяла эту силу, эту горячность, размѣняла ее на мелкую монету!.. Вы, чистая, непорочная дѣвушка, не знаете, что окружаетъ насъ, мужчинъ, съ самой той минуты, какъ мы покидаемъ семейный очагъ и поступаемъ въ школу, а затѣмъ по выходѣ изъ школы! Вы не знаете, съ какою грязью, распущенностью встрѣчается юноша на каждомъ шагу, какъ все, рѣшительно все затягиваетъ его въ эту безобразную жизнь! какъ изнѣживается, разбрасывается онъ и дѣлается неспособнымъ во всякому здоровому труду!.. Если въ немъ среди всей грязи остается хоть искра нравственнаго чувства, тупое отчаяніе овладѣваетъ имъ, и чтобы заглушить его, онъ снова бросается въ эту жизнь, и все больше и больше падаетъ въ своихъ глазахъ! Вы не знаете, Надежда Николаевна, что значитъ падать въ своихъ глазахъ!...
Вильдъ остановился и пристально взглянулъ на Надю. Дѣвушка съ напряженнымъ вниманіемъ смотрѣла на него; темные глаза ея еще болѣе потемнѣли и съ тревогой впились въ его блѣдное, изнуренное лицо. Бальная зала исчезла для нея; она не слыхала ни музыки, ли непрерывнаго гула, не видала мельхающихъ и кружащихся паръ. Она смотрѣла на это страдальческое лицо, и сердце ея болѣзненно сжималось.
-- Вы не знаете, что значитъ падать въ своихъ глазахъ, Надежда Николаевна!-- повторилъ Вильдъ глухимъ шопотомъ, еще ближе наклоняясь къ ней.-- Вы не знаете, какое страстное, безграничное желаніе овладѣваетъ человѣкомъ, не утратившимъ еще надежду подняться изъ этой грязи; какое страстное желаніе встрѣтить чистую, преданную женщину, которая съумѣетъ прочувствовать въ немъ человѣка, и чистою, святою любовью своей возвратить ему вѣру въ самого себя... Недостаточно всей жизни, чтобы вознаградить ее. за ея любовь...
Голосъ Вильда зазвенѣлъ; онъ на минуту остановился.
-- Жажда спасенья такъ сильна,-- продолжалъ онъ взволнованнымъ голосомъ,-- что часто хватаешься за привравъ, думая въ немъ найти свой идеалъ. Горькое разочарованіе слѣдуетъ за этой ошибкой! Снова возвращается одиночество, изгнанное на минуту этой погоней за призракомъ! Годы, лучшіе годы проходятъ безъ всякаго результата для себя и для другихъ. Тупая апатія замѣняетъ порывистость юности, а жажда счастья, жажда того чистаго, обновляющаго элемента не ослабѣваетъ, только въ ней примѣшивается ноющее чувство, что съ каждымъ годомъ это счастье все менѣе и менѣе возможно, что каждый годъ прибавляетъ новый, нравственный недугъ ко всѣмъ предъидущимъ!... Къ ней примѣшивается еще гнетущая мысль, что кто же полюбитъ его и протянетъ руку ему, больному, измученному, неломанному! Гдѣ та женщина, которая съумѣетъ прочувствовать, что въ немъ еще не все умерло, что онъ, изстрадавшійся, измученный, умѣетъ любить сильнѣе, чище, преданнѣе, чѣмъ всѣ тѣ, которымъ жизнь улыбалась!...
Вильдъ самъ увлекся своими словами. Блѣдное лицо его еще болѣе поблѣднѣло; голосъ дрожалъ, и нервные, порывистые жесты сопровождали его слова.
Сложивъ руки на колѣняхъ и крѣпко сжимая похолодѣвшіе пальцы, Надя сидѣла неподвижно. Глубокая, жгучая жалость овладѣла ею. Она не видала изумленные взгляды, которые безпрерывно обращались въ ея сторону; не видала, что Любовь Гавриловна два раза подъ руку съ Лысухинымъ прошла мимо нея; не обратила вниманія на то, что выразительные глаза ея матери съ нетерпѣливымъ ожиданіемъ слѣдили за ней и довольная улыбка оваряла ея уста, между тѣмъ какъ Лысухинъ съ ѣдкой насмѣшкой посматривалъ на Вильда. Вильдъ, впрочемъ, самъ въ порывѣ увлеченія забылъ, что волненіе его и нервные жесты привлекаютъ вниманіе постороннихъ лицъ.
-- Извините меня, Надежда Николаевна,-- проговорилъ онъ, наконецъ, прерывистымъ голосомъ.-- Я вамъ тутъ наговорилъ Богъ знаетъ что. Не знаю самъ, какъ это случилось и что вдругъ разбередило старыя раны...
