Жизнь текла мирно въ домѣ Голубиныхъ. Съ зарей поднималась Людмила Павловна, а за ней вся семья. Дѣятельная, энергичная, Людмила Павловна весь день проводила въ движеніи. Всякое дѣло спорилось въ ея маленькихъ ловкихъ рукахъ. Всюду она поспѣвала -- и въ поле на работу, и въ лѣсъ на рубку, и къ какой-нибудь татарвѣ на родины, чтобы помѣшать варварскому обычаю качанья и встряхиванья. Не могла она только выносить сидячей жизни. Филиппъ Антоновичъ въ хозяйство не вмѣшивался. Выкуривъ двѣ, три трубки, онъ принимался за газету, что продолжалось до обѣда, а послѣ обѣда, соснувъ часъ, другой, садился либо на крыльцѣ, либо, въ ненастную погоду, располагался поудобнѣе на диванѣ, и газету замѣняла какая-нибудь книга.
Филиппъ Антоновичъ имѣлъ особенное пристрастіе къ сочиненіямъ историческимъ, и преимущественно къ тѣмъ, въ которыхъ подробно излагалась исторія войнъ. Самъ по себѣ человѣкъ въ высшей степени мирный и незлобивый, онъ весь разгорался и приходилъ въ крайнее волненіе, читая описавія военныхъ дѣйствій. Онъ любилъ потолковать о прочитанномъ и частенько передавалъ женѣ свои соображенія относительно неудачи того или другого плана сраженія, но Людмила Павловна не охотница была до книгъ вообще, а до сочиненій воинственнаго содержанія въ особенности. Къ чтенію Филиппа Антоновича она даже относилась съ нѣкоторымъ пренебреженіемъ, хотя и не препятствовала ему выписывать книги. "Глотаетъ книги, какъ галушки, говорила она съ неудовольствіемъ;-- а впрочемъ, что ему и дѣлать больше!"
Филиппа Антоновича такое равнодушіе въ его умственнымъ интересамъ иногда огорчало, но онъ приписывалъ его прямо несовершенству женскаго ума вообще и утѣшался въ бесѣдахъ съ отцомъ Сергіемъ, который глубокомысленно и всегда съ одинаковымъ вниманіемъ выслушивалъ его критическіе разборы походовъ и изложеніе новыхъ плановъ сраженій, приговаривая по временамъ: "Да, это точно! Такъ было-бы не въ примѣръ лучше! Удивительно, можно сказать, какъ великіе умы впадаютъ въ такія ошибки! Если-бы повели кампанію такъ, какъ вы изволили изложить -- дѣло было-бы выиграно несомнѣнно!" Въ доказательство своихъ соображеній Филиппъ Антоновичъ приводилъ иногда цѣлыя цитаты изъ книгъ и ссылался на карты военныхъ дѣйствій. И вечерніе часы пролетали въ пріятной бесѣдѣ за стаканомъ чая на крылечкѣ. Людмила Павловна иногда подсаживалась къ нимъ, но она рѣдко принимала участіе въ разговорѣ. Ея вниманіе отвлекалось то тѣми, то другими хозяйственными заботами. Она вставала, уходила, снова садилась, отдавала приказанія, дѣлала свои замѣчанія, прерывая иногда на самой серединѣ разсужденія Филиппа Антоновича. Онъ всегда съ одинаковой готовностью отвѣчалъ ей, не сердясь за перерывъ, и снова съ прежнею горячностью возвращался къ любимому предмету.
Послѣ сытнаго ужина отецъ Сергій садился на своего Ахмета -- косматаго, приземистаго, короткоголоваго иноходчика и шажкомъ, качаясь на сѣдлѣ, какъ въ люлькѣ, отправлялся за три версты домой, увозя въ широкихъ карманахъ рясы какое-нибудь объемистое сочиненіе воинственнаго содержанія, съ твердымъ намѣреніемъ прочесть его на досугѣ, а Филиппъ Антоновичъ, разгоряченный предыдущимъ разговоромъ, еще пытался иной разъ потолковать съ Людмилой Павловной, но она большею частью рѣшительно отклоняла эту попытку. Филиппъ Антоновичъ и тутъ не возмущался.
-- И въ самомъ дѣлѣ, говорилъ онъ,-- спать пора! Ты, вѣдь, Милочка, съ пяти часовъ на ногахъ! Одиннадцатый часъ!.. Скажите, пожалуйста! А мы съ отцемъ Сергіемъ и не замѣтили, какъ время пролетѣло. Очень пріятный человѣкъ отецъ Сергій... понимающій человѣкъ!
Въ одиннадцать часовъ все уже спало въ домѣ Голубиныхъ. Однѣ мыши поднимали возню, выдерживая съ перемѣннымъ счастьемъ обычную ночную баталію съ кошками.