Надя молчала. Ей было невыносимо больно за него, но она не знала, не умѣла, что и какъ сказать, чтобы доказать ему, что она понимаетъ его. Вильдъ пристально смотрѣлъ на нее. Онъ былъ доволенъ впечатлѣніемъ, произведеннымъ его рѣчью. Все жёсткое, холодное давно исчезло съ лица его и замѣнилось мягкимъ, кроткимъ выраженіемъ. Снова донесся до него звонкій, серебристый смѣхъ, снова въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него остановилась Климская, но онъ не вздрогнулъ, какъ за минуту передъ тѣмъ, не обернулся въ ней съ ненавистью. Онъ мелькомъ, съ спокойной усмѣшкой, взглянулъ на нее и снова обратился къ Надѣ. Ему удалось стряхнуть съ себя невыносимое впечатлѣніе, произведенное той ѣдкой насмѣшкой, удалось возбудить сочувствіе нравящейся ему женщины, и эта снова могъ онъ спокойно, снисходительно выносить выходки той, любовь которой онъ отвергъ...
-- Удивительно, право!-- началъ онъ снова послѣ нѣкотораго молчанія, продолжая смотрѣть на взволнованное личико дѣвушки.-- Вы еще такъ молоды, такъ сказать, еще стоите на порогѣ жизни,и вамъ уже все понятно!.. Мнѣ кажется, я не задумался бы раскрыть передъ вами самыя сокровенныя раны свои, въ полной увѣренности, что вы не отвернетесь отъ нихъ съ отвращеніемъ, что ваша нѣжная, мягкая рука никогда не прикоснется къ нимъ жёстко, грубо...
-- Надежда Николаевна, вотъ вы гдѣ!-- запыхавшимся голосомъ проговорилъ Ревковъ.-- Я васъ искалъ, искалъ!.. Пятая кадриль начинается!..
Надя разсѣянно взглянула на него.
-- Развѣ я съ вами танцую?.
-- А то съ кѣмъ же?-- переспросилъ Ревковъ, съ удивленіемъ приподнимая брови.-- Разумѣется, со мной. Мнѣ надо вамъ столько разсказать, Надежда Николаевна! Вообразите, послѣ завтра я долженъ пѣть у Стефанинй вечеръ... Я валъ скажу, это такъ будетъ эффектно!.. Пойдемте скорѣй; я вамъ все разскажу, до малѣйшихъ подробностей разскажу!..
И съ широкой, добродушной улыбкой, подставивъ ей руку калачомъ, онъ потащилъ ее въ ряды танцующихъ...
-- Дружинька,-- говорила въ это время Любовь Гавриловна, граціозно опираясь на спинку стула Николая Петровича и черезъ плечо заглядывая ему въ карты,-- тебѣ, кажется, везеть сегодня?
Николай Петровичъ глубокомысленно выпятилъ верхнюю губу и процѣдилъ:
-- Да!.. г-мъ!.. ничего!.. везетъ!..
Любовь Гавриловна еще ниже наклонилась къ нему и прошептала:
-- Тебѣ сегодня во всемъ везеть. Дѣло съ Вильдомъ слаживается!
Николай Петровичъ обернулся на стулѣ. Любовь Гавриловна быстро поднесла пальчикъ въ губкамъ, налагая на него такимъ образомъ узду молчанія. Онъ крякнулъ и съ нѣкоторымъ азартомъ стукнулъ картой по столу.
-- Что ты дѣлаешь, Николай Петровичъ?-- гнѣвно забасилъ партнёръ его, жандармскій полковникъ:-- въ чужую масть валяешь!
-- Эге! и вправду въ чужую! Какъ же это я такъ!-- бормоталъ Николай Петровичъ, сконфуженно почесывая затылокъ.
-- Такъ играть нельзя!-- ворчалъ жандармскій полковникъ.-- Всю игру потеряли, чортъ возьми! Одно изъ двухъ -- или играть, какъ порядочные люди играютъ,-- или болтать съ барынями!
Полковникъ искоса бросилъ гнѣвный взглядъ за спину Николая Петровича. Но Любови Гавриловны уже не было въ комнатѣ.
Въ другое время подобной промахъ привелъ бы въ крайнее раздраженіе Николая Петровича, но въ настоящую минуту необычайное благодушіе снизошло на него. Съ непонятнымъ равнодушіемъ, почти съ игривой улыбочкой смотрѣлъ онъ, какъ, вслѣдствіе его непростительной разсѣянности, противная партія забирала взятку за взяткой -- и, еще съ менѣе понятной кротостью, выносилъ онъ язвительные упреки жандармскаго полковника.
-----
Въ самой отдаленной части большого каменнаго дома, отведеннаго для собранія, находилась небольшая комната, предназначенная для чтенія газетъ и періодическихъ изданій. Въ этой комнатѣ никто никогда не сидѣлъ и никто ничего не читалъ, тѣмъ не менѣе во время блестящихъ баловъ и семейныхъ вечеровъ, даваемыхъ собраніемъ, одинокая лампа тускло освѣщала на всякій случай и читальную комнату. Сюда-то направилась украдкой Надя, лишь только окончилась пятая кадриль. Она чувствовала потребность удалиться на время отъ всего шума и гула, и хоть на минуту остаться совершенно одной, чтобы справиться съ впечатлѣніемъ, произведеннымъ на нее словами Вильда.
Но не суждено было ей оставаться одной въ этотъ вечеръ. Не успѣла она въ изнеможеніи опуститься на диванъ, какъ въ сосѣднемъ корридорѣ послышались легкіе торопливые шаги, и въ дверяхъ появилась гибкая, блестящая фигура Климской. Надя съ изумленіемъ взглянула на нее.
-- Надежда Николаевна, вы изумлены меня видѣть?-- проговорила Климская, быстро подходя къ ней;-- но вы еще болѣе удивитесь, когда узнаете, что я пришла сюда потому, что видѣла, какъ вы направились въ читальную комнату!-- Еще болѣе удивитесь, когда узнаете, что я весь вечеръ искала случая говорить съ вами наединѣ!
-- Говорить со мной наединѣ?-- повторила Надя съ удивленіемъ.
-- Да, да, съ вами! Здѣсь намъ никто не помѣшаетъ. Вы хорошо сдѣлали, что пришли сюда!-- продолжала Климская, усаживаясь на диванъ, спиной въ лампѣ, и пристально взглядывая на дѣвушку.
Одинокая лампа тускло освѣтила утомленное лицо Нади и алую розу въ черныхъ, блестящихъ волосахъ Климской. Надя не двигалась и продолжала вопросительно смотрѣть на нее.
-- Да!-- повторила снова Климская:-- здѣсь намъ никто не помѣшаетъ.
Она не спускала жгучихъ, пристальныхъ глазъ съ лица Нади и, казалось, не знала съ чего начать разговоръ.
-- Надежда Николаевна,-- проговорила она наконецъ, рѣшительно встряхивая черной головкою,-- у насъ немного времени... Я безъ предисловій иду прямо въ цѣли: нравится вамъ Вильдъ?
Надя вспыхнула и быстро отодвинулась отъ Климской. Вторично въ этотъ вечеръ посторонніе ей люди обращаются въ ней съ однимъ и тѣмъ же вопросомъ! вторично пытаются ворваться въ ея душу! Кто далъ имъ право являться съ своими непрошенными намёками и вопросами, кто далъ имъ право такъ безцеремонно допытываться до ея сокровенныхъ мыслей!..
Темные глаза дѣвушки заблестѣли и губы крѣпко сжались, но она молчала и, съ трудомъ сдерживая негодованіе, продолжала глядѣть на Климскую, какъ-бы выжидая дальнѣйшихъ разспросовъ.
Климская съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдила за дѣвушкой.
"Такъ я и думала!" прошептала она, понимая по-своему молчаніе и горячій румянецъ дѣвушки. "Онъ ей нравится!"
-- Надежда Николаевна!-- начала она взволнованнымъ голосомъ, придвигаясь въ дѣвушкѣ и ласково беря ее за руку,-- я поступаю противъ всѣхъ правилъ деликатности, начиная съ вами этотъ разговоръ, но... я должна говорить... Мы мало знакомы, но я знаю -- вы не чета здѣшнимъ барышнямъ, и мнѣ невыносимо больно подумать, что вы горько ошибетесь въ вашемъ первомъ выборѣ...
Надя сдѣлала движеніе.
-- Не перебивайте меня!-- рѣзво замѣтила Климская.-- Я знаю напередъ, что вы мнѣ скажете... Я не имѣю права допытываться до вашей тайны, врываться въ вашу душу... Все это я знаю! Тѣмъ не менѣе я должна говорить... я буду говорить, несмотря на все, несмотря на ваше негодованіе!..
Она на минуту остановилась и стиснула руку Нади, какъ-бы удерживая ее на мѣстѣ. Надя не двигалась. Волненіе и тревога Климской начинали смягчать ея минутное раздраженіе.
-- Я должна говорить!-- настойчиво повторила Климская,-- хотя, можетъ, это ни къ чему не поведетъ!... Вотъ ужъ болѣе мѣсяца, какъ вы почти ежедневно бесѣдуете съ Вильдомъ, не правда-ли?
Глубокая складка снова легла между тонкими бровями Нади.
-- Все равно!-- поспѣшила прибавить Климская,-- не отвѣчайте!... Мнѣ ненуженъ отвѣтъ!... Вы болѣе мѣсяца знакомы, и сказать вамъ, какое мнѣніе вы вывели о немъ? По-вашему, это человѣкъ глубоко страдающій, котораго до сихъ поръ никто не умѣлъ понять, etc., etc... О, мнѣ не нуженъ вашъ отвѣтъ! я заранѣе знаю, что это такъ... А что вы отвѣтите, если я вамъ скажу, что этотъ человѣкъ -- комедіантъ! Комедіантъ съ ногъ до головы! что онъ никогда никого не любилъ и, вѣчно гоняясь за какой-то небесной любовью, измучивалъ всѣхъ тѣхъ, кого жизнь случайно сталкивала съ нимъ! Что вы скажете на то, что вся эта прославленная преданность къ его Сонечкѣ была только рисовка! что эта Сонечка, несчастное, нервное существо, боялась и ненавидѣла его, и имѣла полное право его ненавидѣть! Что вы скажете...
-- Но на какомъ же основаніи вы называете его комедіантомъ, Екатерина Дмитріевна?-- перебила ее Надя.
"Она его любитъ!" -- прошептала Климская.-- "Поздно! Ничему она теперь не повѣритъ!"
-- Я сдѣлала бы вамъ этотъ вопросъ по поводу перваго встрѣчнаго-поперечнаго!-- возразила Надя, вся вспыхнувъ и освобождая свою руку изъ ея руки.-- Вильда здѣсь нѣтъ... Онъ не можетъ самъ опровергнуть ваши обвиненія, поэтому я и спрашиваю, на какомъ основаніи вы называете его комедіантомъ?
Климская съ напряженнымъ вниманіемъ смотрѣла на нее.
-- На какомъ основаніи?-- переспросила она, и горьки усмѣшка мелькнула на красивыхъ, блѣдныхъ устахъ.-- На томъ основаніи, что я его знаю, знаю какъ немногія, а знаю и его потому, что нѣкогда, въ былое время любила его.
Надя не шевельнулась. Темные глаза ея впились въ поблѣднѣвшее, взволнованное лицо Климской.
-- Васъ удивляетъ, что я вамъ такъ прямо это говорю?-- съ легкой, насмѣшливой усмѣшкой продолжала Екатерина Дмитріевна.-- Да, я любила его долго, безгранично! Никогда никого я такъ не любила!... А онъ!... Онъ говорилъ вамъ про меня?-- внезапно перебила она себя, пытливо взглядывая на дѣвушку. Надя покраснѣла.
-- О, не безпокойтесь!-- насмѣшливо замѣтила Климская.-- Я знаю, что онъ говорилъ вамъ про меня; знаю даже, какъ онъ говорилъ! но не въ этомъ дѣло!... Повторяю, я любила его, но, повѣрьте, не оскорбленное самолюбіе заставляетъ меня говорить рѣзко про него, не мелкая месть побуждаетъ меня предохранить васъ...
Она снова на минуту остановилась, какъ будто вспомнивъ что-то.
-- Мои слова, можетъ быть, не будутъ имѣть вѣса для васъ... Въ вашемъ семействѣ ко мнѣ относятся не особенно благосклонно, и я знаю, что въ городѣ обо мнѣ говорятъ... Ахъ, Боже мой! Люди отчасти правы, я не пуританка! Балы, шумъ, блескъ,-- нее это необходимо для меня!... Но не вѣрьте, когда вамъ будутъ говорить, что я сухая кокетка. Это неправда! Я никого не обманывала, никого не завлекала! Я ненавижу ложь, въ какомъ-бы образѣ она ни встрѣчалась! Я ненавижу рисовку, ненавижу комедію, и я утверждаю, что Вильдъ -- комедіантъ! Онъ рисуется передъ вами, какъ рисовался передъ мной, передъ женой своей, передъ всѣми женщинами, которыя попадались ему на пути...
-- Зачѣмъ же ему рисоваться передо мной?-- нерѣшительно спросила Надя.
-- Зачѣмъ?-- Потому что онъ влюбленъ въ васъ, какъ былъ влюбленъ въ меня, въ покойную жену...
Надя вздрогнула и пытливо взглянула на Климскую. Ей припомнились слова Вильда. "Жажда спасенья такъ сильна, что хватаешься за призракъ, думая въ немъ найти свой идеалъ. Горькое равочарованіе слѣдуетъ за этой ошибкой"...-- Не была-ли Климская однимъ изъ тѣхъ призраковъ, за которые онъ хватался?... Развѣ онъ не кается въ своей ошибкѣ? развѣ онъ не страдаетъ?... Но къ чему все это говорится ей? Развѣ она любитъ его? развѣ онъ любитъ ее?... Сегодня будто всѣ сговорились намекать ей на Вильда? Досада снова начала-было овладѣвать ею, но къ ней примѣшалось еще неясное, тревожное чувство!.. Тутъ какое-то недоразумѣніе! Климская не сказала-бы ей про любовь свою, еслибъ она не была увѣрена, что она тоже любитъ Вильда.
-- Екатерина Дмитріевна,-- начала она, краснѣя,-- мы, кажется, не вполнѣ понимаемъ другъ друга... Вы предполагаете, что я отношусь къ Вильду иначе, чѣмъ какъ къ простому знакомому... Вы ошибаетесь... Вильдъ тоже...
Надя запнулась и еще сильнѣе покраснѣла. Она не знала, могла-ли она, положа руку на сердце, утверждать, что онъ относится въ ней равнодушно.
-- Тѣмъ лучше, если еще есть время, если вы еще не увлеклись имъ!-- порывисто заговорила Климская, близко наклоняясь къ ней.-- Мои слова могутъ еще имѣть тогда хоть какое-нибудь дѣйствіе! Послушайте, Надежда Николаевна,-- горячо продолжала она, подвигаясь ближе къ дѣвушкѣ и беря ее за руку,-- насъ могутъ прервать... Еслибъ я могла вамъ разсказать!... но -- нѣтъ!.. Здѣсь невозможно... Я не могу распространяться... Но повторяю: берегитесь его. Онъ рисуется всегда, во всякое время, при всѣхъ обстоятельствахъ! Берегитесь его прекраснодушія! За нимъ воздвигается такой грандіозный эгоизмъ, отъ котораго упаси васъ Боже!
Эгоизмъ!... Надѣ представилось блѣдное, изнуренное лицо Вильда. Развѣ эгоистъ можетъ имѣть такое лицо, можетъ испытывать такое страданіе?
-- Я не могу равнодушно подумать,-- продолжала прерывистымъ голосомъ Климская,-- что вы пройдете черезъ то же разочарованіе, черезъ которое я прошла!... Повѣрьте, оно нелегко дается!... Вы только еще начинаете жить, вы сохранили еще цѣликомъ вашу свѣжесть, молодость, горячность, и невыносимо мнѣ подумать, что вы ихъ отдадите этому...
Климская вдругъ остановилась и повернулась въ двери. Въ корридорѣ раздавались торопливые шаги и шелестъ женскаго платья.
-- Насъ ищутъ, поспѣшно произнесла она,-- оборачиваясь въ Надѣ.-- Я могла бы привести факты въ подтвержденіе коихъ словъ, но теперь нѣтъ времени... Помните одно, помните, что я долго, безумно любила его! долго принимала за чистую монету его рисовку, долго не вѣрила его эгоизму!... Только неопровержимые факты, тяжелый, собственный опытъ убѣдили меня, что въ немъ все ложь, ложь и ложь!... Вспомните при случаѣ то, что я вамъ сказала, и пусть это послужитъ вамъ предостереженіемъ!...
-- Надёчекх, птичка моя!-- проговорила въ это время Любовь Гавриловна, входя въ читальную комнату въ сопровожденіи Лысухина.-- Вотъ ты гдѣ? А я тебя искала, искала!... Екатерина Дмитріевна! какъ? и вы здѣсь?-- обратилась она съ притворнымъ удивленіемъ къ Климовой.
Климская, не двигаясь съ дивана, съ насмѣшливой улыбкой смотрѣла на нее.
-- Вы не знали, что я тоже гдѣсь, m-me Берновичъ?-- произнесла она протяжно.-- Очень странно!-- Петръ Семеновичъ, обратилась она въ Лысухину,-- а вамъ кто-нибудь сказалъ, что Надежда Николаевна и я въ читальной комнатѣ?
-- Да; Вильдъ. Я его спросилъ, не видалъ-ли онъ васъ; въ это время Любовь Гавриловна искала Надежду Николаевну, я и сказалъ, гдѣ вы обѣ находитесь. Очень жалѣю однако, если этимъ помѣшалъ вашей бесѣдѣ!-- прибавилъ Лысухинъ раздражительно.
Присутствіе Нади повергало его съ нѣкоторыхъ поръ въ дурное расположеніе духа.
При имени Вильда Климская быстро взглянула на Надю. Едва замѣтная презрительная усмѣшка мелькнула въ ея жгучихъ главахъ.
-- Надёчекъ, отчего ты такая блѣдненькая,-- нѣжно прощебетала Любовь Гавриловна, обнимая Надю и пытливо заглядывая ей въ глаза. Надя встала и, не отвѣчая на вопросъ матери, обратилась къ Климовой.
-- Я думаю, намъ лучше пойти въ залу,-- произнесла она, и, взявъ ее подъ руку, вышла съ ней изъ комнаты.
Любовь Гавриловна и Лысухинъ послѣдовали за ними въ нѣкоторомъ разстояніи.
-- Вильдъ зналъ, гдѣ мы,-- прошептала Климская, когда онѣ подошли въ двери залы.-- Онъ знаетъ, что я говорила вамъ про него, и потому не послѣдовалъ за вашей maman.
Надя молчала; но при входѣ въ валу она вдругъ обернулась къ Климской и, съ жаромъ сжимая ей руку, произнесла:
-- Правы вы или неправы -- не знаю; но во всякомъ случаѣ благодарю васъ!... Я, дѣйствительно, неопытна... Я не знаю жизни, но я чувствую, что надо обладать горячей душой, чтобы для предостереженія другой женщины отъ ошибки сдѣлать ей то признаніе, которое вы сдѣлали мнѣ!... Повѣрьте, это я во всякомъ случаѣ не забуду!
Свѣтлая улыбка, словно лучъ солнца, освѣтила лицо Климской.
-- Не забудьте, главное, другое!-- прошептала она, и, пожавъ еще разъ руку Надѣ, вошла въ залу.
Толпа молодежи тотчасъ окружила ее. Какъ змѣйка извивалась ея гибкая фигура между рядами танцующихъ; глаза ея сверкали, и алая роза въ черныхъ волосахъ, казалось, рдѣла еще ярче, чѣмъ въ началѣ бала. Надя внимательно слѣдила за ней.
Вотъ она снова сіяетъ смѣхомъ и весельемъ, снова, повидимому, ни о чемъ другомъ не думаетъ, какъ о наслажденіи минутой!... Неужели это та же женщина, которая за минуту передъ тѣмъ сдѣлала ей такое горячее признаніе?...
Слѣдя за Климской, она встрѣтила вдругъ пристальный, тревожный взглядъ Вильда. Надя вспыхнула, и сердце ея лихорадочно забилось.
Ложь! комедія!-- промелькнуло у нея въ головѣ.-- И это измученное лицо, дрожащій голосъ, всѣ тѣ слова, которыя наполнили ея сердце жгучею жалостью -- тоже ложь! тоже комедія!... Не можетъ быть!... Она не можетъ... не можетъ этому вѣрить!... Тутъ должно быть какое-то недоразумѣніе!...
-----
Нѣсколько мѣсяцевъ прошло послѣ описаннаго бала. Снѣгъ и трязь уступили мѣсто густой пыли; деревья зазеленѣли, и ярко запестрѣли бальзамины и гераніи въ маленькомъ палисадникѣ Ирины Петровны.
Теплый вечерній воздухъ вольно входить въ раскрытыя окна и наполняетъ благоуханіемъ маленькую пріемную. На кругломъ столѣ передъ турецкимъ диваномъ громко шипитъ ярко вычищенный самоваръ; разныя печенья, варенья, сласти, разставленныя на узорчатой скатерти, показываютъ, что Ирина Петровна ожидаетъ гостей. Ирина же Петровна не сидитъ, но обыкновенію, за своемъ любимомъ креслѣ у окна, не спѣшить окончить важную работу, но, крѣпко сжимая крошечныя ручки, безпокойно ходить взадъ и впередъ по комнатѣ. Она будто постарѣла въ эти послѣдніе мѣсяцы, волосы ея посѣдѣли, маленькое личико осунулось. По временамъ она подходила къ столу и съ озабоченнымъ видомъ переставляла блюдечки и тарелочки съ одного мѣста на другое, но, повидимому, она дѣлала это безсознательно, машинально. Мысли ея, казалось, были далеко; сухіе воспаленные глаза выражали тревогу. Переставивъ блюдечки, она снова принималась ходить, и снова судорожно сжимала руки.
Легкіе, торопливые шаги послышались на улицѣ; калитка щелкнула, и черезъ нѣсколько секундъ въ комнату вбѣжала Надя.
-- Вотъ и я!-- вскричала она запыхавшимся голосомъ, поспѣшно обнимая тетку.-- Ты меня ждала? Я никакъ не могла уйти раньше!
Надя быстро сбросила шляпу и стащила перчатки.
-- Вотъ какъ!-- У тебя уже чай готовь и всякія прелести заготовлены! Балуешь ты меня, тетя! Пожалуй, ты меня такъ избаловала, что я сдѣлаюсь несносной капризницей у себя въ домѣ... Ну, что-жъ ты не садишься, тетя?...
Надя проговорила все это торопливо, отрывисто и, не дожидаясь отвѣта тетки, тотчасъ же принялась наливать чай. Въ ней тоже произошла перемѣна въ эти нѣсколько мѣсяцевъ. Она похудѣла и казалась старше на видъ. Спокойныя, тихія движенія ея сдѣлались нервными, лихорадочными; щеки горѣли неестественнымъ румянцемъ, а голосъ звучалъ какъ-то рѣзче прежняго.
Ирина Петровна тихо опустилась около нея на диванъ.
-- А гдѣ же Алексѣй Васильевичъ?-- спросила она нерѣшительно.
-- Онъ немного позже придетъ за мной... Да зачѣмъ же ты сѣла на диванъ? Тебѣ тутъ неловко!
Надя вскочила и подкатила кресло къ столу.
-- Садись здѣсь!
Ирина Петровна, молча, повиновалась. Поставивъ передъ ней чашку чая, Надя подошла къ окну.
-- Какой воздухъ сегодня!-- проговорила она.-- Какъ цвѣты твои хорошо пахнутъ! Вотъ, въ Петербургѣ у меня не будетъ такого садика!
-- Значитъ, это уже рѣшено, что вы уѣдете завтра тотчасъ же послѣ вѣнца?-- спросила глухимъ голосомъ Ирина Петровна.
-- Да, тетя. Мы сегодня вечеромъ окончательно рѣшили... Оно и лучше такъ! Что-жъ медлить? Разлука отъ этого легче не будетъ!
Послѣдовало молчаніе. Надя продолжала стоять у окна к задумчиво слѣдила за круженіемъ мошекъ въ воздухѣ.
-- Надя!-- позвала ее Ирина Петровна.
Дѣвушка встрепенулась, поспѣшно подошла въ тёткѣ и опустилась передъ ней на колѣни.
-- Что, тётя?-- спросила она, нѣжно обнимая старушку.
-- Еще есть время!-- дрожащимъ голосомъ произнесла старушка.
-- Чему есть время, тётя?
Ирина Петровна, казалось, собиралась съ духомъ.
-- Отказать ему...-- прошептала она съ усиліемъ.
Надя вздрогнула.
-- Отказать! что съ тобой, тётя?
Ирина Петровна притянула ее къ себѣ и со страхомъ взглянула на нее.
-- Ты не будешь съ нимъ счастлива!-- прошептала она, и крупныя слезы покатились но сморщеннымъ щекамъ.
Надя тихо освободила свои руки изъ рукъ тётки, придвинула и креслу скамеечку и сѣла у ногъ Ирины Петровны.
-- Онъ тебѣ такъ не нравится, тётя?
Ирина Петровна замялась.
-- Нѣтъ... я не могу этого сказать... Онъ, кажется, человѣкъ хорошій... говоритъ такъ хорошо! а все страшно!... Ты такая другая, чѣмъ иныя дѣвушки!...
Надя улыбнулась.
-- Вотъ, тётя, разбери тебя! Помнишь, въ началѣ зимы я сказала разъ тебѣ, что не хочу замужъ и уйду отъ родныхъ?... ты въ ужасъ пришла; чуть не заболѣла отъ этой мысли!... Теперь я исполняю твое желаніе, выхожу замужъ, а ты снова недовольна!...
Ирина Петровна молчала.
-- Полно, тётя, напрасно тревожиться,-- продолжала Надя, тихо лаская ее, какъ ребенка.-- Алексѣй Васильевичъ искренно полюбилъ тебя. Онъ надѣется, что со временемъ ты будешь жить съ нами... Слѣдовательно, и разлука наша будетъ временная...
Нади встала и снова подошла къ окну. Ей было душно; тягостное, тревожное чувство овладѣло ею и сперло ей дыханіе.
Еще есть время!-- прошепталъ ей тайный голосъ. Надя тряхнула головой.-- Какіе пустяки! что за малодушіе! Развѣ я не добровольно иду на это?... Наконецъ, развѣ я не коротко узнала его?...
Крошечная рука Ирины Петровны коснулась въ это время ея плеча. Надя обернулась.
-- Ты его не любишь, Надя!
-- Что ты говоришь, тётя? я его не люблю? Зачѣмъ же тогда выходила-бы я замужъ?
Ирина Петровна крѣпко стиснула руку Нади и впилась тревожными глазами къ ея лицо.
-- Ты его не любишь, говорю я тебѣ... Твоя тревога, нервность -- все это дурной знакъ!... Разумѣется, незадолго передъ свадьбой всѣ дѣвушки тревожатся, но у нихъ бываютъ хоть минуты радости!... а въ тебѣ?... Еще есть время, подумай хорошенько!...
-- Пустяки, тётя! Вѣдь я не со вчерашняго дня дала ему слово, значитъ, имѣла время передумать!... Я не люблю его, говоришь ты? Я не могу не любить его ужъ просто изъ благодарности за его нѣжную заботливость обо мнѣ!
Надя замолчала и снова обернулась къ окну. Сердце ея болѣзненно сжалось, голова горѣла.
-- Какъ душно сегодня, неправда-ли, тбтя?-- Я поставлю твое кресло къ окну; здѣсь все-таки свѣжѣе.
Она снова подкатила кресло къ окну и сѣла у ногъ тбтки.
-- Не зажечь-ли свѣчи?-- замѣтила Ирина Петровна.-- Совсѣмъ уже темно.
-- Нѣтъ, нѣтъ, не надо! такъ лучше! Ты знаешь, я люблю сумерки.
Обѣ онѣ замолчали. Сѣрыя сумерки едва-едва освѣщали комнату; громкое шипѣніе самовара перешло въ слабое, заунывное жужжаніе; въ домѣ и на улицѣ было тихо, только издалека доносился веселый смѣхъ и крикъ уличныхъ ребятишекъ:
Надя положила темную головку на колѣни Ирины Петровны и задумчиво смотрѣла на потемнѣвшее небо.
-- Ты, тётя, такъ начиталась романовъ,-- начала она тихо, подымая головку и продолжая смотрѣть въ окно,-- что думаешь, въ жизни все должно происходить такъ, какъ въ книжкахъ. Я тоже ею думала... и долго думала... Я все думала, что однажды то же испытаю, что они называютъ любовью; но, видно, есть натуры, которыя неспособны на нее... Я сказала ему, что не люблю его еще такъ, какъ хотѣла бы, такъ, какъ онъ этого стоитъ... Я предлагала ждать, но онъ и слышать объ этомъ не хочетъ! Онъ говоритъ, что только тогда и будетъ покоенъ, когда мы уѣдемъ въ Петербургъ... Я его отчасти понимаю, тётя... Онъ такъ ужасно страдалъ всю жизнь, такъ постоянно боролся съ самимъ собой, что теперь онъ хватается за меня, какъ за якорь спасенья. "Никто", говоритъ онъ, "такъ не помогалъ ему, какъ я!.." И ею правда, тётя!.. Я сама вижу, какъ ужъ многое смягчилось въ немъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ сдѣлался моимъ женихомъ!.. Ты не можешь себѣ представить, какъ онъ честно относится къ себѣ! Какъ честно онъ разоблачаетъ передо мной всѣ сокровенные недостатки свои, всѣ дурные факты своей жизни... Вотъ, за ну честность я глубоко уважаю его! Я знаю, въ немъ много дурного, многое не нравится мнѣ, но я увѣрена въ моемъ вліяніи на него... Я буду его другомъ, товарищемъ... Я буду такъ счастлива, если мнѣ удастся возвратить ему вѣру въ себя, въ жизнь, если мнѣ удастся помочь ему въ трудѣ...
Надя встала и прошлась по комнатѣ.
-- Видишь ли, когда я объ этомъ думаю, тревога моя исчезаетъ, я дѣлаюсь спокойна... Онъ такъ радуется, что во мнѣ такая жажда учиться... Онъ поможетъ мнѣ въ занятіяхъ моихъ!.. Въ Петербургѣ я найду все, что необходимо мнѣ... И подумай, тётя, какая полная, дѣятельная жизнь можетъ быть для насъ обояхъ!..
Ирина Петровна, молча, подошла къ столу и зажгла свѣчи. Ярко освѣтилось ея осунувшееся, встревоженное лицо, сухіе, воспаленные глаза. Щеки Нади горѣли, глаза блестѣли. Она быстро подошла къ теткѣ и крѣпко обняла ее.
-- Ты все еще встревожена? Го ты неисправима! И явись какой-нибудь сказочный герой, ты и его найдешь недостойнымъ меня...
Ирина Петровна, молча, покачала сѣдой головой и судорожно сжала руки.
-- Видишь ли, Надюша,-- начала она съ усиліемъ,-- мнѣ все одно какъ-то непонятно въ твоихъ рѣчахъ... Ты все говорятъ объ Алексѣѣ Васильевичѣ, какъ будто онъ братъ твой или всегда останется женихомъ... Завтра вы будете мужемъ и женой... Мужъ иное, чѣмъ братъ или женихъ... Требованія его иныя, права другія... Подумала ли ты объ этомъ?
Надя съ удивленіемъ посмотрѣла на тётку. Лицо ея вдругъ все вспыхнуло.
-- Тётя,-- начала она тихо,-- ты судишь на основаніи собственнаго опыта... Тебя выдали за человѣка грубаго... Отношенія ваши были иныя... Мы обвѣнчаемся завтра, но... отношенія не измѣнятся пока...
-- Она совсѣмъ ребенокъ!-- прошептала Ирина Петровна, хватая Надю за руку.-- Откуда у тебя эти мысли?.. Онъ мужчина, Надюша, онъ думаетъ иначе!.. Развѣ ты не видишь, что онъ относится къ тебѣ не такъ, какъ ты къ нему?
Надя поблѣднѣла.
"Это правда!" подумала она, "и я многое бы дала, чтобы онъ только дружески относился ко мнѣ! Его глаза подчасъ мучительно преслѣдуютъ меня!.."
-- Все это пустяки!-- проговорила она громко.-- Оставимъ это, тётя!.. Мы не поймемъ другъ друга! Въ прежнія времена отношенія были другія... Теперь это невозможно... Онъ другой, чѣмъ иные... Я должна, я могу довѣриться ему... Успокойся и ты! не тревожься, ради-Христа! Какъ будто мнѣ ужъ недостаточно мучительно разставаться съ тобой...
Голосъ ея задрожалъ; крупныя слезы потекли по щекамъ. Она бистро подошла къ окну и оперлась головой о косякъ. Оплакивала ли она только разлуку съ теткой? или внезапный, непонятный страхъ, что она, какъ безумная, бросается на неизвѣстный ей путь, вызвалъ эти невольныя, горячія слезы?.. Ирина Петровна тихо всхлипывала.
На улицѣ раздались громкіе шаги. Надя быстро подняла голову и отерла слезы.
-- Алексѣй Васильевичъ идетъ,-- произнесла она, подходя къ Иринѣ Петровнѣ и отирая платкомъ заплаканное лицо старушки.
-- Не плачь, тетя; ему будетъ тяжело видѣть насъ грустными... Смотри, чайникъ совсѣмъ простылъ; завари ему новый чай, да?
Старушка, крѣпко закусивъ губы, чтобы удержать всхлипываніе, засуетилась у самовара.
-- Надежда Николаевна!-- раздался голосъ Вильда въ палисадникѣ.-- Можно войти?
-- Дверь не заперта, войдите!-- крикнула ему Надя.
Черезъ минуту онъ вошелъ въ комнату. Онъ, какалось, помолодѣлъ на десять дѣть. Глаза его блестѣли и довольная улыбка озаряла его лицо. Безукоризненный сюртукъ казался безукоризненнѣе обыкновеннаго, и все, начиная съ изящнаго галстука до лакированныхъ сапогъ, все носило на себѣ печать довольства. Входя въ комнату, онъ однимъ взглядомъ оглядѣлъ обѣихъ женщинъ; легкая складочка досады легла на узкомъ лбѣ при видѣ заплаканнаго лица Ирины Петровны, но она тотчасъ же исчезла.
-- Я явился слишкомъ рано?-- произнесъ онъ, почтительно цѣлуя руку Иркии Петровны,-- но я посланъ гонцомъ... Любовь Гавриловна находитъ непростительнымъ,-- обратился онъ съ дружеской улыбкой къ Надѣ,-- что вы проводите послѣдній вечеръ не дома... Она хотѣла-было сама идти за вами, но я вызвался привести васъ обратно... Надѣюсь, меня за это похвалятъ?-- прибавилъ онъ, нѣжно беря дѣвушку за руку.
Надя тихо освободила руку и снова подошла къ тёткѣ. Разговоръ не клеился, какъ это обыкновенно бываетъ передъ разлукой близкихъ людей. Ирина Петровна украдкой отирала слёзы, Надя молчала, и Вильдъ, несмотря на старанія свои, не могъ оживить бесѣду.
Черезъ часъ онъ и Надя вышли на улицу, сопровождаемые Ириной Петровной.
-- Смотри, тётя, завтра чуть свѣтъ будь у меня!-- крикнула Надя, оборачиваясь.
Ирина Петровна не отвѣчала. Долго смотрѣла она за удаляющейся стройной фигурой дѣвушки, а когда платье ея исчезло за угломъ, она медленно поплелась въ комнату.
Все стихло вокругъ. Во всѣхъ домахъ погасли свѣчи; только въ спальнѣ Ирины Петровны до утра горѣла лампада передъ образомъ, и далеко за полночь раздавались глухія, сдерживаемыя рыданія старушки.